V
Он прекратил жить с нами ещё до апокалипсиса. Через очередной долгий период отсутствия мама поехала за ним, чтобы поговорить о разводе. И когда они возвращались в наш родной города, случилась катастрофа. Ужасный рок мгновенно убил всех моих родственников, моих друзей и знакомых и оставил мою девушку овощем, она проглотила свой язык, её сердце билось там, где должен быть желудок, о других органах, право, я не знаю, но явно они тоже были не в порядке. И так мы остались вчетвером. Мой отец же привёз мою маму и мы, вроде как, решили уже, что будем проходить через все страдания вместе. Только после того, как отец и я забаррикадировали квартиру, он уехал. Навсегда.
Сначала умерла моя ненаглядная. Через два дня после отъезда папы её начало рвать своими органами. Неделю я не выходил из комнаты. От горя просто лежал и глядел в потолок, не обращая внимания на крики людей и звук бьющегося стекла. Откинув шторы от окна, моя мама решила покурить, и этот маленький, ничтожный огонёк заметил чудик. Я спал, когда он, доросший до восьмого этажа, проломил внешнюю стену нашего дома, в том месте, где была наша квартира. Говорить о том, что случилось с моей матерью, думаю, не стоит. Ещё несколько дней я наслаждался видом и агонией умирающего мира, смотря в эту дыру. Деревья и траву уничтожили кислотные дожди, посылающие на землю чёрные, маслянистые капли. Когда первые деревья нового мира доросли до четвёртого этажа, от безысходности и осознания потери всей своей семьи, я повесился, написав записку отцу, хоть и понимал, что он никогда не вернётся.
Ветер залетел в нашу квартиру, разбудил старика, и унёсся дальше. Слипшиеся глаза с трудом открывались, вызывая боль и раздражение. Наш друг очень боялся стать слепым, очень боялся недельной темноты после первого кислотного дождя, в особенности ему запомнился момент, когда он плакал передо мной – словно раскалённый металл вливали в глаза, невыносимая и резкая боль, от которой он упал в обморок. Так что больше он не плакал, с трудом сдерживая слёзы, которые всё норовили пролиться каждый новый, страшный день в этом новом, отвратительном мире.
Мой отец поднялся, оглядел, насколько мог, темноту внутри и снаружи дома, кинул взгляд на слегка светлую полоску неба у самого горизонта, и прошаркал в соседнюю комнату, где тем временем находился я.
Он делал шаг и вдох, останавливался. Стоял и прислушивался к странному, почти неслышному звуку, который всё же становился чуть сильнее с каждой секундой. Опять шаг, старик облизывает дёсны и непроизвольно громкий звук вырывается из его рта от боли, словно гром посреди ясного дня. Ещё вчера было не так больно. Всё же среда нового мира потихоньку убивает всё, что принадлежит прошлому времени.
Звук, который он слышал, усилился и стал похожим на тихое жужжание. Наверное, это та самая Великая Погибель, о которой ему рассказывали вороны. Ну и пусть, решается он, и заходит в комнату, с трудом сдерживаясь от того, чтобы выпустить пару солёных капель. В углу висел я, то есть непонятное серое нечто, диаметром и высотой, как мой отец в лучшие времена, а весом раза в два больше. Он пытался снять или сломать это, но у него ничего не вышло.
Наш друг медленно подошёл к письменному столу, на котором я оставил когда-то записку. Несмотря на то, что солнце уже достаточно осветило небо, чтобы различить слова на бумаге, он не начал читать. Не только из-за боли в глазах, но от того, что запомнил содержание этой записки навсегда.
Я писал, что понимаю, почему он бросил нас, дважды. Понимаю, почему он напивался до бреда, звонил всем членам семьи и оскорблял их страшными словами, почему запойно пил, почему начал пить. Понимаю его оскорбления и унижения моей мамы, отрицание всего того, что она делала для нас всех, ссоры и скандалы, которые он устраивал из-за денег. Понимаю всё, кроме одного: почему он бросил своего родного сына, которому рассказывал сказки про золотую рыбку и колобка, которому писал стихи и пел колыбельные, которого учил жизни, передавал свои знания. Не понимаю почему он оставлял меня одного, и зарывался в книги, когда приезжал раз в несколько месяцев на два или три дня. «Почему ты меня бросил, папа?» - так я решил закончить свою записку.
