ОБЫКНОВЕННЫЕ БОГИ. Мастер смерти

Темная-темная туча соткалась из воздуха, густая и страшная — главным образом из-за нарастающего внутри нее гула, что пробирал до самых костей — и зависла на уровне глаз Ноа, словно специально подставляя себя его взору. Это, определенно, была туча, но смотреть на нее по каким-то причинам мальчику было тяжело, словно тонкий голосок трусливого Ноа в голове пищал: «Отвернись, не смотри, закрой глаза».

Не смотреть совсем было тоже сложно. Поэтому Ноа сильно прищурился, стараясь сфокусироваться на том, что происходит далеко внизу, где женщина в черных одеждах взмахивала руками, призывая к себе стаю птиц. Те слетелись кольцом вокруг ее головы, как живой обруч, и зависли в воздухе, быстро-быстро трепеща крыльями.

— Добро пожаловать, — Мортиша Аддамс склонилась в полупоклоне перед тучей, вызвав в Ноа глубокое недоумение. Это разве не сама она вызвала непогоду в своем замке? Кому она кланяется?

Ноа решил, что туча скрывает сейчас кого-то перед женщиной, и подполз еще ближе к порогу двери, из которой боялся высунуться. Но перед женщиной с ее птицами никого не было. Поэтому разнесшийся по всему залу голос мог принадлежать кому или чему угодно.

— Ба-а-а-а, — гудело со всех сторон, трещали даже витражи в арочных окнах зала и хрустальные слезы на длинной люстре под потолком. Ноа зажал уши руками, кудряшки неприятно защекотали ему шею, потому что тоже дрожали.

— Их должно быть шестнадцать, — грохотало неведомое. Откуда оно звучит? Что оно такое?

Ноа отнял руки от ушей, еще раз глянул в зал. Туча, кажется, злилась. Трещали внутри нее молнии и громыхали раскаты, словно локальную грозу заказали прямо в зал с высокими арочными окнами и не предоставили ей больше места для приличной встряски.

— Было шестнадцать претендентов, Ба-а-а-а...

— Один из кандидатов оказался... недостаточно хорош, Единый, — заговорила Мортиша Аддамс, вновь склонившись перед неизвестным. Поскольку сам Ноа был здесь невольным наблюдателем, он предположил, что этот Единый просто скрыт от его глаз. Может, то был невидимый гость? Тогда он вполне сочетался бы с невидимым замком.

— Они не подходят нам, — заявил Единый. Женщина рассердилась — Ноа понял это по паузе, которую она выдержала перед выпадом.

— Вы даже не взглянули на них. Дайте им шанс проявить себя и показать, на что они способны. Я обучала их семь лет и, уверяю вас, все они сильны и талантливы. И точно смогут принять то будущее, которое вы им уготовили.

Птицы вокруг женщины заволновались: сломали идеальное кольцо, взлетели вверх, опустились вниз, слетелись к центру.

Женщина нахмурилась и взмахнула рукой — на рукавах ее платья Ноа только теперь заметил самые настоящие перья, черные-черные, точно она повыдергивала их с вороны и пришила к своему наряду подобно Круэлле Де Виль, фанатей она от воронят, а не щенков далматинцев.

Птицы опустились на пол перед ней и грозной тучей, обернувшись Мартой Доэрти и незнакомыми Ноа девочками. Три, четыре, девять... Ноа насчитал ровно пятнадцать девочек разного роста, цвета волос и кожи. Все они были примерно одного с ним возраста, но выглядели не очень-то счастливыми. Скорее даже, испуганными.

Все, кроме Марты Доэрти, смотрели на женщину с испугом.

Ноа потянул веко вбок пыльным пальцем: так смотреть с его плохим зрением становилось проще и неудобнее одновременно. Эх, надо было нацепить очки на нос перед тем, как сбегать из дома — говорила же ему мама!

— О каком будущем вы говорите? — спросила Марта, и Ноа подивился, что из всех девочек здесь она была самой бойкой и вовсе не выглядела напуганной этой грозной женщиной.

— Об этом узнает одна из вас после испытания, — ответила та. По ее голосу было понятно, что она очень-очень недовольна выскочкой Мартой. — Сейчас вы поклонитесь Единому и ответите на его вопрос, а после покажете свои умения, как я вас учила.

Но Единый, кем бы он ни был и где бы ни скрывался в огромном зале с пыльной люстрой, снова загрохотал:

— Они не подходят, Ба-а-а-а...

