ОБЫКНОВЕННЫЕ БОГИ. Мастер смерти

До этого момента Ноа и не подумал бы, что, возможно, весь этот замок, отбор богини смерти и огромная туча, скрывающая в себе его психотерапевта, могли ему присниться. Но теперь, глядя на то, как доктор Раш взмахивает рукой, обращая пространство вокруг себя в знакомый мальчику кабинет с красивым кожаным диваном и широким креслом напротив, решил, что он просто заснул на дереве рядом с Саймоном. И на самом деле все это придумало его подсознание.

Что объяснило бы множество удивительных событий сегодняшнего дня.

— Присаживайся, — пригласил доктор Раш знакомым жестом и указал Ноа на диван.

Это был дорогой диван из темно-красной выделанной кожи, и всегда казался мальчику немного чересчур. Вся обстановка в кабинете доктора Раша, которого Ноа знал с шести лет, кричала от самой двери: «Это кабинет дорогого психотерапевта, и люди платят ему большие деньги за то, чтобы в комфорте поговорить о своей кукушке».

Ноа часто думал, что вместо кожаной мебели доктор Раш мог бы выбрать что-то менее... вульгарное, потому что, сидя на диване, при каждом движении любой его посетитель издавал скрипучие и оттого смущающие всех звуки. Поэтому двигаться и чувствовать себя расслабленно на нем было сложно. Еще смущали висящие на каждой из четырех стен дипломы в рамках: аттестации, повышения квалификации суперврача, присуждение Нобелевской, Оскара, Грэмми и Каннских львов — Ноа никогда особо не вчитывался в оформленные в рамки бумажки, но считал каждую из них липой. Вообще все в кабинете доктора Раша казалось липой, кроме, разве что, самого доктора.

Но и он, получается, был всего лишь человеком из тучи.

Или Ноа все-таки спит?..

— Вы убрали свои дипломы, — заметил Ноа, поняв, что ничего более внятного выдать не может. В голове было пусто, как в пересохшем колодце за чертой города, куда он провалился в младшей школе и где провел незабываемые полчаса, пока родители звонили в спасательные службы и дожидались пожарных с лестницей.

— Я подумал, что они отвлекают тебя, — сказал человек из тучи голосом доктора Раша. Ноа прищурился. Кем бы он ни был, настоящим психотерапевтом (в чем мальчик сильно сомневался) или Единым, как его называла Бадб, или же кем-то еще, выглядел он, как обычный человек. Но Ноа знал, что и люди бывают обманчивы, так что вид доктора Раша в одежде и халате доктора Раша его почти не одурачил.

— Мы сейчас, правда, в вашем кабинете? — спросил мальчик. Присаживаться не стал — все еще боялся скрипучего дивана, в котором, несмотря на мягкость и удобство, сидеть спокойно не мог с первого своего посещения.

— Нет, сейчас это воссозданная из твоего подсознания иллюзия, в которой нам с тобой будет наиболее удобно разговаривать, — ответил доктор Раш вполне знакомым Ноа тоном.

— И вы, в самом деле, мой психотерапевт? — спросил мальчик. — Или всего лишь воссозданная из моего подсознания иллюзия, с которой мне удобно будет поговорить?

Тот, кто притворялся доктором Рашем, рассмеялся, и смех его был точно такой же, каким его знал Ноа.

— Нет, здесь ты ошибся: я, правда, был и все еще являюсь, если мне не изменяет память, твоим психотерапевтом.

Да, как же. Поверит Ноа вышедшему из тучи человеку...

— Чем докажете? — огрызнулся он. Где-то за пределами кабинета доктора Раша Ноа мог слышать, как вопит разгневанная Бадб. Что было делом не удивительным: если этот кабинет был всего лишь иллюзией, то богиня смерти в данный момент могла знать и, может быть, даже видеть, как нахально мальчик ведет себя с Единым. Кем бы тот ни был, в самом-то деле.

