У смертельных вод

Замкнутый круг

Оставляя позади многолюдный ажиотаж, чрезмерную суету и бурное пьянящее веселье, на город медленно и в то же время мрачно спускалась ночь. Она заполняла тьмой дома и извилистые улицы и до утра вселяла в детей пугающий, щекотливый страх.

Из одного ярко светящегося дома, выделяющегося беспрерывной шумихой, вышел хорошо разодетый статный юноша. Его голубые глаза искрились, и он сам сиял, внутри ликуя, выказывая неподдельную искренность с приветливостью. Задорно смеясь, он шутливо начал прощаться с несколькими девушками и серьезным мужчиной, которые стояли у входа, учтиво кивая им головой и громко желая всем удачи с пожеланиями доброй и прекрасной ночи. К тому времени, когда дверь плавно закрылась, он уже успел сделать несколько размеренных шагов и, будто ожидая звук щелчка в двери, остановился. Юноша искренне, насколько мог, усмехнулся, бросая легкомысленный взгляд вдаль. Во тьму, смешанную с мерцанием ночных огней, которая привносила в это, нечто новое и чистое, еще не открытое ему. Левой рукой изящно расстегнув кафтан и вдохнув влажную прохладу насколько можно глубже, при этом мысленно витая в чем-то неопределенном, молодой человек начал спешно идти вперед.

Как и весь город, гавань давно замерла. Было уже довольно холодно и невесть как пусто. А если обойти всю городскую округу от одного края к другому, встречающихся гуляк или запозднившихся горожан можно сосчитать по пальцам. Здесь же поблизости не было никого, ни единой души. В домах редко мелькали огни, едва ли доносились голоса, будто бы давно перевалило за полночь. Но эта ночь только начиналась. Морозом тянуло со стороны причала, остывший воздух смешивался с сильной влагой. Да настолько сильно, что пробирало до озноба и начинало усиливаться еще с раннего вечера, спадая лишь перед полуднем.

Когда лучи солнца прогревали воздух и верхний слой земли, который задерживал тепло до первой темноты. Осень скоротечно уже вступила в свои права, но еще не было частых проливных дождей и ледяных пронизывающих ветров. Погода все еще приносила краски романтизма и облик бархатной поры как для детей, радующихся разным пустякам, так и для влюбленных, которым это время года казалось особенным, раскрывая их еще не искаженные искренние чувства. Весь город рассыпался в золотом листопаде, не просто даруя многим легкое настроение, а предвещая скорую смену на холода предстоящей зимы.

Переливающийся от звездных бликов пролив, омывающий этот город, медленно несло слабым течением. Молодой человек, находящийся на рыбацком мостике, сам того не замечая, давно проводил ярко-багровый закат. Он вдумчиво и неопределенно смотрел куда-то вдаль, будто пытаясь что-то уловить, и временами переводил внимательный взгляд на безмятежную, стелющуюся в свете звезд водную гладь. Во всем этом юноша искал особый смысл, отбрасывая собственные противоречивые предрассудки и наивные суждения. О том, стоит ли быть подхваченным течением, следуя неведомо куда, или напротив, создать свое собственное, двигаясь к тому, что считает важным. Или все же стоит остановиться на короткое время, отрешившись от всего, осознавая, кто же он такой на самом деле. Эта ли его расцветающая жизнь, в воображении весьма красочно расписанная или всего лишь многолетние иллюзии, затмевающие тот ясный ум и терзающие тем, что ему пока неведомо?

Едва заметная туманная дымка серой пеленой спускалась на воду. Она плавно ложилась тонким покровом, будто разделяя тьму от морской глади. В этой природной картине, на миг кажущейся незамысловатой, он мог многое увидеть, сопоставляя не сочетаемые вещи и находя в этом что-то особенное. Юноша сквозь мысли чему-то своему усмехнулся и сделал небольшой глоток вина из стеклянной бутылки, которую по привычке держал в левой руке. Возникающие слабые порывы ветра, будто бы успокаивали его, трепля короткие волнистые волосы, закинутые на правую сторону, чуть выше виска. Несколько прядей, выбиваясь, падали на открытый лоб и щекотливо скользили. В этот прохладный поздний вечер такая мелочь его нисколько не отвлекала и даже не раздражала, на что раньше он часто обращал внимание.

Сегодня было поистине прекрасно все. Его не заботили родительские доводы и упреки, собственные опрометчивые предрассудки, вьющиеся внутри и расползающиеся, подобно дебрям. Не тревожил какой-то глупый пустяк, совершенный совсем недавно, или мимолетная навязчивая мелочь. В этот тихий вечер, несущий озноб и умеренную морозность, молодого человека будто бы все устраивало. Не важно, что происходило бы вокруг, то душевное умиротворение мало что могло испортить.

Издалека на одной из каких-то улиц послышались щелчки каблуков. Задумчивый юнец повернул голову на звук, внимательно прислушался чему-то своему и, удостоверившись, вновь перевел взгляд на воду. Там, где мрак поглощал гавань, а легкий туман парил над морской гладью, образуя иллюзорную серую дорожку, двигающуюся по течению.

Другой же юноша, напротив, выглядел вовсе не задумчиво, а восторженно, в глубинах души которого зарождались новые особенные чувства. Насыщая невидимыми красками этот в меру мрачный, хмурый вечер, пробуждая блеск в его глазах и переполняя ликованием. Широким шагом он с гордостью шел, расстегнутый кафтан теперь прибавлял больше развязности, чем элегантности, которая была подмечена ранее. На него совсем не влияла влага и заметный морозец, наоборот, его словно распирало от смешанных эмоций внутри него.

Спешно идущий молодой человек знал - его товарищ находится в гавани на одном из дюжины небольших рыбачьих мостиков, и не сомневался, что сегодня он найдет его там. В чуть ли не каждое воскресенье того юнца можно обнаружить не в шумных заведениях города и не на пышных застольях, а в этом вечерами тихом и почти безлюдном в такое время месте. В любую погоду и настроение, совершенно не важно, что с ним происходило, он приходил именно сюда. Тот юноша далеко не являлся человеком привычки, с жизнью, расписанной по режиму, где каждый следующий день в его глазах казался бы скучнее предыдущего. Однако только здесь можно было по-настоящему отвлечься от головокружительной суеты и множества светских развлечений, несмотря на то, что сам он являлся неподражаемым весельчаком и каким ни на есть бунтарем. У идущего молодого человека не было и капли сомнения, что сегодня он застанет его здесь.

Быстро свернув налево в проулок, миновав два квартала, а после повернув направо, он так же торопясь оставил позади массивное здание гавани. Бросив мимолетный взгляд на окружающее, молодой человек спустился по ступеням вниз на площадь, расположенную рядом с причалом, и только тогда на миг остановился. Юноша не ошибся - его приятель находился здесь и, по-видимому, уже давно.

Прозвучала еле уловимая довольная усмешка. Человек на мостике повернулся и сделал хороший глоток вина. Тот, как оказалось, тоже не ошибся, предположив, что уловил знакомые шаги.

