IV
Красная сосна - сюжет, который я любил рисовать. Разве мог подумать мой отец, что дерево, которое он назовет пошлым, станет его спасением и отрадой? Когда-то воронья стая жила в бетонных домах, но естественным домом для них была красная сосна – огромное дерево, которое уже выросло до седьмого этажа. От её чёрного ствола, в медную полоску, отходили ветви, размером как ствол родной нам берёзы. Ветви эти через несколько метров опять врастали в землю, соединяясь с корнями, после чего от ствола и ветвей отходили ветки, которые соединяясь друг с другом, создавали ячейки, которые вороны и использовали под маленькое гнездо на одну особь. Когда-то, он принёс и посадил маленькую шишку, а теперь это стало великим деревом.
Мой отец присел под сосной, над ним кружили вороны, двумя чёрными глазами смотревшие на свои дела, а третьим глазом, который днём серебрился под лучами солнца, а ночью белел и светился, поглядывали на него. Раздался глас единой стаи: «Приветствуем тебя, старый муж. Не устал ли ты сюда ходить? Мы бы и сами принесли тебе еды.» Шёпот, который так убивал Сергея, прекратился. Наш друг покачал головой, и с благодарностью взял тёмно-синие плоды нового мира, которые ему поднесли несколько воронов.
Он отрывал маленькие куски от сочного фрукта, сосал их и глотал. Ещё месяц назад он мог их жевать, но уже сейчас все зубы выпали, а дёсны ужасно ныли. Два месяца назад сушил медные листья и курил их, месяц назад начал их жевать, ведь ни бумаги для папирос, ни спичек для огня не осталось. Сейчас, как вы понимаете, старик уже не мог их жевать. И вообще мало чего мог. Даже на поиски воды у него не хватало энергии, несмотря на то, что призрак моей матери, а вернее осколки его разума, принявшие такой вид, постоянно заставляли его подниматься, прогуливаться, искать припасы, есть то, что дают вороны.
До катастрофы он часто винил мою маму во всех своих бедах, наверное, и сейчас винил бы, но горькое осознания собственной беспомощности перед наступающем роком, действовало отрезвляюще.
Хотя, на самом деле, многие светлые моменты, которыми он так дорожил, появились её стараниями. Даже после смерти именно её вид подминал его от тяжёлых дум и безумных снов наяву.
Живые глаза, бойкий и непреклонный характер - такой он знал и помнил свою жену. Такой же она представала перед его взором, когда его воображение давало сбой. Более живая и настоящая, чем весь мир, в котором он сейчас жил.
Старик, поднимаясь, становится собой, незадолго до моего зачатия. Вы, читатели, не узнали бы его. Как можно сравнивать скорченный, стонущий человеческий прутик со свисающей кожей, и высокого, широкоплечего мужчину, с глубоким и умным взглядом, густыми волосами и бровями, даже с какой-то дерзостью в них.
Сергей берёт свою жену под руку, и они тихим шагом, перешучиваясь, идут куда-то. И хотя единый разум воронов мог увидеть только то, как старый муж идёт из леса в город, наш друг видел набережную, тёплые оттенки заката, спокойную водную гладь.
И если бы это был обычный день, то этот рассказ я закончил бы так: "бродили они, он за ней, а она от него. Хотя, между тем, разум моего отца из последних сил искал человеческую, сытную еду (хотя бы толику хлебы или глоток воды), пока его носитель наслаждался бы очередным приятным сном, в этом чудовищном новом мире.
Но это был не обычный день. Изначально им не был и таковым уже не станет. Все старания уставшего мозга разрушили крики воронов, боровшихся, по всей видимости, с кем-то. Раздавались и жабьи кваканья, и свиньи визги, и соловьиный свист, но сильнее всего слышалось необычное жужжание, которого мой отец вспомнить не мог, разве что улей земных пчёл мог издавать подобный звук, но они все давным давно передохли.
Как я уже сказал, все старания воображения пошли прахом: тёплый закат пропал, пропала и набережная, да и мама моя пропала, осталась лишь тень, всё ведущая его куда-то вдаль от дома, мимо истлевшего трупа города.
