И ветер громко воет
Я ехала верхом на лошади, держась за гриву и боясь упасть. Мы пробегали поля, холмы, а на фоне слышалось тиканье часов. Громкое, оно било по вискам. За нами неслась свора собак; она лаяла, клацала пастями, пытаясь укусить лошадь за ноги, но постоянно получала копытами по мордам. Мы неслись быстрее ветра, быстрее бурлящей реки. Впереди нас виднелась железная дорога, по которой мчался товарный поезд. Останавливаться нельзя! Лошадь набирала темп, постепенно отрываясь от собак. Ещё немного — и мы не сможем успеть проскочить перед поездом! Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Тук-тук... Мы сделали последний рывок, и несущиеся вагоны отрезали нас от скулящих псин.
— Мамочки! — я резко села и стала судорожно глотать воздух. По лбу потекла капелька пота. Красный плед на софе подо мной промок; сверху, на втором этаже дома Александры, послышались шаги.
Поняв, что у меня снова случился обморок, только опять неизвестно почему, я вскочила на ноги, побежала в коридор, чуть не споткнулась о несколько кошек и, не обуваясь, выскочила во двор. Дождь лил как из ведра, но нельзя было оставаться в этом проклятом доме с его ведьмой. Чёртовы благовония, наверняка в них было дело!
Я шлёпала босыми ногами по грязи, чуть не падая, запрыгнула на калитку, с трудом забралась по скользким прутьям наверх и под знакомый голос «Куда же ты?» спрыгнула, да понеслась вперёд — подальше отсюда.
Собаки, кошки, кони, свиньи — в моей голове явно остановился передвижной зоопарк!
Теперь, пока я бежала в сторону бабушкиного дома, речка, бурлящая справа от меня, будто наоборот стала звать меня обратно. Не шептала — пела, плакала, ревела, звучало множество голосов. Даже если закрыть уши, их всё равно было слышно.
Я представляла себя лошадью, на которой ехала во сне. Нельзя останавливаться, только вперёд. Если я раньше не слышала столько голосов, может, теперь я как Димка? Он тоже нанюхался тех благовоний тогда, в детстве? Наверное, Александра звала его в гости, вот поэтому теперь он и разговаривал с призраками.
Ужасно, это всё так ужасно.
Сарафан мешал бежать быстрее, куртка уже промокла насквозь, волосы липли и лезли в глаза — но вот и знакомые места, поворот налево, дом.
Нет, стоп. Он не выглядел так, как обычно. Казалось, будто прошло много-много лет с того момента, как мы вышли из него с Димкой. И в саду не росли цветы, а сарай покосился на бок.
Я подошла к нему и попыталась открыть дверцу, но засов заело так, что он не поддавался. В пеньке от той самой яблони, которая каждое утро приветливо заглядывала ко мне в окошко, был воткнут топор с полугнилой рукояткой. Схватив и с силой дёрнув на себя, я вытащила его из пня и направилась обратно к сараю. В несколько ударов получилось вырубить засов, затем открыла дверь — и топор выпал из рук: внутри царила тишина и пустота. Ни одного кролика.
На всякий случай проверив ещё раз их клетки, я пошла в дом. Кошка встретила меня приветливым «мяу», что, наверное, поразило меня больше, чем отсутствие кроликов. Моё сердце ходило ходуном, руки тряслись, блохастая ластилась о ноги, а вокруг всё выглядело не так, совершенно не так, как несколько часов назад. Скромно, какие-то окна побились, вместо двух стульев у стола стоял один, второй же заменял антикварную тумбочку в прихожей. Лестница, ведущая наверх, покрылась сантиметровой пылью, словно по ней никто не ходил уже давно. Единственное, что осталось таким же, это записка.
Ноги не держали меня, я села на стул и стала вчитываться вслух — вдруг там уже написано другое?
— «Ушла к тёте Ларисе, я скоро вернусь, Соня...» — Кошка прыгнула ко мне на колени и стала мурчать. — Отстань, — скинула её, но как только я снова начала читать, засранка опять запрыгнула ко мне, и до меня стало доходить, что она на что-то отзывается. Вряд ли на бабушку. — Ты тоже Соня?
Кошка замяукала, а у меня заболела голова от всего, что происходило.
— Соня? — удивилась я, и та давай как трактор тарахтеть на весь дом, странно, что стены не затрещали по швам. Я резко встала, кошка — на пол. — Соня?! — Она прижала уши и спряталась под стол, словно я её только что ругала. — Нет... нет, нет, нет.
