Сердцебиение гроз

— Оперируют… Сильное внутреннее кровотечение… Пуля в область сердца… Делаем всё возможное…

Главный врач говорил что-то ещё, но  Тэхён уже не слушал. Стоял на ногах только благодаря папе, обнимающего его за талию, вцепившись в руку Ханюля намертво. Не видел перед собой никого, лишь холодного Чонгука и кровь. Много крови. Он сам испачкался, но собственный помятый вид Тэхёна заботил в последнюю очередь.

На просьбу папы Чонгука поехать домой и хорошенько отдохнуть после произошедшего с ним, омега категорически отказался. Он не бросил бету там в лесу, не отходя от него ни на шаг и прижимая его руку к своей груди, когда они ехали в скорой, прося всех известных и неизвестных богов не отнимать у Тэхёна Чонгука, — не бросит и сейчас. Пока не убедится, что бета в порядке, не выйдет отсюда. Уже в больнице Тэхён встретился с Джунёлем и Ханюлем, налетевших на него с объятиями и поцелуями, не сдержавших слёз радости: Тэхён жив, ему больше ничего не угрожает. Чонгука же сразу забрали в операционный блок, оставив зарёванного Тэхёна и его родителей в коридоре, сказав ждать. Чуть позже к ним присоединились Гуанмин и Сыкгван.

— Простите меня, — обнимая крепко Гуанмина, сипит куда-то ему в плечо Тэхён. — Это я во всём виноват, это из-за меня…

— Не неси ерунды, — поглаживая его по голове, говорит Гуанмин. Ему самому непросто: всё внутри сжалось от страха за сына, мешая нормально дышать, но вины Тэхёна в этом нет. Мальчишка должен это знать. — Ты не виноват. Наш Гук-и сильный, он со всем справится. Я никогда в нём не сомневался, и ты переставай реветь. Всё будет хорошо. Верно, Сыкгван? — обращается к мужу, что сидел рядом и держал за руку, Гуанмин, смаргивая слёзы.

— Да, конечно, — хрипло отзывается мужчина-альфа. — Конечно, справится. Он ведь наш сын.

Отсутствие людей в коридоре, не считая их самих, бирюзовые стены больницы, которые так и давили на психику, и полнейшая тишина, нарушаемая изредка тиканьем настенных часов, угнетала. Тэхён, свернувшись калачиком на диванчике, попытался было успокоиться, ведь всё закончилось: он больше никогда не увидит Чимина и от заключения в камеру ему уже не отвертеться, даже несмотря на его явные расстройства психики, но стоило только закрыть глаза, как опять по чьей-то команде: выстрел, Чонгук и его мимолётная улыбка, которую он успел подарить омеге и боль, пронзившая сердце. С горем пополам, под уговорами папы Тэхён сам сходил к врачу, попросив таблетку от головы. Он больше не вынесет этих мук во всём теле. Либо задохнётся, либо свихнётся, а может и всё сразу.

Нужно было ждать. Ждать и надеется, что операция пройдёт хорошо и Чонгука спасут. Ждать Тэхён никогда не умел, поэтому чувствовал себя как на пороховой бочке. Видимо, никакие таблетки ему не помогут прийти в себя и облегчённо выдохнуть, а лишь только сам Чонгук, который обязан выжить и вернуться к Тэхёну абсолютно здоровым. В другой расклад событий Тэхён отказывался верить. Гнал прочь плохие мысли и молился. Никогда этого не делал, но это единственное, что ему оставалось: больше он помочь никак не мог, к сожалению. Сомкнуть глаз так и не получается, а самого Тэхёна после долгих часов мучительного ожидания в коридоре, который он успел измерить шагами вдоль и поперёк, мелко потряхивало, заставляя кутаться в больничный халат, накинутый небрежно на плечи. Всем плохо, всем не сладко. И пусть до этого Тэхён каким-то чудом себя сдерживал, не давая истерике захватить разум, то, когда уже под утро в коридоре появляется Бонрю с Сарой, узнавшие о случившемся и приехавшие поддержать, а также оказать помощь, пусть и зная, что подобным им не извиниться за Чимина, Тэхён срывается.

