Самое время

Свой последний вечер в общаге Саша провела в подготовке к переезду. Вещей у нее было не так уж много, и большую часть из них составляла купленная матерью одежда. Блузки с рюшами, узкие платья и юбки, туфли и босоножки на каблуке, иногда довольно высоком. Практически ничего из этого Саша не носила: она предпочитала широкие синие джинсы и огромные белые кроссовки на грубой подошве, давно потерявшие свою белизну. Мать критиковала ее стиль, говорила, что она похожа на подростка, и девушка должна одеваться более элегантно. Но узкие платья сковывали движения, а ноги после получаса ходьбы на каблуках нестерпимо ныли.

Иногда Саша, чтобы угодить матери, надевала тот или иной подаренный ею наряд на совместный поход в ресторан или в театр, но тогда ей казалось, будто на нее натянули чужую шкуру. Она чувствовала себя неловко, сутулилась, спотыкалась, постоянно одергивала и поправляла одежду. Мать смотрела на это и фыркала, считая, что Саша похожа на вытащенную в свет деревенщину. И хоть ее принарядили, деревню, мол, не спрячешь даже под брендовыми шмотками.

Порой, желая соответствовать ожиданиям матери, Саша сама отправлялась в магазин и покупала платье, в котором чувствовала себя комфортно. Ей нравились вещи свободного кроя: тело в них дышало, двигалось естественно. Но мать с нескрываемой ухмылкой взирала на обновки дочери и спрашивала, что за мешок она на себя нацепила и где его откопала. Не в силах справиться со стыдом, девушка бежала сдавать платье обратно в магазин. Тем более после маминых слов оно сразу переставало ей нравиться.

Со временем Саше становилось все сложнее и сложнее выбирать себе одежду. Всякий раз примеряя в магазине очередную вещь, она думала: а что об этом скажет мама? Понравится ли ей? Вдруг она снова посмеется и назовет деревенщиной? И Саша все чаще оставляла одежду в примерочной, так ничего и не выбрав. Даже переехав в Петербург и избавившись от оценивающего взгляда матери, она невольно сохраняла его в себе как внутреннего цензора. Саша не могла спокойно и уверенно выбирать для себя новые вещи и ходила в одном и том же, лишившись альтернатив.

Купленная мамой одежда полностью заняла самый большой из Сашиных чемоданов. Все остальные пожитки уместились в чемодан поменьше, небольшую дорожную сумку и рюкзак. Саша окинула комнату взглядом: да, без ее разбросанных вещей здесь царил практически идеальный порядок. Наверняка соседки втайне рады ее переезду. Они часто упрекали ее за бардак, и Саша испытывала чувство вины, но все равно огрызалась, что на своей территории может хранить вещи, как ей нравится. Соседки обещали пожаловаться комендантше, но так ни разу и не воплотили в жизнь свои угрозы.

Управившись со сборами, Саша занялась поиском работы. Она надеялась, что ее возьмут официанткой в какой-нибудь хороший ресторан: там она хотя бы всегда будет накормлена и сможет рассчитывать на ежедневные чаевые. Это позволило бы Саше продержаться до первой зарплаты. Она откликнулась на несколько приглянувшихся вакансий и оставила это занятие в надежде, что уже завтра ей позвонят.

Утром Саша проснулась затемно. Возбужденный предстоящим переездом ум разбудил ее за час до будильника. Обе соседки еще крепко спали после вчерашнего незамысловатого прощального ужина — с пивом и чипсами. Несмотря на периодические разлады, девушки любили устраивать посиделки, которые почти всегда получались довольно душевными. Этот раз не был исключением. Весь вечер они болтали и смеялись, слушали музыку, а после достаточного количества выпитого пива стали скакать по комнате и дурашливо петь, передавая друг другу расческу, будто микрофон. На звуки веселья подтянулись двое парней из комнаты напротив и помогли девушкам допить пиво и доесть чипсы (впрочем, те справились бы и без них). В качестве платы за маленькое застолье один из гостей притащил гитару и принялся играть хиты русского рока. В отличие от своих соседок, Саша знала наизусть практически все эти песни, чем вызвала одобрение парней, и была собой очень довольна.

