Глава 6
Фил с трудом дождался сообщения от Вари.
Он успел заехать домой, переодеться, закинуть в рот пару холодных маминых котлет и слинять из пустой квартиры никем не замеченный. На карте оставалось семьсот рублей с копейками — и неделя до карманных. Их родители стабильно выплачивали раз в месяц в одно и то же число вне зависимости от того, поссорились они накануне или семейный ужин прошёл спокойно, так что Фил без колебаний завернул в тренажёрку, открывшуюся неподалёку от школы.
Вообще-то каждый месяц с карманных он покупал себе абонемент в нормальный зал, но из него было бы слишком долго и холодно добираться до Вари. Так что Фил без колебаний толкнул пластиковую дверь под вывеской со скандинавскими буквами и оплатил одно занятие. Телефон возмущённо бряцнул: на балансе осталось триста пятьдесят рублей.
Ничего, неделю как-нибудь перебьётся. В крайнем случае, растребушит заначку, отложенную на новую видеокарту. А если понадобится, будет ходить до школы пешком. "Тридцать минут прогулки по морозу — что может быть лучше?" — передёрнул Фил плечами и громыхнул дверцей шкафчика чуть громче, чем следовало. На него мрачно покосились коренастые парни чуть старше него — из колледжа неподалёку. Фил молчаливо огрызнулся: дёрнул щекой, чуть обнажив зубы, подхватил ключ, телефон, запустил на часах тренировку и вышел в зал.
Фил на девяносто девять процентов терпеть не мог эти сотни секций, которые ему пришлось пройти в детстве: музыка, танцы, робототехника, английский, китайский... Но оставался один процент — борьба: на этой секции Фил научился бороться, сдерживать эмоции и выпускать пар, на этой секции они, в конце концов, познакомились с Артёмом. Так что среди тысячи бесполезных секций, куда его пихали родители, она оказалась самой нужной. Она сделала Фила тем, кем он стал.
По крайней мере, старался быть.
Медленно расхаживаясь на единственной свободной беговой дорожке, между двумя женщинами, решившими начать новую жизнь с Нового года, Фил смотрел в замутнённое панорамное окно.
Город затягивало ледяной белизной, клубы чёрного дыма от ТЭЦ смешивались с мрачной тучей, одеялом накрывшей город. На прохожих и стайку лохматых бродячих собак сыпалась колючая снежная крошка. Стыло, мрачно, безнадёжно. Фил чуть ускорился: быстрый шаг превратился в бег трусцой. Правую ногу неприятно опоясывало тупой болью, но Фил только скрипел зубами и ускорял темп.
На тренировках по борьбе было не до нытья. Упал — встал. Упал — встал. Упал — встал — бросил.
Женщины начали перебрасываться словами через его голову: кто что готовил, кто зачем пришёл, кто какой диеты решил придерживаться. Фил вытащил из кармана беспроводные наушники для тренировок, перекинул их через шею и включил музло.
Песня в плейлисте попалась злая: била в мозг барабанами и лязгала по ушам железом. Фил увеличил скорость на дорожке — и побежал.
Он бежал, чтобы не думать. Не думать о том, что случилось с Артёмом и что будет потом, не думать о том, что случилось у Вари. Но мысль о том, что он отвратительный друг скользила в проигрыше песни: он даже не попытался ничего сделать! Тогда как Варя хотя бы дала Артемону понять, что он не один, Фил просто стоял в стороне и смотрел.
Такой же, как его отец!
Тот, пока у них окончательно не испортились отношения после той треклятой драки с Муромцевым, за ужинами бахвалился тем, как умел вовремя уходить в сторону и соскакивать с темы, когда чувствовал, что пахнет жареным, потому только и прошёл девяностые незапятнанным: без единой помарки в личном деле.
Фил разгонялся, пытаясь сосредоточиться на музыке.
Правая нога всё-таки подвела. Ушла в сторону, обмякнув. Фил едва не разбил себе нос: вовремя схватился за ручки и подвис. Под ногами до головокружения стремительно проносилась серо-чёрная, истоптанная десятками посетителей, лента беговой дорожки. Фил тяжело моргнул, мотнул головой и соскочил с неё, потный, взъерошенный, разъярённый. Выключив дорожку, Фил рассеянно огляделся.
Тренажёры стояли полупустые. Полукачки из техникума с тощими ногами оккупировали зону вокруг тренажёра на бицепс: завесили всё потрёпанными полотенцами и активно перетирали за жизнь. Фил взъерошил влажные волосы и фыркнул. Ему было не принципиально, на чём заниматься. Программы тренировок у него не было. После того, как родители заставили бросить борьбу, он старался держать себя в форме так, как мог.
В памяти почему-то всплыли рассказы отца: как они в полуподвальных помещениях в девяностые тоже тягали самое разное железо, которое только было доступно, чтобы по улицам можно было смело ходить — и наводить на этих самых улицах порядок.
А Фил просто любил проверять на прочность свои мышцы.
Разбитый экран подсветился белым, когда Фил заканчивал второй подход на турнике. Как Фил ни старался, ни сообщение, ни отправителя различить не смог. Подтянувшись оставшиеся три раза, он мягко спрыгнул и разблокировал телефон.
Варя Ветрова, 15:03
Папа уехал, можешь подтягиваться
Фил Шаховской, 15:05
Ахахах! Оке)
Убедившись, что сообщение до Вари долетело, Фил бросил телефон на сложенные вещи и повис на турнике. Подтянувшись ещё десятку, он довольно отряхнул руки и пошёл в душ. Тело приятно ныло, а значит, дурацким мыслям места в нём не было.