Разве можно было не убиваться горем после смерти своего ребёнка? Именно этим мой отец занимался все три месяца после того, как вернулся из своего бессмысленного похода. Он не знал зачем живёт, но умереть не мог, не хотел, боялся до ужаса вечного мрака и темноты. Как-то раз наш друг попросил своих друзей воронов убить его, но как только они подлетели, чтобы выполнить своё дело, их прервал истошный крик. Нет, не хотел он умирать так. Вечно тянулось бы его жалкое существование, если бы не Великая Погибель. Она, видимо, испугала Чудика, перебила воронов, и в нём Сергей увидел возможность долгожданного освобождения. Тем более, что теперь ни воображаемого мира, ни моей матери у него не осталось
Солнце начинало подниматься из-за горизонта, освещая небо, лес и дом старика. Удивлённо выдохнув, он начал рассматривать целый ковёр из бабочек-глаз, которые облепили весь дом и лес, а особенно крупные особи, размером с обычного ворона, сидели на потолке у куколки. Бабочки были самых разных цветов и размеров. Багряные и алые, тёмно-вишнёвые и ежевичные, фиолетовые и сиреневые. Встречались даже тёмно-синие и тёмно-зелёные глаза. Тысячи, десятки тысяч бабочек собралось здесь. Никогда он не видел столько живых существ в одном месте, а существ нового мира тем более. Но наш друг понимал, что не это Великая Погибель. Что-то подсказывало ему, что она должна была быть более значительной
И вот свершилось: солнце показалось чуть больше, чем на четверть, а от моего начали исходить хруст и треск. Стенки той непонятной вещи, окутавшей мой труп, раскололись, и огромное нечто вылезло оттуда. Это была бабочка с невероятно красивыми крыльями. Размахом в полтора метра, они переливались удивительными цветами, которые можно попробовать описать как зелёно-оранжевый, красно-чёрный, розово-синий. Таких оттенков нет и не могло существовать в нашем мире, в прошлом мире. Были здесь и линии, поразительного чёрного и фиолетового цвета, которые образовывали сложные узоры. Всё выглядело организовано, в виде пары глаз. Крылья сверху и снизу заканчивались острыми концами, словно кто-то нарисовал стрелки и подвёл обычные глаза. Прекрасные глаза, с глубокими, словно море, и горящими, словно полымя, зрачками.
Существо повернулось лицом к нашему другу, и взглянуло на него своими настоящими фасеточными глазами (совсем как у мухи). И несмотря на то, что оно было совершенно не похожим на человека, наш друг явно понимал, что взгляд этот излучали великий ум и такую жгучую ненависть, словно бы это поразительное создание знала обо всех грехах моего отца, испытала всю боль, которую он принёс в этот мир. От этой бабочки исходила давящая, царская энергия, и старик понял, что это и есть Великая Погибель.
Сергей чувствовал жгучую обиду и желание мести от этого существа, а потому расслабился. Наконец-то он отдохнёт от целой вечности ужасно долгого кошмара! Спокойно закрыл глаза и приготовился... но нет ни удара, ни укуса, ничего того, что должно было произойти. Почему его ещё не растерзали? Вдруг он услышал шелест тысяч и тысяч крыльев, жужжание этих бабочек – они звали своего властелина, Великая Погибель поползла к старику. Взглянула на него в последний раз, и, зажужжав полетела к дыре в стене. Наш друг распахнул очи и начал смотреть на то, как все они улетают. Прекраснейший рой, похожий на луга с цветами, на груды самоцветов и другоценных камней покидал его, улетая к восходящему солнцу. И он заплакал.
Холодный ветер уносил жгучие, настоящие жгучие слёзы с лица моего отца, досмотрев как Великая погибель и её красивые подданные скрылись за горизонт, он закрыл глаза, но открыв их обнаружил лишь слепую тьму. Теперь он остался совершенно один, как когда-то и я.
Почему ты меня бросил, папа?