Она чувствовала, что поставила в своем пребывании в общежитии приятную точку, и теперь испытывала тихое удовлетворение. Интересно, куда ее поселят осенью, когда она вернется в университет? Наверняка в другую комнату, а может, и вовсе в другой корпус. Лучше второе — так вероятность случайно встретиться с Глебом хоть немного, но снижается.

Саша встала с кровати и приоткрыла окно, немного сдвинув занавеску. Прохладный свежий воздух ворвался в душную после ночи комнату. Саша с удовольствием вдохнула его, наполнила им грудь. Это еще сильнее усилило волнение перед предстоящими переменами.

За окном едва начинало светать. Уличный фонарь глядел в комнату, слегка мигая, подсвечивая колышущуюся белую занавеску, отчего она походила на призрак. Саша присела на край кровати и обвела взглядом сумрачное помещение. Там, где она привыкла видеть свои вещи, образовались пустоты. Упакованные чемоданы у двери выглядели так, будто уже не имеют к этому месту никакого отношения и хотят поскорее его покинуть. Саше стало грустно. Незримые обрывки воспоминаний, разбросанные по комнате, будто всколыхнулись от сквозняка, обращая на себя внимание. И все они почему-то были связаны с Глебом.

Вот на этом подоконнике, пока соседок не было дома, они тайком курили у открытого окна. А потом тщетно пытались замаскировать запах табачного дыма освежителем воздуха. Вот на этой тумбочке стояла трехлитровая банка с ромашками, собранными во время их совместной летней поездки за город. Вон она, эта банка, пустая стоит под кухонным столом. Саша брала ее у соседки, которой мама еще зимой привезла яблочный компот. А вот на этой самой кровати они с Глебом впервые занялись сексом. Эти воспоминания сладкой болью отозвались в Сашиной груди. Он был первым ее мужчиной.

«Тили-ли, тили-ли-ли», — заиграл сигнал будильника на Сашином телефоне. Она вздрогнула и вышла из оцепенения. Взглянула на экран смартфона: 7:30. Пора собираться. Разбуженные, в постелях зашевелились соседки.

Новый день настал и, прервав утреннее безмолвие, вдруг включил звуки: шепот нагревающегося электрочайника, шарканье тапочек по полу, звяканье посуды. Где-то вдалеке загудели автомобили. В коридоре послышались шаги и хлопанье дверей. Саша, не мешкая, тоже влилась в общую суету.

Умывшись, позавтракав и растолкав остатки вещей по сумкам, она уладила формальности с заведующим общежитием, сдала ключи. Все, пора ехать. Соседки помогли Саше вынести вещи на проходную и, обнявшись, распрощались с ней. Сидя на чемодане в прохладном холле, она теперь чувствовала себя здесь совершенно посторонней, отторгнутой. Нужно поскорее убираться отсюда.

Идею ехать на общественном транспорте с таким количеством багажа Саша сразу отмела. Она представила, как неуклюже будет перемещаться с двумя чемоданами, сумкой и рюкзаком за спиной. Как со всем этим добром станет втискиваться в переполненный вагон метро, а потом поспешно вываливаться из него на Горьковской. Что ж, придется, потратить еще немного денег — на такси.

Уткнувшись в телефон, Саша вбивала в приложении адрес назначения и вдруг почувствовала рядом с собой движение. Кто-то хотел пройти мимо, но остановился напротив нее. Девушка подняла глаза, снизу вверх прочертив взглядом линию по знакомой высокой фигуре. Это был Глеб. Сердце подскочило к горлу и ухнуло в пятки.

— Куда-то уезжаешь? — Глеб кивнул на чемоданы.

— Ага, сваливаю, — ответила Саша.

— Домой?

— Типа того.