- Салют, Райли! - приветливо воскликнул только что пришедший юноша.

Он без промедления двинулся навстречу и тут же собирался продолжить, ведь не терпелось поделиться важной новостью. Однако заметил, что приветствующий его в ответ молодой человек также намеревался что-то сказать, взмахивая правой рукой и вдыхая глубже. Тот тоже заметил и немного замер, уступая своему товарищу. Между ними повисла неловкая пауза, образовывая нелепый ступор, словно их мысли яростно столкнулись друг с другом, а они, не решаясь высказать, уступали один другому.

- Сначала ты, Леон!

Светловолосый юноша, подойдя к приятелю на расстояние вытянутой руки, сразу же начал:

- Знаешь, я будто покорен, либо так изящно сложились карты, - почти что выпалив, он торопясь продолжал. - Без капли сомнения сделаю так, как мне недавно привиделось. Завтра после полудня, когда солнце будет таким приветливым и теплым, точно, как весной, я сделаю ей предложение руки и сердца! Мои глаза не смеют обмануть. Катрин сама точно без ума от меня! Либо я так прост и столь наивен, либо все-таки крепко влюбился.

Юноша звонко, по-ребячески рассмеялся, пожимая сначала плечами, а после разводя руки.

Он сиял так, как мог бы сиять только влюбленный. Без всяких раздумий и закрадывающихся хмурых мыслей, готовый идти к тому, о чем имел слабое представление и даже малую часть этого не мог осознавать в полете бурных чувств и чистых как слеза эмоций. Когда весь мир на миг становится большим, таким ярким, словно в нем нет места для трагедии и боли. Сама реальность перестает же быть реальностью, а множество иллюзий плетут из теплых мыслей и желаний красочное полотно.

- Не поверишь, как скоро ты увидишь нашу свадьбу! Друг мой, ты будешь рядом, когда мы с Катрин окажемся у алтаря. Тем человеком, которому я доверяю многое. Доверяю свою жизнь!

Громко сказанные слова звучали искренне, из глубины души, а не вовсе от порыва нахлынувших чувств и переполнявших эмоций. Восторг и ликование не делали в тот миг определенно ближе или лучше, лишь от того, что в жизни одного из них складывалось так как нужно. Нет, он всем сердцем любил своего друга, и их дружба не меняла оттенки в зависимости от ситуаций, переменчивых с годами характеров и статусов семей. Двое до противоречивости разных юношей, относящиеся к друг другу на равных. Как в обществе, так и за пределами многолюдной публики. Все оставалось неизменным, а не наигранным излишним актерством, создающее впечатление славных парней.

После того, когда один поздравил другого, и они обсудили прекрасную Катрин, на которой светловолосый юноша был твердо намерен жениться, Леон задался вопросом:

- Ну а ты, Райли? Кажется, тоже хотел что-то сказать?

Райли тут же переменился в лице. Радость от новости друга осталась позади. Кивнув головой, он бросил взгляд на безмятежную морскую гладь.

- Кое-что не только у тебя случилось, - в меру мрачно и вполне серьезно начал тот. - Мне самому непросто переварить весть, но ты, как никто другой, должен это узнать.

Он вдохнул поглубже. Его каждое сказанное слово будто бы пропитывалось мраком, и прежде ликовавший юноша застыл, внимательно слушая приятеля.

- Клэр становится с каждой неделей все хуже. Она часто испытывает боли и сильные головокружения. А настроение такое переменчивое, как в море ветер. Но это не болезнь, а нечто другое.

Ранняя восторженность товарища заметно сменилась на хмурость. В свете луны легко можно подметить - тот переменился. Стал значительно серьезнее и напряженнее, готовый услышать вести о предстоящей трагедии. Как тому в словах друга так показалось.

- Леон, - медленно продолжал приятель. - Она беременна, и у нас будет ребенок!

Весть, способная ошеломить любого и по началу вводящая в ступор, а в следующий момент по-разному эмоциональная.

Ранее ликующий друг пуще прежнего нахмурился, а после в нем будто что-то прояснилось, и он застыл с изумленным лицом.

- Райли! - осознавая услышанное, громко воскликнул Леон. - Ты... ты... ты не ошибся?

- Нет, все указывает на это. Другого и быть не может!

- Это потрясающая новость! Не подшучиваешь и серьезно так?

Тот в ответ кивнул, теперь сам расплываясь в улыбке. Но эта весть его больше беспокоила, чем радовала.

- Ты станешь отцом. Я и не верю. Ха-ха, - звонкий смех разнесся по округе. - Задорный весельчак и безумный авантюрист вскоре станет семьянином! В этом есть нечто неприкосновенное и потрясающее! - вновь громко воскликнул светловолосый юноша.

Леон оглянулся по сторонам, словно здесь, в этой темноте, еще кто-то находился. Он всей душой желал, чтобы в этот момент тут находились целые толпы людей, и они, услышав такую прекрасную весть, разнесли ее всем. Пусть знает весь город, а не только он один. В этом заключался его восторг и радость за того, кем он гордился и кого любил как своего брата.

Юноша крепко обнял Райли, который для него являлся не просто другом, а лучшим человеком в его жизни. Кого он ставил выше себя, невзирая на свою значимую состоятельность и происхождение. Чей ум намного яснее, и сам тот поистине живой, имеющий честь и человечность. Тот, кто волей случая появился в его жизни, подобно лучу света, открывающий глаза вовсе на другое. Ранее им презренное и противоречивое и при этом не принимая ничего взамен. Когда-то показавший, что в первую очередь нужно жить, наслаждаясь яркими моментами, и чтобы та жизнь считалась достойной. А не протекала изо дня в день в тусклом свете веселья и гламура, приближая все быстрее к старости.

- Райли, так выпьем же за прекрасное! За то, что окружает нас почти каждый божий день. За будущее в ярких лучах света и обретенного счастья!

Юноша, сделав несколько добротных глотков вина, передал бутылку Леону, и тот, весьма хорошо отпив, сразу же спросил:

- Так кто же будет, по твоему мнению?

- Думаю, сын. Точнее, я верю в это.

- А имя? Как назовешь его?

- Франсуа.

- Отличное французское имя! Оно как ни на есть звучит, сочетаясь с твоей фамилией. Франсуа ля Фонт де Людо! Будто какой-то мореплаватель или изобретатель.

Леон искренне рассмеялся, будучи удивленным такой неожиданной новости и представляя некоторые вещи по-своему, заранее забегал вперед.

- Неважно, что будет впереди и какая дорога ожидает нас. Клянусь собственной честью, я буду на твоей стороне. Только если ты не превратишься в полоумного безумца.

Он с толикой иронии усмехнулся, ведь в Кале, по слухам и россказням, они сами почти что представляли собой безумцев.

- Если позволишь, стану твоему первенцу как второй отец. Семья - вовсе не простое дело. Здесь потребуется много сил, а также нужна будет поддержка. Это одно из того, почему наши отцы вставали с колен и боролись за жизнь. Воюя и страдая, укрывая нас от проблем всего мира. Знай же, Райли, я никогда тебя не оставлю!