Оказалось, что в конце этого «Ба-а-а-а», если хорошенько прислушаться, можно расслышать глухое «дб». Ба-а-а-а-дб.

— Ба-а-адб?! — вырвалось у Ноа. Он икнул от внезапного испуга и тут же зажал рот рукой. Если он и произнес это слишком громко, его, вероятно, не расслышали за громом из тучи.

Бадб? Та самая Бадб, Неистовая, богиня гнева и ярости, кровопролитных войн и смертей? Неудивительно, что она так походила на главу семейки Аддамс: вся в черном, с вороновым крылом, бледная, как луна, и гневная, словно ее бесил каждый вдох несчастных девочек, стоящих пред ее очами.

Ну все. Теперь наблюдать за непонятными обрядами Ноа было совсем ни к чему, раз заправляла всем этим кельтская богиня. Оставаться в невидимом замке было опасно и неправильно — Ноа осознавал это каждой клеточкой своего тела, пока перебирал в уме все плюсы и минусы.

Дурень! Не может быть тут никаких плюсов: ты в замке-людоеде, прячешься за дверью в центре стены и слушаешь, как Бадб Неистовая отчитывает Марту Доэрти — внезапную, но живую и смелую Марту Доэрти! — перед тучей с громом и молниями. Тебя совсем не звали сюда, и это неподходящее для тебя место, а ты знаешь, что делают с любопытными мальчишками, которые оказываются не в том замке не в то время. Их отправляют к строгим учителям, потом — к родителям, а после — к психотерапевтам, которые ставят им странные диагнозы и советуют больше спать и гулять на свежем воздухе и спрашивают, что они видят на разноцветных картинках из пятен!

По всему выходило, что Ноа следовало делать ноги из проклятущего замка на холме, который он видел сегодня впервые.

Побег из замка был делом простым — всего-то нужно было отползти от порога двери, затем встать, как можно тише прошагать к лестнице, сбежать с нее и каким-то образом прошмыгнуть мимо доспехов с секирами, вылезти из двери, что не желала открываться, и сбежать с холма обратно в город, никогда больше не вспоминая об этом замке.

Но Ноа медлил. Во-первых, по причине своего неуемного любопытства, во-вторых, потому что впервые в жизни он столкнулся со своими фантазиями в реальности и не хотели упускать возможности запечатлеть их.

Может, следовало бы поискать точку обзора получше? Например, поискать другую дверь этажом пониже...

Едва он отполз на фут, как грохот в зале оборвался. Туча прекратила отчитывать грозную женщину и гудеть свое «Ба-а-а-а».

— Пусть покажут, на что способны, — внезапно согласился Единый. Ноа замер в неудобной позе, занеся руку над головой. «Как-то это по-кромьюлонски», — с интересом подумал он и тут же себя одернул. Прекрати-прекрати это! Нам не следует оставаться в проклятущем замке возможно самой грозной богини кельтских мифов!

Но как всякий уважающий себя искатель неприятностей на свою задницу с многолетним опытом, Ноа Галлахер не мог позволить себе пропустить совершенно мистическое зрелище, не поддающееся логическому объяснению. Голосок трусливого подростка в его голове скромно попросил развернуться и уползти из этого коридора и замка, но любопытство победило его в одну секунду.

Потому что в огромном-огромном зале с арочными окнами и пыльной люстрой вновь затрепыхали птичьи крылья: это Марта Доэрти и остальные ее сокурсницы — можно ли было назвать их подобным словом, подумал Ноа — опять превратились в серых птичек и залетали под потолком, огибая грозную тучу по знатной косой дуге.

Одна из них отделилась от стайки, сделала вираж вокруг люстры и вернулась к трону с Бадб. Та уже восседала на своем месте, следила за перемещениями своих подопечных — бедных-бедных птичьих подопечных — и кивала и качала пальцем с длинным черным когтем в такт взмахам крыльев.

Отделившаяся птичка затрепыхала, упала на пол и тут же обратилась в змею у ног богини. Наблюдающий за этим Ноа чуть не вывалился из дверного проема, успев в последний миг схватиться рукой за порог. Фу, ну и гадость! Не птицы, так змеи!

Удивляться у него не было ни сил, ни времени: раз уж он нашел таинственный замок, попал внутрь и оказался на обряде инициации Бадб Неистовой и ее учениц, стоило бы воспользоваться случаем и заснять все на камеру, чтобы потом показывать это дурацкому Энди Тибекису, который каждый день припоминает Ноа его детские глюки.