Вскакивает с места, пугая тем самым Джунёля и Ханюля, сидевших с ним рядом, налетая фурией на Бонрю с воплями и кулаками, забывая о всякой пристойности, что это больница и в принципе шуметь тут не положено, но омегу мало сейчас заботят какие-то правила. Его лихорадит от злости, от беспомощности ситуации, от даже малейшей мысли, что с Чонгуком что-то случиться во время операции, а эти… Пришли и пытаются покаяться. Тэхён не намерен их ни видеть здесь, ни слышать. Пусть засунут свои извинения в одно место и уходят с глаз долой.

— Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! — кричит Тэхён не своим голосом, одним безумно горящим взглядом желая альфе и его жене сгинуть в пропасть. — Проваливайте! Я вас ненавижу! Вы уничтожали мою семью, всё счастье, когда заявились к нам в первый раз шесть лет назад! Это из-за вашего полоумного сына мой любимый человек сейчас при смерти! Вы во всём виноваты, вы!

— Тэ, успокойся, — отнимая омегу от Бонрю, просит Джунёль, прижимая его к себе. — Тише…

— Если Чонгук не выживет, я убью Чимина. Я найду способ это сделать. А потом и вас на тот свет отправлю, чтобы ни один Пак больше не смел осквернять эту землю. Чимин вас ненавидит лютой ненавистью, потому что вы любили его только тогда, когда он подчинялся, когда приносил в дом очередной успех. Только тогда вы замечали его, а в остальных случаях вам не было до него дела, даже в те моменты, когда он творил всякую чертовщину. Ваша наигранная жалось ему никогда не была нужна! То, что случилось с Чимином, со мной и Чонгуком — целиком и полностью ваша вина!

Итогом этого всего становится нервный срыв Тэхёна, едва глаза не выцарапавшему Бонрю, что словно оцепенел, никак не реагируя на вопли омеги и удары, слыша лишь тихие всхлипы Сары за своей спиной. Тэхёна уводят подошедшие на шум медсёстры, накачав его успокоительным, от чего он отключается и Джунёль везёт его наконец домой. Ханюль просит Гуанмина быть на связи и чуть что сразу звонить, перед тем как уйти вслед за Джунёлем.

— Только ли Бонрю виноват? — тихо задаёт вопрос Джунёль, когда они с Ханюлем сидят в комнате Тэхёна на его кровати, укрыв омегу одеялом и охраняя его сон. — Ведь это я когда-то предложил завести Тэхёну друга. И семья Пак мне показалось лучшей для осуществления этого плана. Ты предупреждал меня, что для омеги друг-альфа — сомнительный вариант, но я не послушался, заверил, что всё будет хорошо. Где теперь это «хорошо»? Я не знаю. Так только ли семья Бонрю виновата?

— Джу, перестань, — прерывает мужчину Ханюль, поглаживая тихо посапывающего Тэхёна по голове, пропуская невесомо меж пальцев каштановые прядки. Так он делал в детстве омеге, когда тот ни в какую не хотел укладываться спать. — Ты хотел, как лучше и не мог знать будущего. Я тоже виноват, потому что старался всё ради и для Тэхёна. Ничего не получилось. Всё тоже рухнуло.

— У меня никого нет роднее вас с Тэхёном, Ханюль, — сглатывает образовавшийся комок в горле Джунёль, протягивая руку и кладя её на омежью. — Приезжай почаще в Чхунчхон, не запирай себя от мира в Тэгу. У нас с тобой не получилось стать семьёй, но мы всегда можем попробовать в роли друзей. Не ради Тэхёна, а просто ради нас. Не хочу прожить всю жизнь с обидой на омегу, которая показала мне что такое счастье.

— Спасибо, Джу, — кивает Ханюль, смахивая со щеки слезинку. — Очень надеюсь, что ты сможешь стать по-настоящему счастливым со своей Суджин.

На пару минут в комнате, окутанной полумраком, наступает мягкая тишина, которую впоследствии нарушает Ханюль, аккуратно ложась рядом с Тэхёном и поправляя одеяло:

— Ты знаешь, что будет с Чимином? Ты разговаривал с полицейским?