* * *

Беспросветная ночная мгла в оковах плотного густого тумана плавно миг за мигом рассеивалась. Почти что чистое небо, имеющее несколько полупрозрачных облачков, пряча самые яркие звезды становилось светлее. Где-то там вдалеке, со стороны востока, начинался рассвет. А за ним рождался новый день.

Одинокий парусник покачивался на волнах. То и дело скрипели мачты, хрустели сильно натянутые канаты, и слабо шелестели серые паруса. Судно было полностью погружено во мрак. Окутанное туманом и горем, оттуда не доносилось ни одного звука, ни малейшего признака жизни.

Он находился на корме, глазами впиваясь в нависшую туманную пелену. Мужчина непоколебимо ждал, что из этого серого покрова что-то несомненно появится. И несколько раз уже казалось, но то были лишь миражи его помутневшего рассудка. Это должно произойти, если не сегодня, то точно завтра. Его мало что могло отвлечь. Только шторм или тотчас же вспыхнувший бунт. Вопреки гневу и скорби, напрочь поглотившие его, капитан ждал. Уж лучше бы его самого поглотило море, чем это горе. О другом думать он и не мог. Скорбь пронизывала и резала внутри лезвиями тысячи кинжалов. Но тот не мог ничего поделать. Не мог даже совладать с собой. Лишь только ждать и пытаться верить. Неизвестность вновь стала ему верным курсом.

Незаметно пролетали дни и ночи. Он уже не помнил сколько прошло времени, для него оно замерло. Но все же тот ждал, когда трехмачтовый фрегат появится на горизонте. Ему казалось, что именно на рассвете потерянный парусник все-таки выплывет из тумана. И тогда этот человек вновь обретет жизнь. Наполненные яростью глаза до сих пор не верили в произошедшее. Капитан не мог смириться с тем, что грянувший яркий взрыв был на том фрегате. Его друга, которого мужчина знал еще с юности, уже не было рядом. На кого можно с легкостью положиться, и кто всегда мог поддержать, находясь под рукой. Он сотню раз прокручивал ту трагичную картину, будто искал правду или ответы на свои вопросы. Не так все должно было сложиться. Не такой должна была быть его смерть.

Опухшие и покрасневшие от бессонницы глаза продолжали впиваться в почти рассеявшуюся от тумана морскую гладь. С того рокового момента он так и не сомкнул их. Много выпитого рома не раз становилось причиной срывов, слез и безгранично кипевшей ярости. Сначала нахлынуло все разом. Мужчина сорвался, безудержно крича, ломая ограждение около штурвала. А если кто-то находился поблизости, тут же попадал под его неистовый, неудержимый гнев.

Чуть позже он решил вовсе отказаться от сна, а когда наступала дремота, прикладывался к рому и бежал в начало корабля, каждый раз захлебываясь собственными эмоциями. Райли не раз взбирался на воронье гнездо, но проку от этого так и не было. Безграничное, расстилающееся море еще больше злило, доводя его до очередного срыва. Скорбь не просто накрывала с головой, а поглощала, как высокие волны могут поглотить маленькую шхуну. Как теперь казалось, капитан будто во всем уязвим. Это не оставит его, не пройдет бесследно, и ром точно не притупит боль. То, что он не просчитал и не мог предусмотреть. После скорбь обратится в самобичевание. Ведь только себя он смеет обвинять в смерти Леона.

Заметив, что капитан на редкость сам не свой, моряки стали опасаться и мало кто решался к нему подойти. Боялись дурного и безумного, что он погубит их. Украдкой за ним приглядывая, команда приходила к выводу, что мужчина рано или поздно, но точно тронется умом. И отчасти та мысль была правильной. Затмившее горе сильно подкосило Райли. И если бы вновь появились пираты, он без сомнений дал бы бой, несмотря на то, сколько будет кораблей и какова их мощь. Ринулся бы в самое пекло, ради того, чтобы самому пойти ко дну, обрести покой, уже не чувствуя ничего.

Что бы он ни сделал, теперь его мало что могло остановить. Потерявшему почти все не занимать решимости. Также, как и не стоит оглядываться назад, падая в омут боли, постоянного непримирения и собственного разочарования. Не так уж страшно смотреть смерти в глаза, когда находишься на волосок от нее. Но и не вправе отступать и тем более сдаваться, опуская руки. Однако все-таки одно его остановило.

В полдень, после той роковой ночи, рулевой сам пришел к капитану. У пожилого мужчины было только две правды. Он спас корабль и всю команду, и тогда же нарушил приказ, совершив непоправимую ошибку. Старый моряк прекрасно понимал - отныне он недостоин прощения, и вся вина, как ни посмотреть, на нем.

Рулевой вложил в руки капитана заряженный пистолет, дав власть свершить над ним правосудие. Он был готов расстаться со своей жизнью, зная, что этим все равно ничего не изменить. Райли не задумываясь намеревался исполнить приговор. Необходимое зло, чтобы казаться справедливым, обманываясь и перекладывая вину на другого. Месть здесь совершенно нелепа и глупа, его удерживала честь. В каком бы гневе и отчаянии он не находился, все же старался держать все под контролем. Быть выше чувств и эмоций и бурей, кипящих внутри. Из злости, пропитанной скорбью, он не застрелил того, а лишь разжаловал, назначив его помощника основным рулевым, а старого матроса определил тому в помощники.

- Очнитесь, капитан. Как и я, вся команда потрясена горем. Но нам все-таки удалось!

- И какой ценой?

Мужчина в очередной раз осмотрелся по сторонам. Постепенно вокруг светлело, и наступало на редкость мрачное, но тихое утро. Он до последнего ждал этот фрегат, зная, что его уже не будет. Стоило ли оно того? Эта безумная идея погубила все, и его самого в том числе. Побег из пиратского плена стоил ему жизни лучшего друга. И Райли не собирался с этим мириться. Вряд ли время что-то изменит. Смерть Леона первый из грехов, который будет не прощён.

Юноша подошел к мужчине, но так и не ответил на недавно заданный вопрос, посчитав, что сейчас будет уместно промолчать. Не только одному Райли было паршиво и скорбно. Оцепеневшие от увиденного моряки понуро ходили по кораблю, не зная куда деваться и чего ожидать завтра. Потеря фрегата и всех, кто был там на борту, коснулась каждого матроса. За эти дни любой задумался о своем существовании, глядя в глаза неведомому.

- Куда теперь, капитан?

- Туда, где мой дом, - протяжно и так же мрачно ответил тот.

* * *

Южный, обдающий ласкающим теплом порывистый ветер, сильно натягивал паруса, направляя галеон по бесконечной морской глади. Лучи солнца ярко перебирали по воде, и казалось, будто бы не было вчерашнего затяжного ливня.

Более двух дюжин моряков находившихся на палубе, по несколько человек спускались в трюм. Другие же, которые были внутри, наоборот, поднимались наверх вдохнуть попутный ветер и размять свое тело, греясь в теплых лучах. Чуть позже полусонная размеренная картина на глазах переменилась. Матросы скучковались, возмущались и стали спорить меж собой, показывая на корму руками. Они что-то заметили, и это не на шутку взбаламутило их. Но никто не собирался идти к капитану, и от этого они больше наводили недоразумение и шум на палубе.

