Яблочный пирог, или всё проясняется. Часть первая
Мы ехали очень медленно, вероятно Элла боялась, что мне снова станет плохо. Жуткие картины вновь мелькали перед глазами, но я, устремив свой взгляд в окно, заставила себя отвлечься. Казалось, что город остался прежним, но что-то в нём настораживало. На улице, по которой я проходила сотни раз, оказался крошечный магазин детских товаров. Выглядел он уютно в такой оживленный час, но в то же время был до боли мне незнаком. Будто я вернулась в свой родной город через много лет, когда все в целом осталось привычным, но мелкие детали все же претерпели изменения. Так может быть, меня действительно не было здесь долго? И вообще, какое же сегодня число?
На улице толпилось ужасное количество людей, что довольно странно для нашего маленького, тихого и забытого всеми города. Про нас никогда не говорили на центральном телевидении, о нас не писали в знаменитых газетах, классные группы не приезжали к нам с концертами. По правде говоря, ничего интересного здесь и не происходило, жизнь текла размеренно и одинаково. Но сейчас людей было очень много, и даже если кто-то нечаянно задевал прохожего, тот мило улыбался и семенил себе дальше. Я пыталась разглядеть в горожанах хоть какое-нибудь знакомое лицо, но напрасно. Я не знала никого из них!
Ветер дул из открытого окна, и я стала чувствовать себя чуть-чуть лучше. Столько не укладывалось в голове, но я решила спросить обо всем у Эллы дома: домашняя обстановка всегда усмиряла ее пыл, с бабушкой нельзя говорить о серьезном в машине.
Я решила включить радио, послушать музыку, которая всегда могла меня успокоить и помочь мне справиться с каким-либо абзацем в моей книге жизни.
На магнитоле было очень много разных кнопок, и я нажала первую попавшуюся, какая разница, что мне сейчас слушать. Ди-джей продолжил, видимо свой и без того длинный монолог:
– Думаю, что сегодняшняя погода щедро дарит всем отличное настроение, а вместе с нашей музыкой ваш день должен быть безупречным! Сегодня двадцатое июня две тысячи двенадцатого года, с вами Лекс и вы слушаете наше «Солнечное радио»!
Далее зазвучала совершенно незнакомая мне поп-песня про какие-то горячие летние танцы. Я даже приблизительно не знала, чей это может быть голос, техника исполнения казалась мне очень странной для музыки двадцать первого столетия. Словно кто-то дерзко наложил современный бессмысленный текст на старый добрый джаз и ускорил весь этот микс в диджейской программе. Я ожидала услышать Риану, Лану Дэль Рэй, Джастина Бибера на худой конец! Поймать неуловимую рок станцию было почти невозможно. Но все же я кое-что узнала. Двадцатое июня. «Значит, со дня аварии прошло всего два дня, а на улице все изменилось, будто прошли десятки лет!»
Машина замедлила скорость, и я поняла, что мы подъезжаем к дому. К моему родному дому, где я родилась, выросла и знала каждый уголок и имела личное укромное девчачье местечко на чердаке. Машина совсем не заерзала на нашей неровной подъездной дорожке, и от этого мне стало не по себе. Неужели папа, наконец, её выровнял? Мы подъехали к гаражу, Элла нажала что-то на сенсорном мониторе, и ворота открылись.
– Выбирайся, Несси. Вот мы и дома!
В гараже пахло по-другому. Всегда здесь чувствовался едкий запах краски и машинного масла, а сейчас тут пахло так, словно гараж был цветочным магазином. «Ох, бабушка! Странно, в правом углу обычно стояла гитара и ударные Чака. Куда это все делось?». Элла закрыла машину, и на ватных ногах я вышла из гаража. По небу все еще двигались сиреневые пятнышки.
Стоило мне только окинуть взглядом дом, как я в отчаянии застыла. Мой дом, родные стены, все казалось мне чужим. Красная кровля крыши, молочные стены, массивная дверь, небольшая беседка и арка в сад – все было другим. Скамейка на пристройке была другая, не та обычная розовая, которую мы с сестрой покрасили в детстве. Она была новая, с дорогими мягким чехлами. Другие вопросы стали разъедать меня изнутри: почему дом так изменился? Почему никто не вышел нас встречать? Я с опаской вошла за бабушкой внутрь. Вроде бы в свой дом, но уже чужой.
В небольшом холле, как всегда было светло и пахло сиренью. Такие мелочи обычно были само собой разумеющимися, а теперь казались чудесным напоминанием о доме. Я сняла куртку и повесила на лакированную деревянную вешалку. «Странно, на вешалке всегда весело много курток, так же, как и на тумбе было много обуви. Будто в этом доме бабушка живет одна». Я прошла направо на кухню вслед за Эллой и села на дальний стул.
– Милая, ты, наверное, голодна. К счастью, утром я приготовила свой фирменный яблочный пирог! Давай, подкрепляйся! – сказала Элла немножко нервно. – Признаться, здесь мы не испытываем чувства голода...
Бабушка была так заботлива и мила, что, несмотря на обстоятельства у меня сразу проснулся аппетит. Однако после её последних слов желание наброситься на изумительную выпечку решительно уплыло на необитаемый остров.
– Бабушка... Теперь ты можешь мне все объяснить? – Я старалась казаться беспристрастной настолько, насколько позволяли мне мои актёрские способности. А ещё, с каждой секундой, проведённой с Эллой, от меня сбегали сомнения по поводу её личности. Всё-таки, это она. Это моя бабушка.
Элла сделала большой глоток воды, а после посмотрела на меня. В её глазах было столько жалости, будто я неизлечимо больна!
– Агнесса, родная, ты должна понять одно: так будет всегда. Ты не сможешь вернуться туда, как бы ты не хотела! Некоторые, конечно, говорят, что это возможно, ведь люди и здесь пропадают, а это значит, что...
Я перебила тараторящую бабушку, которая переводила свой бешеный взгляд с несчастного пирога на настенные часы и обратно:
– Элла, подожди! О чем ты? Куда вернуться? Я не хочу возвращаться в больницу! – Перейдя на крик, произнесла я. Каюсь, каюсь, сдерживать эмоции у меня тоже плохо получается.
Бабушка замотала головой:
– Нет, нет, не в госпиталь. Пойми, милая, ты умерла. – Два этих слова, с дикой скоростью пронеслись мимо меня, вокруг все зашумело, будто я спускалась с крутой горки в аквапарке. На пару секунд мне даже показалось, что действие обезболивающих (если они всё-таки были) начало быстренько проходить. – Это, конечно, надо осознать, но времени для этого у тебя более чем достаточно! В этот мир попадают все после смерти, этого, конечно, ты узнать никак не могла. Но это так.
Все дальнейшие слова прозвучали как в тумане: «Бабушка разыгрывает меня, да? Ну что за ерунду она несет! Разве так шутят?».
– Элла, перестань, твои шутки совсем не смешные! Ну как я могу быть мертва, если, если....О, нет, ты же умерла в прошлом году.
Снова дождь из ледяных брызг. «Получается, бабушка права? Я мертва? Но почему здесь все так реалистично? Я ничего не понимаю. Я отказываюсь что-либо понимать!»
– Конечно, я всё тебе объясню, ты должна многое узнать. Если ты готова, я расскажу тебе всё прямо сейчас!
Яблочный пирог так и остался лежать нетронутым. Вот как всё-таки много значат слова. Вот как всё-таки тяжело осознавать, что ты мертва.