— Тебя что, отчислили? — Глеб старался держаться небрежно, но нервное движение руки к его волосам выдало напряжение.

— А тебе не пофигу? — сказала Саша более резко, чем собиралась, и тут же внутренне чертыхнулась.

На секунду Глеб словно ощетинился, но, снова принимая равнодушный вид, процедил:

— Да вообще пофигу.

— Вот и катись мимо.

Глеб фыркнул, и, развернувшись, демонстративно неспешно зашагал к выходу.

Сашу потряхивало, ладони вспотели. Она чувствовала себя глупо из-за собственной несдержанности и невольно вырвавшейся грубости. Но вообще, какого черта он вдруг с ней заговорил? Почти три месяца делал вид, что ее не существует, а тут внезапно снизошел. Меньше всего Саше хотелось встретить Глеба в последние минуты своего нахождения в общежитии. Век бы его не видеть. Хоть бы к моменту Сашиного возвращения его тоже отчислили. И забрали в армию.

«Посмотрим, как "любимая" станет его дожидаться, — подумала Саша. — Я бы точно не стала, зная, какой он мудак».

Эта злая мысль привела ее в чувство, так что Саша наконец смогла вызвать такси. Когда машина была подана, водитель помог ей загрузить вещи в багажник, и она уехала от студгородка, не оглядываясь.

Вскоре Саша уже стояла с чемоданами у парадной на улице Воскова. Вчера Роберт оставил ей свой номер, чтобы она позвонила ему по прибытии, а он смог спуститься помочь ей поднять в квартиру багаж. Саша нашла в рюкзаке кошелек, достала из него бумажку и позвонила. Гудки: один, другой, третий... Секунды шли, но Роберт не отвечал. Что ж, со всеми бывает: не слышит. К тому же он совсем не обязан ей помогать. Они едва знакомы. Однако Сашу кольнуло легкое разочарование, и она решила, что справится без чьей-либо помощи. Второй раз звонить не стала.

Саша взгромоздила на плечо тяжелую сумку, взяла меньший из чемоданов и втащила его в парадную. Она взбиралась ступень за ступенью, пыхтя и ругая слишком длинные лестничные пролеты старого дома. Сетовала на отсутствие лифта. Саша остановилась на втором этаже, чтобы перевести дух, и расстегнула куртку. Она начала злиться на Роберта, что тот не взял трубку. Чемодан был слишком тяжелым. А ведь ей предстоит тащить наверх и второй, если Роберта не окажется дома. Ох... Вот черт! Она же оставила чемодан прямо на улице! Даже не догадалась занести в парадную. Как можно быть такой легкомысленной!

Бросив вещи на лестничной площадке, Саша сбежала вниз по ступеням и выскочила на улицу. Но у дверей было пусто. Чемодан исчез. Она в ужасе таращилась на то место, где оставила его каких-то несколько минут назад. Внутри все оборвалось. В панике Саша стала озираться в поисках вора. Люди спокойно шли по своим делам — без чемоданов. Она бросилась за угол дома, но и там ничего не обнаружила. Побежала по улице, пытаясь охватить взглядом все пространство вокруг. В голове пульсировало. Задыхаясь, Саша остановилась. Бесполезно. Вор уже смылся. Он исчез в одном из тысячи закоулков с ее чемоданом, а она наверняка бежала не в ту сторону. Совершенно поникшая, Саша побрела обратно.

На нее обрушились чувство вины и досада. В том чемодане были вещи, подаренные матерью. Как Саша объяснит ей, куда все это делось? Любая ложь будет не лучше правды. Растяпа, неблагодарная, безответственная дуреха. Похерила целый чемодан одежды! Мама, наверное, не поленится посчитать, сколько денег стоили эти вещи

Саша вернулась в парадную и поднялась на второй этаж. Ну хоть остальные вещи никто не увел — и на том спасибо. Она с трудом дотащила их до квартиры, своим ключом отперла дверь и внесла в прихожую. Обессиленная и подавленная, Саша сбросила на пол сумку и уселась на чемодан. Упершись локтями в бедра, она обхватила ладонями голову. Руки дрожали от напряжения, тело взмокло, лицо горело. Дверь одной из комнат открылась, в коридор вышел Роберт и в растерянности остановился.