Русоволосый юноша, стоявший у штурвала, заметив панику с неразберихой вскинул к глазу подзорную трубу, а после, жестами пытался угомонить товарищей. Но это плохо получалось. Освобожденные французы заметили на горизонте темные пятна, и тут же начали негодовать, поднимая словесный гвалт. Каждый говорил то, что он хотел, то выдвигая разумные предположения, то громко ругаясь, что у них нет определенного курса. А рулевой все медлил, сначала осмотрел округу, затем сам спустился на палубу, пытаясь всех утихомирить. Но так и не решался доложить капитану. Он опрометчиво предположил, что нечего опасаться, и призывал всех тотчас успокоиться, боясь того, что команда теперь с легкостью может учинить бунт. Но в том, что опасности нет, юноша ошибся.

Когда глаза мужчины все-таки сомкнулись, забарабанил мелкий дождь. Хватило несколько секунд, и он замертво погрузился в сон. Несмотря на недавнюю ярость и гнев, уснув, капитан почувствовал блаженство. Бессонные дни и ночи напролет и терзание себя вырубили того за один миг. Теперь его мало кто смог бы разбудить. Да никто особо и не старался. Корабельная команда почувствовала облегчение, когда гневный капитан спустился вниз в свою каюту.

Крепкий сон заметно подменил сознание, окуная того в совершенно другую реальность и притупляя недавнюю злость со скорбью. Ему уже не казалось, что находится в море. Идущий дождь будто барабанил по крышам родного города. Это успокаивало и уносило его в иллюзорную даль, полную ярких и неповторимых событий былого, сменяя один мираж на другой. В голове среди множества картин играла переливающаяся мелодия, то на момент стихая, то нарастая, ускоряла темп и открывала двери к более давним воспоминаниям.

Он не слышал и не ощущал ничего: ни только что вспыхнувшую суету, ни гвалт десятка голосов, доносящихся из палубы. Оттого казалось, будто пребывает в невесомости. Казалось, он точно находится дома, а шум города за окнами едва касается ушей в попытках того разбудить.

Галеон сильнее качнуло, послышался лязг металла, громкая ругань и что-то цепкое впилось, медленно притягивая к себе. Лежавший на спине мужчина немного дернулся, но все так же продолжал спать.

- Капитан!

Юноша с грохотом ворвался в каюту. Он тяжело дышал и, увидев, что мужчина еще спит, громче обычного выпалил:

- Проснитесь, капитан. Нас окружают!

Спящий человек сильно дернул головой сначала вправо, затем влево и резко разомкнул веки. Вокруг все кружилось, но туманный взгляд уловил, что он находится в каюте, а не в комнате небольшого дома, в котором когда-то вырос. Перед ним стоял растерянный и встревоженный молодой рулевой, которого он совсем недавно назначил на эту должность. А значит, это все то же море и галеон, и вовсе не родной город, в котором тот хотел бы сейчас быть.

- В чем дело, Жан? - еле слышно с вопросом протянул мужчина.

Райли медленно сел на кровать. Его сонное лицо казалось еще мрачнее, чем когда-либо. Рулевой ненадолго замер и оторопел. Тот взгляд не просто был сердитым, а озлобленным.

- Корабли, капитан, - тише чем обычно промолвил юноша. - Они появились из ниоткуда и спешно пытаются взять нас на абордаж, - правой рукой он показывал в сторону небольшого окна.

- Какие еще корабли? - возмутительный тон намекал о его непонимании.

Райли зажмурил глаза, начиная потирать их большим и указательным пальцами. Он сразу не сообразил, о чем говорит ему юноша, а покидающая сонная пелена все еще держала его в невесомости.

- Я же только уснул...

Он, будто не запомнив предыдущих слов, убрал руку с лица и лениво протянул, затем открыл веки и стал еще сильнее хмуриться.

- Увы, мсье. Вы уснули вчера перед обедом, когда начался дождь, а сейчас уже давно за полдень.

Мужчина тяжело выдохнул и еле заметно покачал головой. Осознание возвращалось, а непонятный ступор от крепкого сна так и не покидал его.

- Это испанцы! - раздался протяжный крик с палубы.

- Да чтоб их... Там фрегат, не иначе, - вновь донесся сверху голос, но уже от другого человека.

- Фрегат? - хмуро спросил рулевого Райли, а тот так же тревожно кивнул.

Теперь-то он точно отошел от сна. В голове мелькнули слова Жана об окружающих кораблях, и тревога на юношеском лице говорила, что там, на палубе, что-то назревает. Его зеленые глаза будто прозрели и расширились, затем тут же метнулись к залитому светом окну. Рулевой, которого не отпускала тревога и напряжение, легко это подметил. Капитанские зрачки засияли, когда тот мимолетно с хмуростью на того глянул. Немедля и с неверием, он рванул к стене каюты и сразу же зажмурил глаза от нестерпимо ярких лучей, бьющих через стекло.

- Там еще несколько шхун, - вновь раздался хрипловатый голос сверху.

- Да, они нас окружают с тыла, - натуженно ответил другой матрос, который, видимо, натягивал канат или делал что-то подобное.

- Мсье, увы, это не тот фрегат, который вы так ждали.

Голос рулевого дрогнул, и сам это подметив, он прокашлялся, чтобы не выглядеть напуганным и оробевшим. Но сказанные с неуверенностью слова все же выдавали, хоть Райли и не обращал на это внимание.

- Видимо, мы зашли в охраняемые воды. Слишком уж стремительно настигли нас корабли. Точно поджидали, высматривая.

Юноша, выглядел не на шутку встревоженным. Страх подкрадывался незаметно, и на самом деле он не знал, что дальше делать и как быть. Его глаза без устали бегали по комнате, будто тот пытался в ней что-то найти. Взгляд скользил по окну, затем перебегал в противоположный угол, после задерживался на задумчивом мужчине, смеривал пыльные полки и шкафы, а после этот взгляд бросался на потолок. Нет-нет да он оборачивался, думая, что еще кто-то сюда ворвется, и одновременно пытался сообразить, что происходит там, наверху.

- И ты уверен в том, что это испанские суда?

- Да, - кивнул русоволосый парень.

- А если вновь пираты? - он злобно глянул, и Жан еще сильнее смутился.

- Вовсе не они. Я-то их различил бы. А здесь поднятые флаги с гербом, желтые мундиры, а корабли, идущие издали строем, еще не видали боев. Новые, как начищенные до блеска сапоги.

- Хм... - протянул Райли, левой рукой почесывая густую бороду. - Но кто сказал, что эти воды охраняются? - он отвлекся от взгляда в окно и подошел к рулевому.

