Лошадиная река (18+)

По пути к Александре я чуть более подробно всё рассказала Димке: о том, что та говорила; о том, что я нового увидела, и о том, что учудила дома. Мне стало совестно, ведь когда бабушка вернётся — а я почему-то была уверена, что она вернётся, — то испугается как минимум и расстроится погрому. Кошка ещё эта... Соня.

Димка же становился всё мрачнее и мрачнее.

Река бурлила так, как будто закипала. Ветер дул со всей силы, расшатывая лесные деревья, и кусты рядом с нами перешёптывались, как и те дома, а отовсюду долетали то лай собак, то ржание лошадей, то визг свиней, то знакомое пение, слова которого находились в синей книге. Оказалось, что одна страница была вырвана, и продолжение песни узнать у нас не вышло, а расслышать не получалось.

Мы шли, прижимаясь друг другу. Я старалась побольше укрыть курткой Димку от холода, ведь он шёл как и я босиком, и помимо прохуделых штанов и разорванной футболки на нём больше ничего не было.

Когда мы приблизились к дому Александры, калитка во двор была открыта, как будто нас ждали. Наверное, хозяйка дома ждала именно моего возвращения, но без Димки я больше туда заходить не собиралась: во-первых, на улице холодно и ему некуда деваться, во-вторых, мы пришли за помощью для нас обоих, и ей придётся уж потерпеть присутствие мужчины. Димка не её сын, да и как из-за одного человека можно ненавидеть многих?

Мы поднялись на крыльцо, и дверь перед нами отворилась. На пороге появилась Александра: её волосы уже были убраны наверх в аккуратный пучок, а глаза подведены чёрным. Она снова смерила нас взглядом, сложив руки на груди. Только я хотела сказать, что Димка пойдёт со мной, как тут же Александра меня опередила:

— Ну, проходите.

Мне показалось странной такая перемена в её отношении в сторону друга, но я ничего не сказала, как и он. Мы зашли внутрь, и Александра повела нас уже в другую комнату — напротив той, что была на прошлой встрече. Эта же походила на небольшую кухоньку: в печи потрескивали поленья, сверху подогревался чайник, слева располагался небольшой деревянный стеллаж с кухонной утварью, а справа, у окна, на квадратном столе стояло три кружки — заглянула — с заваркой, на стенах висели картины с собаками, которых, мне казалось, я уже когда-то видела. Рядом с нами пробежало три кошки и они легли бок к боку недалеко от печи, пригревшись. Александра села за стол, и мы с Димкой — синхронно — повторили за ней, пододвинувшись поближе друг к другу.

— Вы — ведьма? — вдруг слетело с моего языка.

— Что? — удивилась Александра, выпучив глаза, и затем громко рассмеялась. — Нет, — вытерла подтёкшую тушь, — конечно, нет. С чего ты взяла?

— У вас странный дом. И эти, — кивнула в сторону окна, — вольеры с загонами, или как там. А ещё у вас сотня кошек бегает по квартире, — глянула на трёх блохастых у камина.

— А это что, классический набор ведьм?

— Не знаю, — я пожала плечами, — до вас лично их не встречала.

Она улыбнулась, покачала головой, а я почувствовала себя немного дурой, но иначе не получалось её воспринимать, и взгляд Димки говорил о том, что у нас мысли сходятся.

Александра встала, подошла к закипающему чайнику и, вернувшись, разлила кипяток по кружкам. Запахло ароматом, напоминающим те самые благовония, и я прикрыла ладонью нос. Димка же сидел и всматривался в Александру, да так, будто пытался разглядеть в ней что-то: щурился, пожёвывал губу, наклонял голову набок, будто загипнотизированный.

Этого ещё не хватало!

— Эй-эй, — я помахала перед его лицом, и тот дёрнулся. — Не спать.

— Ах, да, — опомнился. — Простите, что мы вот так, но мы к вам по делу.

Она взяла в руки одну из кружек и отхлебнула. Как только не обожглась?

— У вас снова полудохлый котёнок припрятан? — выгнула бровь, а я закатила глаза.

— Хах, нет. Не по этому. Да и прятать негде, — Димка показательно осмотрел себя, и мне даже стало немножко смешно. Я чуток расслабилась, но ненадолго.