— Заключение под стражу, а там тюремная специализированная психбольница. Срок он накапал себе приличный, поэтому, скорее всего, сядет на пожизненное. Я не вникал в подробности, но полицейский сказал, что больше Чимина мы вряд ли увидим.

— А Чонгук? — шёпотом спрашивает Ханюль. — Думаешь, он выживет? Есть шансы?

— Шанс есть всегда, главное верить. Врачи, конечно, не боги, но тоже кое-что могут.

— Он вернётся, — кладя голову на подушку и прикрывая глаза, говорит Ханюль. — Тэхён вернёт его. Чонгук знает, что его здесь любят и ждут. Он не сдастся.

— Дай Бог, — улыбается краешками губ Джунёль. — Дай Бог…

Чудеса случаются.

Они есть, правда.

Просто нужно очень сильно захотеть.

🌫️🌫️🌫️

И хотя операция прошла успешно и, как выразился главный врач больницы, жизни Чонгука по большей части ничего не угрожало, Тэхён всё равно отказывался жить дома. Чонгук находился без сознания уже третий день и все эти три дня Тэхён провёл в больнице, чередуясь с Гуанмином или Сыкгваном. Бету перевели в частную палату, где он находился под тщательным наблюдением врачей. Это радовало, потому что если вдруг повреждённое сердце захочет дать ещё раз сбой, то бете незамедлительно окажут помощь.

Что значит «ещё раз»? Это сама смерть Тэхёна во плоти и самые страшные ночные кошмары. Это крик, что застрял в глотке и спёртое дыхание, заставляющее задыхаться и смотреть, как вокруг твоего родного человека носятся врачи, пытаясь запустить сердце.

Это случилось сразу на следующий день после операции. Тэхён, которому удалось немного урвать спокойного сна, принять наконец-то душ, остервенело шаркая мочалкой кожу, чтобы навсегда избавиться от фантомного запаха кардамона и запихнуть в себя с невероятным усилием немного еды, сразу после завтрака поехал к Чонгуку. Там Гуанмин успокоил его, сказав, что операция закончилась хорошо. Новость эта подобного тёплому дождю окатила омегу, вынуждая опять расплакаться.

Они разговаривали с Хисыном и Юно, тоже приехавших в больницу к Чонгуку, чтобы узнать всё ли в порядке и сообщить родителям беты, что кошку Хисын на время забрал себе, чтобы ей скучно не было, когда у Чонгука отказало сердце.

Тэхён не сразу понимает в чём дело, когда мимо них проносится главный врач с ещё несколькими людьми в халатах, услышав вопль, эхом покатившимся по стенам больницы, отчего кровь стынет в жилах. Они сразу же подрываются, следуя бегом за врачами, останавливаясь в ужасе, когда видят сгорбившегося от рыданий Гуанмина, которого обнимал Сыкгван, пытаясь успокоить, хотя сам еле сдерживал слёзы. Тэхён пугается не на шутку, ещё больше теряясь, но когда поворачивает голову на длинное, в пол стены окно в палате Чонгука, что выходило в коридор, то чувствует, как земля из-под ног стремительно уходит.

У Чонгука остановка сердца. Об этом свидетельствует противный звук датчика кардиомонитора, трезвонящий на всю палату. Для Тэхёна это теперь самый страшный звук на свете. Врачи, что столпились вокруг Чонгука, используя дефибриллятор, пытались завести сердце, что-то бурно обсуждая меж собой, а Тэхён… если так можно сказать, то да, он умирает. Жар, пронесшийся по телу, обжигает грудную клетку, скапливаясь узлом в районе лёгких, а перед глазами всё плывёт. Вот она пропасть. Тэхён отчётливо чувствует этот липкий холодок, коснувшийся затылка, создавая невероятный контраст эмоций.