После этого вопроса Жан теперь полностью растерялся, осознавая свою ошибку. Скованный нерешительностью и боязнью самого лидера корабля, он счел, что ему по плечу справиться с на вид казавшимся недоразумением. Но юношеская опрометчивость и излишняя вера в себя привели его к той ситуации, в которой тот выглядел нелепо. Почти что глупцом, уже отчаявшийся, и мало-мальски способный рассуждать здраво.

- Капитан, находившийся на том фрегате, что-то невнятное кричал, спешно отдавая своим людям команды и указывал на нас, чтобы мы остановили галеон. Но если быть честным, я толком не разобрал его слова, торопясь доложить вам.

- А ты, однако, не слишком торопился! - Райли сердито выгибал левую бровь, догадываясь, что это замешательство и мешканье рулевого вовсе неспроста.

- Прошу меня простить, я просчитался, - робко ответил парень, виновато кивнув головой. - Мне почему-то показалось, что корабли обойдут нас. Как это случилось пару дней назад. Но не тут-то было. Они стремительно стали окружать, а фрегат, уже бросил абордажные крюки.

- Да чтоб тебя, Жан! - злобно выпалил капитан.

Мужчина грозно глянул на юношу, в глазах сверкнул недавний гнев, а кулаки от злости сжимались все сильнее. Но тут же он разжал ладони и нахмурился, будто в его голове что-то прояснилось.

- Подожди... - он бросил взгляд в окно, затем на стену рядом с входом, где висела карта с разными метками и маршрутами. - Хочешь сказать, что за неделю нас отнесло от Пор-де-Пе в сторону Испании или к ее колониям?

- Не могу утверждать, но соглашусь, что это очень странно. И осмелюсь поправить вас, уже минуло больше десяти дней с той ночи, когда мы потеряли фрегат. Сэр, возможно, почти все. Вы сами знаете не понаслышке, - Жан сам не заметил, как использовал общеевропейское обращение. Не придавая этому значения, продолжал: - Неподалеку видна цепочка из небольших островов, похожих на тростниковые плантации или еще на что-то в такой отрасли. Может, то малая часть чьих-то владений?

- Хм... - вновь задумчиво протянул Райли. - А вроде, как дело говоришь. И впрямь все может быть.

Пока мужчина в своих мыслях допускал возможность того, что их и вправду отнесло к испанской территории, он задумчиво подошел к столу. Порывшись в ворохе различных бумаг, нашел ровный и почти чистый непотрепанный лист. Сложив сначала один край на четверть, другой так же и еще напополам, он придал бумаге форму послания или извещения. Точно такого же формата люди получали письма, ориентируясь по написанному на нем адресату или печати.

Наклонившись под стол, он вытащил пустую винную бутылку и, соскоблив с нее сургуч, на кончике кинжала стал расплавлять его под пламенем свечи. Как только красные капли коснулись листа, скрепляя концы бумаги, Райли приложил указательный палец с перстнем, а затем, сняв его, еще раз приложил, только теперь перевернув выгравированный рисунок. Получилось неразборчивое слияние одного и того же символа, изображенного на золотом перстне. Крест в круге с точкой посередине отпечатался двумя разными вариантами, образуя на редкость что-то замысловатое и в то же время не значащее ничего.

Жан с неподдельным интересом наблюдал, напрочь позабыв об окружающих их кораблях, испанцах и собственном испуге, не совсем понимая и поражаясь тому, что делает капитан. Он настолько увлеченно наблюдал за ним, что даже не услышал заданный между делом вопрос. И только когда Райли громче повторил и отвлекся, тот встрепенулся.

- Ты мне ответишь или будешь томить в неведении? Наши орудия исправны и полностью готовы к бою?

Он положил сложенную бумагу, на которой только что сделал подобие печати, и подошел к открытому шкафу, стоящему в противоположной стороне от окна, и положил ее на полупустую полку. Затем, прикрыв рукой глаза, умеренно дунул. Поднялся небольшой столб пыли, светившийся и искрящийся под лучами солнца. Немного встряхнув этот листок и слабо поминая его, он вновь перевел взгляд на рулевого, зловеще усмехаясь и ожидая от того ответ.

- Да, капитан. Пушки готовы, и мы сможем дать бой, - очнувшись, быстро пролепетал Жан.

- Распорядись, чтобы их зарядили, но только тихо. Не привлекай внимания. Если они смекнут в чем дело раньше времени или заподозрят, то станешь кормом для рыб.

Говоря, он поднял вверх правую ладонь и резко сжал ее в кулак, придавая своему голосу толику актерства. Рулевой неуверенно кивнул и тут же вылетел из каюты, а Райли в ответ довольно усмехнулся.

- Мне бы ту юность, которую, провел когда-то я в Кале! - вполголоса с напевом воскликнул капитан.

Он еще раз подошел к окну, протерев рукавом пыльное стекло, всмотрелся, затем закрыл глаза. Через несколько мгновений мужчина громко выдохнул, после накинул темный потрепанный плащ и, сделав несколько глотков рома из бутылки, стоявшей у кровати, поспешил на палубу.

Давно начавшаяся неразбериха в виде гвалта и излишней суеты с руганью, так и не прекращалась, наоборот, все больше набирала обороты. По глазам гордо вышедшего из трюма капитана резко ударили солнечные лучи. Он правой ладонью прикрыл лицо, но не ослепительный блеск в первую очередь его раздражал, а хаос и галдеж множества человек. На палубе не было той паники и испуга, что отражались в глазах рулевого.

Матросы находились в неведении от окружающего их и были крайне озлоблены. Впрочем, не зря, и даже не совсем от того, что видят вокруг. На галеоне заканчивалась пресная вода с провизией, а в ближайшее время даже крохотный островок не встречался им на пути. Все прекрасно помнили - едва закончится еда, тогда наступит болезнь. Это сильно давило на людей, пробывших долго в море. А значит, совсем недолго и сгинут они на просторах бескрайних вод. Вовсе не паника отражалась на тех лицах, а настоящий природный страх. Обретя наконец свободу, еще сильнее желаешь жить, не упуская даже малейшей крупицы, ни единого момента, который восполнит жизнь красками.

Глаза немного свыклись, и Райли хмуро осмотрелся. По правому борту держалось две шхуны, еще две такие же находились за кормой, а по левой стороне шел фрегат, закинувший абордажные крюки на левый борт галеона. Канаты были в ослабленном положении, и по-видимому, они пока что не думали притягивать корабль ближе. Испанский парусник находился достаточно близко, можно было все осмотреть, и даже спокойно вести диалог.

Жан не ошибся - вдалеке справа виднелись островки, а те, кто собирался взять их на абордаж, и прямо-таки испанцы. Чему он до последнего не верил, ссылаясь то на невозможное, то на тот фактор, что его рулевой обознался. Флаги Испании, желтые мундиры, быстрые и отчетливые команды, звучащие на их языке - теперь-то мужчина убедился. Такое количество кораблей походило на конвой дальнего следования, или же на охрану значимого острова, где зачастую основным парусником использовали двухмачтовый бриг, нежели добротный фрегат, по его предположениям относящийся к третьему классу этого вида судов. А это означает, что там от двадцати восьми до тридцати четырех пушек по каждому борту.

