Самое время

Когда вот-вот истратишь последние триста рублей, а в ближайшие дни зачислений на банковскую карту не предвидится, испытываешь чувство, похожее на страх приближающейся смерти. Особенно если ты до сих пор всегда жил в достатке. Ну, как минимум сильная тревога обеспечена.

За два дня собеседований Саша убедилась, что без санитарной книжки в общепите ее не ждут. Значит, придётся пройти медкомиссию и заплатить за оформление документа, а потом ждать его готовности не менее десяти дней. Прекрасно. На карте осталось триста рублей. Мама всегда присылает деньги восьмого числа, а сегодня только первое апреля. И это совсем не смешно.

Саша собралась с духом и набрала мамин номер. Пока шли гудки, она подбирала слова для более-менее приемлемого объяснения.

— А я вот что звоню, — сказала Саша после обмена приветствиями и формальных вопросов о делах друг друга. — Не могла бы ты прислать мне деньги чуть пораньше?

— Чуть пораньше — это когда? — последовал вопрос.

— Ммм... например, сегодня.

— Ты хочешь сказать, что уже все истратила? — В голосе матери послышались угрожающие нотки. — Я присылаю тебе с запасом, на эти деньги можно жить месяца полтора, не экономя!

— Да, но... — сказала Саша. — Просто подняли плату за общежитие, и я не рассчитала деньги. —  Она прикусила губу. Получалось не слишком правдоподобно. Это насколько же должны были поднять плату!

— И насколько же подняли плату? — напряжение в голосе мамы усиливалось. — В три раза?

— Ну, нет... — ответила Саша. — Всего на пару тысяч. — Слишком мало. Думай, Саша, думай. — Но перед этим я купила себе сумочку и туфли.

— И что же, никто вас заранее не предупредил о том, что плата поднимется? — Угроза звучала все отчетливее.

— Может быть, предупреждали. Я, наверное, упустила этот момент, — сказала Саша. Она теребила мочку уха, и та уже покраснела.

— Знаешь что, я ни капли не удивлена! —  Мать взорвалась. — Твоя безответственность иногда меня просто поражает! Внимательно слушать надо умных людей, когда тебе говорят о важных вещах! Здоровая девка, двадцать лет! Может, уже пора научиться думать головой?! — Она рубила словами, словно махала топором. — Сумочку она себе купила! Туфельки! Ты сама ещё ни копейки не заработала! Так цени чужой труд и чужие деньги!

Саша в уме считала от нуля до десяти и обратно, чтобы не скатиться в эмоции. Она сидела на скамейке в парке, и люди, проходившие слишком близко, поглядывали на неё. Саша убавила звук на телефоне, чтобы крики из динамика не вырывались за пределы ее личного пространства.

— Значит так, моя дорогая, — сказала мать ледяным ровным голосом. - Сегодня же сдашь в магазин сумку и туфли и на эти деньги будешь жить оставшуюся неделю. — Она чеканила каждое слово. — У тебя полно вещей. А я, видимо, слишком щедрые суммы тебе присылаю. Придётся тебе поумерить свои хотелки. С этого месяца будешь получать в два раза меньше. Поняла меня?

— Да, мама. Я поняла, — мрачно сказала Саша, и мать отключилась.

Саша шла к дому. «Долбаная истеричка! — кипела она. — Да даже если бы я купила эту дурацкую сумку, что мне теперь, умереть с голоду?!» Под ногу подвернулся камень, она яростно пнула его, и он улетел в кусты. Саша вдруг обнаружила в себе капризного избалованного ребенка, и это разозлило еще сильнее. «Ну и что?! Я же ее ребенок! Она должна меня обеспечивать, я еще учусь! И вообще. Может, я тут голодаю! У меня триста рублей осталось! А она... Ну, и что мне теперь делать? Занимать?»

Саша еще никогда не занимала денег. Как вообще это делается? Как признаться кому-то, что ты совсем на мели, буквально еды купить не на что? Разве это не унизительно? Но если прямо сейчас не решить, что делать, Саша через пару дней начнет голодать по-настоящему. Неужели и правда придется занимать? А у кого? Очевидно, у Насти. Других вариантов нет. Есть еще папа, конечно, но после тех его слов Саша точно не будет у него ничего просить.