По-хорошему, он и в детстве не был сумасшедшим, а ошибочно считал, что взрослые поверят его словам, если он честно признается, что видит огромных ворон в небе и призрачные фигуры за окнами своей спальни в сумерках. Но родители посчитали, что это у Ноа разыгралось воображение, одноклассники подняли на смех и отказались играть с ним.

А нужно было всего лишь найти подтверждение, реальное подтверждение своим словам и ткнуть его в нос придурку Тибекису.

Пока птицы перед Бадб сменяли одна другую, выделывая трюки покруче, чем Гарри Гудини, Ноа безуспешно искал смартфон в кармане джинсов и длинной, не по размеру, худи. Куда же он запропастился? Последний раз Ноа помнил о нем, когда, проклиная Саймона, лез за несчастным котом на дерево. Неужели там и оставил? Обронил в кустах, пока прятался от Марты Доэрти? Потерял на холме перед появлением невидимого замка? Оставил на лестнице?

Вот же он, красавчик! Спрятался в складках худи. Трепещи, Тик Ток! У Ноа Галлахера наконец-то появился веский повод запостить там свое первое видео!

Он прищурился, осматривая стену прямо под собой (ладони у него мгновенно вспотели от страха, а в желудке узлом свернулся недавний обед, куриная лапша оплела собой каждый кусочек жареной картошки и норовила вытолкнуть их по пищеводу вверх).

Сплошная стена под дверью, на пороге которой пластом лежал Ноа, не скрывала в себе новых потайных дверей, зато в самом низу, у пола, свет зала проваливался в пустоту широкой арки. Возможно, это был главный вход в зал, который так и ждал, что нежданный гость в лице Ноа им воспользуется. Он обязательно сделает это чуть позже, как только снимет пару кадров с этого ракурса.

Ноа не сдержал мстительной ухмылки будущего удовольствия — Энди и его дружки подавятся всеми нелепыми издевками, которые они придумали для Ноа и его «глюков» — и разблокировал потертый Самсунг. Первым делом следовало отключить звуки и уведомления — Ноа смотрел слишком много остросюжетных боевиков и триллеров, а потому знал, что, несмотря на отсутствие друзей, которые могли позвонить ему в любой момент, предательское «У вас новое сообщение» может прозвучать в самое неподходящее время. Он же не хочет потерпеть неудачу, как герои сериалов и триллеров.

Быть пойманным с поличным самой богиней кровопролитных битв Ноа бы не хотелось.

Он перевел смартфон в полный беззвучный режим (хотя сети здесь, по понятным причинам, не ловили) и включил камеру.

И как только в небольшой экран старенького смартфона сейчас попали и Бадб, и темная грозная туча, и часть птиц, летающих над головой кельтской — подумать только! — богини, Ноа сделал первый снимок.

Щелчок, с которым сработал цифровой затвор камеры услышали, должно быть, в самом Каслбаре.

Птицы замерли, грозная туча перестала искриться и трещать, а Бадб Неистовая, многоликая богиня войн и смерти, медленно, точно в слоумо какого-то триллера, повернула на звук свое до обморока разгневанное лицо.

— Что... это... такое... — процедила она, и от ее голоса у Ноа по спине проскочил разряд молнии; мгновенно стало холодно, он почувствовал себя маленьким-маленьким, точно жучок.

— Упс... — прошептал он, медленно опуская смартфон. Шипящее «с-с-с» зависло в холодеющем воздухе, как заклинание на парселтанге. Сейчас, вывалившись с порога двери в центре стены почти по пояс, Ноа Галлахер оказался у всех на виду в самом нелепом положении, какое только можно себе представить.

Чертов автоматический щелчок камеры...

— Это шестнадцатый ребенок, Ба-а-а-адб, — прогрохотала туча.

Бадб натурально почернела лицом.

— Нет, — прошипела она. — Это ребенок, которого ждет смерть.

О, черт! О, нет! В жизни Ноа случалось много курьезных, странных, неуклюжих и даже нелепых событий — иногда он думал, что хуже уже ничего быть не может и каждый раз удивлял сам себя и окружающих, — но ни одно из них нельзя было назвать таким страшным и одновременно глупым, как это.