— О, привет! Вот и ты, — сказал он и почесал затылок. — Ты сама подняла вещи. Почему не позвонила? Я бы помог.

— Я звонила, но ты не ответил, — чуть раздраженно бросила Саша.

— Оу, — смущенно вздохнул Роберт, достал из кармана телефон и взглянул на экран. — Хм, пропущенных не было.

— Странно. Наверное, я неправильно набрала номер.

— Ты выглядишь расстроенной. Что-нибудь случилось?

— Случилось, — вздохнула Саша. — У меня украли чемодан. — Она поджала губы.

— Однако отстой... — покачал головой Роберт. — Давай занесем твои вещи в комнату, потом расскажешь, как так вышло.

Он подхватил тяжелую сумку, а Саша покатила по коридору чемодан. Дверь в ее комнату была не заперта, и они внесли вещи.

— Я поставлю чайник. Приходи на кухню, — сказал Роберт.

Саша прямо в куртке упала на тахту и вперила взгляд в потолок. Ну почему это все происходит именно с ней? Первый шок отступил, и его сменило уныние. Но исправить ситуацию не представлялось возможным, оставалось только принять, как есть. Что ж, эту одежду она все равно не носила. Может, кому-нибудь она окажется нужнее. Но, скорее всего, тот ворюга, кем бы он ни был, хорошо ее продаст. Пускай подавится этими деньгами.

Саша достала из сумки спортивный костюм и переоделась. Затем обвела глазами свою новую комнату. Она остановила взгляд на камине и, испытав от его вида легкое удовлетворение, немного успокоилась.

На кухне Роберт в шортах с разноцветными пальмами и в огромной белой футболке колдовал над большим термосом и несколькими пакетиками с сухими травами. Он по очереди подносил каждый пакетик к лицу, с задумчивым видом принюхивался, после чего откладывал или же добавлял его содержимое в термос.

— Что это у тебя за... трава? — недоверчиво, но с любопытством спросила Саша.

— Это чистый кайф, — с полной серьезностью ответил Роберт, заливая кипяток в термос. — Попробуешь и улетишь. Тебе не помешает расслабиться.

Саша в недоумении уставилась на него. Роберт повернулся к ней, пару секунд изучал ее лицо, а потом сказал:

— Мята, например, очень расслабляет.

Не этого Саша ожидала. Они оба рассмеялись. И правда: кухню наполнил аромат мяты, лаванды и еще каких-то трав, вместе с горячим паром поднимаясь над термосом. Саша испытала смесь облегчения и легкого сожаления. Любопытство утолить не удалось.

Через несколько минут чай заварился, и Роберт разлил его по кружкам.

— Кстати, конопляный чай совершенно легально продают на территории России, — сказал он, осторожно отхлебнув горячую жидкость. — Там, правда, какой-то другой сорт, не наркотический. Но я в этом не слишком разбираюсь.

— Но здесь нет конопли? — уточнила Саша и сдула с поверхности чая ароматный пар.

— Нет. Я, кстати, в виде чая коноплю ни разу не пробовал, — ответил Роберт. — Но говорят, он суперполезный.

— А в другом виде пробовал?

— Ты имеешь в виду курить? Конечно.

— И как тебе?

— Не зашло. Не понял прикола.

— Что, правда? — удивилась Саша. Она была почти уверена, что Роберт не дурак курнуть травки.

— Да-да, знаю, я похож на растамана. — Он закатил глаза. — Нельзя просто так носить дреды — все сразу видят в тебе травокура.

— Мама, в каникулы мы едем на Джамейку [1], — поддразнивая, напела Саша.

— БГ [2], кстати, тоже не любитель травы. Он как-то говорил об этом в интервью.

Саша поняла, что у них похожие музыкальные вкусы.