Ее родители развелись много лет назад – Саше было три. К тому времени папа вёл бизнес в Москве и все реже появлялся дома. Когда стало ясно, что у него совсем нет желания проводить время с семьей, мать обвинила его в связях на стороне и потребовала развод. Отец все отрицал, но на развод согласился легко.

Когда Саша подросла, он хотел наладить с ней контакт, но мать уже успела настроить ее против папы. Ведь он их бросил, они ему не нужны. Саша не нужна. К тому же он, помимо алиментов, не присылал бывшей жене ни копейки, что, конечно, выводило ее из себя. Саша общалась с папой, но лишь для галочки, и всю жизнь держала на него обиду.

Однажды, когда Саше было пятнадцать, мама решила, что дочь должна просить деньги на свои мелкие расходы не только у нее, но и у отца. И убедила Сашу, что он должен им гораздо больше, чем присылает. Поэтому на каждую просьбу пополнить баланс на телефоне или дать денег на билет в кино она стала отправлять дочь звонить отцу. Что Саша и делала, пока тот, в конце концов, не упрекнул, что она звонит ему, только когда ей нужны деньги. Конечно, после этого она больше ни о чем папу не просила, созванивалась с ним крайне редко и почти не виделась.

Так что и в этот раз идею обратиться к нему за помощью Саша сразу отмела. Оставалась Настя. Саша уже пришла домой, но все не решалась набрать номер подруги. Сидела в своей комнате в напряжении и бездумно листала соцсети, пока, наконец, не взяла себя в руки.

Саша дозвонилась до Насти и тянула время, расспрашивая об учебе. Дождавшись, когда поток речи подруги иссякнет, она, наконец, робко спросила:

— Настя, у тебя можно немного денег занять? Через неделю верну.

— Вообще у меня у самой сейчас мало. Так что не могу, извини, — сухо ответила подруга. — А чего у мамы не попросишь?

— Я просила, но она отказала мне, — сказала Саша.

— Ты провинилась, что ли?

— Можно и так сказать.

— Мама узнала о твоём отчислении? — спросила Настя.

— Нет, и не должна, — твёрдо сказала Саша.

— На твоём месте я бы все-таки ей сказала. Из вранья ничего хорошего не выйдет, — сказала подруга.

— Ладно, разберусь, - ответила Саша.

«Сдались мне твои нравоучения. Лучше бы спросила, как у меня дела».

Саша рухнула на тахту и шумно выдохнула. Ну и что теперь делать? Просить денег она больше ни у кого не станет – еще чего. Может, бывают какие-нибудь подработки, где платят каждый день? Нужно поискать. Саша взяла с тумбочки ноутбук и открыла его.

Она листала вакансии на сайте поиска работы, но с раздражением отметала один вариант за другим. Наконец, ей попалось объявление, которое ее все-таки заинтересовало. Срочная вакансия: в маленький цветочный магазин требуется ночной продавец на две недели — пока основной сотрудник в отпуске. Приступать к работе — через 3 дня. Опыт флориста не нужен. Оплата каждый день. Прекрасно! Конечно, ночная работа немного пугала, но в остальном Саше этот вариант подходил. Правда, цветочный магазин находился на Парке Победы — недалеко от ее общежития. Есть риск, что притащится Глеб за цветами для своей ненаглядной — он это дело любит.

Саша дозвонилась до работодателя и, к своей радости, сразу договорилась о собеседовании – сегодня. Она быстро собралась и поспешила к метро.

По пути мрачные мысли не покидали Сашу. Триста рублей. Сознание вязло в противной липкой тревоге. Если ее не примут в цветочный магазин, как тогда она проживет целых семь дней? Чем она будет питаться всё это время? Макаронами? Если с сыром - это еще ничего.

Саша прикидывала, какие вообще продукты можно купить на эти деньги. От мяса и овощей придётся отказаться. Запастись самыми дешевыми макаронами и резиновым сыром, который даже в микроволновке не плавится. Какую-нибудь фасоль, может, удастся купить. Какой-то кошмар. Хорошо, что в холодильнике ещё лежит пачка сосисок.