— Я знал, что ты спросишь об этом, — усмехнулся предположительный доктор Раш, — несмотря на то, что я специально преобразился прямо на твоих глазах. Другой бы решил, что он сходит с ума.

— Мы говорим об этом с моим психотерапевтом с первого класса, — недовольно сказал Ноа, — и если бы вы были им, то знали бы, что я не ведусь на иллюзии и твержу всем с шести лет, что не схожу с ума.

— Справедливо, — кивнул Единый — Ноа решил про себя считать его Единым, а не своим доктором, чтобы у него окончательно не поехала крыша. — Еще я знаю, что Ноа Галлахер, мальчик четырнадцати лет, несмотря на всю уверенность, похвальную для юноши своего возраста, очень-очень не любит, когда кто-то из его одноклассников — например, Энди Тибекис — выставляет его дураком.

Ноа поджал губы и отвернулся. Взгляд уперся в широкое окно с подоконником, на котором стояли книги по психологии, раскраски для самых маленьких и любимые Ноа «Хроники Нарнии». Во втором классе младшей школы Ноа пожаловался, что в его школьной библиотеке мало интересных книг, и доктор Раш предложил ему пользоваться своей личной коллекцией. Каждый раз, когда Ноа заканчивал одну интересную книгу, на подоконнике доктора Раша появлялись новые. Таким образом Ноа прочел и всю историю Нарнии, и Гарри Поттера, и Эрагона, и Перси Джексона, а позже переметнулся на творчество Толкина.

Если подумать, всеми самыми интересными книгами Ноа снабжал доктор Раш и после с удовольствием обсуждал со своим юным пациентом прочитанные книги. Особенно психотерапевта увлекали — что было удивительно, но Ноа тактично оставлял при себе свое мнение на этот счет, — сказания древних ирландцев и мифы о кельтских племенах Партолона, Немеда, Фир Болг и богини Дану.

Ноа всегда казались странноватыми причуды уважаемого взрослого психотерапевта: он со всей серьезностью вовлекал Ноа в рассуждения о боевых действиях Нуаду или Дагды, кто был могущественнее — бог Бран или кузнец Гоибниу — и почему Фир Болг проиграли племенам богини Дану.

С другой стороны, постоянно уговаривал себя Ноа, у кого не было странностей в этом сумасшедшем мире. Он любил мир Средиземья, его психотерапевт фанател от кельтского пантеона. Он видел призраков, а доктор Раш... сам, получается, был из мира духов. Ничего особенного, подумаешь.

— Эй, а этот разговор засчитается за сеанс летнего сезона? — подколол Ноа. Если Единый в самом деле был доктором Рашем, то понял бы намек с первого раза, но тот как будто бы удивился.

— Технически наш разговор сеансом не считается, — ответил Единый, — поскольку я хотел обсудить с тобой более серьезные вещи, нежели твое психическое состояние на сегодня.

Ха! Ноа мстительно усмехнулся: вот ты и попался, лже-доктор Раш! Его психотерапевт никогда не сказал бы, что есть в этом мире что-то важнее здоровья его пациента — он повторял это чуть ли не на каждом сеансе.

— Да, я понимаю, это в корне расходится с моими обычным утверждениями, — сказал вдруг Единый. — И, уверяю тебя, Ноа, ты можешь мне верить: для меня, как для твоего лечащего врача и, надеюсь, все-таки друга, до сих пор нет ничего важнее тебя и твоего состояния. Именно поэтому сейчас я хотел обсудить с тобой все в привычной для тебя обстановке.

— Вы и мысли читать умеете? — подозрительно сощурился Ноа.

На предложенное место он принципиально не стал садиться и устроился на подлокотник дивана. Было неудобно: он постоянно соскальзывал вниз, костлявой задницей проезжаясь по швам на кожаной обивке и задевая ее пуговицами старых джинсов. Приходилось упираться конверсами в журнальный столик между ним и Единым. Тот, прямо как доктор Раш, спокойно сидел в своем кресле, закинув ногу на ногу, и только отсутствие привычного толстого блокнота в его руках доказывало, что перед Ноа совсем не его психотерапевт.