— Интересно, в какие тогда «двери травы» он собирался стучаться, если траву он не курит? [3]

— Да черт его разберет. Это ж БГ! Он мог иметь в виду все, что угодно. Знаешь, как он пишет песни? Получает сигналы из космоса, — Роберт покрутил пальцем над головой, — и просто записывает, что услышал. А мы потом разбирайся, что это было.

— Правда?

— По-любому! — рассмеялся Роберт.

— Ты, наверное, тоже ловишь сигналы из космоса. Дредами, — подметила Саша и приподняла две прядки своих распущенных волос, изображая антенны.

— Ага, ты меня раскусила, — улыбнулся Роберт. — Ну что, расскажешь, что приключилось с твоим чемоданом?

Погрустнев, Саша вздохнула и поведала о том, как оставила свой чемодан у парадной, пока поднимала остальные вещи по лестнице. Ей было стыдно признаться в своей неосмотрительности, и она ожидала, что Роберт ее упрекнет или станет насмехаться. Но тот лишь сочувственно покачал головой.

— Да, жаль твои вещи, — искренне сказал он. — Терять всегда неприятно. Там было что-то ценное?

— Конечно! Куча одежды. — Саша задумалась. —  Хотя вообще-то она мне совсем не нравилась.

— Пф! — Он вскинул руки. — Ну так и хрен с ней! Наоборот, может, это даже хорошо, что у тебя ее украли. Сама, наверное, не решалась от нее избавиться?

— Ну да, — смущенно проговорила Саша. — Мне ее мама покупала. Она обижалась, что я все это не ношу. У меня руки не поднимались выкинуть.

— Так ведь это хорошо! Кто-то взял и за тебя решил твои проблемы, — сказал Роберт. — Это же так приятно — не владеть тем, что тебе не нужно. Лишние вещи тяготят. Они заполняют собой пространство и вызывают чувство вины, если ты ими не пользуешься. Но ведь они нужны только для пользы и удовольствия.

«Чувство вины, — подумала Саша. — Как это точно!»

— Я вот регулярно избавляюсь от вещей, которые мне больше не нравятся или не нужны, —  продолжил Роберт. —  Попробуй как-нибудь повторить, это так освежает!

— А как быть с подарками? Разве можно выбрасывать подарки? — спросила Саша.

— А выбрасывать и необязательно. Можно передарить. Или продать. Или сдать в благотворительность. Мне кажется, в подарке самое важное —  это момент дарения. Человек сделал тебе подарок: и ему самому это было приятно, и одариваемый получил удовольствие от внимания. Большего и не требуется. А если даритель не угадал твоих желаний и вручил бесполезную фигню, то это его проблемы, а не твои. Каждый сам выбирает, что ему носить, какие книги читать, чем украшать свой дом и так далее. Это часть личной свободы. Это как выбирать профессию или прическу.

Саша вспомнила, как однажды хотела сделать короткую стрижку. Но мать была категорически против и вообще не позволяла ей стричься короче, чем до лопаток. Кстати, о профессии: это она убедила Сашу поступать на юридический. Мама работала судьей и для дочери желала такого же статусного и состоятельного будущего.

— А чем ты занимаешься? — спросила Саша у Роберта.

— Я работаю в промальпе, — сказал он. — То есть я промышленный альпинист. Монтажник, который болтается на веревках на фасадах домов. Наверное, видела таких?

— Конечно, — ответила Саша. — Они еще моют окна.

— Типа того. Только я окна не мою.

— Почему?

— Мне не нравится, — пожал плечами Роберт. — Это скучно. И постоянно нужно возиться с водой. Не люблю воду, — поморщился он. — А ты? Чем ты занимаешься?

— Я учусь на юридическом. То есть училась... Меня отчислили. — Саша поджала губы. —  Пришлось съезжать из общаги. И вот я здесь.

— Оу, сочувствую. У меня с учебой тоже пока не сложилось. Второй год болтаюсь просто так и думаю, какое же теперь образование получить. Промальп — это так, баловство, хоть и платят неплохо.