С этими мыслями она добралась до цветочного магазина. Внутри было свежо, сладкий аромат наполнял небольшое помещение. И повсюду цветы, цветы, цветы. Очень приятное место.

Ухоженная женщина лет пятидесяти встала из-за видавшего виды письменного стола и поздоровалась, вежливо улыбнувшись.

— Я звонила недавно по поводу подработки, — сказала Саша.

Женщину звали Наталья, она оказалась управляющей магазина. По её словам, пару раз в неделю она приходила в магазин поработать, чтобы дать своим сотрудникам выходные. Наталья задала Саше несколько вопросов, а потом рассказала об обязанностях ночного продавца. Ничего сложного: ухаживать за цветами и продавать их. Каждую продажу записывать в специальную тетрадь. Букеты составляет дневной продавец — Саше этим заниматься не придётся. В конце смены нужно пересчитывать кассу и сверять с записями в тетради, чтобы не было расхождений.

— Если вам всё нравится, приходите послезавтра на стажировку, — наконец сказала Наталья.— - Здесь буду снова я и всё вам подробно расскажу и покажу.

Саша вздохнула с облегчением. Замечательно: ей не придётся выживать неделю на триста рублей. Они договорились о времени, и Саша пообещала, что послезавтра придёт.

Дома она застала на кухне Роберта и Славу. На этот раз они не пили вино, но Слава все равно был пьян. За три дня, что они знакомы, Саша ни разу не видела его трезвым. Но сегодня он ещё не достиг той кондиции, когда пол для него становится палубой корабля, попавшего в шторм.

Ребята только сели ужинать: на тарелках дымилась гречка с сосисками - по три на каждой. «Вот это у них аппетит!» - подумала Саша. Она уже проголодалась и вспомнила, что у неё тоже есть сосиски. Пожелала парням приятного аппетита и открыла холодильник. Он оказался практически пуст. На дверце стояла вздувшаяся пачка кефира, банка горчицы, на полке — только маслёнка с маленьким кусочком сливочного масла. Но где же сосиски?

Саша опешила. Здесь что, принято таскать чужую еду? Даже соседки в общаге такого себе не позволяли! А от Роберта Саша вообще не ожидала. Он казался ей приличным парнем. И ведь она рассчитывала на эти сосиски.

Саша резко развернулась к столу, за котором сидели парни, и злобно уставилась на них. Те с аппетитом уплетали свой ужин.

— И чьи же это сосиски вы едите? — Саша уткнула кулаки в бока.

Оба вскинули на нее невинный взгляд. Рука Славы с вилкой и насаженной на неё сосиской замерла на полпути ко рту.

— Так Славины же, — сказал Роберт с набитым ртом и вопросительно посмотрел на своего сотрапезника.

— Да вы совсем офигели! — всплеснула руками Саша. — Это мои сосиски, я их вчера в холодильник положила!

Судя по выражению лица Славы, в его голове шёл сложный мыслительный процесс, пробиваясь сквозь алкогольный туман. Вдруг он свободной рукой с силой хлопнул себя по лбу.

— Во я дебил! Я же ещё позавчера свои доел! — воскликнул он.

Роберт укоризненно взглянул на Славу и, дожевав украденную сосиску, сказал:

— Серьезно? Да, чувак, подставил ты нас.

Саша все ещё стояла в воинственной позе и переводила взгляд с одного на другого, не зная, что сказать.

— Мадам, я дико извиняюсь! Я пьяный придурок! — виновато сказал Слава, положив руку на грудь.

— Давай мы с тобой поделимся сосисками, — предложил Роберт, который соображал лучше. — Это, конечно, звучит нелепо, они же и так твои. Но ты ведь тоже есть собиралась. Садись за стол. Положить тебе гречку?

Саша плюхнулась на стул. Ситуация была и правда ужасно нелепой и смешной, но она все ещё злилась.

— Ладно, давай, — сказала она. А что ещё ей оставалось?

Роберт положил Саше горячей гречки, переложил одну сосиску на ее тарелку со своей, а другую дернул у Славы. Тот обреченно проводил ее взглядом.

— Мы собирались после ужина пойти в «Камчатку», — сказал Роберт. — Давай с нами! Мы тебя угостим пивом в качестве извинений.