— Я заметила, — она поставила кружку, сплела пальцы в замок, а сама откинулась на спинку стула. — Почему ты так выглядишь, мальчик? — спросила Димку.

— Как? — не понял тот, и я уже хотела сказать, что не её ума дело, что он весь такой неухоженный и потрёпанный, как она ответила на его вопрос:

— Как будто собрался умирать. Ты с чем-то смирился, и почти был готов, но она, — ткнула в воздухе пальцем, указывая на меня, — испортила тебе все планы.

— Как собрался, так и разобрался, — грубо ответил Димка, глядя на неё уже исподлобья. Ему явно не нравилось, к чему та вела. И мне тоже.

— Думаю, это хорошо. Ты хорошо на него влияешь, — обратилась уже ко мне. — А он на тебя?

— В смысле? — я нахмурилась. — О чём вы? Мы не за этим пришли!

— Я понимаю, за чем вы пришли. За ответами. Эта книга... — кивнула. — Вы не просто так её принесли, не правда ли?

Она стала пугать меня ещё пуще прежнего. Все эти её слова с намёками, её пробирающий до костей чёрный взгляд, её полуулыбка — Александра выглядела так, будто реально всё знала, но нам, простым смертным, нельзя было взять и сразу всё понять.

— Мы видим призраков, — выпалил Димка, а я вздохнула и пихнула его в бок. Наверное, звучали такие слова странно. Но Димка, шикнув на меня, продолжил: — Много призраков. А когда Соня сбежала от вас, она стала видеть их почти столько же, сколько и я. И мы хотели спросить, не знаете ли вы, в чём причина наших видений?

Думала, она снова рассмеётся, или хотя бы просто воспримет слова как шутку, но Александра, покивав будто сама себе, поднялась со стула и начала медленно расхаживать по комнате, разглядывая картины:

— Некоторые люди рождаются с даром... — начала она.

— Я же говорила, — я подмигнула Димке, как бы намекая, что была права насчёт того, что видения — это дар.

—... а некоторые люди умирают. Точнее, умирают все, но каждый в своё время. Например, тебе, Дмитрий, — Александра встала за нашими спинами и положила руку ему на плечо, — ещё рано, а вот тебе, Соня, — положила вторую на меня, — уже поздно.

— Я ничего не понимаю... — увильнула я, и та, обойдя стол и снова сев напротив нас, сказала:

— Я постараюсь объяснить. А ты пей чай, — указала взглядом на одну из кружек, взяв свою. — Не бойся, он не отравлен или ещё что там. И я не ведьма, кстати. Просто я тоже вижу призраков, как и Дима, и поэтому мы видим тебя, — посмотрела на меня, и внутри меня будто всё перевернулось и смешалось в одно месиво.

— Не понял... Что вы несёте? — возмутился Димка.

— Дим? — мне стало страшно, и я, положив руку ему на ногу, сжала пальцами его колено.

— Не переживай, — он положил свою руку поверх моей, — я всегда чувствую, когда передо мной призрак, — глянул мельком на меня, затем обратно на Александру. — Они не такие явные и яркие, они — как туман или как вспышка света, а иногда...

— Соня, ты купалась в реке? — перебив Димку, всё так же спокойно спросила она.

— Да... — мой голос дрожал.

— Понятно, — та улыбнулась. — Смело, — дёрнув бровью, снова отхлебнула чай. — Соскучилась она по тебе, вода та. В прошлом году ты не решалась...

— Что вы имеете в виду? — спросил Димка, нахмурившись.

— Ты каждый год приходишь ко мне, Соня. Ходишь, бродишь, мешаешь спать, переворачиваешь всё вверх дном, и через пару недель исчезаешь. Всегда в одно и то же время, только этим летом припозднилась, теперь знаю почему, — намекнула на Димку.

Я как будто язык проглотила. Мне не верилось в её слова, слишком всё походило на бред сумасшедшего, хотя последние события показывали, что кто тут из нас сумасшедший — ещё нужно было разобраться.

— Но она в прошлом году отдыхала в лагере. Вы нам мозги не промывайте! — Димка встал, чуть сдвинув стол, и кружка Александры выпала из её рук, разливая остатки. — И не будем мы пить ваш дрянной чай! — со злости он смахнул на пол рукой остальные кружки, а я сидела и смотрела в одну точку, будто в ней, в точке этой, моё спасение.