Я заревела, нет, завыла. Ничего не понимала, будто время смешалось, и я тонула в нём. Внутри что-то сжалось — тяжёлым камнем, — будто ещё немного, и земное притяжение прижмёт меня к полу, и не встать потом. Никогда. Я цеплялась за всё, что можно, пыталась не падать, не плакать, но мой рёв, казалось, был громче всех голосов, которые звучали в голове. Всё спуталось, множество картинок, словно на старой киноплёнке, сменяли друг друга, но я ничего не могла разглядеть. Записка разорвалась в клочья, стул полетел в сторону, пустое ведро со стоящими там сухоцветами — от меня, бабушка, от меня эти цветы, но только свежие! — полетело в окно, и после звука бьющегося стекла я осела по стенке на пол.
Как так? Почему кошка как и я — Соня? Почему всё вдруг стало таким старым? Куда подевались кролики? Так всё видел Димка?
Точно, Димка! Нужно с ним встретиться, он обещал ждать меня у Лошадиной реки.
Я шла к ней. Шла в чём была. Шла неуверенно и озираясь по сторонам. Местность не изменилась, всё осталось прежним. Дождь всё покрапывал и покрапывал, продолжая сводить с ума постоянным шуршанием листьев. Рука держала топор. Зачем? Не знала, но почему-то идти без какой-либо защиты было страшно.
От реки веяло прохладой. Течение бурлило пеной, торопилось, бежало и бежало, а мой взгляд сопровождал его, двигаясь часто-часто то влево, то в право, будто как раньше, когда наблюдала за игрой лагерных ребят в настольный теннис.
Димка не пришёл, или пришёл и уже ушёл. Оставался один способ узнать: пойти к нему, благо, я уже знала, где тот живёт.
Усопшие домишки вновь провожали меня, только на этот раз они наоборот выглядели, как будто их и не убивало время. Глазницы застекляны, из труб на крышах выходил дым, а иногда в окна кто-то выглядывал из-за шторок и показывал на меня пальцем.
Дома молчали, но голоса я слышала: детей, взрослых, стариков. Я почти их не видела. Словно они — туман, который обрёл форму. Сгусток энергии, как мы и обсуждали с Димкой.
Подойдя к знакомому кусту сирени, я выдохнула направилась к калитке высотой в небольшой забор. Без труда перелезла, поглядывая в окна Димкиного дома. Приблизилась к веранде и, крепче сжав топор, зашла внутрь, за приоткрытую дверь. В доме кто-то тихо играл на гитаре. Пол поскрипывал, поэтому пришлось подбирать момент, чтобы меня не услышали. Димка бы рассказал мне про гитару, поэтому наверняка бренчал его папаша.
Не доходя до комнаты, откуда доносилось подобие музыки, я аккуратно и медленно поднялась по лестнице наверх и услышала откуда-то шорох. Сердце стало биться так часто, что я забывала, как нужно дышать. Продвинувшись чуть дальше, мельком заглянула в комнату, где раздавался шум, и увидела Димку.
— Димка? — шепнула я. Тот дёрнулся, сидя на корточках, и подскочил, как только увидел меня.
— Ты что тут делаешь? — тихо спросил с недоумением. — Он тебя пустил? — Затем глянул на мою руку: — И зачем тебе топор?
— Да подожди, Дим, — зашла и закрыла дверь. Он удивлённо осматривал меня, всю чумазую и с босыми грязными ногами. — Тебя не было у реки, а этот — нет, не пустил, я не спрашивала, просто сама прокралась.
На что у него чуть челюсть не отпала.
Сам же Димка выглядел совсем плачевно. Настолько, что я совершенно уже забыла, зачем сюда вообще пришла. Футболка местами порвана, точнее, от неё словно оторвали кусочки; на шее виднелись ожоги от сигарет, а из недавно более-менее зажившей брови снова текла кровь. Вокруг, по полу, были раскиданы какие-то скомканные тряпочки, и до меня дошло, что это части от футболки. Одну тряпочку Димка держал в руке, затем поднёс к кровоточащей брови и промокнул, после сматерясь.
— Да когда ж перестанет уже течь... Ладно, сейчас кое-что найду, и будем выбираться отсюда.
— Дим, он опять?..
— Угу, и отобрал ножик, — прижав посильнее тряпочку, он прислушался к бренчанию снизу, развернулся, снова сел на корточки и стал свободной рукой копаться в каких-то книгах, которые лежали друг на дружке неустойчивыми пирамидами на полу. — Заметил, что я его спёр... — шмыгнул носом. — Ещё спросил, где я шлялся... Постой, — на секунду перестал перебирать книги, затем продолжил, задавая вопросы и периодически на меня оборачиваясь: — Давай потом, не отвлекайся. Ты лучше скажи, что там с бабкой и котёнком? И почему так выглядишь?
Да что он там ищет?
— Не знаю, — я подсела к нему, положила топор рядом, и тоже стала разглядывать книги, — ничего не понимаю, только... Только одно: я тоже стала видеть то, что и ты.
— К-как? — уставился на меня. — Ты шутишь?
— Нет!