Фил не то чтобы рассчитывал, что Варя встретит его хлебом-солью, но надеялся, как минимум, на фирменную тёпло-пряную приветственную улыбку. Однако стоило ему сунуться в приоткрытую дверь, как Варя, выглянув из-за телефона, сурово сдвинула брови и прижала палец к губам. А потом улыбнулась в экран:
— Блин, мам, как уматно! Тоже так хочу сидеть такая... Важная... На конференции где-нибудь в Москве или в Питере. Как знаток истории.
— Почему важная-то? — с лёгким опозданием отозвалась трубка.
— Просто, — Варя пожала плечами и едва заметно кивнула Филу в сторону обувной стойки; он лениво наступил на пятку ботинок: наклоняться было неохота. — Потому что всё так красиво и официально. Ну а ещё вот эта штучка, как в кино.
Варя взмахнула рукой на уровни груди. В ответ ей послышался рассеянный, деформированный динамиками, но неизменно солнечный смех Яны Ветровой. Варя смущённо взмахнула ресницами, а Фил кашлянул в кулак, стараясь сдержать смех: Варина мама всегда смеялась заразительно.
Отсмеявшись, Яна вздохнула:
— Эта штучка, дочь, называется "бейджик". Ты точно отличница? Или тебе мальчики в дневнике.ру оценки правят?
— Она сама кому хочешь поправит! — не выдержав, откликнулся Фил.
Широко распахнувшиеся в смешении негодования, ужаса и бессилия Варины глаза того стоили.
— Это кто там у тебя, мальчики? — голос Яны потеплел. — Дай хоть поздороваться.
— Это Фил, — буркнула Варя и развернула лицо Яны к Филу.
Яна действительно выглядела очень важно в зелёном пиджаке на фоне какого-то мраморного зала со стульями с кожаными сидушками. Позади неё прохаживались такие же серьёзные мужчины в пиджаках и женщины в строгих платьях или костюмах.
— Привет! — Яна помахала ему рукой; когда она улыбалась, у неё на щеках появлялись такие же едва заметные ямочки, как у Вари. — А Артёмку куда спрятал?
Фил растерялся. Как отвечать на такой вопрос, он ещё не придумал. Варя за телефоном многозначительно подняла брови, и в выражении её лица Фил без труда прочёл излюбленное: "А я говорила!"
— Да он это... Попозже... Придёт... — Фил растерянно взъерошил волосы.
Яне врать было невыносимо стыдно — не то что родакам. Может быть, потому что она так хорошо к нему относилась, а может быть, потому что так легко верила (или делала вид, что верила). Вот и сейчас она пожала плечами:
— Ну тогда ему тоже привет. И от меня, и от матери передайте. Фил, а ты какой-то замученный...
— Да я это, на тренировке был.
Фил поддел ногой потрёпанный рюкзак, в котором таскал форму. Варя удивлённо приподняла бровь.
— Варя!
Когда Варя развернула телефон к себе, Фил с облегчением выдохнул и прислонился спиной к стене. Тяжесть сегодняшнего дня, отступившая было в зале, вдруг навалилась на него, колени предательски дрогнули.
Варя беспечно улыбалась матери в телефон и клятвенно обещала накормить его, Фила, чем-нибудь вкусненьким и до отвала. Даже Филу было понятно, что Варя врала: сложнее и вкуснее рожек по-флотски она никогда для них не готовила. Чего уж говорить о матери. Однако Яна на неё не рычала, не выпытывала правду, а просто смеялась и просила позаботиться об отце.
В голове неприятно загудело, заныла правая нога. Фил сполз по стене на пол, вытянув ноги, и прикрыл глаза.
В памяти всё вспыхивала эта ужасная картинка: на фоне белого-белого снега и серо-рыжего дома напротив Варя держит Артёма за руку, целует в щёку, а потом его запихивают в машину двое взрослых мужиков, и там стоит он, спрятав руки в карманы, и не знает, куда кидаться и что делать.
— Эм, Фил?
Фил вздрогнул и тяжело моргнул, открывая глаза. Варя мягко теребила его за плечо. Её карие глаза показались просто огромными и практически чёрными. Может быть, потому, что в прихожей было не так много света.
— Ты себя нормально чувствуешь? А то правда какой-то бледный, что ли...
Фил растёр ладонями лицо, пряча в них короткий зевок, и легко поднялся. Его чуть качнуло, но Варя этого не заметила. Она перекинула косу на грудь и теперь рассеянно разбирала на прядки кончик косы, перетянутый чёрной резинкой.
— Нормально... Да. Просто... Я думал, тебя тут убивают.
Варя выпустила косу из рук. Вмиг посерьёзнев, она покопошилась в карманах непропорционально большой ей розовой толстовки и протянула ему руку. На ладони белели два полиэтиленовых пакетика.
— Это что за х-хрень? Откуда это у тебя? — вытаращился Фил сперва на пакетики, а потом и на Варю: — Ты совсем ку-ку в дом это приносить?
Варя отступила на полшага, сдвинула тёмные брови — вся сжалась, как готовящаяся к атаке ласка, и рыкнула:
— А куда мне это было деть?
— Выбросить нахрен!
Пакетики меленько задрожали на Вариной ладошке, порошок в них по крупице пересыпался из стороны в сторону.
— Какой умный, смотрите-ка! Там папа был с одной стороны и эти козлы с другой! Где мне надо было это выкинуть? И как?!
— По крайней мере, теперь мы на все сто уверены, что пакетики материализуются в наших сумках волшебным образом! И Артемон их не приносил никуда и никогда.