— Лучше сосисок купите, — фыркнула Саша. — «Камчатка» - это вообще что?

— О, ты не знаешь про «Камчатку»? — воскликнул Слава удивленно. — Это же культовое место! Мекка всех русских рокеров! Там Цой кочегаром работал.

— И что мы там будем делать, в этой кочегарке? – Саша, конечно, уважала Цоя, но не понимала, куда ее приглашают.

— Это раньше там была кочегарка. А теперь - бар. И музей, и клуб, - объяснил Роберт. — Сегодня там выступает кавер-группа, будут играть песни группы Кино.

Концерт в кочегарке. Потрясающе. В Питере чего только нет.

— А где эта «Камчатка»? Далеко? — спросила Саша.

— Нет, совсем рядом. Десять минут пешком — и на месте, — сказал Роберт, махнув рукой в том направлении, где, видимо, находилась «Камчатка».

— Хорошо, пойдёмте, — согласилась Саша.

***

— Только наличные, — строго сказала женщина, принимавшая оплату на входе в «Камчатку». В одной руке она держала пачку купюр, в другой – штемпель.

— Блин, я вообще не подумал снять, — вздохнул Роберт и повернулся к Славе. – У тебя есть?

— А то, — ухмыльнулся тот. – Мало, где ночью можно купить бухло за безнал, так что я всегда ношу с собой наличку. – Он отсчитал деньги и передал женщине. – За троих.

— Спасибо, потом сочтемся, — сказал Роберт.

Слава засучил рукав и протянул женщине руку. Та поставила штемпелем печать на внутренней стороне его предплечья. Роберт и Саша последовали его примеру. Штемпель щелкнул на Сашиной руке. Она ожидала увидеть круглую печать вроде тех, что ставят на документы, но на коже образовался рисунок в виде печной заслонки с надписью «Камчатка». Да, такой «билет» не потеряешь.

Концерт уже начался, и из-за тяжелой входной двери раздавались басы. Слава открыл ее, выпустив густой звук наружу. Они вошли и погрузились в него с головой. Толпа людей заполонила сравнительно небольшое полутемное помещение клуба. Они пританцовывали и покачивались, подпевая музыкантам:

— Уо-уо-о это странное место – Камчатка.

На лицах и телах, на стенах и потолке плясали синие и красные отсветы. Группа играла на маленькой сцене в глубине зала. Привстав на цыпочки, Саша смогла разглядеть троих музыкантов: двух гитаристов и вокалиста. Барабанщика она не видела, зато чувствовала отлично: басовые удары сотрясали диафрагму, и казалось, будто ударная установка разместилась в ее грудной клетке. Это необычное ощущение Саша испытала впервые – раньше ей не доводилось бывать на рок-концерте, даже таком маленьком.

— Пойдем пиво закажем, — услышала она над ухом голос Роберта, перекрикивающего музыку.

Они протолкнулись через колышущуюся толпу к барной стойке. Стена за спиной бармена пестрила товарами, и ото всюду на Сашу взирал Цой: с футболок, с коробочек с дисками и старыми кассетами, со значков и постеров. На маленькой стойке лежал простой бумажный лист с распечатанным меню в целлофановом файле. Выбор выпивки был невелик: светлое, темное и вишневое пиво, сидр, медовуха.

— Какое будешь? – Роберт снова прокричал прямо в Сашино ухо, коснувшись его теплым дыханием.

— Светлое, — крикнула она в ответ.

Слава снова рассчитался наличными, и бармен подал им пиво в пластиковых бокалах. Они отошли от стойки, насколько позволяло свободное место. Слава достал из кармана толстовки маленькую плоскую флягу, двумя пальцами той же руки привычным движением отвинтил крышку и плеснул в свое темное пиво немного такой же темной жидкости. Он отпил из бокала и, подумав, еще добавил в него из фляги, после чего закрыл ее тем же способом и вернул в карман.

Саша пригубила свое пиво. Оно оказалось на удивление приятным – плотным, с хлебным послевкусием. На сцене тем временем играли песню  "Алюминиевые огурцы", и Саша присоединилась к общему хору голосов:

— Я сажаю алюминиевые огурцы – а-а – на брезентовом поле!