— Тише! — шикнул. — Если придёт и увидит тебя, будет только хуже, — кивнул на дверь, и продолжил перебирать книги.
— Мне столько нужно тебе рассказать, — плача, сказала я, и Димка, с силой оторвав ещё кусочек от футболки, дал его мне. Я поблагодарила, вытерла слёзы и продолжила: — Было так страшно, она свернула котёнку шею. Да-да, представь. Потом я грохнулась в обморок...
— Ну, эт ты умеешь, — усмехнулся. — И реветь тоже, как погляжу. Не зря родители повелись на твои слёзы, как тут устоишь?
— Дурында, — улыбнулась я. — В общем, я сбежала, как проснулась. Даже обувь не надела.
— Ну что-то не надевать ты тоже умеешь, ага, — прыснул Димка, продолжая разглядывать обложки.
— Торопилась очень.
— А котёнка жалко, но, наверное, ему просто и так было не жить. Она спасла его от мучений. А что насчёт того, что ты сказала про видения?..
— Давай не здесь, а как уйдем... Да что ты так увлечённо ищешь?
— Ту книгу. Помнишь, говорил про неё? Там где песня та стрёмная ещё была и про деревню нашу информация. Я понял, что без этой книги точно не пойму, что со мной, а в следующей схватке с отцом, чую, вообще калекой останусь. Но ведь не зря я слышу реку, не зря плачут лошади, — он всё перекладывал и перекладывал. — И-и-и, кажется, нашёл, — показал книгу в тёмно-синей обложке. — Тихо. По-моему, кто-то идёт.
Этот «кто-то» явно шёл и шёл, чем-то скользя по стене, вызывая скрежет.
— Сы-ы-ын! Ты опять разговариваешь сам с собой? Тебе мало досталось? — дверь открылась, и на пороге показался Димкин отец в дедушкином пиджаке. В руках держал побитую жизнью гитару, которой, видимо, по стене и водил. — Что ты тут делаешь? — Посмотрел пьяным взглядом на меня, затем на него, на пол, на всё подряд, крепко сжал гитарный гриф и давай замахиваться, только на кого именно по его движениям было непонятно, наверно, надрался так, что теперь сил-то столько, как тогда, и не нашлось, чтобы справиться с равновесием. — Щас я тебе задам!
Димка толкнул меня в сторону, кинул мне книгу, я с трудом поймала её дрожащими руками и прижала к себе, не зная, что же делать. Отец ударил по месту, где я только что сидела, гитара брямкнула, раскололась, полетели щепки, струны скрутились спиралью, тот провёл остатками инструмента по полу и махнул в сторону Димки, на лице которого вмиг проявились порезы. Когда отец снова замахнулся, я пнула вперёд топор, Димка схватил его и отбился от удара. Кусок бывшей гитары вылетел из рук разъярённого мужика, у которого аж слюни капали на пол. Как он ещё огнём не полыхал, я не знала. Димка перевернул в руке топор и, вскочив на ноги, замахнулся тупым концом на уже нападающего на него отца.
Удар пришёлся куда-то тому в бок, я не поняла точно куда, мне уже было всё равно. Точнее, нам с Димкой. Мы неслись из комнаты прочь, затем — вниз по лестнице, чуть ли не летели по воздуху через прихожую — и во двор.
Нас преследовал крик отца, словно собаки в моём сне преследовали лошадь. Мы бежали с Димкой, держась за руки, и я не сразу поняла, что теперь даже без речной воды меня не било током.
Когда дом алкаша был уже далеко позади, я потянула Димку в сторону от реки, туда, где рисовала поля и борщевик: за холм. Вдруг его отец белочку словил, отчего мог совершенно потерять страх перед тем, что пугает всю еле живую деревню?
Деревня и правда словно умерла, слилась со временем, затерялась в его бурлящих потоках. Словно речка — и есть время, а мы — лишь призраки, которые всё никак не могли обрести покой. Находились в лимбе: и не в Раю, и не в Аду. Ждали, когда же, ну когда же нас кто-нибудь заберёт из этого проклятого Богом места.
Но никто не собирался нас спасать.
Мы упали за холмом. Борщевик укрывал нас от чужих глаз высокой стеной, пошатываясь от сильного воющего ветра.
— Ну вот, — я тяжело дышала после очередной пробежки, — теперь и ты босиком.
— Да уж, — немного нервно усмехнулся Димка, глядя на затянутое небо. Дождь перестал лить, только лишь угрожая очередным ливнем.
— Как твоё лицо?
— Ай, — махнул рукой, — ерунда. Царапина, да и только.
— Хорошо, — выдохнула я.
Мы пролежали несколько минут в тишине, пытаясь отдышаться и немного прийти в себя.
— Ты можешь её уже отпустить, — произнёс наконец Димка, кивнув мне на руку, прижимающую к груди книгу.