— Тебя тоже отчислили?

— Нет. Я вообще не смог поступить, — вздохнул Роберт. — После школы хотел пойти в летное училище, но не прошел по здоровью. Зрение подвело.

— Да, подстава, — с сожалением сказала Саша. Она впервые разглядела контактные линзы в его глазах. — Ты хотел стать пилотом?

— Да, — ответил Роберт. — Летать — моя самая большая мечта.

— Летать? — переспросила девушка.

Саше это показалось неожиданным. В ее окружении люди мечтали о богатстве, о машинах, об удачном замужестве, о престижной профессии. Но она впервые встретила взрослого человека, который искренне говорил о такой буквально неземной мечте. Это было из какой-то другой реальности, отличной от Сашиной. В детстве мальчишки хотят стать космонавтами, летчиками и моряками, а девочки — актрисами и певицами. Во взрослой жизни все иначе. Она вспомнила, как в универе на паре по английскому языку преподаватель попросил студентов рассказать об их мечтах. Одна из одногруппниц по-английски поделилась, что очень хочет Range Rover, другая — отдыхать на Мальдивах, третий — стать высокооплачиваемым адвокатом. Настя, Сашина подруга, говорила, что больше всего мечтает о квартире в центре Москвы. Глеб стремился превратиться в гору мышц — он без конца пропадал в качалке.

А о чем мечтает Саша? Раньше она хотела стать художником-иллюстратором. Но мама убедила ее, что на творчестве не заработаешь и его лучше оставить для хобби. А будущую профессию стоит выбирать с практической точки зрения — денежную. И Саша, как все, стала мечтать об успешной карьере и завидном женихе. Рисовала она все реже и сосредоточилась на изучении юриспруденции. Что касается женихов, Глеб в глазах Сашиной мамы был «удачной партией», так что она одобряла выбор дочери. Он тоже учился на юридическом и к тому же вырос в обеспеченной семье. Теперь же, послушав Роберта, Саша увидела собственные желания мелкими и приземленными. А его мечты относились к совсем другой категории.

— Ты романтик, — заметила Саша.

— Ага, — усмехнулся Роберт. — Недобитый.

***

В течение дня Саше перезвонили несколько работодателей, на вакансии которых она откликалась. Собеседования были назначены на завтра и послезавтра. Девушка с тревогой прикидывала, сколько дней она сможет прожить на оставшиеся деньги. Результаты подсчетов ее совсем не радовали. Как бы не пришлось просить маму прислать ежемесячную сумму немного раньше. Очень не хотелось этого делать.

К вечеру Саша разложила в комнате вещи, и ее потянуло на прогулку. Просто не верится: теперь она живет на Петроградке! Раньше и помыслить о таком не могла. Скоро наступит лето, и можно будет гулять хоть каждую ночь и любоваться разводными мостами. Кстати, Саша до сих пор не видела развод мостов, да и вообще ни разу не гуляла по ночному городу. Нужно будет это исправить.

На выходе из парадной она столкнулась с подвыпившим молодым парнем. Он случайно задел ее плечом, бросил игривое «пардон» и, перешагивая через ступень, устремился вверх по лестнице. Выглядел он достаточно неформально: кожаная косуха типичного металлиста старой школы, грубые тяжелые ботинки – «гады», цепь на бедре. За спиной болталась гитара в грязном чехле с нашивкой цоевской «звезды по имени Солнце». Саша давно не видела, чтобы кто-то так одевался – даже в Питере. А среди молодежи – вообще ни разу.
Этот парень чем-то зацепил Сашу. Она вообразила, что он входит в местную рокерскую тусовку, да и наверняка может сыграть немало отличных песен на своей гитаре. Она бы с удовольствием послушала и спела. И вообще Саша всегда испытывала молчаливую солидарность к таким ребятам. Немного завидовала их бунтарскому внешнему виду и образу жизни, но никогда не была вхожа в их компании: мать воспитала ее иначе. К сожалению или к счастью – сложно сказать.