— Чонгук! — Тэхён не помнит себя в этот момент. Срывается с места и несётся в палату, но уже у входа его ловит один из врачей, не давая возможности сделать и шагу. — Чонгук, нет! Чонгук-а! Пожалуйста, не надо, я прошу тебя, не оставляй меня!.. — воет омега на плече врача, порываясь вперёд, к бете, чтобы заключить его в свои объятия, поцеловать и забрать всю боль себе, чтобы Чонгук открыл глаза и улыбнулся им всем так ослепительно, как может только он. — Чонгук! Не смей меня снова бросать, мерзавец! Я не разрешаю тебе этого делать! Я не отпущу тебя!

Сердце Чонгука запускают и по палате вновь раздаётся приятный слуху звук сердцебиения, хоть и искусственный, благодаря машине, а Тэхён сваливается в обморок. Просыпается в одной из палат больницы с капельницей, что стоит рядом с койкой.

Так Чонгук переезжает в частную палату, а Тэхён вместе с ним на диванчик у окна, за что тоже приходится заплатить. Разъединять их никто не посмел: ни родители Тэхёна, ни родители Чонгука. Всё равно бы омега остался в больнице, только в коридоре, а так рядом и сам бдит за всем. Ночь они проводят вместе, и Тэхёну за все прошедшие дни удается нормально выспаться. Его ничуть не беспокоит боль в спине и затёкшие руки, когда он просыпается утром и его взгляд сразу же падает на спящего Чонгука, в окружении белоснежных трубок.

Дома за все три дня пребывания в больнице, Тэхён побывал четыре раза: чтобы переодеться, и чтобы принять душ. Что происходило за стенами здания, которое он выучил уже, его волновало меньше всего. Переписывался только с Хисыном и Юно, а ещё изредка Сонхуном и даже Минки, выразившего сожаление по поводу Чонгука. Всё остальное время омега сидел рядом с бетой, невесомо касаясь его рук, лица, волос. Подолгу выводил непонятные иероглифы на ладонях беты, целуя после каждую фалангу пальцев. Тихо напевал себе под нос, так, чтобы слышал только он и Чонгук, итальянские колыбельные, которые ему когда-то давно пел Ханюль. В детстве они казались чем-то волшебным, успокаивающим и целебным. Сам старался ухаживать за бетой, насколько это позволяли и порывался помогать медсестре, когда та приходила. Разговаривал с Чонгуком, рассказывая то, о чём ещё никогда не упоминал, утирал слёзы и приказывал себе не раскисать. Чонгук сможет, Чонгук справится. Он пообещал Тэхёна не бросать, и Тэхён ему верит.

Сегодня же Тэхён, сразу после того, как побывал дома, решает зайти в цветочный магазин, что стоял как раз по пути в больницу. Хотелось хоть немного внести красок в палату Чонгука, выполненную преимущественно в бледно-голубом цвете. К тому же цветы разрешалось приносить. Просторное помещение магазина встречает его сладким запахом, но только один из тысячи привлекает его — фрезия. Лёгкий, нежный и мягкий аромат вызывает какой-то непонятный трепет в груди, и именно из этих красивых цветов Тэхён просит флориста составить букет.

На улице уже вечерело, когда Тэхён входит в палату Чонгука, снимая верхнюю одежду и надевая привычный белый халат. Он смотрит на Чонгука и улыбается мимолётно, подходя сначала к нему, оставляя поцелуй на лбу, а после берёт свой рюкзак, доставая оттуда небольшую прозрачную вазу, которую он взял из дома.

— Почему-то подумал о тебе, когда покупал их, — говорит Тэхён, ставя вазу с букетом на прикроватную тумбу, касаясь пальцами хрупких лепестков. — Сначала хотел купить ароматический диффузор, но его химозный запах моря мне не понравился. Потом зашёл в цветочный и приглядел там бонсай бергамота, подумал, что он неплохо бы сочетался с тем диффузором, но забыл о них напрочь, увидев эти цветы, — Тэхён бросает взгляд на Чонгука, замирая в ожидании. Вдруг ответит наконец. Вдруг откроет глаза и заманит их чернотой. Вдруг протянет руку и сожмёт замёрзшую ладошку Тэхёна. Омега невероятно скучает по бете. Ему не хватает его тепла, его голоса и запаха любимого ветивера, который тоже ослаб из-за состояния Чонгука. — Забудь, я несу чепуху.