Бетонные дома, заросшие фиолетовым мхом, заселённые крысами с жёлтой рыбьей чешуёй и худыми собаками, с шестью ногами. Разбитые, искорёженные, разваливающиеся серые многоэтажки, в которых последних выживших людей нашли Чудики и кровожадные стаи воронов. В них уже не осталось ничего съестного - вороны вынесли всё, что смогли, а грызуны с насекомыми завершили дело. Сергей рассказывал трёхглазым птицам о том, где нужно было искать, что следовало есть и пить, а что нет. Может это спасло ему жизнь, но, скорее всего, он просто чем-то приглянулся единому разуму стаи. Животные нового мира находили нашего друга слишком жалким и слабым для еды или угрозы, а потому не трогали. А от человекоподобных хищников его спасала то его хитрость, то какая-то глупость.
Наш друг искал еду везде, где она могла быть, но он редко находил что-нибудь. Скорее эти поиски нужны были ему внутреннему, тому, отчего умирающий старик всё ещё жил. Это была осознанная деятельность, столь необходимая любому человеку.
А между тем тень моей матери вела его всё дальше от жилища. Невпопад приходящим видам, встречались свежие кости, даже трупы, облепленные бабочками с крыльями-глазами. К всё нарастающей осени больше подходили жёлтые и серые старые кости, а не красочные вихри и моря плотоядных красавиц. Впрочем, моего отца они перестали заботить, когда солнце зашло за горизонт, ведь ночь время Чудиков, время холода, а не усталого старика, у которого от столь долгой ходьбы ломило в ногах. Но уже решив пойти домой, он слышит её окрик.
Моя мама подзывает его в чёрный угол. ЧТо там?
Она нашла ему кошачьи консервы... Как же Сергей рад! Его нутро дрожит от счастья. Настоящая еда, человеческая пища с далёкой ныне планеты Земля. Уже так много он не ел ничего кроме противных бананово-черничных плодов. Только вот попытка открыть банку не удалась. Ни сил, ни консервного ножа... только всё равно очень радостно у него на сердце. А с банкой он решит вопрос, хоть воронов попросит открыть, ведь у них острые клювы и когти.
Но от радостных мыслей и хрипов, его вгоняет в ступор и страх то, что тень красивой женщины продолжает свой путь, и, неизбежно, зайдёт за границу катастрофы. Он это знает, чувствует, что она ведет его туда. Только для чего? Почему она идёт туда? Зачем?
Никто не знал, что внутри этой зоны, которую отделяла от внешнего мира фиолетовая дымка, не распространяющаяся в пространстве, как обыкновенный газ, но тянущаяся вверх до самого неба. Моя девушка видела, что там, но никогда не рассказывала, что именно. Вообще-то она проглотила свой язык во время катастрофы и стала не особо разговорчивой.
Мой отец пытается позвать маму. Он надрывает изношенные голосовые связки, но вместо её имени получаются только хрипы и стоны. Наш друг забыл её имя и ничего не может с этим поделать. Уже не раз за свою жизнь он не может назвать мою маму по-имени.
Какое-то воспоминание проявлялось в голове у Сергея. После долгого отсутствия, впервые настолько долгого он приехал, чтобы оформить какие-то документы. И вот, он и моя мама, сидят у нотариуса, её подруги.
- У вас не изменились паспортные данные? - спрашивает женщина перед ними.
- У тебя не изменились паспортные данные, - повернувшись к маме спрашивает мой отец - Ирина?
Ухватишься за эту возможность вспомнить имя, он произносит его. Конечно, это было не её имя. Не то имя.
Тень воспоминаний поворачивается и, прежде чем ступить за дымку, кидает взгляд презрения на нашего друга, после чего делает шаг, растворяясь внутри фиолетовой границы.
Наш друг становится тем, кем он есть: дряхлый старик, сморщенный, с кусками слезающий кожи, местами серой, местами жёлтой. Из дыры, напоминающий рот, беззвучно хрипит имя той, кого мой отец не был достоин: Ольга! Но уже слишком поздно. Сергей не видит мою маму и осознаёт, что больше никогда её не увидит.