Петербург уже зажег вечернюю подсветку. День медленно угасал, солнце уступило дорогу уличным фонарям. После его захода всё выглядит и ощущается иначе. Так и город – он меняется на глазах. Северная столица, такая культурная днем, вечером поворачивается другой стороной. Скрадывая помпезность, она открывает свою подноготную тем, кто готов смотреть. Но видят все по-разному. Одних город манит своей романтикой: бери с собой бутылку вина, друг, и гуляй ночь напролет. Опьяненный, купайся в свете огней и потоках балтийского ветра, обняв за талию подругу. И они шатаются по набережным и проспектам, напитываются интимной атмосферой ночи, читают друг другу стихи и говорят о вечном. А к кому-то Петербург обращается другим лицом – Думской улицей, грязной, похотливой, гудящей и заблёванной. Здесь кутилы всех возрастов переходят из бара в бар, напиваются паленым алкоголем и угощаются у незнакомцев веселящим газом из надувных шариков. К утру асфальт усыпан смятыми пивными банками, разноцветными пустыми шариками и прочим мусором – захватывая часть набережной канала Грибоедова. У кого-то эта сторона ночной жизни вызывает отвращение, а кого-то – привлекает. Часто – даже тех романтиков, беседующих о вечном.

Вечерний город открывает свою подноготную тем, кто готов смотреть. Саша была не готова. Пока. Она просто дошла до Троицкого моста, добралась до его середины. Остановилась и огляделась. Отсюда открывался ее любимый вид на город и на Неву. Так много можно было охватить взглядом. Зимний Дворец, Дворцовый мост, Петропавловка, стрелка Васильевского острова с ростральными колоннами и Биржей – их вместил бы единственный кадр, сделанный на телефон. А Нева выглядела такой широкой и оттого особенно величественной. Саша завороженно следила, как тянутся по течению последние льдины. Они выплывали из-под моста, и казалось, будто это мост движется над ними, а они стоят на месте. Медитативное зрелище.

Саша налюбовалась видом и дошла до Марсова поля. Прогуливаясь по дорожке, она вдруг наступила на развязавшийся шнурок и чуть не упала. Уселась на ближайшую скамейку, наклонилась к кроссовке, но маленький предмет возле ноги привлек ее внимание. Саша присмотрелась и увидела необычной формы кольцо. Подняла его и приблизила к лицу на ладони. Небольшое, явно женское серебряное колечко, прямое по одному краю, а по другому – в форме неровной короны. Разного размера треугольные зубцы, расположенные без четкого ритма. «Это горы», - догадалась Саша. На внутренней поверхности кольца она увидела выгравированную надпись: «Самое время».

А что, подумала девушка, может это знак? Мысль позабавила Сашу, и она стала развивать ее. «Самое время» для чего? Может, пора обрезать волосы, м? Или бросить все и уехать жить в горы? К тибетским монахам. Отречься от суеты, поселиться в пещере, медитировать дни напролет. И обрезать волосы, да. Заманчивая идея. Сбежать от неприятных обстоятельств собственной жизни –  не выход ли это?

Саша надела кольцо, и оно оказалось впору. Может, она и верила в знаки – совсем чуточку, - но не в приметы. Говорят, нельзя носить чужие кольца. А еще говорят, плохая примета – верить в плохие приметы. Пускай это потерянное кем-то кольцо станет ее маленьким талисманом.

Дома Саша застала на кухне Роберта в компании парня, встреченного ею в парадной перед прогулкой. Они пили дешевое красное вино и закусывали сыром «Российский».

— Саша, познакомься, это Слава, твой второй сосед, — представил Роберт. — Он у нас музыкант.

— Приятно познакомиться, мадам, – развязно сказал Слава и улыбнулся. Передний зуб отсутствовал, под глазом налился свежий синяк. При первой встрече эти детали ускользнули от Сашиного внимания – в основном она видела его со спины.