— Умею, но никогда не читаю твои, — парировал Единый. — Это не в моих правилах, знаешь ли, мухлевать.

А вот эта фраза точно была из запасов доктора Раша. Ноа нахмурился, покусал нижнюю губу, а когда и это не помогло избавиться от заползающих под черепную коробку сомнений, потянул ко рту указательный палец левой руки.

— Не грызи ногти, это негигиенично, — отбрил Единый привычным тоном. — Вот, возьми лучше леденец.

Леденцы доктор Раш предлагал Ноа на каждом сеансе. Это были не простые сладкие конфеты с кучей красителей, а натуральная карамель без сахара с какой-нибудь полезной начинкой внутри, вроде эвкалиптового нектара или меда, приправленного имбирем. Ноа они нравились, ну, почти все.

Сейчас вазочка с карамельками стояла на журнальном столике, и заходящее солнце, светящее прямо в окно иллюзорного кабинета, отражалось от стекла и разбивалось на несколько лучиков, которые били в глаза Ноа, в стену без рамок с дипломами и в дверь.

Почему солнце все еще стоит у самого горизонта и не заходит? Ноа посчитал, что пробыл в замке богини смерти, по меньшей мере, часа четыре. По всему выходило, что теперь за окнами даже ненастоящего кабинета психотерапии должен стоять поздний вечер.

— Почему солнце не садится? — спросил Ноа вслух. Доктор Раш — не был, не был он доктором Рашем, дубина! — улыбнулся.

— Потому что в замке богини Бадб замирает время. Если ты покинешь его, то вернешься в ту минуту, в которую попал в замок. То есть, окажешься на улице в семнадцать часов сорок три минуты.

— Если?

— Не если. Когда.

— Но вы сказали «если».

— Но я сказал.

Ноа открыл рот, чтобы возмутиться. Нерешительно замер, пожевав на кончике языка все слова, которые хотел выплюнуть в самодовольное лицо лже-доктора. Закрыл рот, так и не сумев побороть себя. Сказать по правде, не выглядел этот Единый самодовольным: он смотрел на Ноа глазами доктора Раша и был спокоен, как доктор Раш, и вообще вполне себе походил на доктора Раша, каким его знал мальчик. Он был единственным, чьи слова хоть сколько-нибудь отпечатывались в памяти Ноа и взывали к его совести в минуты, когда ему хотелось сбегать из дома, драться с Энди и его задаваками, перечить родителям и быть... быть, в общем-то, обыкновенным подростком.

И сейчас, прямо в эту минуту, Ноа отчетливо ощущал внимательный взгляд своего психотерапевта. Разум подсказывал, что его обманывает зрение и слух. Что-то внутри, в самой груди, твердило, что он должен себе доверять.

— Вы все еще не ответили, — наконец, нашелся Ноа.

— Разве? — не удивился Единый.

— Не держите меня за дурака, — обиделся мальчик.

— Никогда не держал, — парировал лже-доктор.

Этот разговор заводил в тупик. Ноа чувствовал себя, как на приеме у доктора Раша в моменты, когда тот раскачивал его на откровенные темы, а Ноа упирался и отбрыкивался всеми возможными способами: юлил, задавал бестактные вопросы и настаивал на своем, то есть, на окончании разговоров вообще. Доктор Раш обыкновенно разрешал ему вести себя, как обиженный жизнью ребенок, позволял задавать любые идиотские вопросы и терпеливо на них отвечал. Это длилось около четверти часа, после чего, вконец уставший от борьбы со взрослым разумом, Ноа-таки выдавал психотерапевту свои мысли. Что его бесят одноклассники, что мама с папой снова ругаются из-за него, что математика ему никак не поддается и противная миссис Мизери делает из него посмешище просто за то, что Ноа не может умножать дроби.