Тэхён шмыгает носом и круто разворачивается, подходя к окну и раздвигая длинные белые шторы в стороны, пуская в палату лучи заходящего вечернего солнца, смотря как постепенно персиковое небо становится всё темнее и темнее. Тэхён убирает руки в карманы халата, расправляя плечи, слушая шум машин из приоткрытого окна и голоса людей, перемешавшихся с трелью цикад. В палате тихо, даже не слышно, что происходит к коридоре, а к звукам датчика Тэхён уже привык.

На улице такая прекрасная погода. Чонгуку бы понравилось. На набережной сейчас, наверное, людно, а также пахнет вкусно уличной едой. Тэхён бы сейчас всё отдал, чтобы очутиться там и поесть вместе с бетой пирожки в виде рыбок со сладкой бобовой пастой.

А потом влюбиться. Ещё раз. Ещё и ещё. Так будет бесконечно. Тэхёну всегда будет мало Чонгука, мало его касаний и просто присутствия рядом. Чонгук обязательно будет журить его за излишнюю тактильность на людях, хотя сам же первый будет нападать и целовать, говоря потом, что это Тэхён виноват, ведь нельзя же быть таким красивым. Тэхён улыбнётся солнечно, притянет хитрого бету к себе и скажет ещё раз, как сильно любит. И ещё раз и ещё.

— Я люблю тебя, — шепчет Тэхён, вздыхая тяжело и поджимая губы, прикрывая глаза, чувствуя, как непрошенная слезинка покатилась по щеке. — Я очень люблю тебя, Чонгук-а. Я выбрал тебя сразу же в тот момент, когда ты только ворвался в мой класс, перепугав омег. Я пытался искать похожих на тебя, я пытался заставить себя любить, я пытался… Завидовал, ненавидел и вновь пытался. Мне никто не нужен был кроме тебя. Никого и никогда я не любил так сильно, как тебя. Врач говорит, что ты идёшь на поправку, но почему тогда не просыпаешься? Я больше не могу… Я скучаю. Ты говорил, что хочешь любить меня «не имея возможности передохнуть сердцем». Я тоже этого хочу… — Тэхён делает паузу, давая себе возможность сделать вдох и вытереть мокрые щёки. — Мы с тобой это никогда не обсуждали, но я много раз думал об этом, а сейчас особенно часто, — Тэхён поворачивается боком к Чонгуку. — Я знаю, кто ты. Я знаю, я вспомнил, но боялся сказать, потому что думал, что ты посчитаешь меня сумасшедшим, — Тэхён снова переводит тусклый взгляд на пузатые облака за окном, купающихся в лучах солнца. — Ты — мой волк. Ты был рожден только для меня, ты — моя пара. Может ли быть жестока так судьба, сначала сведя нас, чтобы потом разлучить? Не знаю… Mi ami? Per favore, dì di «sì…» (Ты любишь меня? Пожалуйста, скажи да…)

Ну пожалуйста, пожалуйста... Тэхён больше не хочет тонуть в этом одиночестве...

— Sì...

Сердце Тэхёна пропускает удар, а сам омега цепенеет, неверующе распахивая глаза, абстрагируясь от всех звуков, окружающих его. Ему страшно оборачиваться, страшно думать, что это было лишь видение, иллюзия, сыгравшая злую шутку с Тэхёном. Но он слышал... Отчётливо слышал! Поэтому резко поворачивается к больничной койке и... задыхается, хватая воздух ртом, как рыбка выкинутая на сушу, пытаясь выдавить из себя слова. Кислорода становится катастрофически мало, а по встрепенувшемуся телу дрожь пробегает. Ноги не слушаются, походя на вату, но сами несут к нему.