Девушка сдержанно улыбнулась в ответ:

— Взаимно. – Слава ее настораживал. — А ты... эмм... тоже только заселился?

Он хрипло рассмеялся.

— Неее, я здесь давно живу. Дольше Роба. Может, винца за знакомство? – предложил Слава и икнул. Он был уже изрядно пьян и силился сфокусировать на Саше остекленевший взгляд.

— Нет, спасибо, — сказала она и направилась к себе в комнату.

— Хочешь, сыграю на гитаре? – крикнул ей вдогонку Слава.

Саша остановилась, колебалась секунду и оглянулась.

— А давай! – Хоть ее второй сосед был в стельку и вызывал у нее отторжение, перед гитарой она устоять не могла.

Слава поднялся со стула, покачнулся, завалился на стол и рукой задел бутылку. Та опрокинулась, вино полилось из горла на клеенку. Роберт быстрым движением вернул бутылку в прежнее положение, не дав ей опустеть окончательно.

— Эх ты, не бережешь драгоценную жидкость! – сказал он. – Сядь на место, я сам принесу.

Роберт отправился в комнату соседа, по пути схватил с раковины тряпку и перекинул ее Славе:

— На, вытирай.

Музыкант издал невнятный звук – не то всхрап, не то вздох, – и стал возить тряпкой по клеенке, размазывая пролитое вино. Роберт вернулся с гитарой, достал ее из чехла, сунул Славе и сам убрал беспорядок на столе. Тот прижал инструмент к животу, нежно провел рукой по его корпусу – словно гладил любимую кошку, – подкрутил колки, дергая за струны. Слава прочистил горло и запел неожиданно чувственно и печально:

— Время сочится сквозь трещины в окнах –
Медленно, тусклыми каплями ночи.
Дни измеряются нитями мыслей,
Нитями в письма сплетаемых строчек.

В письма, которым не нужно конверта:
Все без труда на лице прочитаешь,
Если вдруг снова мы встретимся где-то.
Ты этот почерк, как собственный, знаешь.

Слава пел чистым глубоким баритоном, а пальцы ловко перебирали струны. Он вдруг перестал казаться пьяным и отталкивающим – и расцвел, как цветок среди весенней грязи. Слава пел с закрытыми глазами, но его мимика была подвижна – лицо его то напрягалось, но разглаживалось. Слава жил внутри этой печальной песни, пропускал через себя ее горечь. Саша с удивлением и любопытством наблюдала за ним, за метаморфозой пьяного и впитывала музыку. Песня была ей незнакома.

Надо же, думала Саша, как искусство преображает человека. Или дело не в искусстве? Она чувствовала, что Слава в своей песне возвышается и над ней, и над Робертом. Они вдвоем были обыкновенными ребятами, сидящими на кухне в коммуналке. Слава же незримо сиял и словно был далеко отсюда. Саша взглянула на Роберта: тот пристально наблюдал. Интересно, он тоже чувствует?

Слава запел более тревожно, горечь и напряжение слов и музыки возросли.

— Но время сочится, уходит по каплям.
Письма под каплями теми сотрутся,
Мысли и чувства уйдут без возврата,
Вдребезги боль разлетится, как блюдце.

Вдребезги - ком одинокой печали,
Сереньких будней, похожих друг с другом.
Тьму разорву, и придет окончание
Дней, что тянулись за замкнутым кругом.

Слава сыграл финальный аккорд, выдержал паузу. Потом шумно хрюкнул носом и прислонил гитару к стене сбоку от себя. Она тут же завалилась и брякнулась об пол, издав немелодичный звук.

— Ух, бля. Налейте, что ли, – сказал Слава и икнул.

[1] - строчка из песни группы Аквариум "Растаманы из глубинки"
[2] - Борис Гребенщиков, лидер группы Аквариум
[3] - Имеется в виду песня "Двери травы" группы Аквариум. В ней поется: "Так не плачь обо мне, когда я уйду стучаться в двери травы"