Дальнобойные мортиры и удвоенная корабельная команда, превосходящая только одной численностью. Он выглядел массивней, чем фрегат, каким владел Леон, а от того, должен быть значительно медленнее в скорости и туго поворотливым. Даже "Леонзо" быстрее развернется и наберет ход, если, конечно, перед ним не какой-то особенный именной парусник. В которых инженеры и разного рода изобретательные прыткие умы пытались воссоздать идеальное соотношение между скоростью, маневренностью и прочностью самого судна. Ежели так, тогда капитанские предположения ошибочны, и им точно несдобровать.

Окинув все окружающее неторопливым и в меру задумчивым и внимательным взглядом, капитан сначала сильно прокашлялся, затем наполнил грудь свежим воздухом и с восклицанием громко начал:

- Товарищи! Будьте благоразумнее, умерьте свой пыл. В самом-то деле, - он поднял вверх руки и тут же их плавно опустил. - Вы либо поднимаете бунт, и нас всех ждет смертельная резня, либо отправляетесь в нижний отсек на весла! - неистово разразился мужчина, и многие сразу же ощутили в том тоне гнев, особенно в крайней фразе.

Переглядываясь меж собой, один за другим матросы замолкали. Хмурясь, немного толкаясь и переминаясь на месте, они показывали друг на друга пальцами, выказывая недовольство, а также спирая вину на других. Жан уже стоял за штурвалом и наблюдал за капитаном сверху. Дивился, как без особых стараний за несколько фраз он укротил внушительную толпу. А мужчина вновь поднял вверх руки, чуть выше уровня локтей и, осматривая моряков, кивал. Этим показывая, что такого можно было избежать, будь они хоть немного сдержанней. От плена нелегко оправится, и Райли принимал это в расчет. Точно так же, как на ходу пытался придумать, каким способом обхитрить захватчиков. А получится ли отвертеться от назойливых испанцев или нет – то был уже следующий, совсем немаловажный вопрос.

На него не просто посматривали с того фрегата, а пристально наблюдали, смеривая того с головы до ног едкими недоверчивыми взглядами, смешанными с долей презрения. Для него ясно было одно: их намерения - вовсе не радушный прием в этих водах. Отпустив злую усмешку, он закусил внутри правую щеку и задумчиво посмотрел на горделивого испанского капитана.

Высокий, до неимоверности статный и на вид, будто неприкасаемый. Тщеславие с пафосом и себялюбием как искаженная смешная тень выпирали наружу. Ему изрядно приходилось прикладывать сил, чтобы выглядеть не хуже надутого индюка, которого провозгласили среди всех главным. Однако такой образ до умопомрачения выглядел наигранно и непривычно для его же собственной команды.

- Ну что же, тогда приступим, - сквозь зубы процедил мужчина, все еще обшаривая глазами фрегат.

Он спокойно, как ни на есть изящно поправил высокий воротник плаща и, так же пребывая в своих мыслях не торопясь поднялся к рулевому. Будто бы вокруг никого не было, и им вовсе ничего не угрожало, а ведь обстановка с каждым мигом накалялась. Французы на борту мирно наблюдали, ожидая, что вот-вот и да начнется бойня.

- Жан, - протяжно, не смотря в его сторону, начал Райли.

- Все сделано, капитан.

Не нужно было дополнять, он сразу понял его тон, и что под этим тот имел в виду.

- Значит, не желаешь сегодня составить компанию Посейдону?

Глаза впивались в испанского капитана, он старался увидеть его насквозь, догадываясь о еще никому неизвестных помыслах.

- Ну уж нет, - сердито отозвался юноша, а Райли тем временем коротко рассмеялся, что было вовсе непохожим на него.

Все ожидали, когда же он начнет, и что за этим последует. Однако мужчина, находясь на рулевой площадке, зачем-то медлил, создавая еще больше не только напряженную обстановку, но и вводя в необъяснимый ступор обе стороны.

- Это как замкнутый круг, - вдумчиво и мрачно протянул Жан. - Капитан, вы не находите в нашей ситуации нечто знакомое?

- Верно подмечаешь. Флаги переменились, да и обстановка сама тише, намного тише.

- Да! Но как же так? Корабли появляются именно по наши души. Как из ниоткуда. Немыслимо и пугающе. То ли все так сложилось, то ли нам вновь не свезло.

- Только на этот раз, уж будь уверен, нас никто не сможет пленить, - он дружески похлопал юношу по плечу, игриво подмигивая левым глазом.

Испанский капитан, находясь неподалеку от бизань-мачты и окруженный своими моряками, молча и пристально за всем наблюдал. Вся палуба галеона была охвачена беспощадной суетой, криками, словесной кутерьмой, которым нет конца и края. После из трюма не спеша вышел человек в длинном плаще. Все до одного разом стихли, и это заметно прибавило ему напряженности. Несложно догадаться, тот, кого увидели матросы, имеет власть на этом судне. Возможно, он старпом, квартирмейстер или же сам капитан. Испанцу требовалось немало сил для того, чтобы определить, кто те люди на корабле и каков их курс. Единственное, что тот уловил и для себя отметил - смешанную с английским языком французскую речь, и оттого недоумевал - с чего бы им в этих водах быть?

Его волнистые темные короткие волосы, зачесанные на правую сторону и гладковыбритое лицо, в первую очередь говорили о неплохом воспитании и дисциплине, качествами, не совсем свойственными другому кораблю.

«Пираты, что ни на есть», - думал про себя испанец и, сверля каждого своими карими глазами, воссоздавая видимые образы, старался наперед предположить их последующие действия.

Тот человек, кому удалось утихомирить моряков, больше походил на капитана, нежели на матроса, занимающего определенную должность, граничащую с офицерским рангом. Он сразу же смерил взглядом весь корабль, и это гордого испанца еще сильнее выводило из себя. Но все-таки он продолжал молча наблюдать, немного скрипя зубами. Затем тот поднялся к штурвалу и, будто никого не замечая, заговорил с рулевым. Испанец сам еще раз обшарил глазами галеон, находя в их поведении подобие отвлекающего маневра, и стал крепче сжимать рукоять шпаги, висевшей в ножнах на поясе командирского мундира. Но не найдя в том ничего подозрительного, закрыл глаза и тяжело выдохнул.

Едва ли Райли успел договорить, судно заметно качнулось. Моряки, с фрегата стоявшие у канатов, подтянули корабль на несколько футов к себе. Мужчина обернулся, гневно сверкая глазами, а испанский капитан немедля по-английски крикнул:

- Приказываю вам остановить судно!

- А основание имеется? - столь возмутительно и на повышенном тоне со злостью капитан галеона задал вопрос.

- Естественно! Или я, по-вашему, ради забавы ношу мундир?