«Вообще-то, она миссис Мэйвери, но за глаза все зовут ее Мизери, как Мизери Честейн у Кинга. Это не я придумал, доктор Раш, хотя кличка прикольная, правда?»

— Я вам не верю, — сказал Ноа, поняв, что правда не упадет ему в руки и ответа от лже-доктора придется добиваться с таким же упорством, как и от настоящего доктора. — Я много чего вижу и много чего понимаю. И то, что вы появились из тучи и стали якобы доктором Рашем, я тоже видел.

— Я не хотел делать из этого тайны, мой друг, — произнес Единый таким тоном, словно пытался уязвить Ноа в невнимательности. Это еще больше разозлило мальчика.

— Я вам не друг, — насупился он.

— Очень жаль, — тут же отозвался Единый. — Я считал, что за эти годы мы с тобой неплохо поладили. Помнится, в середине прошлого года мы даже договорились с тобой о нейтральном обращении. Чтобы не говорить «Ноа» и «доктор Раш», мы вроде как решили, что будем общаться, как «друг» и «друг». Я не прав?

Ноа чувствовал, что эмоции начинают топить ему все разумные доводы, и это было плохим знаком, потому что с сеансов доктора Раша он знал, что нельзя поддаваться им просто так, без опоры на логику, иначе можно потонуть в злости, а родители потом будут думать, что психотерапия снова не справляется с его буйным нравом, и отнимут у Ноа и этого...

Друга.

Мальчик никогда не позволял себе таких мыслей, ведь, эй, будем честными, взрослый психотерапевт не может быть настоящим другом своего мелкого пациента. Но у них было так много общего, больше, чем у Ноа было с его ровесниками или мамой и папой, и доктор Раш всегда слушал его и не перебивал, и давал советы, которые действительно помогали. И сам всегда говорил ему в конце сеансов: «До встречи, мой друг».

— Мы не друзья, — отрезал Ноа. — Друзьям не врут, а вы, вы ни разу не сказали мне, что на самом деле вы... — Ноа запнулся, перебирая в уме наиболее подходящие слова для обозначения этого... кем бы он ни был.

— Что я не простой человек? — подсказал доктор Раш. — Ты прав, я это утаил. Потому что правда должна была настичь тебя в подходящее время в подходящем месте.

— На отборе богини смерти в ее невидимом замке?

Ноа помнил, что такой тон на последнем сеансе доктор Раш назвал «сарказмом» и расстроился, что его юный пациент стал перенимать все больше циничных черт у своих родителей. Он признался, что хотел бы, чтобы Ноа подольше оставался ребенком.

— Да, именно, — прозвучал совсем неожиданный ответ.

Ухмылка сползла с лица Ноа, как подтаявшее мороженое с рожка. Он съехал на диван с подлокотника, уперся локтями в свои худые коленки и взглянул на доктора Раша снизу вверх. Должно быть, вид у него вышел совсем комичный, потому что тот улыбнулся.

— Знаю, эта ситуация кажется тебе приколом...

— Не то слово! — выдохнул Ноа.

— Но все эти годы я ждал момента, когда смогу, наконец, честно признаться своему другу, что наши с ним встречи это не простые сеансы терапии, а самые настоящие уроки.

Ноа замер, мышцы лица от удивления так расслабились, что челюсть, он явственно это чувствовал, сама поползла вниз, к пупку. Где-то за пределами иллюзорного кабинета гневалась Бадб, полностью оправдывая свое полное имя. Бадб Неистовая, вот уж правда. Не повезет ее ученице.

— Уроки чего? — глупо переспросил Ноа. Глупо — потому что уже догадывался об ответе. Глупо — потому что, благодаря своей внимательности и прозорливости, которую не отмечали другие взрослые, его родители и учителя, он понимал, о чем говорит доктор-который-не-был-настоящим-доктором Раш.