Он попытался вползти обратно за порог двери и смыться, как планировал несколькими минутами ранее, но рукав худи зацепился за торчащий из стены крюк — до этого Ноа удобно на него опирался, пытаясь заснять кельтскую богиню на камеру, а теперь стал жертвой предательства и не мог выкарабкаться из — буквально — подвисшего состояния самостоятельно.

Бадб приближалась к нему медленно, словно кошка, и источала такую темную энергию, что даже не будь Ноа чувствителен к подобным штукам, он испытал бы беспричинный ужас.

Мальчик заерзал сильнее, отцепил свой рукав и вполз обратно за порог двери, но не успел даже подняться, чтобы сделать из замка ноги — Бадб, неожиданно расправив огромные вороньи крылья, взвилась в воздух и оказалась в проеме перед Ноа, нависая над ним черной тенью, скрывая уходящий солнечный свет в арках зала, скрывая стеклянную люстру, грохочущую тучу, серых пташек и, вероятно, надежду на светлое будущее.

— Мне конец, — отчаянно выдохнул Ноа.

— О, можешь в этом не сомневаться... — вторила ему Бадб, и ее тон в самом деле не предвещал ничего хорошего или хотя бы нейтрального.

Она схватила Ноа за капюшон его худи и неожиданно сильным движением сволокла его прямо из коридора в зал. На пару секунд мальчик завис в воздухе, держась за капюшон и молитву неизвестным богам, и в это короткое мгновение не смог даже вскрикнуть — вопль застрял у него в горле, мешая вдохнуть. Бадб спустила его вниз, к серым пташкам, что обернулись девочками, и грозной туче, наблюдающей за всем с отстраненным интересом.

— Слушайте, — закрякал от страха Ноа, как только ноги его коснулись пола со старой узорчатой плиткой времен, наверное, Святого Патрика, не иначе. — Послушайте! Я-я-я не собирался прятаться тут специально, просто так вышло, и если вы отпустите меня, я никому ничего не скажу, честное слово! Да и мне не поверят же, все и так считают меня чокнутым, вам ничего не грозит, пожалуйста, я...

— А с чего ты взял, — голос Бадб прозвучал гулко и эхом отразился от арок и стен зала, — что это нам здесь что-то угрожает?

Она в последний раз расправила крылья — в размахе они были, как два Ноа в длину, — сложила их за спиной и, обогнув вмерзшего в пол мальчика, медленно уселась на свой трон. Если бы Ноа мог, он превратился бы в лужу от одного ее взгляда.

— Как ты сюда попал, мальчиш-шка? — прошипела богиня. — Никто не является в мой замок без приглашения.

Девочки, стоящие по обеим сторонам от трона богини, смотрели на него с испугом и интересом и перешептывались — вели себя так, будто никогда в жизни не видели мальчика. И только Марта Доэрти ни с кем не шепталась. Она смотрела прямо на Ноа, и как только мальчик столкнулся с ней взглядами, то зацепился за призрачное узнавание в ее глазах, как за спасительную ниточку. Пожалуйста-пожалуйста! Пусть Марта Доэрти вспомнит его и не даст в обиду этой разгневанной женщине!

— Я... — не дождавшись даже намека от Марты, Ноа зажмурился и заговорил, только голос его очень некстати сломался на середине фразы и зазвучал каркающей вороной. — Я увидел ваш замок на холме, подошел посмотреть поближе — я ведь, знаете, никогда его здесь не видел, а у меня близорукость, и мне бы вообще на все смотреть с расстояние в полфута, и... В общем, я подошел посмотреть, а ваш замок меня... слопал.

— Слопал? — повторила за ним Бадб Неистовая. Из ее уст слово Ноа прозвучало странно.

— Ага, — согласился Ноа. А что еще ему оставалось?

— Ты обычный смертный мальчиш-шка, как ты вообще сумел разглядеть мой замок? — богиня не изменилась в лице, но обычный смертный мальчишка понял, что она в бешенстве. — Ты пришел из города вслед за Мартой. А я говорила тебе, что добром твои побеги не кончатся, — бросила она уже девочке.

— Я просто хотел знать, что с ней случилось. И чтобы меня не считали психом.

В последнем Ноа больше не был уверен. Если сейчас, стоя перед самой богиней смерти, он может перечить, то с головой у него явные беды.

— Ты знаешь меня? — неуверенно спросила Марта. Ноа вскинул голову, бросил на нее короткий взгляд и кивнул. Бадб сделалась мрачнее тучи за спиной мальчика.