Фила пробило на нервный смех. Сначала Артемон, теперь Варя... Ему как будто решили отомстить за всё, что он когда-либо разрушил, и разрушить его до основания в ответ: лишить его единственных важных в его жизни людей — людей, с которыми они об одном смеялись и грустили об одном, людей, с которыми он мог не стесняться быть собой, людей, с которыми он где угодно ощущал себя, как дома — так тепло и спокойно, как давным-давно ему не было в собственной квартире. Раньше он думал, что всё дело в Артёме: в конце концов, они с детства вместе, срослись, сдружились, побратались. Но сегодня, когда Артёма от них оторвали, оказалось, что Варя — это не просто тонкая ниточка к Артёму, не просто девчачий его отголосок. Варя — нечто большее, нежное, как тот дурацкий цветок с большими дырками на школьном подоконнике, который легко сломать так, что он перестанет расти.
Фил сам не понимал, что кричит — слова обрушивались на Варю, как грады ударов:
— Притащить наркоту в дом! Очень умно, просто сто из десяти, Варь. А что такого, правда же! А может, это на твоего отца заказ, а? А как подступить к мэру? Через его дочку. А к ней как? Через названого брата, разумеется. У них же такая крепкая дружба и любовь. Все дела. А потом хоба — и госдурь! И тогда папу твоего и пришьют! А ты, как дура...
— Не смей! — взвигнула Варя.
Белые пакетики спрятались в кулаке. Фил поперхнулся воздухом и растерянно посмотрел на Варю. Она взмахнула кулаком, начертив кривую в воздухе, и отчеканила:
— Не смей. На меня. Орать. На меня даже родители никогда не орали!
Варя дышала тяжело и шумно. Голос её подрагивал. Фил хрустнул костяшками. Противное, но слишком хорошо знакомое чувство стиснуло шею горячим колючим воротником и поползло выше, придушивая.
Опять он всё испортил.
Варя ведь позвала его помочь именно потому, что не знала, что ей с этим делать. А он, вместо того, чтобы помочь, накричал. Фил сцепил зубы и до боли вдавил ноготь в шарик шрама от затушенной сигареты.
Он не должен был так поступать. Как угодно, но только не так: не так, как его отец.
Фил поднял глаза на Варю. Она не ушла в другую комнату, не выбросила его вещи на лестничную клетку — хотя он этого вполне заслуживал — она всё ещё стояла рядом с ним, сжимала эти проклятые пакетики и смотрела прямо в него невыносимо большими глазами, поблескивавшими от слёз.
Фил звучно стукнулся затылком о стену, разгоняя по голове гул, и задушенно прохрипел:
— Прости. Я просто...
— Испугался? Растерялся? — мягко подсказала Варя.
Фил кивнул: лучше он бы и не определил. Варя вслед за ним навалилась спиной на стенку, посмотрела на потолок, на разбросанные ботинки под обувной стойкой, а потом повернулась к нему с мрачной полуусмешкой.
— Я тоже...
Варя глубоко вздохнула, а потом ещё раз — сильнее и протяжнее.
— Не знаю, что на меня нашло. Как будто все детективы из головы вылетели. Я просто... Не знала, что делать.
— И решила, что написать мне будет лучшим решением... — протянул Фил, выворачивая пальцы до хруста.
— Агась. Ну кто не ошибается! — фыркнула Варя и заправила за ухо тонкую прядь, прилипшую к повлажневшей щеке.
Фил расхохотался. Да уж, выбрать его на роль спасителя — самая большая ошибка, которую только можно сделать. Но Варя и Артём почему-то обращались за помощью именно к нему. Значит, были уверены, что он может помочь?
Фил хмыкнул в пустоту.
На Вариной ладони с красноватыми ямками от коротких ногтей всё ещё лежали помятые полиэтиленовые пакетики с порошком, сияющим в полумраке. Звучно прохрустев пальцами, Фил щипком подхватил пакетики и ободряюще подмигнул:
— Ну что?.. Погнали, уничтожим это!
Варя скептически выгнула бровь:
— Да что ты говоришь... Командуйте, капитан.
Фил оттолкнулся от стены, пальцы скользнули по бежевой отделке под кирпич — её шерохотватость отозвалась приятными мурашками вдоль позвоночника. Варя беззвучно следовала за ним.
В её огромной квартире запросто можно было потеряться с непривычки и завернуть не туда — Фил так и познакомился с Яной Ветровой: завернул в их с Олегом спальню вместо Вариной комнаты, когда пришёл чуть позже Артемона в гости во второй раз, а там Яна читала какую-то книгу по психологии. Она, правда, не возмутилась, а положила в книгу закладку, пожала руку и, посмеявшись над тем, что волею случая перестала быть узницей Вариного смущения, пошла ставить чайник. У Фила была куда теснее: ни влево, ни вправо не двинуться, чтобы не наткнуться на колючий родительский взгляд. Он был уверен: мать выгнала бы его друзей, если бы они случайно ворвались к ним в спальню, или в кабинет отца.
На этот раз Фил безошибочно завернул в кухню, но на секунду высунулся из-за арки. На большом экране в гостиной на паузе застыла женщина в довольно-таки... Интересной позе, отдалённо напоминающей небезызвестную позу собаки. Фил покосился на экран, потом на Варю и рассерженно мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Она истолковала его движение по-своему, спрятала руки в карманы, смешно оттянув толстовку ещё ниже, скрывая края шортиков, и смущённо пробормотала:
— Я просто пыталась так успокоиться... Йога, медитации, понимаешь?
Фил пожал плечами. Уж кому, как не Филу, было понимать. Возможно, его из дома насовсем еще не выгнали благодаря истерпанной старой груше, частенько принимающей его ярость. А Варе... Варе подходило вот это всё абсолютно девчачье — пилатес, йога... Такая она тонкая была, гибкая. Во всех смыслах.
Шею и уши начало заливать горячей краской смущения, Фил скрылся за выступом арки. Варя включила свет, и тёплые софиты, один за другим, зажглись от порога до полупанорамного окна, которое, наверное, когда-то было частью балкона. Тюль, белый, как туман, покачивался из стороны в сторону: по полу тянуло сквозняком.