— Уроки истории. Уроки мужества и благородства. Уроки чуткости и сострадания, хотя с последним, надо признать, у тебя не было проблем с самого детства.

Доктор Раш — Единый, Ноа, это был Единый... Бог, наверное, да? — наклонился поближе к мальчику, чтобы смотреть ему прямо в широко распахнутые глаза.

— Я учил тебя тому, что ты должен был узнать к четырнадцати годам, чтобы стать учеником богини смерти, мой друг.

Ноа представил, как поздним вечером в саду у его дома над мамиными настурциями трещат цикады. Они появлялись только в конце мая и стрекотали до начала сентября, а потом засыпали до следующего года, и представить себе лето без их пения было сложно. Стрекотание цикад могло скрыть неловкое молчание, когда после ожесточенных споров родители не находили слов, чтобы поговорить друг с другом и с Ноа, заполняли тишину после отбоя, когда Ноа ворочался в постели и не мог заснуть, потому что знал, что под кроватью у него шевелятся тени и тянут к его пяткам свои вполне настоящие руки.

Если бы сейчас он оказался рядом со своим домом, то цикады помогли бы ему с этой тягучей неловкой тишиной, повисшей после слов доктора Раша. В этот самый момент Бадб, прекрасно слышавшая весь разговор, должно быть поседела от ярости.

— Вы хотите, чтобы я что? — прочистив горло, театрально переспросил мальчик. Доктор Раш — мозг отказывался теперь считать его кем-то иным, да и так было проще для переполненного новыми знаниями разума, — понимающе кивнул.

— Тебе с рождения была уготована роль необычного мальчика, мой друг. Если бы моя дорогая Бадб была более внимательна к знакам, которые я ей оставляю, то взяла бы тебя на обучение в числе других своих учеников еще восемь лет назад.

— Другие ее ученики — ученицы, — напомнил Ноа, но этот факт доктора Раша ничуть не расстроил.

— Да, понимаю, как удивительно это выглядит со стороны.

— Вы и понятия не имеете!

— Но, если честно... — доктор Раш поманил Ноа пальцем, и тот, конечно же, потянулся всем телом вперед, подставляя свое ухо. — Если честно, — прошептал доктор Раш, — я давно считаю, что Бадб стоит отказаться от гендерных стереотипов по поводу своих учеников. Ей нужна свежая кровь, а не консерваторские замашки, а божественным началам — новые порядки.

Ноа ничего не понял. Он нахмурился, наверняка изобразив на лице гримасу из недоумения, удивления и чего-то еще, что доктор Раш посчитал смешным, потому что усмехнулся.

— Прости-прости, — тут же посерьезнел он. — Я начал неправильно. Давай я расскажу тебе все с самого начала?

— Я знаю самое начало, — отказался Ноа. — Партолон и его племя прибыло к берегам Ирландии после великого потопа с запада. Потом они сражались с фоморами, основали семь озер, создали три равнины, а потом вымерли от неизвестной болезни.

— Да, все верно, — улыбнулся доктор Раш. Историю первого мифического племени он сам рассказывал Ноа и учил вместе с ним остальные племена. И поскольку теперь он выжидающе смотрел на мальчика, тот продолжил, не особо уверенный в том, что от него как раз этого и ждут:

— Потом на земли Ирландии прибыл Немед и с ним еще восемь чуваков... — обычно доктор Раш поправлял Ноа, если тот говорил о кельтах на слэнге, но тут даже хмуриться не стал. Ноа чуть притих, ожидая подвоха. Его не последовало, и он продолжил. — Эти строили крепости, снова сражались с фоморами, потом погибли от их болезни, а сыновья Немеда основали два новых племени, Туата Де Дананн и Фир Болг. И потом сражались уже друг с другом за право владеть ирландскими землями. Фир Болг были слабее и поэтому проиграли, и после них Ирландией правили племена богини Дану.