— Но откуда...

— Мы вместе ходили в детсад недалеко от нашей улицы. Давно, десять лет назад. Наши мамы дружили — да и сейчас дружат, отцы вместе устраивают барбекю по воскресеньям после службы, а я... Мы с тобой должны были вместе учиться в школе, но ты исчезла, и все вдруг про тебя забыли, как будто тебя никогда не было. Но я тебя помню. Помню, что ты была, а потом просто пропала. Только вот взрослые считают, что я всем вру...

— Но почему тогда ты... — Марта не договорила, повернулась к Бадб и свела брови к переносице. Она действительно злилась на богиню и не побоялась — в который раз — это показать. Удивительно, подумал Ноа, но вслух не произнес ничего, зная, как ему может влететь за любое неверное слово в стенах этого замка.

— Вы говорили, о нас никто никогда не вспомнит, но вот же этот мальчик, он меня помнит!

Возглас Марты разнесся по залу, отразился от стен, от стеклянных капель на люстре, вернулся к ней. Ноа в который раз пожалел, что стоит так близко к богине смерти, которая может уничтожить его одним лишь взмахом руки.

Бадб и в самом деле подняла руку — затрепыхали в воздухе вороньи перья на рукавах ее платья, — Ноа зажмурился, ожидая оплеухи. Но богиня указала пальцем с длинным когтем прямо в грудь мальчика:

— Он — аномалия, Марта. Он здесь оказался случайно, и тебя он помнит только потому, — она покрутила пальцем в воздухе, и внезапно поднявшийся порыв ветра обдал лицо Ноа прохладой и зашевелил кудряшками на затылке, — что по невероятному стечению обстоятельств остался с открытым третьим глазом.

Третьего глаза у Ноа точно не было: он бы знал об этом дефекте во внешности, да и одноклассники не смогли бы умалчивать о таком и наверняка придумали бы ему пару сотен самых неприличных кличек.

— У меня нет третьего глаза, — поспешил заявить Ноа. Он боялся говорить при злобной богине, но решил, что хотя бы от лишних частей тела может отказаться в разговоре, чтобы между ними тремя — им, Бадб и Мартой Доэрти — не возникло недопонимания.

Богиня посмотрела на него, как на пустое место. От такого взгляда стало еще больше не по себе.

— Он есть, несносный мальчишка, — произнесла она тоном, не терпящим никаких возражений. — И находится у тебя во-от здесь.

Ее палец указал на макушку Ноа. Он поднял глаза, проследив за черным когтем богини, но ничего не увидел. Вполне вероятно, что его третий глаз, на котором так настаивала Бадб, был все время скрыт за кудрявой густой челкой мальчика или располагался так высоко, что Ноа никогда в жизни не смог бы его заметить. И глаз этот, скорее всего, был слепым. Ведь никакого зрения, как у хамелеона или голубя, у мальчика не было.

— Кто-то оставил тебе третий глаз, и теперь у тебя, мальчик, из-за этого большие проблемы.

— О, расскажите мне то, чего я не знаю, — простонал, не сдержавшись, Ноа. Бадб не выказала удивления, но счастливой от этого короткого диалога тоже не стала. Она медленно потянулась и поднялась со своего трона с грацией кошки. Окинула высокомерным взглядом — будто только что съела скользкую улитку, но не хотела показывать, насколько та была отвратительной, — притихшую Марту, затем повернулась к Ноа.

«Меня сейчас убьют», — безрадостно подумал он. — «Натурально убьют, вот и весь дурацкий финал дурацкого дня».

— Я могу убить тебя одним только взглядом, — поделилась богиня, среди невероятных сил которой, похоже, было и чтение мыслей. — Но не стану. Сегодня слишком ответственный день для моих девочек, чтобы омрачать его смертью жалкого любопытного мальчишки.

— Так я не умру? — крякнул Ноа от невольной радости.

— Молчать!

— Упс.

— Я не стану убивать тебя, — продолжила, выдержав паузу, богиня. — Но сделаю так, чтобы с этого дня ты ничего больше не смог видеть.

Несмотря на то, что она как-то странно выделила последнее слово, Ноа решил, что не заслуживает и такого наказания. От страха, что поднимался в желудке, как на американских горках, вверх-вниз, вверх-вниз, его мутило и перед глазами все немного плыло.