Матросы на борту галеона один за другим переглянулись и, совсем не сдерживая себя, рассмеялись, находя в тоне испанца нечто потешное и долю юмора. Райли сам вытянул ехидную улыбку. Смех его команды над тем капитаном подхлестывал, и теперь он уже точно знал, как действовать дальше. А испанец, стараясь не реагировать на едкий смех и подлые гримасы, тем временем продолжал:

- Вы зашли в охраняемые воды, где близлежащие земли, представляющие собой острова, принадлежат испанской короне. Любой посторонний, оказавшийся в этом месте, пусть даже случайно заплывший, будет задержан и сопровожден в ближайшую колонию. Либо, в противном случае, подлежит аресту, а после предан суду. А посему, во избежание крайних мер, вам следует остановить парусник! Мне, в свою очередь, не стоит что-то доказывать или объясняться перед вами. Таков регламент этой местности.

- Жан, а ты ведь не ошибся, - капитан повернулся к юноше, а тот настороженно кивнул ему в ответ.

- Иными словами, - Райли обратился к горделивому испанцу, взмахивая вверх правой рукой, - что так, что эдак - на абордаж, да в кандалы.

Испанец на миг замялся. Его матросы, невольно косясь, втихомолку давились усмешками, но тот, вздохнув поглубже, поспешно продолжал:

- Отнюдь, это не мне решать.

- Без сомнений, он лжец, - не поворачиваясь, смотря на своего условного врага, мужчина бросил Жану.

Тот коротко усмехнулся, ему стал по нраву тон и настрой капитана. Будто мужчина за столь короткое время переменился, и матросов, стоящих на палубе галеона, также застиг интерес, что же из этого разговора выйдет.

- Однако, капитан, я отвечаю отказом на ваш приказ. Даже не подумаю сбавить ход. Ведь до Севильи нам еще далеко!

Он окинул взглядом свою немного недоумевавшую команду, сам находя в этом нечто забавное и веселящее его. Никто не мог предположить такой поворот в их разговоре, и Райли надеялся, что это разоружит надменного капитана.

- Подождите-ка... - мужчина заметно опешил. – Получается, вы держите курс в Испанию?

Услышав знакомый ему город, испанец нахмурился пуще прежнего и тревожно окинул взором своих матросов. Он точно не ожидал такого услышать и начинал чувствовать себя неловко, нежели высокомерно.

- Именно туда. Как считаете, за десять дней обернемся? - он почти дружелюбно спросил, еще сильнее сбивая того с толка.

- Не думаю...

- Возможно, за недели две, если не больше, при наличии попутного ветра, - перебив капитана, раздался чей-то крик с фрегата.

Испанец резко обернулся и сильней стиснул зубы. Тот, кто крикнул, еще больше разозлил его. К нему вернулось привычное самообладание, только теперь с неудержимым гневом, как и мысли, что люди на галеоне - вовсе не те, за кого себя пытаются выдать.

- Молчать! Я здесь говорю, недоумки и бездари, - хриплый крик разошелся по палубе.

- Ха, вот оно! - тем временем вполголоса воскликнул Райли и, не подавая вида, бросил юноше. - Жан, кажись, у нас есть курс.

- Это обнадеживает. Вот только слишком много кораблей вокруг, что ни на есть пугает нас всех.

- А ты подожди и вскоре сам все увидишь.

- Дело в том, капитан, - подождав, когда испанец выплеснет злость, мужчина вновь обратился, - мы сильно сбились с курса, отклонились от проложенного ранее маршрута. Если быть честным, одной ночью, эдак недели две назад, нас атаковали пираты. От той большой многообещающей экспедиции, на которую возлагались большие надежды, остался лишь галеон. Потому мы и оказались в так называемых ваших владениях.

- Знаете, слабо верится в то, о чем вы говорите. Ни одного мундира на борту, ни флага или символа отличия, и галеон сам по себе немного странноват.

- Да кто же в своем уме отправляет тайную экспедицию, намеренно выставляя все напоказ? Пираты заполонили многие воды, и было вовсе не разумно раскрывать кто мы такие на самом деле. Об Америго Веспуччи и его экспедиции к далеким землям мало кто знал, а он, как помнится, открыл всем известный материк. Понимаете, к чему я веду?

Испанец тут же задумался. Это могло быть правдой, но и искусной ложью тоже. Однако все выглядело странно, даже очень. Но он стал допускать такого рода совпадения, особенно в такой ситуации, цепляясь за историю великого итальянского мореплавателя. Вслух усмехнувшись, но все так же не веря, он вновь начал:

- Сдается мне, не из Испании вы все, а сами вовсе пираты.

- Сообразительный же ты. Ну почти, я бы сказал. Бьешь то в цель, то около, - сквозь зубы процедил Райли. - Опрометчиво, вы так считаете. В этом, согласен, есть подвох, и он же элемент скрытности. Вот только тогда это что?

Райли, вытащив из плаща бумагу, поднял ее высоко над головой, держа в левой руке. То, что тот сделал за несколько минут, теперь превратилось в величайший козырь.

- Перед вами разрешение, полученное графом Люсьеном ля Фонт, - он сделал небольшую паузу, имя его отца как-никак вписалось сюда. - От самого короля Филиппа V, врученное ему при тайном собрании. Граф лично снарядил эту экспедицию и следовал по заверенному королевским картографом маршруту до недавнего времени. Не удивляйтесь, если вы уже заметили на борту французов, ведь наш король сам родился во Франции, а посему было решено взять моряков из этой страны. Что же касается самого корабля, то перед вами лучший французский парусник, созданный мастером де Людо.

Он искусно вводил в заблуждение, но в тех словах была и правда. Ложь во спасение - вот в чем заключался его трюк. Уйти без одного залпа, довольствуясь лишь убеждением и вымыслом, сложившиеся за несколько мгновений в его голове.

- Знаете... - тем временем продолжал Райли. - Не стану вас утруждать доказательствами и нудными объяснениями, а лучше приглашу самого графа на палубу. А вы уж потрудитесь доходчиво объяснить весь этот абсурд. И даже если у вас это получится, то знайте, что будете сразу разжалованы. Не сомневаюсь, ваш труд пригодится чьей-то ферме, где, собственно, вы и станете работать в поте лица ради того, чтобы прокормить себя, а не владеть мощным испанским кораблем и выдвигать свои условия, - голос Райли обретал гневный тон. - Задумайтесь, так ли оно вам нужно. В одночасье лишиться всего - непростительно, особенно для капитана.

После слов над кораблями повисла нагнетающая пауза. На фрегате заметно начинался переполох. Если испанец пытался себя держать в руках, то его матросы уже перешептывались и создавали возню, подрывая репутацию своего командующего, который выглядел теперь не так грозно, гордо и властно, каким казался прежде.

Услышав о короле, неизвестном графе, про которого, казалось, он когда-то слышал, увидав разрешительную бумагу, капитан на какое-то небольшое время будто погрузился в себя, чувствуя за все это ответственность и вину. Но то чувство длилось недолго, верх взяли его собственные предрассудки, привитые за долгую военную жизнь.

Французы же, напротив, держались образцово, будто заранее знали об этом. Только изредка украдкой переглядывались, слушая дивный, наполненный авантюризмом разговор. Мало сказать, что они удивились, были на редкость поражены всем происходившим, но у каждого из них теплилась надежда, что капитан знает, что затеял, и несомненно сможет вывести их из пугающего испанского окружения.