Фил поднял ручку крана до максимума: напор воды ударил в чёрное дно раковины, разбрызгивая во все стороны капли. Фил попытался раскрыть пакетик по красной линии, но они как будто были запаяны намертво. Кажется, никто не рассчитывал, что они окажутся в Вариных руках. Глянув через плечо на Варю, которая, сложив руки под грудью, любопытствующей кошкой следила за каждым его движением, Фил чуть рванул пакетик. Он легко поддался и повис в руке кривым мутным лоскутком.
Бело-синий порошок на лету превращался в пену. Варя прильнула к его спине и доверительно положила подбородок на плечо.
— Насколько я знаю, наркотик не должен пениться.
Если Фил правильно распознал размеренно-ленивый тон, то она была... Разочарована?
— Я даже спрашивать не буду, откуда ты знаешь, — нарочито безразлично откликнулся он.
Пришлось прикусить щёку изнутри, чтобы не расхохотаться: так забавно Варя отскочила в сторону. Она нахмурилась, возмущённо втянула носом воздух и сквозь зубы бросила:
— Спасибо, что стиральный порошок, а не мука.
Фил принюхался: по кухне действительно поплыл тонкий запах мороза и свежести, как пахли только выстиранные простыни.
— Спасибо, что стиральный, а не синтетический.
Убедившись, что весь порошок скрылся в сливе, Фил сполоснул пакетики, на всякий случай, и выбросил их в корзину под раковиной. Когда он отряхнул руки и обернулся к Варе, она уже сидела за тюлем на широком подоконнике и болтала ногами в воздухе, как пятиклассница, которой качеля в школьном дворе слишком высока.
— Я и сама могла бы так сделать, — заявила она и тряхнула головой, перекидывая косу на спину.
Фил, с опаской отодвинув в сторону цветок с пушистыми круглыми листьями, тоже уселся на подоконник и осклабился:
— А меня тогда зачем звала, гений?
Варя беспечно пожала плечами и отвела взгляд на холодильник, усеянный магнитами — картой путешествий Ветровых. Их было немного, в основном по России, но Филу казалось, поедь Ветровы даже в какой-нибудь посёлок городского типа дальше, севернее, холоднее их города, и там найдут, над чем посмеяться и повеселиться. Фил рассеянно погладил поджившие костяшки. Их уже стянула тонкая неприятная корочка, ногти сами потянулись её надорвать. Не успел: прохладная мягкая рука перехватила его пальцы.
— Спасибо!
От неожиданности он дёрнулся и чуть не снёс какой-то горшок. Варя хихикнула и убрала руку. На её щеках проступили едва заметные ямочки. Фил хохотнул в ответ.
Разом стало как-то легко и спокойно, как будто этот тонкий мутный тюль, всё по ту сторону накрывавший туманом, отделил их от жизни, в которой Артёма клеймили наркоторговцем, а у Вари нашли два пакетика с чем-то, похожим на наркоту. Они смеялись долго, то краснели, то бледнели (Варя даже прихрюкнула пару раз), а потом одновременно замолчали. Варя подтянула к груди острые коленки, Фил посмотрел наверх.
Натяжной потолок, белый, матовый, висел высоко-высоко, и шарики софитов казались звёздами. Фил прикрыл один глаз: в каком-то смысле они даже напоминали созвездия и, может быть, если бы он на астрономии не гонял катки, даже мог предположить, какие...
— Есть хочешь? — спросила вдруг Варя.
Фил пожал плечами. Мамины котлеты помогли не умереть с голоду, но после тренировки и эмоциональной встряски с пакетиками под ложечкой начинало неприятно посасывать.
— Давай. Что там? Опять рожки по-флотски?
Варя веселья не разделила. Глянула на него, поджав губы, соскочила с подоконника и повернула в прихожую.
— Варь! — крикнул Фил, его голос утонул в пространстве квартиры. — Да я пошутил!
Варя тут же вывернула из-за арки, как будто только этого и ждала, но в руках у неё уже был телефон. Пальцы глухо грохотали по экрану: Варя хмурилась, пока набирала сообщение. А когда отправила, коротко глянула на него поверх телефона:
— Пиццу будешь? Давай закажем!
Фил поёрзал. Вряд ли за последние пару часов сумма на карте выросла хоть на сколько-нибудь — тем более настолько, чтобы можно было заказать доставку.
— Маргарита? Барбекю? С мясом, без мяса?
Присев на край кухонного стола, Варя быстрыми решительными взмахами пролистывала меню. Золотистый корпус новенького айфона мерцал в тёплом свете кухни. Варя не Артемон — она и не подумает предложить скинуться, если Фил об этом не заикнётся.
— Так что ты будешь?
Варя выжидающе посмотрела на Фила. Он подхватил крохотный горшок с неуклюжим цветком — такой, кажется, у них в гостиной стоял на полке с книгами, только в прозрачном шаре — и рассеянно погладил маленькие мясистые листы. Кормиться на Варины деньги не хотелось. От мысли об этом вязко-колкое ощущение собственной бесполезности прищемило у основания черепа и отцовским голосом рыкнуло: "Ты совсем уж никчёмен, если сам не можешь накормить девушку, которая тебе нравится".
— Поставь малыша!
Суровая команда — в Варином стиле — вернула Фила в реальность, и он чуть не выронил цветок из рук.
— Поставь малыша на место, — повторила Варя и нахмурилась. — Мы с мамой его еле оживили. Лучше скажи, какую пиццу заказывать.