— Я не хочу стать слепым, — прошептал он, вжав голову в плечи. — Пожалуйста, можно оставить мне зрение? Я и так не очень хорошо вижу, не хочу ослепнуть совсем!

— Ты безумец, если считаешь, будто я позволю разгуливать тебе с таким даром.

Богиня говорила так, будто хотела сказать совсем другое, что-то, не поддающееся цензуре, и ее голос выключили, а сверху наложили другую озвучку, поприличнее. Возможно, она хотела сказать, что Ноа совсем ***** и может пойти в пешее путешествие до самого Дублина с такими запросами, но его возрастной рейтинг и фантасмагоричная атмосфера всей истории не позволяла даже богине пользоваться такими выражениями.

— Я закрою твой третий глаз, сотру тебе память и отправлю к мамочке с папочкой, — пояснила Бадб, уже занося руку над макушкой Ноа. — Ты забудешь о том, что видел и слышал здесь, и больше никогда не увидишь ни моего замка, ни моих девочек.

«То есть, — рассудил Ноа, — стану абсолютно нормальным среднестатистическим подростком без изъянов психики».

Ему это подходит.

Только мальчик хотел сказать, что он согласен на любые трюки с памятью, лишь бы остаться в живых и вернуться к нормальной жизни, как позади него загрохотала туча, о которой он успел позабыть.

— Ба-а-а-дб, — раздалось по всему залу. Ноа ойкнул, вскрикнул и испуганно зажал рот руками. — Этот ребенок — шестнадцатый.

Ноа не знал, позволено ли ему обернуться и посмотреть, наконец, кто же это так грозно разговаривает с самой богиней смерти, и вскинул голову к замершей у трона Марте. Он надеялся, Марта поймет его немой вопрос, но девочка, кажется, совсем не смотрела на Ноа.

И он сделал выбор сам.

Медленно, шаркая пятками конверсов по пыльному полу, он повернулся всем телом и только тогда поднял глаза к грохочущей, искрящейся туче, висящей в воздухе в нескольких футах от Ноа.

Он думал, что внутри этой тучи есть кто-то вроде богини — высокий, как она, напоминающий человека бог — не зря ведь Бадб называла его Единым. Но там, посреди скопления молний, в кучевом темном облаке, не было фигуры или силуэта.

Там было лицо. Огромное, состоящее целиком из дыма, искр и грохочущего голоса, оно напоминало высший разум Матрицы, которую Ноа так и не понял. Сейчас он тоже мало что понимал кроме одного факта: кажется, его не собираются убивать. Даже это грозное лицо с грохочущим голосом.

Кое-как проглотив испуг и все нецензурные выражения, дословно описывающие текущую ситуацию, Ноа попытался взять себя в руки.

— Вообще-то, — аккуратно начал он, поскольку ни лицо, ни богиня не спешили как-то комментировать происходящее, — я единственный ребенок в семье. Но, на случай, если вы говорите о местном собрании, то...

Ноа оглянулся, еще раз окинул беглым взглядом присутствующих в зале тихих девочек, и вернулся к лицу из тучи.

— Я не могу быть шестнадцатым на вашем слушании. У вас тут, похоже, девичник, а я — не девочка.

— И тебе здесь не место, — впервые согласилась с ним Бадб. Ноа радостно закивал.

— Да-да, мне здесь не место. Давайте вы щелкните мне нейрализатором и отошлете к папеньке с маменькой, а? А я обещаю больше никогда-никогда не совать нос в чужие невидимые замки.

— Ты про них и не вспомнишь, болтливый мальчишка, — вздохнула Бадб — как показалось Ноа, с облегчением. — Это я тебе обещаю.

Обещание богини дорогого стоит. Ноа слабо представлял себе, во что вляпался и на самом ли деле она богиня, а не мистический дух, который решил примерить на себя образ из кельтской мифологии, но в обещаниях был уверен. Каждый раз, когда огромные вороны каркали под его окнами, пока он был маленьким, шепотки за стеной, под потолком и в полу его комнаты обещали ему возвращаться следующей ночью и никогда не подводили, хоть маленькому Ноа больше всего на свете тогда хотелось, чтобы они соврали и больше не являлись ему перед сном.

Так что, кем бы ни была эта Мортиша Аддамс, Ноа ей поверил безоговорочно и сразу же. Сделайте меня нормальным и отошлите домой, я готов.

— Он останется, — загрохотала туча, у которой, судя по всему, были на Ноа другие планы. — Он останется и покажет, на что способен.