— Я даже забыла, что что-то держу. Приросла как родная, — я облизнула губы, села и открыла её, пролистывая страницы и разглядывая картинки. Изображения лесов, полей, домов, реки и лошадей... — Так вот. Со мной явно что-то не так, точнее, не так, как обычно. Я не говорила тебе, но... я тоже раньше видела на рисунках мёртвых кроликов и лошадей. — Димка резко сел и уставился на меня. — А сегодня наш с бабушкой дом выглядел слишком старо. И сарай. И кроликов там действительно нет. Кошку похоже зовут Соня, а я, похоже, схожу с ума.
Он вздохнул, задумался, нахмурив брови, а затем слегка улыбнулся:
— Среди нас двоих тут только один шизик, помни об этом.
— Дим, мне не смешно. Правда что-то изменилось, и я не знаю почему! Ты хотел найти тут информацию, чтобы помочь себе. Так вот, я тоже хочу помочь себе, потому что с первого дня в деревне со мной происходят странные вещи.
— Например, я? — хмыкнул Димка.
— Ты не вещь, и ты, кажется, самое нормальное, что происходило со мной за всё это время, — я продолжила активно листать страницы, сама не понимая, что же именно надо искать.
Димка посидел немного, глядя куда-то вдаль, после снова вздохнул:
— Давай я, — и отобрал книгу. Мне захотелось проверить, правда ли теперь я могу его касаться. Ему наверняка было холодно, и, ничего лучше не придумав, я выудила одну руку из рукава, накинула часть куртки на Димку, да положила голову ему на плечо, слегка касаясь щекой оголённой части кожи. Ничего не произошло, только лишь он сначала напрягся, потом расслабился. Казалось, что даже чувствовалось, как на его лице растянулась улыбка. — Так вот, смотри, — пролистав несколько страниц, ткнул пальцем в строки. Я наклонилась ближе, но Димка сам начал тихо читать. Так тихо, что ветер выл порой громче его голоса. — Нашёл, кажется... «Название реки Навь...» Точно, Навь! «...в деревне Комонь произошло от старославянского...»
— Давай каждый сам прочитает про себя, а то из-за ветра ничего не слышно.
Он кивнул, и мы вернулись к книге.
«Навь — это потусторонний мир, мир мёртвых, а также это мир снов, мир мысленного восприятия, это бестелесное прошлое и будущее, то, что до Яви и после Яви, то, что мы можем увидеть умозрительно, осознать интуитивно, через предчувствие, но не можем ощутить в Яви. Это отражение реальности прошлого и отражение реальности будущего. Это отражение существующей реальности «в зеркале воды реки времени», которая знает всё, которая знает прошлое, которая знает будущее, которая знает, что сейчас будет.
Наш Мир, в котором мы живём здесь и сейчас, это Явь. Это Мир, воспринимаемый нами через органы наших чувств. Это то, что можно потрогать, ощутить, попробовать, увидеть и так далее. Это окружающий нас Мир, окружающий нас в этот именно момент времени. Это Мир, с которым мы можем взаимодействовать телесно, благодаря своему воплощению в теле. Это Мир, который проявляет и проверяет качество наших душ.
Правь — это правила, законы, управляющие Явью, это Мир Богов, это сверхсознание и высшая мудрость
Устройство Мироздания можно представить в виде Мирового Древа. Корни этого Древа — это Навь, Нижний Мир. Ствол этого Древа — это Явь, Средний Мир. Крона этого Древа — это Правь, Верхний Мир».*
— Ты что-нибудь поняла?
— Не уверенна. Возможно. Не знаю, довольно сложно, но... мне кажется, что... река Навь — она типа и прошлое, и будущее, а мы... в настоящем?
— Да, что-то такое, но как-то легче от этого не стало. Знаешь, как бы это смешно не звучало, но ты, возможно, подумаешь, что я сумасшедший. М-м-м... Может нам снова наведаться к бабке?
— К ведьме?
— Почему к ведьме?
Я закатила глаза и скрестила руки на груди:
— Я туда не хочу больше. — Дима повторил за мной, затем скептически глянул на меня. — Ладно. Ты прав. Она что-то утаивает и наверняка многое знает, и ещё — единственная, кто хоть что-то может рассказать. В конце концов, может, я и правда чисто случайно упала в обморок, взяла ещё и убежала, как укушенная...
Димка прыснул, встал и подал мне руку. Я ухватилась за неё и в один рывок поднялась.
— Ну что, наведаемся ещё раз к твоей ведьме? Не думаю, что это просто совпадение, ведь к тебе тоже стали приходить почти такие же видения, как и у меня. — Мы двинулись в путь. — Только на этот раз я тебя одну туда ни за что не пущу.
Примечания автора:
* взято с сайта Международной Старославянской Правовой Академии (отрывок)