Она не знала, что Цой хотел сказать этой песней, но непонимание смысла веселью не мешало. Саша почувствовала себя в кругу единомышленников, ей стало легко и свободно. По мере того, как пиво в стакане уменьшалось, эти чувства усиливались. Пластик полупустого бокала в ее руке вибрировал, басы гулко отдавались в груди. Одна знакомая песня сменялась другой, внутри разрасталось ощущение полноты жизни. Саша подпрыгивала в такт музыке с бокалом в руках, расплескивая пиво, сталкивалась плечами со стоящим рядом Робертом. Они смеялись, переглядывались и продолжали выкрикивать слова песен друг другу в лицо, как соучастники всеобщего веселья и любви к рок-музыке. Саше было непривычно и удивительно, что Роберту – да и целой толпе людей вокруг – близко то, что она раньше ни с кем не могла разделить, и она была счастлива в этот момент.

Перед Сашей и Робертом возникло небритое лицо Славы. Он предложил заказать ещё пива, на что они охотно согласились: бокалы уже опустели.

— Пойдемте покурим, — сказал Слава, когда каждый получил свою порцию выпивки.

— Пойдем, — ответил Роберт и вопросительно взглянул на Сашу. Та с готовностью кивнула. Курила она редко, но сейчас момент располагал.

На улице Роберт протянул Саше пачку сигарет, и она вытащила одну. Он прикурил сам и поднес зажигалку к ее сигарете, зажатой между губ. Саша затянулась и закашлялась от смолянистого дыма.

— Я курю крепкие, — с пониманием кивнул Роберт. И, когда она перестала кашлять, спросил: – Ну что, как тебе «Камчатка»?

— Супер! – ответила Саша. Этот вечер ее воодушевлял.

— Я же говорил, что «Камчатка» — отличное место! — сказал Слава. — И бухлишко здесь ничего. — Он сделал внушительный глоток из своего бокала и звучно рыгнул. – Пардон.

Саша снова затянулась, но на этот раз не закашлялась. Зато голова закружилась от изрядной доли никотина.

Она оглядела двор. По всему пространству равномерно распределились группки людей: они беседовали и курили. На противоположной от входа в клуб стене красовался огромный мурал – Виктор Цой во весь рост. Другую стену украшал его же портрет. Если бы этот рисунок она увидела в другом месте, то не узнала бы в нем знаменитого музыканта: здесь он слишком походил на девушку, причем весьма смазливую. Рядом с портретом можно было разглядеть многочисленные надписи, сделанные поклонниками. Выходит,  памяти Виктора Цоя был посвящен не только клуб, но и весь этот двор.

Вдруг в кармане зажужжал телефон. Саша вздрогнула и засуетилась, не зная, куда деть сигарету: в другой руке она держала пиво. Не найдя лучшего решения, она сунула ее Роберту, и он, ничуть не растерявшись, зажал ее между средним и безымянным пальцами той руки, в которой держал свою сигарету. Саша достала из кармана телефон: звонила мама. В легкой панике она зашарила глазами в поисках более-менее уединенного и тихого места и, найдя его, стремительно зашагала вглубь двора, по пути неловко расплескивая пиво.

— Алло? – сказала она в трубку на выдохе.

— Долго не отвечаешь на звонок, - сухо ответила мать.

— Не сразу услышала.

— У меня к тебе поручение, — сказала мать. Конечно, просить она не умела – только раздавать приказы. – Одна из моих коллег - родственница твоего преподавателя в университете, Бурдыжина Олега Ивановича. Она попросила кое-что передать ему. Он преподает у тебя?

— Да, уголовное право, — сказала Саша. Совсем недавно она безнадежно провалила у Бурдыжина экзамен, а вскоре последовало отчисление. Во рту у Саши пересохло, но она не решалась сделать глоток пива, будто мама была не на том конце провода, а рядом с ней.

— Отлично. – Мамин голос звучал еще более холодно, чем обычно. Видимо, она все еще злилась из-за Сашиной расточительности, по поводу которой устроила ей утром скандал. – Послезавтра Вадим будет в Питере по делам и сможет передать тебе подарок для Олега Ивановича. До скольки у тебя пары?