Тэхён медленно подходит на гнущихся ногах к кровати, садится на её край осторожно, боясь сделать хоть одно какое-то неправильное движение и всё — сон закончится, и даёт волю чувствам: аккуратно пододвигается ближе, залезая с ногами на постель и сворачивается комочком, кладя голову на грудь, слушая свою любимую симфонию — сердцебиение Чонгука. Он зарывается лицом в больничную рубашку, сжимая её в кулаках и захлёбывается в собственных рыданиях, содрогаясь, когда волос касается рука, а вторая ложится на его плечо, пытаясь притянуть к себе ближе настолько, насколько позволяют силы.

— Ну чего ты плачешь, лисичка? — слабо произносит Чонгук, расползаясь в ласковой, согревающей душу улыбке. — Я здесь, с тобой. Жив и почти что невредим.

Тэхён еле слышно произносит имя беты, но сколько счастья заключается в этом слове из шести букв. Он отстраняется, судорожно хватая ладошку Чонгука, целуя её внутреннюю часть и прижимая к щеке. Они встречаются взглядами и — о, Господи! — Тэхён в эту минуту готов вытерпеть ещё раз весь этот трудный путь, уготованный им Вселенной, если в конце на него будет смотреть Чонгук ровно так же, как и сейчас: как на самое ценное, что у него есть, как на сокровище, с которым он ни с кем не поделится, как на человека, которого любит всем сердцем и будет любить всегда, даже несмотря на грозы на их пути.

Они не страшны им. Почему?

— Потому даже через грохот грома я слышу твоё сердцебиение…

🌫️🌫️🌫️

— Опять рыба?! — возмущённо вскрикивает Чонгук, сквашивая страдальческое лицо. — Ну пожалуйста, можно я не буду это есть…

— Перестань вести себя как маленький ребёнок, — не обращает внимание на оленьи глазки Тэхён, уже знающий все приёмчики  Чонгука, чтобы разжалобить его, ставя рядом с тарелкой зелёный чай. — Тебе ещё полтора месяца нужно придерживаться строгой диеты. Ничего не знаю. Взял палочки и вперёд. И попробуй только поделиться с Жизель. Иначе мы вернёмся к кашам.

— Лучше убей меня, — хнычет Чонгук, нехотя садясь за стол. От одного унылого вида этой бедной рыбки, что станет сегодня обедом для беты, хочется расплакаться. — Я хочу бургер! Жирный, вкусный бургер! А ещё лучше чачжанмён или острые клёцки на шпажке. Или нет… Шашлычок из барашка… Я сплю и вижу, как купаюсь в море пива и чипсов...

— Вот когда поправишься полностью, тогда пойдём в какую-нибудь вредную забегаловку, — целуя бету в щёку, обещает Тэхён, обнимая его со спины за шею. — А пока рыбка и далее по списку, как врач прописал.

Прошло уже несколько недель, с тех пор как Чонгука выписали под строгую ответственность Тэхёна, что тот будет следить за бетой, чтобы он выполнял все необходимые упражнения и гимнастику, а также соблюдал диету, чтобы полностью восстановиться после операции. Гуанмин порывался было остаться в Корее и взять отпуск, чтобы помогать омеге, но Чонгук заверил его, что с ним всё в порядке, а Тэхён точно не даст ему сорваться и ограбить первый попавшийся магазин с фаст-фудом. Сам же Тэхён практически переехал к бете за это время, перевезя к нему в дом весь свой гардероб и прочие необходимые ему вещи. Джунёль сначала негодовал, но быстро смирился с тем, что уговорить Тэхёна — крайне затруднительно, если дело касается Чонгука.

Наступил июнь. Тэхён каким-то чудом, не иначе, смог написать все контрольные работы на достаточно добротные баллы и с чистой душой и совестью ушёл на долгожданные летние каникулы. Чонгуку же только предстояло сдавать государственные экзамены, к которым он всё равно пытался готовиться, не слушая Тэхёна и его наказ не перетруждаться. Скорее всего, из-за операции на сердце, армия бете не грозила, а если это так, то нужно было заниматься усерднее, чтобы поступить в сентябре в университет. Если это случится, то Тэхён заберёт документы из школы и поедет в столицу вместе с Чонгуком, поступать в колледж искусств. Но пока этот вопрос был открыт, потому как все мысли омеги занимал Чонгук и его восстановление.