- И все же, я вынужден настоять на своем! - чуть ли не выдавил из себя испанский капитан. - Какое бы ни было ваше положение, мне не отступить, - со злостью выпалил он. - Я сам строго следую установленному регламенту и четко выполняю приказы! Мимо никто не сможет пройти. Даже вы!

- Жан, приготовься. Не забудь избавиться от канатов с абордажными крюками.

- Не стану вам вновь отказывать и, как предлагал ранее, окажу услугу, - Райли звонко, по-ребячески рассмеялся. - Не в восторге будет граф. Уж помяните мое слово.

Мужчина не торопясь окинул всех взглядом и спустился к трюму. Он выглядел крайне спокойно - подметил испанец, про себя ругаясь и готовясь к новому разговору, только теперь с графом. А для Райли это было не хуже, чем рискованная забава, горячащая кровь и щекочущая нервы, поистине пугающая многих, но не его. Смотря кажущимся задумчивым видом на испанские суда, внутри себя Райли тешился. Ведь лучше момента и быть не может.

- Огонь! - что есть мочи рявкнул капитан галеона.

Мог ли испанец своим чутьем предвидеть это или хоть слабо догадаться?

Все орудия, которые во время разговора тихо были заряжены, рванули разом. Галеон сразу ожил, гремели бортовые орудия, мортиры, фальконеты и обычные мушкеты, которые наспех заряжали французы, стреляя сквозь густой дым по испанским солдатам. Стоял неимоверно оглушительный грохот, и что происходило с испанцами можно было догадаться по звукам.

Команда галеона словно заранее готовилась к событию - они действовали сплоченно и отлажено, точно, как механизм часов. Фрегат искусной ложью и хитростью был взят врасплох. Там уже начался не просто переполох, а паника, смешанная со страхом и диким ужасом. Французы, сократив ряды испанских моряков, находившихся на палубе, разделились. Одна часть направилась к бортовым орудиям, другая - в самый нижний отсек, к веслам. Оттуда можно прибавить ход вручную, а при наличии небольшого ветра развить значительную скорость.

Галеон заметно начал ускоряться, оставляя позади изрешеченный фрегат и тонущие шхуны. Небольшим кораблям повезло меньше всего - от них мало что осталось. Да и от большого судна проку было не больше, валил серый дым из носовой части, и немного кренило влево.

Тем временем, когда раздался первый залп, Райли стремглав залетел в каюту и, прижавшись к стене с картой, бегло набрасывал дальнейший маршрут. Наконец-то теперь появился настоящий курс. Не слишком точный, созданный на своих предположениях и словах крикнувшего матроса во время разговора. Он не мог определить где они сейчас находятся и отталкивался от города Севилья, расположенного на юге Испании, вымеряя приблизительное расстояние и скорость. Если до самой страны плыть больше недели, а капитан угадал примерное их местоположение, то не составит им труда добраться до Кале без остановки.

Как только французы начали отрываться, набирая ход, испанцы, у которых на плаву оставалось только два корабля, предприняли попытку их нагнать. В быстроходности галеон явно уступал им, и только очередной хитростью их можно было остановить. Однако вовремя подоспевший к команде Райли лишил испанцев и этого шанса, предусмотрительно скидывая бочки с зажигательной смесью за борт. Ловушки сработали безукоризненно, и, несколько раз подряд подорвавшись на них, фрегат остановился, спуская шлюпки, чтобы спасти людей с последней тонущей шхуны. Лихо вырвавшиеся из окружения французские моряки ликовали, все больше набирая ход и расхваливая капитана за эту непревзойденную изящную хитрость.

Вскоре один за другим начали тянуться дни. На редкость тихие и бессолнечные, без штормов и встречающихся судов. Пасмурность, гнетущая и пронзающая, с чередой затянувшихся ливней, с тоской и унынием. Мало кто верил, что капитан не ошибся, указав им определенный курс. Даже спустя неделю, картина окружающего моря была одна и та же. Вблизи на горизонте не появлялось ничего нового, что бы могло воодушевить и приободрить моряков. Время от времени на борту поднималось негодование. Вместе со всеми пороками, терзавшими душу, доводившие изнуренных людей чуть ли не до бунта и умалишения. Учащались драки и пьяный дебош, не ограничивающийся страхом и трагедией. Нехватка воды и безразличие с неверием разъедали изнутри. Никто уже не думал о том, чтобы вернуться домой, лишь бы не пойти ко дну и удержать остатки разума в целости. Они с каждым днем становились слабее, отчаяние стало их маяком, и с каждым днем все труднее было это выносить. Угнетение вместе со смятением и страхом превращались в бескрайний омут. Где отчасти оставалось немного, чтобы вовсе тронуться умом.

Мрак все больше и ближе подступал, невидимыми путами сковывая их и зажигая внутри каждого ненависть к друг другу. Теперь они были готовы на все, чтобы покинуть это злосчастное море и очутиться на суше, вдоволь напившись пресной воды. От изнурения матросы не выдерживали: некоторые падали навзничь без сознания, лишались рассудка и памяти, а кто-то еле-еле передвигал ноги, но каждый внутри сдерживал себя, чтобы в момент помешательства не выброситься за борт. По приблизительным расчетам капитана уже прошло больше двух недель. Смерть незаметной дымкой гналась за ними по пятам, и тогда из вороньего гнезда раздался долгожданный крик, который едва можно было уловить.

- Кажется, на горизонте земля!

- Да, она самая, - раздался голос в носовой части судна.

Райли постепенно засыпал, слабо держа штурвал. Услышав эти слова, отпрянул назад, чуть было не перевалившись за борт. Истощение с голодом не обошли его стороной. Но он из последних сил держался ради того, чтобы их всех вернуть домой, пусть даже ценой своей жизни.

- Капитан! А ты ловкач! После испанцев мы следовали в нужном направлении, - кто-то радостно крикнул с форштевня.

- Впереди гавань! Знакомая гавань. Только если она мне не мерещится, - воодушевленно подхватил другой матрос.

Райли как никогда оживился. Приложив подзорную трубу к левому глазу, он не поверил. Там, за много миль, виднелась земля. Выглядевшая не просто как забытый клочок суши, а как город, будто бы зовущий, и в то же время похожий на красочный мираж. От увиденного, во что все слабо верили, с каждым следующим мигом начал прибавляться дух в корабельной команде. Сердце капитана стало биться намного чаще, и он вновь обрел прежние силы.

Пробежав через весь корабль в носовую часть, тот вновь всмотрелся в трубу. В пылающем закате, еще совсем далеко от галеона, вырисовывались очертания не просто забытого острова, а картина знакомого ему порта. У мужчины перехватило дыхание, и накатили радость с ликованием. Он знает эту гавань. Так до боли знакомую и родную. Мужчина изо всех возможных сил рассмеялся, и этот смех подхватила вся команда, выбежавшая наверх как на чудо, заполонив палубу. Момент, в который мало верили, но все так долго ждали.