— И племена богини Дану были самыми сильными из всех кельтских богов, — подытожил доктор Раш с самым довольным видом. Он всегда смотрел так на своего пациента, своего друга, — так, словно в самом деле гордится им. Ноа нравился этот взгляд, иногда он даже специально старался заслужить его и чувствовал себя значительно лучше после сеансов, на которых ему это удавалось.

Сейчас же Ноа испытал сомнение: оно прошило поперек поднимающуюся волну удовольствия, что бурлило в животе, и отрезало путь наверх. Мальчик поморщился.

— Ты читал все эти мифы и легенды, — сказал доктор Раш, правильно истолковав его молчание. — Ты знал, что многие духи живут среди людей, ведь сам видел их. Почему же теперь, столкнувшись с ними лицом к лицу, не веришь?

Ноа неуклюже поерзал на неудобном диване — конечно же, тот неприятно заскрипел под его задницей — и уставился на свои руки. Одно дело, знать, что он видел существующих духов, другое дело — получить подтверждение со стороны. Тени, что являлись ему перед сном с самого детства, прячущиеся по углам призраки — это не то же самое, что настоящие боги.

— Давным-давно, когда племена богини Дану потерпели поражение от Сыновей Миля [4], то есть, людей, они решили спрятаться от их глаз и создали туман, который скрыл их замки. С тех пор Туата Де Дананн следят за смертными, изредка показываясь некоторым из них, избранным.

— Так я, значит, избранный, — покивал сам себе Ноа. Это был не вопрос, раз он уже догадался о своей... — он покатал на языке это слово и согласился с ним — судьбе. Что ж, теперь картина мира складывалась для него очень логичная: если Ноа был что-то вроде Перси Джексона, то это объяснило бы и видения, и духов, и призраков, и замок богини смерти, в который никак не попасть обычным смертным, и даже то, что его психотерапевт на самом деле являлся самым настоящим богом.

— Избранных много, — возразил доктор Раш, и Ноа удивленно каркнул. — Нет, я не про Марту и других девочек. Они тоже видят этот замок, Бадб и меня, но их выбрала сама богиня. Видишь ли, Ноа, прошло уже две тысячи лет с тех пор, как племена богини Дану скрылись в туманах. Каждые четыреста лет боги разных... давай назовем их специальности. Так вот, каждые четыреста лет боги разных специальностей выбирают себе преемников для того, чтобы новый, более юный бог продолжил их дело.

— Для этого нужен отбор? — догадался Ноа.

— Именно. Бадб выбрала себе пятнадцать девочек, из которых долгие годы лепила себе преемницу. Но про тебя она забыла.

— Она же ищет девочек, — попытался оправдаться Ноа, но тут же себя одернул. Почему он оправдывается вообще? Это даже не его косяк — ну, кроме того факта, что он проник в замок богини смерти незваным гостем.

— Но я указал ей тебя, — покачал головой доктор Раш. — Я хотел, чтобы она обратила внимание на талантливого мальчика, но Бадб проигнорировала судьбу. И теперь судьба сама привела тебя к ней. Я уже говорил тебе, нам нужны новые порядки в этих древних стенах.

— И вы хотите, чтобы я стал новым порядком? — переспросил, отклонившись, Ноа. Быть учеником богини смерти, особенно такой вспыльчивой, мальчику не улыбалось совсем. Но как сказать Единому... — богу, он точно какой-нибудь бог! — что это не самое приятное распределение в его жизни?

Мальчик вдавил себя в диван, скрестил руки совсем как его отец, когда переходил к серьезным разговорам после ужина, и попытался напустить на себя как можно более грозный вид.

— Я не хочу, — сказал он, постаравшись сделать свой голос взрослым. — Не хочу быть учеником богини смерти. Хочу быть обычным подростком с обычными проблемами типа прыщей на весь лоб или девчонок, которые меня не замечают. Хочу быть нормальным. Ученик богини смерти — не самое нормальное занятие для четырнадцатилетнего. Даже для такого, как я.