Фил аккуратно вернул "малыша" туда, где он стоял, перекрывая рыжий, как след от кружки кофе, круг, нарушавший идеально ровную белизну подоконника, и мягко спрыгнул на пол, окрылённый собственной идеей. Пластиковые крючки скрежетнули, тюль дёрнулся, Фил осторожно выскользнул наружу.
— А зачем заказывать, если можно приготовить?
Варя медленно перевела взгляд с экрана на Фила и поморщилась:
— Зачем? Можно же заказать...
— Не знаю... Весело?
Варя продолжала хлопать ресницами в недоумении. Фил сунул руки в карманы толстовки и легонько попрыгал на месте, сбрасывая напавшее на него оцепление. Пару лет назад готовка стала единственным дофамином, который он мог себе позволить: сначала приготовленная еда, а потом — и процесс. Вспотевшей ладонью Фил пригладил волосы и как можно убедительнее улыбнулся:
— Это весело. Ты просто не пробовала!
Варя фыркнула:
— Сто раз — с мамой!
— А со мной ни разу, — подмигнул Фил. — Главное, чтобы были продукты.
Он крутанулся на пятках и подошёл к холодильнику. С центрального магнита, прямо под серебристой надписью фирмы, чуть свысока на него глядели Ветровы. На Красной площади, окружённые мушками снега, больше похожего на новогоднее конфетти, Яна и Олег Николаевич с двух сторон обнимали Варю, а она смеялась прямо в камеру — открыто и беззаботно смеялась ему. Варя тогда ездила в МГУ на какую-то олимпиаду по истории, и оба родителя поехали с ней — поддержать. Уголок губ дёрнулся в горькой недоулыбке, а в носу неприятно закололо. Фил покосился на Варю и с её молчаливого согласия распахнул чёрные дверцы холодильника.
— Них... — Фил вовремя осёкся: — Ни-фи-га себе. Это что, наномаркет? Вы магазин уменьшили и себе поставили? Тут же, блин, буквально всё.
Внутри практически не было света: до того были набиты полками продукты. Фрукты — несколько бананов, яблоки, потемневшее манго — лежали в ящиках внизу. А над ними этажами нарастали полка за полкой: полка с овощами (помидоры, огурцы, горшочек с "Айсбергом"), молочными и кисломолочными продуктами, полка с яйцами, сыром, колбасами, полка с хлебом и наконец решётки для бутылок, где лежали минералка и кола.
— Это ты ещё в шкафы не заглядывал, — Варя подкралась к холодильнику и кончиками пальцев пробежалась по дверце. — Мама... Перед отъездом заставила нас закупиться продуктами, чтобы мы готовили нормальные ужины.
Фил приподнял бровь. За исключением кривого среза на сыре, колбасы, которой осталось чуть меньше двух третей, и половины булки хлеба, продукты выглядели нетронутыми.
— Позволь спросить, а вы... Чем... Питаетесь?
Фил пробежался оценивающим взглядом по полочкам в дверце, легким движением вытащил бело-красную упаковку дрожжей и воспрял духом. В этом доме есть дрожжи — а значит, всё остальное для пиццы найдётся без труда.
— Иногда заказываем, — пожала плечами Варя и поправила стул; деревянные ножки неприятно заскрипели по полу. — Но когда ждать неохота, папа лапшу покупает.
— Лапшу?
— Ну да, бэпэшки. "Дошик", "Роллтон — все дела.
— Мэр ест лапшу...
Захлопнув холодильник, Фил стянул с крючка, спрятанного между холодильником и стеной, фартук в синюю клетку. Он давно обратил на него внимание, но всё не представлялось повода примерить. Когда Фил обернулся, Варя сверлила его самым недовольным взглядом, который ему только приходилось видеть.
Ясное дело: Фил, знавший Олега Николаевича исключительно как главу города до того, как познакомился с Варей, всё время забывал, что тот был ещё и Вариным отцом. Притом отцом он стал задолго до того, как стать мэром — Фил покосился на магнит с фотографией Ветровых: он не знал, какая ипостась казалась ему более пугающей.
— Вот не надо. Лапша — пища для всех, — буркнула Варя и кивнула ему на дверцу около духовки. — Ты вообще пробовал её с сосисками и яйцом и сыром на сковородке? Это божественно!
— А как же фуа-гра, лосось, авокадо?
Голос прозвучал глухо, потому что Фил с головой занырнул на полки с крупами в поисках муки. Нашёл. Там же нашлись и оливковое масло, и мерный стакан, и сахар, и йодированная соль, в чём Фил, в общем-то, и не сомневался.
— Никогда не пробовала, — саркастично протянула Варя над самым ухом и ойкнула, когда он резко вынырнул из шкафчика.
Бережно расставив продукты на шершавой поверхности кухонного стола, выкрашенной под мрамор, Фил улыбнулся:
— Я тоже. Хотя нет, авокадо и лосося, пожалуй, ел... Так, давай я займусь тестом, а ты пока всё нарежь для начинки.
Дверца посудного шкафа мягко поползла вверх с лёгкого касания. Она не успела достичь верха, когда Фил её толчком захлопнул. Глубокая стеклянная миска — идеальная для теста — приземлилась в центр столешницы. Фил распотрошил жёлтую бумажную упаковку и чихнул пару раз оттого, что мягкий запах муки вместе с крупицами пыльным облаком взвился вверх и пощекотал обоняние, а Варя рассмеялась:
— Никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить. Ну, в смысле... Что-то, сложнее яичницы.
— Обижаете, Варвара Олеговна. Это я никогда бы не подумал, что ты ничего сложнее яичницы приготовить не можешь.
— Эй!