— До половины пятого. – Саша сказала первое, что пришло на ум. Она не смогла сходу вспомнить, какой послезавтра день недели, не говоря уж о своем учебном расписании, которое осталось в прошлом. Вот черт. Встреча с Вадимом, маминым бойфрендом, ее не пугала, хоть он и был ей неприятен. А вот необходимость похода в универ, да еще к Бурдыжину, напрягала. Но и это не самое страшное – страшнее, что препод мог проболтаться об ее отчислении. Саша представила, как мог звучать его диалог с родственницей:

«Олег, к тебе сегодня подойдет твоя студентка Александра Волинова и кое-что от меня передаст».

«Вот спасибо! Но Волинова у меня больше не учится – ее отчислили».

И тогда всё – приехали. Узнает мать, и у Саши будут огромные проблемы. Двойная провинность: отчисление и ложь. При таком раскладе уж лучше сменить имя, внешность, документы и бежать, бежать... что само по себе не представлялось возможным. Мать со своими связями достанет Сашу хоть на Северном полюсе.

— Вадим спишется с тобой и подвезет подарок прямо к университету, когда у тебя будет перерыв. Будь добра, не... — мать не договорила, потому что в паре метров от Саши кто-то громко матюгнулся, и несколько глоток заржали на весь двор. – Что это? Ты где находишься?!

— Мам, я в общаге, это под окнами парни шумят! – затараторила Саша и отбежала подальше от злосчастной компании.

— Да что ты? Сейчас проверю. – Мать дала отбой и тут же вызвала Сашу по видеосвязи.

Саша в ужасе заметалась вдоль стены. Что же делать? Куда бежать? Что сказать? Это же провал! Телефон все звонил. Мама уже поняла, что Саша ей соврала. Путей к отступлению нет. Обреченная, она ответила на звонок. На экране возникло разъяренное лицо матери, а в углу – маленький прямоугольник с побледневшей от страха Сашей. За ее спиной маячил фрагмент женоподобного портрета Цоя.

— А ну покажи мне, где ты находишься! – грозно потребовала мать.

Саша дрожащей рукой переключилась на внешнюю камеру и показала двор. Она увидела, как от входа в «Камчатку» в ее сторону направился Роберт. Нет, не иди сюда! Ты сделаешь только хуже! Саша повернула телефон камерой на асфальт под ногами, чтобы мать не увидела приближающегося Роберта.

— Ах ты дрянь! – заорала та. Стоящие поблизости люди обернулись на Сашу. Роберт был уже на полпути к ней и наверняка тоже мог слышать крики из телефона. – Ты за кого меня принимаешь?! Не помнишь, как я тебя наказывала за вранье? Что, думаешь, уехала в другой город, и теперь можешь делать все, что хочешь? Нет уж! Ты учишься на мои деньги, ешь на мои деньги, ты существуешь только благодаря мне и будешь делать только то, что я тебе разрешу! Не хочешь по-хорошему? Будет по-плохому. Я знать не хочу, где ты сейчас находишься, но если я через час позвоню коменданту общежития, и он мне скажет, что тебя нет на месте, пеняй на себя. Я придумаю такое наказание, что пластырь тебе покажется прекрасным детским воспоминанием! А ну покажи мне свое лицо, поганка! Что ты мне свои грязные кроссовки показываешь?

Сашу колотило крупной дрожью. Она переключилась на фронтальную камеру, снова представ перед матерью. Роберт стоял чуть поодаль. Она чувствовала его безмолвную поддержку, но он не мог ей ничем помочь.

— Ты научишься уважать мать, зараза! – продолжались крики. – Такая же лгунья, как твой отец! Я выбью из тебя эту дрянь! Чтобы через час была в общежитии. Поняла меня?

— Да, мама, — одними губами прошептала Саша, и лицо на экране исчезло.

Саша уронила руки вдоль туловища. Стакан с пивом упал на асфальт – она забыла, что держит его в своих пальцах. Тело содрогалось от запертых внутри рыданий. Она слепо глядела перед собой и часто мелко дышала. Перед ней возник Роберт. Он сжал ее плечи, серьезно взглянул в лицо.

— Дыши, — скомандовал он. – Давай, глубокий вдох.