"Это была наша последняя встреча" - понимает он, падая на колени. И долго ещё кричит её имя, растворяющееся в пустоте.
Через час он поднимается и начинает смотреть на фиолетовую дымку, и от безысходности шаркает туда. Что там будет? Может кто-то закончит его страдания? Нет, конечно, нет. Старик знает, точно знает, что так легко всё не кончится, что у него есть кое-какое дело, которое он должен завершить.
И вот, каждая секунда проходит за час, в нерешительности мой отец стоит перед дымкой, ожидая чего-то. Но тогда боль от осознания потери почти всего ценного взяла своё, и он, собрав последние силы, всю последнюю свою волю, делает шаг вперёд. Но не видит ужасов и рек крови, вывернутых наизнанку человеческих тел. Только другой мир. Прекрасный в своей неземной природе. Заросли фиолетовых, медных и красных растений. Огромные стаи трёхглазых воронов в белом, как снег, небе. На фоне этой красоты чернеет силуэт горы... или нет? Что-то огромное, больше чем самые крупные горы на земле. И он осознаёт - это Чудик. Развернувшись, наш друг возвращается обратно в свой мир.
Его ноги, с трудом несут его домой, тихо шаркая по разбитому асфальту, из которого пробиваются стебли фиолетовой травы, пока он всё шепчет имя моей матери, пытаясь вызвать её из глубины своего сознания, но не получалось. Старик с ужасом обнаружил, что не может вспомнить её лица, тёплых рук и того, как она качала их сына на руках. Слова стихов, которые он писал ей перед тем, как уехать работать, слова колыбельной, которую он пел мне, все тёплые мгновения медленно возникают в его голове, останавливаясь на том, когда учил меня жизни.
– Жизнь нужно прожить так, чтобы не было сожалений. А остальное не так важно. - мой отец отрывается от книги и смотрит поверх очков на меня. Мы говорим с ним о любви, о девушках и отношениях. Он объясняет мне странные метаморфозы чувств, мои взлёты и падения. Да, я понял всё, что он мне объяснил, кроме одного момента, но об этом потом.
Между тем Старик, согнувшись в три погибели, тихим шагом, насколько мог своими слабыми и трясущимися ногами, прошёл мимо школы без крыши, в которой мечтал о своей юности, мимо газели, в которой жила огромная колония пауков и в которой он делал вид, что едет домой, мимо часовни, с которой пропал крест, и мимо ресторана Неу Реалитет. Чудика не было. Сергей знал их повадки, и если бы этот монстр хотел бы поужинать бедным стариком, то сделал бы это, как только солнце пропало бы с неба. Но этого не произошло. Наш друг посмотрел на глубокие отверстия в бетоне - шаги Чудовища - они уходили от микрорайона в противоположную сторону. Неужели он нашёл более ценную жертву? Нет. Людей к тому моменту осталось не больше четырёх человек. Значит Чудик просто ушёл? Убежал от чего-то более страшного?
Его размышления прервали тринадцать белых глаз и шорох перьев. Вороны подлетели к Сергею, к его удивлению молча. Один из них сел на его плечо и зашептал: "Беги старый муж, беги скорее. Великая погибель пришла в эти места. Из всей великой стаи осталось лишь горстка нас. Уходим с нами." Наш друг покачал головой и, прошипел что-то, протянул вперёд руку с кошачьими консервами. Вороны удивлённо посмотрели сияющими во тьме глазами, и один из них вскрыл банку свои когтем. После чего они улетели, а Сергей побрёл дальше, на растерзание Великой Погибели. Никто не тронул его, лишь слышно было гудение воздуха где-то вдали, и чьё-то тихое жужжание.
Мой отец ел грязными и пыльными руками, с пальцев же давно отвалились ногти. Наевшись так, как не ел уже тысячи лет, он заснул тяжёлым, беспокойным сном. И пока его желудок, отвыкший от настолько сытной пищи, гудит страданиями, а он шепчет о том, что происходит у него во сне, я расскажу вам о тех страшных событиях, что произошли со мной, его сыном.