Восклицание звучало скорее смешливо, чем обиженно-уязвлённо, но Фил всё равно развернулся, чтобы убедиться, что всё в порядке. И напрочь забыл, что хотел сказать. Они вдруг оказались с Варей нос к носу. Рука дрогнула, часть муки из стакана просыпалась на её толстовку. Уголки мягких тёмно-розовых губ дрогнули, тонкие пальцы вынырнули из кармана толстовки.
— Ты... Испачкался, — прошептала она, и за этим шёпотом не было слышно ни скрежета ржавой качели, ни криков школьников, вывалившихся выкопать во дворе снежные норы, ни скрипа шин из приоткрытого окна.
Подушечки пальцев невесомо погладили его шрам на скуле, кончик носа, задержались на плече. Дышать стало тяжелее, во рту пересохло, как будто он только что покурил, под одеждой прокатился колкий жар. Варя смотрела на него во все глаза, кажется, не моргая — только пушистые ресницы едва подрагивали — и грудь её высоко приподнималась. Фил на мгновение представил, как бережно (и только так! с Варей по-другому нельзя!) притягивает её к себе за талию и целует, прикрыв глаза и забыв обо всём на свете. О том, что им с Варей, наверное, не по пути, о том, что они познакомились-то чисто случайно, благодаря побегу из дома и вечно гостеприимному Артемону.
От мыслей об Артёме стало не по себе: как он может думать о поцелуях с Варей, когда друга из школы вывели в наручниках!
Фил опустил голову и, перетряхнув муку в стакане, пробормотал:
— Так ты будешь начинкой заниматься, или как? Или голое тесто поедим?
Варя буквально отскочила от него, врезавшись в стул поясницей, и поджала губы. Филу показалось — разочарованно. Шмыгнув и почесав кончик носа, Варя мотнула головой:
— А чего это я начинку сразу резать?
— Тесто сложнее.
— Ты думаешь, я не справлюсь? — исподлобья глянула на него Варя. — Да я к бабушке в детстве ездила, мы с ней вместе и пирожки, и вареники, и вообще! Вообще-то у меня от овощей кожа портится, пальцы разъедает!
— Ладно-ладно!
В капитулирующем жесте подняв руки, Фил грохнул стаканом о столешницу. В воздух взметнулось облачко муки.
— Вообще-то с тестом тоже руками работать придётся, — заметил он, меняясь с Варей местами.
Варя только фыркнула. Она подошла к готовке ответственно, как подходила всегда ко всему. Первым делом Варя закрутила косу вокруг основания и перетянула большой бархатной резинкой, превращая в шишку, а потом с протяжным вздохом почесала кончик носа, разглядывая продукты. Обычно она так делала на контрольных по физике, после чего вытягивала шею и через плечо Зимина заглядывала в его тетрадь. Что ж, если она и жалела о своём решении, отказываться от него была не намерена. Закатав рукава толстовки до локтей, кивнула:
— Командуйте, шеф.
Фил хохотнул про себя, но вслух ничего не сказал. Придерживая подбородком пирамиду продуктов для начинки — помидоры, колбасу, сыр и шампиньоны — он захлопнул плечом дверь холодильника и занял столешницу по другую сторону плиты.
Фил никогда не оказывался по эту сторону: в детстве, когда они с мамой оставались вдвоём, она нередко звала его помочь в приготовлении обеда или ужина, и тогда он, как Варя, высунув кончик языка наружу, медленно смешивал продукты или нарезал лук полукольцами, а мама, как человек с дипломом повара, ритмично звякала ножом по стеклянной досочке и лишь изредка косилась на него. Фил тоже сейчас резал помидоры, почти не глядя на нож, и следил за тем, как Варя перетряхивает банку с сахаром, чтобы засыпать нужный объём в мерный стакан — не больше, не меньше.
— Смотри не порежься! — буркнула Варя и вернула сахар в ящик под столом.
— Не боись. Да я почти профессионал, — усмехнулся Фил и вовремя убрал палец: нож резанул упругий помидор как-то по косой. — Профессионал в готовке и в залечивании своих ран.
Варя отрывисто дунула на тоненькую прядь, щекотавшую кончик носа, но усмешку скрыть не смогла.
— Так... Где ты научился готовить? Ты ведь даже за рецептом не полез, всё помнишь, получается?
— Ну... — Фил тряхнул головой и поморщился: сок помидоров действительно разъедал обветренные, сухие пальцы. — Когда сидишь под домашним арестом, иногда всё, что остаётся, штудировать кулинарные книги с мамиными пометками. Особенно когда не можешь заказать доставку.
— Оу, — смутилась Варя; сквозь пыльцы рассеянно посыпались крупицы сахара. — Ты сидел под домашним арестом? Я думала, это только в кино бывает.
— У меня жизнь покруче любого американского кино, — хохотнул Фил. — Помнишь, как мы с тобой познакомились?
— Когда ты сбежал из дома к Тёмке жить? — губы Вари тронула мягкая улыбка. — Я тогда думала, ты дурак дураком.
— Как будто сейчас что-то изменилось... — закатил глаза Фил, но продолжил: — Я пожил у Артемона месяц. А потом начались ОГЭ, и родители убедили меня вернуться домой. И заперли. Типа наказание за побег. Без денег, без ключей, без интернета, без телефона. Только городской. И бумажка с номерами родителей.
— В смысле "без ключей"? А если бы что-то случилось?
— Не случилось же.
Варя покачала головой:
— И ты был совсем один?
— Не совсем. Артемона только иногда пускали. Типа он положительно на меня влияет. И всё. Комп тоже забрали. Его так до самого сентября не вернули.
— И у вас тогда родилась гениальная идея создать банды?
— Типа того, я тогда Муромцева ненавидел.
— А сейчас, что ли, нет?
Фил пожал плечами. До того момента, как распустили банды и за Артёмом пришла полиция, он дрался больше по привычке, больше по привычке наезжал на Илью — после таких стычек всегда почему-то было легче идти домой и слушать гундёж отца о том, какой он непутёвый сын.