— Это правда, — согласился доктор Раш. — Я знаю, что ты хочешь быть, как все. Но еще знаю, что ты с детства мечтаешь о подвигах и приключениях.

— Это так, но...

— Ты очень амбициозный мальчик, Ноа, — не дал перебить себя доктор Раш. — Амбициозный, умный и добрый. Богиням смерти нужны такие ученики, а не заносчивые и обидчивые девочки вроде Марты Доэрти.

На этих словах доктор Раш натурально подмигнул, словно бы сейчас они с Ноа говорили об обычных вещах вроде проделок мальчика в школе.

— Мне казалось, Марта Доэрти как раз подходит такой... такой...

Ноа попытался подобрать определение гневливой богине, но не сумел, а после и вовсе стушевался, вспомнив, что она может прекрасно услышать его за стенами иллюзорного кабинета психотерапии.

— Такой, как Бадб, верно? — подсказал доктор Раш. — Не стану врать, она идеальный кандидат на эту роль. Только нам не нужен идеальный ученик.

— Нет?

— Нет. Нам нужен тот, кто сможет привнести новое в слишком древнее занятие. Я не знаю, заметил ты или нет, кельтские боги немного устарели.

Это правда. Ноа не знал, влияет ли на божественную силу то, узнают богов теперь обычные смертные, или нет, но думал, что, какими бы могущественными они ни были, скрывались они очень долго и могли бесконечно отстать от современного мира.

Вряд ли та же Бадб пользовалась Фейсбуком.

— Видишь ли, Ноа, — продолжил доктор Раш, заметив, как мальчик задумался. — Чтобы развиваться, любой отрасли нужно обновление. Все в нашем мире — бесконечный цикл, рождение, рост, развитие, угасание и смерть. И сейчас мы угасаем.

— Мы? — вскинулся Ноа. Доктор Раш кивнул и указал за окно.

— Мы, боги, застыли во времени, но это не значит, что мы можем избежать такого же цикла, как обычные смертные. И сейчас мы угасаем. Бадб не хочет замечать очевидного и потому противится всему новому. Но я вижу, что старым богам осталось недолго. Нам на смену должны прийти новые ученики и новые обычаи. Иначе все мы, независимо от наших сил, угаснем, словно пламя свечи, и останемся простым напоминанием. А от богов, Ноа, зависит в этом мире очень многое.

— Что?

— Все. Порядок, хаос, течение времени, течение жизни. Если мы исчезнем, не будет никого, кто сможет поддерживать баланс в мире.

Про порядок Ноа знал и сам. Читал в книгах по мифологии — и не только кельтской, но и древнегреческой, египетской и других. Некоторые истории, которые рассказывал ему доктор Раш, говорили о могущественных божествах, что заставляют планету крутиться. Некоторые говорили про давно забытых богов. Некоторые вскользь упоминали придуманных божеств Толкина или Джорджа Мартина — и такие, как правило, никак не влияли на порядок в мире Ноа, но могли пошатнуть баланс сил в мире богов.

В это все Ноа охотно верил до тех пор, пока нос к носу не столкнулся с богами сам.

К счастью для доктора Раша — вернее, для Единого, поправил себя мальчик, —Ноа Галлахер был не самым стандартным подростком с хорошим воображением и, к сожалению, огромной тягой к приключениям.

— То есть, вы просите меня стать учеником богини смерти? — уточнил он в последний раз. — И что мне светит, если я приму на себя эту роль?..

[4] Мифические племена, населявшие территорию Ирландии в древние времена. Согласно кельтской мифологии, каждое из племен обладало особыми силами и могло считаться за богов. Они сменяли друг друга на протяжении многих веков, пока последнее племя богини Дану не потерпело поражение от сыновей Миля, т.е. людей.