— Сядь, — приказным тоном сказала та, и Димка с недовольным видом сел и скрестил руки на груди. — Ты — моё проклятье, Соня. Как и мой сын. Ты заметила мой свинарник во дворе... Когда-то у меня была небольшая ферма, прямо тут, у дома. Свиньи... А ещё со мной жило много собак, которых я очень любила, — она глянула на картины. — Мой сын взял себе одного щенка и вырастил из него монстра. Я вырастила монстра-человека, а тот вырастил другого монстра, понимаешь? — горько усмехнулась. — И вот однажды, рыдая, он принёс ко мне домой окровавленную девочку. Мой сын кричал, что это я виновата. Что кровь на моих руках, что я сделала его таким, и моя псина испортила ему всю жизнь. Моя псина, понимаете?

— И что с той девочкой? — сглотнув, спросила я.

— Она умерла. А я, несмотря ни на что, помогла сыну избавиться от трупа и от улик. Вы знали, что свиньи едят практически всё, что им дают?

— Фу, — Димка скривился. — Вам нужно лечиться, — отодвинулся от стола, и я повторила за ним, не сводя с Александры глаз.

— Возможно. Любовь — это болезнь, Дмитрий. Я думала дар передастся моему сыну, но ему достались все мои самые ужасные качества... Как там твой отец? Ты, несмотря ни на что, его любишь, не правда ли? А он всё ещё ненавидит себя и всех вокруг.

Воздух стал осязаем, а между взглядами бабушки и внука словно до предела натянулась струна. Казалось, если бы я сейчас за неё дёрнула, то она закрутилась бы спиралью так же, как и струны разбитой гитары сына Александры.

Димка смотрел на неё с ненавистью, она — с нежностью, и у обоих в глазах застыли слёзы. Я же чувствовала себя не то чтобы третьей лишней, я вообще себя никак не чувствовала: ни холода, ни тепла, и аромат испарился, а с улицы стал доноситься какой-то топот. С картин на меня глядели десятки собачьих глаз — ещё недавно они на меня не смотрели. Сейчас же казалось, что если я сделаю лишнее движение, они набросятся на меня и загрызут, как ту самую девочку, про которую говорила Александра. Из их глаз сочилось нечто чёрное...

— Соня, — наконец, та посмотрела на меня и сказала то, чего я боялась услышать, но уже поняла, что именно к этому и шла её речь, — ты и есть та самая девочка.

Безумие! Я не понимала, что творится, что происходит и что с этим делать! Мне так захотелось домой, к маме, я так по ней соскучилась, словно не виделась несколько лет, а папины сильные руки так давно не гладили меня по голове, он так давно мне не улыбался, а ещё хотелось бабулиных вкусных пирожков и шарлотки, беседовать с ней по ночам, смеяться до боли в животе — но я вообще не чувствовала боль. Физическую — нет!

Поднявшись, я обошла Димку, не глядя на него — не могла, — и, дав пощёчину этой старой ведьме, рванула из комнаты под внезапный лай собак с картин. Дом дрожал, мои руки и ноги дрожали, сердце дрожало — дрожал весь мир со мной.

Это не могло быть правдой, не могло быть правдой, не могло быть...

Я не помнила, как добралась до дома. Помнила лишь топот, преследующий меня весь путь, словно рядом со мной бежал табун лошадей. Бабуля ещё не вернулась, вся мебель так и осталась раскидана по комнатам, кошка мирно спала на подоконнике и ухом не повела на мой приход. Я настоящая, я в Яви! Иначе как бы тогда раскидывала эти чёртовы вещи? Мне нужно было срочно удостовериться, что записка тоже существовала. Ну не кошке же бабушка её писала!

Найдя записку, попыталась прямо на полу собрать кусочки, и то, что там увидела, вогнало меня в шок. Теперь записка гласила: «Следуй за лошадьми, Соня. С любовью, бабушка».

Это явно предназначалось не кошке, но почему раньше было написано другое, за какими лошадьми, куда следовать?

Мне надоело ходить вокруг да около, бабуля будто не собиралась сюда возвращаться, оставив меня совершенно одну! Она бросила меня, мать и отец словно избавились от меня, отправив к бабушке, потому что не любят меня. Я никому не была нужна!