— Не знаю. Кстати, тебе теперь надо тесто перемешать руками. Вот, а когда на стену лезть хотелось со скуки, а от телека плавился мозг, я доставал кулинарную книгу и готовил... Всякое. Первым блюдом была, вроде, куриная грудка с шампиньонами, — Фил подкинул в воздух половинку гриба, прежде чем разрезать его на четыре части. — Потом пиццы, супы-пюре, котлеты... Я втянулся. Время за готовкой пролетало быстро, да и маме нравилось приходить и есть то, что я приготовил...
Фил криво улыбнулся своему отражению в металлической жёрдочке с крючками для посуды и замолчал.
Сверкнуло золотое колечко с указательного пальца, которое Варя носила, не снимая. Она пожевала губы, видимо, мирясь с необходимостью запачкать руки, и запустила пальцы в тесто.
— Это грустно, Фил.
— Да норм, — попытался отмахнуться он, как обычно, но горло сдавило болью. — Это жизнь, Варя.
— Может быть... Просто я никогда не сидела под домашним арестом.
— Тебя, небось, и не били никогда, — хмыкнул Фил.
— А тебя?..
На этот вопрос Фил решил тактично промолчать. И так слишком много ужаса и сочувствия, искреннего, трогающего до глубины души и зовущего окунуться в него, было в её тёплых, как кофе с молоком, как какао с орешками, глазах. Фил покусал губу. Варя рассеянно помешала тексто. Тесто ей поддавалось неохотно: липло к рукам, чавкало, оставалось кривыми кляксами на стенках миски. Варя морщилась, пыталась сбросить его с пальцев и сжимала сильнее, чаще, пропуская через кулаки. Отодвинув кружочки маслин, которые нашлись на верхней полке шкафчика с приправами, на край доски, Фил мотнул головой:
— Не так мешаешь, Варь!
— А как?
— Мягче, легче...
— На, делай сам!
Варя дёрнулась было в сторону, но Фил мягко перехватил её за локоть и вернул к столу.
— Куда? А показывать я кому буду?
Варя угрюмо встала обратно. Фил оказался прямо за ней и накрыл её пальцы своими, почему-то мелко подрагивающими, как после долгого напряжённого боя на ринге или изнурительной тренировки. В горле пересохло, и он с усилием сглотнул. Варя была так близко, такая нежная, такая тонкая, такая упрямая. Она мотнула головой, и короткие волоски на макушке пощекотали кончик носа до приятного покалывания внутри. Фил проглотил чих. Они принялись медленно замешивать тесто. Тёплое и влажное, им двоим оно поддавалось куда легче, чем одной Варе. Руки двигались автоматически, и Филу не приходилось думать о том, как его замешать — Филу думалось лишь о том, как бы продлить это мгновение.
Тонкие красивые пальцы Вари в тесте шевелились неохотно, зато играючи пробегали по сбитым костяшкам, поглаживали выступающие вены. Раздразнивали. Фил старался не прижиматься к Варе теснее, хотя очень хотелось стиснуть её в объятиях, и не дышать, потому что от нежно-фруктового запаха её шампуня и духов кружило голову. Не получалось. Хотелось быть ближе, чем раньше. Проникнуть под кофту, под кожу.
Фил не заметил, как его рука, в муке и остатках затвердевшего теста, оказалась под толстовкой, на Варином животе — и слова, чуть более низкие, чуть более хриплые, чем он привык от себя слышать, прокатились по губам:
— Ты просто охрененная...
— И ты... — развернулась к нему Варя; ладонь оказалась на пояснице.
Не испуганная, не хмурая — с неровным румянцем в цвет толстовки, она неловко улыбалась ему и внимательно разглядывала его лицо. Фил разглядывал её в ответ, почти не дыша.
Варя была такая тонкая, такая упрямая, такая... Сильная и невероятно красивая в этой домашней толстовке с затянутой в низкую шишку косой. Сегодня они уже столько раз оказывались так непривычно близко друг к другу...
Почему бы не попробовать? Не рискнуть?
В конце концов, Филу не привыкать разбиваться, ломаться и собираться снова...
И Фил рискнул.
Он резко двинул рукой, сокращая расстояние до ничего: глаза в глаза, нос к носу — губы к губам.
Фил поцеловал Варю. Поцеловал её нежностью и робостью, которые вдруг всколыхнулись в груди и вязкой дрожью опутали всё тело. Целоваться с Варей было потрясающе. Жарко, горьковато-сладко, безумно. На языке разливался привкус её губ: вязкая терпкость облепихового чая, липкая сладость бальзама для губ.
Варя позволяла Филу вести, целовать её горячо, самозабвенно, чувственно, как никого и никогда в жизни. И вдруг прижалась к нему сильнее, теснее, а тонкие запястья сомкнулись на его шее крестом.
Опешив, Фил сам не понял, как языка коснулся солёный металлический привкус крови. Варя крупно содрогнулась и что-то простонала. "Чёрт!" — промелькнуло в сознании вспышкой. Фил отпрянул в испуге.
Варя поморщилась и коснулась нижней губы. Подушечка пальца осталась багровой. Фил обеими руками взъерошил волосы. В собственной коже стало жарко и невыносимо тесно. Он отшатнулся, споткнулся о собственную ногу и, пробормотав что-то невнятное — в голову как будто фоновый шум запустили, не разобраться в мыслях, — рванул по невыносимо длинному коридору.
Он запомнил только, как Варя снова спрятала руки в карманы и поёжилась.