Саша сфокусировала на нем взгляд и стала прерывисто вдыхать маленькими порциями, пока легкие не наполнились воздухом.

— Так. Теперь выдыхай – медленно, — сказал Роберт.

Выдох у нее получился немного лучше. Она вытянула дрожащие губы и медленно выпустила воздух.

— Еще раз — вдох, — снова велел Роберт. Саша послушно вдохнула. – И выдох.

Она выдула воздух, и тиски, сковавшие тело, ослабли. Саша разразилась рыданиями. Роберт за плечи притянул ее к себе, обхватил руками и прижал к груди. Саша уткнулась мокрым от слез лицом в его плечо. Она тряслась в истерике, непрерывно всхлипывая, а Роберт гладил ее по спине и терпеливо ждал, когда поток ее боли иссякнет. Наконец, всхлипы стали реже, дыхание – ровнее. Саша сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, как только что учил ее Роберт, и, вроде, успокоилась.

— Кто это был? – тихо сказал он ей в макушку. – Неужели...

— Моя мама, - хрипло прошептала Саша и еще раз всхлипнула.

Роберт промолчал. Саша только ощутила, как напряглись его руки на ее спине.

— Пойдем, — сказал Роберт. Он наклонился, поднял оброненный Сашей пластиковый бокал и повел ее обратно в «Камчатку». Одной рукой Роберт по-прежнему обнимал ее за плечи. – Возьмем тебе воды.

Саша послушно шла. Все чувства покинули ее, остались только бессилие и безразличие. Саше было все равно, что люди вокруг глазели на нее. Все равно, куда идти, ведь в общежитие она все равно не вернется. Через час коменданту позвонит мама и узнает, что Саша там больше не живет. И что, соответственно, в университете она уже не учится. Что будет дальше – все равно.

Внутри клуба Роберт попросил какого-то мужчину уступить Саше место: оказалось, вдоль стены стояла длинная скамья, до этого она ее даже не заметила. Мужчина поспешно встал, видимо, увидев ее заплаканное лицо. Роберт усадил Сашу и направился к барной стойке. Музыканты на сцене играли одну из самых заунывных песен группы Кино – «Электричку»:

— Электричка везет меня туда, куда я не хочу.

Настроение композиции не конфликтовало с Сашиным состоянием. Она и сама чувствовала себя пассажиром этой электрички. Роберт вернулся со стаканом воды и отдал его Саше. Она сделала несколько глотков и вернула Роберту.

— Пойдем домой. Или хочешь еще посидеть? – спросил он, наклонившись к ней. Саша пожала плечами. Ей было все равно. Роберт внимательно посмотрел на нее. – Как только будешь готова идти домой, сразу скажи. – Он остался стоять рядом, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

Саша сидела на скамейке, ссутулившись, и машинально крутила на пальце кольцо, которое недавно нашла на Марсовом поле. Музыканты, наконец, доиграли монотонную песню и грянули другую – динамичную, жесткую. Толпа, успевшая заскучать, снова встрепенулась.

— Зерна упали в землю, зерна просят дождя! – с яростной решимостью запел вокалист.

Саша безучастно наблюдала, как люди прыгают под музыку. Песня называлась "Мы все сошли с ума" — она хорошо знала ее. Особенно часто слушала ее в подростковом возрасте, когда бунт клокотал в груди. Но Саша не могла позволить вырваться ему наружу, поэтому сублимировала эту энергию в прослушивание бунтарской музыки.

— Если к дверям не подходят ключи, вышиби двери плечом!

Ох, как же Саше тогда хотелось просто вышибить плечом эту дверь – дверь запретов и ограничений, дверь образа правильной послушной девочки, в котором ее заперла мать.

— Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: «Руки прочь, прочь от меня!» - скандировала толпа. Над головой взметались кулаки, молотили воздух на каждое сильное слово. Унылая электричка прошлой песни уехала, и о ней все забыли. Одна только Саша тряслась в ее вагоне. Но слова песни, которая играла сейчас на сцене, кололи ее в самое сердце, а диафрагма, как прежде, отзывалась на каждый удар басовой бочки барабанщика.

— И вот ты стоишь на берегу и думаешь: плыть или не плыть?

Саша встала со своего места и повернулась к Роберту:

— Пойдем домой.