— Соня! Успокойся, Соня, всё хорошо! — мою очередную истерику погасил Димка, забежав в дом и крепко обняв меня.

— Нет, Дим, ничего хорошего! — не унималась я и пыталась вырваться из его рук, но он не давал мне этого сделать. — Понимаешь, — посмотрела на него, а у него взгляд такой, будто видит меня в последний раз, — мне нужно... — умоляюще сказала, и тот, наконец, нехотя отпустил меня. Почему-то я знала, куда мне нужно было бежать, не знала почему, но... — Слушай, я прошу тебя, приберись тут, ладно? А то если бабушка... вернётся, — подошла к двери и остановилась, — если она вернётся, то... Короче, я скоро вернусь. Мне надо... Мне надо кое куда сгонять, позвонить маме...

— Ты собралась в лагерь? — он подошёл ко мне, а грудь его вздымалась так, словно сейчас задохнется. — Ты думаешь, бредни бабки — это правда?

— Дим, — дотронулась до его щеки — мокрая, — мне просто нужно и нужно самой, понимаешь? Пожалуйста, — погладила большим пальцем и, улыбнувшись через силу, сказала: — Спасибо. Я вернусь!

Дверь скрипнула, улица встретила меня сильным ветром, который донёс Димкин крик:

— Только правда возвращайся, я без тебя не смогу! Закончу тут и пойду к тебе навстречу, слышишь?

— Да! — мой голос сорвался.

Я бежала так, словно летела, словно и не было у меня ног, будто я — птица с крыльями за плечами вместо куртки и перьями вместо белого — кристально чистого и белого, как снег — сарафана. Ни капли крови на груди, ни грязи, которым он должен был пропитаться насквозь. Грязью и дождём, который лил теперь не переставая и застилал обзор. Волосы струились, сердце — молчало. Давно ли оно молчало? Ведь билось же! Ещё недавно билось!

Я пронеслась мимо топочущей реки, мимо ржания лошадей, мимо леса, мимо визга свиней и лая собак, всё ещё эхом отражающихся от деревьев — таких величавых, что на их фоне птица казалась лишь мухой.

Передо мной появились ворота лагеря, затем территория, заброшенные корпуса с тёмными глазницами, поломанные качели, обезглавленный Гена и Чебурашка с выжженными глазами... А внутри корпуса — кирпичи, упавшие с обгрызенных временем стен, и мёртвые вороны — много мёртвых воронов, и среди них будто бы лежала и я — тоже мёртвая! В небольшом здании охраны стоял покосившийся теннисный стол, на котором нам на тихом часу втихаря разрешал поиграть охранник — его нигде не было и, видимо, уже давно. Про этот лагерь забыли, как и многие уже наверняка забыли про меня.

Мамочка!

Сев на корточки, я зарыдала. Чёрные слёзы текли из моих глаз, капая на пол и собираясь в огромную и вязкую жижу. Она впитывалась белой тканью сарафана и исчезала, испарялась дождём, который словно падал вверх.

Сверкнула молния, послышался раскат грома, и я очнулась. Нет, меня точно водили за нос, всю деревню водили за нос, поэтому они все такие зашуганные, даже боялись купаться в речке, абсурд!

Я рванула обратно. Осталось дождаться бабушки, дождаться вместе с Димкой, с моим хорошим Димкой, обсудить всё и наконец развенчать все эти дурацкие местные мифы и легенды.

Но что-то внутри меня вопило, что впереди ждёт только разочарование. «Горестные вести» и «враг».

Я приближалась к железной дороге, а поезд приближался ко мне.

Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Тук-тук...

Головокружение заставило остановиться, и, ухватившись за ствол дерева, я попыталась справиться с ужасом, который накатил на меня огромной, бурлящей волной.

Я не могу оторваться от него! Он скоро меня догонит, нужно успеть проскочить перед поездом, иначе... Не успела, пёс накинулся на меня и схватил сначала за руку, разодрав её в клочья, навалился на меня когтистыми лапами, клацал зубами, слюна стекала на меня, а зубы — такие острые — вонзались всё глубже и глубже, всё сильней и сильней, пока я не начала терять сознание от боли и шока. Когда же они вцепились мне в шею, на фоне собственного сдавленного то ли крика, то ли хрипа напоследок я услышала голос: «Нет, сволочь, отпусти, фу!»