В коридоре Фил лихорадочно охлопал свой пуховик. Проклятая полупустая сигаретная пачка никак не находилась в карманах, а руки тряслись. Его как будто с места сорвали и кинули с водопада: внутри всё кипело, кричало, рвалось прочь — и Фил никак не мог успокоиться.
Наконец он вытащил пачку из внутреннего кармана, там же нашлась зажигалка. Фил глянул в сторону кухни. Вари не было ни на пороге, ни в луче света, падавшем в коридор. Варя не кричала, не ругалась, не плакала — от этой тишины его затрясло ещё сильнее. Он же обещал себе быть нежным, осторожным с ней! А сам...
Дико захотелось накуриться до посинения, чтобы ни о чём не думать, ничего не чувствовать, скакать, как заведённый, и бессмысленно радоваться, потому что сломанному организму не нужно ничего, кроме дозы.
Фил переступил с ноги на ногу и толкнул полуприкрытую дверь в Варину комнату.
Здесь было чище обычного, а гирлянда из звёздочек, растянутая в изголовье просторной кровати, мерно подмигивала самым приятным тёплым цветом. На кровати лежал включенный ноут. "Как обычно", - покачал головой Фил и переложил ноут на круглый рыжий стол напротив окна, где лежала запылившая стопка книжек. Низ ноута уже был горячим.
Фил вышел на балкон, отодвинул окно и закурил в вечернюю мрачную улицу. Огонек сигареты тлел угасающей в сотне световых лет звездой, но едва ли был различим хоть кому-то за клубами дыма, на фоне красноватого неба казавшимися белыми. Голые деревья острыми концами пытались проткнуть небеса. Фил поёжился.
Все мысли возвращались к Варе. Фил выпустил в небо облако серого дыма. В памяти проносились калейдоскопом причудливые кусочки их с Варей отношений. Случайные и не очень столкновения, заботливые прикосновения, неловкие улыбки и беззлобно-язвительные подколы. Фил понятия не имел, когда и как она вдруг стала такой важной для него, такой же родной, как Артемон — тот, с кем они братались. Рядом с ней его накрывало спокойствие, мягкое и прохладное, как штиль, и улыбаться, шутить хотелось куда сильнее, чем обычно.
— Место встречи изменить нельзя, — раздался за спиной ехидный, но при этом совершенно спокойный комментарий.
От неожиданности Фил поперхнулся горьким дымом.
— А я всегда говорила, что курение убивает.
— Ты опять ноут на кровати оставила, — откашлявшись, буркнул Фил, когда Варя навалилась на подоконник рядом с ним. — Взорвется когда-нибудь к чертовой матери.
— Не ворчи, сама знаю.
Она приподнялась на цыпочки, посмотрела на красно-серую плитку пустой пешеходной дорожки под окнами, и изо всех сил делала вид, что только что на кухне ничего не произошло. Её выдавали только уши, чуть розовее обычного. Фил стряхнул пепел и, глядя, как он растворяется в седых сумерках, вздохнул:
— Варь, прости...
— Мне понравилось! — выпалила Варя и приземлилась на стопы.
Фил смущённо усмехнулся и потёр шею. Варя погладила его по плечу, он повернулся к ней. В желтоватом свете окон соседнего дома были видны крошки плохо стертой туши на её припухших веках, тонкие морщинки на губах и поволока слёз, затянувшая нежные глаза. Она плакала. "Из-за меня", — напомнил себе Фил и болезненно сдавил переносицу. Варя ласково боднула его в щёку лбом:
— Ты чего? Всё же хорошо!
— Знаешь, я вообще знаю, в каком всё порядке. Сначала притирки, подколы, потом только там признание-поцелуи. Свидания. Вечер при свечах и завтрак в постель. Ну там ещё между всяким этим цветы-конфеты. Но со мной что-то не так, видимо... Я обещаю, всё будет.
— Фил, — Варя мягко рассмеялась и накрыла ладонью предплечье левой руки; Фил невольно сжался: обычно так она пыталась вырвать у него сигарету. — Всё с тобой так. Давай... Давай... Попробуем быть... Вместе.
Последняя фраза прозвучала уже не так уверенно: Варя её пропищала и отстранилась, снова оттягивая толстовку до самого края шорт. Фил вздохнул, затянулся ещё раз и погладил шероховатую нашивку в виде кошачьей лапки, такую же, как у него, на Вариной толстовке. Странно, что сразу этого не заметил!
— У нас с тобой толстовки одинаковые, прикинь, — хохотнул он. — У Артемона, кстати, такая же...
— Знаю. Я сразу заметила, — победоносно глянула на него Варя и подперла подбородок кулаком. — Ещё когда вы купили подумала, вот, парный лук у вас.
— Да какой парный! — поморщился Фил. — Скорей уж фэмили...
Варя поправила капюшон толстовки и повторила эхом:
— Да. Фэмили...
Фил посмотрел в Варины глаза и не смог не улыбнуться: то ли от её взгляда, то ли от этого слова в груди так приятно потеплело, как когда с мороза пьёшь чашку горячего чая с мёдом. Варя рассеянно погладила кошачью лапку и, зябко переступив с ноги на ногу, пихнула Фила в плечо:
— Пойдем, а то тесто стынет.
— Не стынет, а поднимается!
Уже двинувшаяся к балконной двери Варя обернулась, чтобы показательно закатить глаза. Фил затянулся в последний раз и, невольно скривившись от горечи, выбросил сигарету за балкон. Подмороженное окно неохотно скрежетнуло, закрываясь. Рама обожгла пальцы.
Они почти вышли из комнаты, когда Варя вдруг вернулась и сгребла в охапку серебристый ноутбук. На немой вопрос Фила пожала плечами:
— Посмотрим какое-нибудь кинцо? Или что там ещё делают люди в отношениях... Скажи мне как знаток!
Фил расхохотался.