Поначалу это было даже смешно. Тэхён носился над Чонгуком, как курица над птенцом, но быстро поубавил свой пыл, когда бета попросил его перестать волноваться, потому что он полностью дееспособен и те же штаны он вполне в силах снять сам. И хотя Чонгук уверенно шёл на поправку, соблюдая все предписания врача и регулярно посещая его, Тэхён всё равно не мог не переживать. В глубине души он всё ещё считал себя виноватым за случившееся с Чонгуком.

— Глупый... — ставит ему щелбан Чонгук, когда омега озвучивает эти мысли вслух. — Ещё раз такое скажешь и я обижусь на тебя. Твоей вины в случившемся нет и никогда не будет. Я бы сделал это снова, если бы того требовала ситуация. Поэтому заканчивай нести бред и пошли плескаться в ванную. Хочу голову помыть, поможешь?

У них всё хорошо. Наконец-то! Больше нечего и некого бояться. Тэхён невероятно этому счастлив. Они со всем справились, всё сумели преодолеть и остались вместе. Предстоящее будущее немного пугало, ведь переменам быть, это уже точно, но омега их не боялся, потому что у него есть Чонгук, а у Чонгука — Тэхён. Значит, уже не страшно.

Что касается остальных, то всё вполне сносно складывается. Папа продолжал работать в Тэгу, приезжая теперь почаще, а отчим сошёлся с Суджин, так что теперь она частый гость в их доме. Тэхён лишь единожды спросил, где сейчас родители Чимина и где он сам, на что Джунёль сказал, что Бонрю и Сара развелись, если верить последним новостям, а Чимин в тюрьме. Больше Тэхён о них и не вспоминал. Они — прошлое. Им нет места в настоящем. А настоящее — это Чонгук и он сам. Ну и конечно же их друзья — Юно и Хисын, которые, кстати, решили расписаться осенью, и именно по этому поводу они сегодня собираются вечером в доме Чонгука.

— Ну конечно, будете сидеть выпивать, вкусные закуски лопать, а я слюной давиться и салат грызть, — бухтит недовольно Чонгук, сидя на стуле в светлой гардеробной, уже успев переодеться из домашнего в простые синие джинсы с прорезами на коленках и белую рубашку, закатав рукава до локтя, демонстрируя татуировки. — Это несправедливо. Они не могли подождать до моего полного выздоровления, когда я смогу нормально выпить алкоголь, а не цедить из трубочки сок?

— Наверное, нет, — смеётся с ворчливого Чонгука Тэхён, заканчивая с макияжем. Он начал причитать с обеда, когда позвонил Юно и рассказал о радостной новости и не умолкал даже в ванной, когда брился. Тэхён, кстати, в это время гладил ему рубашку в зале, но всё равно слышал, даже через закрытую дверь ванной комнаты. — Уверен, вы ещё успеете покутить с Юно-хёном как следует.

— Нажрусь в дрова, вот прям в соплю, чтобы почувствовать наконец этот вкус свободы от витаминов, рыбы и зелени.

— Не забывай про несолёные кашки.

— Даже не напоминай, — вздрагивает Чонгук, на языке ощущая этот противный вкус. — Вот что мне сегодня делать? Как я смогу вытерпеть этот вечер? Юно, гад такой, сто процентов захочет самгёпсаль, а я как дурак буду сидеть и слюнки салфеткой подтира… вау! — Чонгук заворожённо выдыхает, сверкнув глазами, забыв о чём говорил до этого, полностью переключаясь на омегу, когда Тэхён поворачивается к нему, убрав косметику в ящички.

На Тэхёне свободного кроя чёрные брюки, белая рубашка без воротника и насыщенно розовый пиджак, немного длинный ему в рукавах. Он как самая грациозная кошка подходит к Чонгуку, садясь на крепкие бёдра и обнимает за шею, тряхнув головой, отчего отросшая кудрявая чёлка лезет в глаза, но Чонгук исправляет эту ситуацию, убирая её назад и кладя руки омеге на тонкую талию, придвигая к себе ближе, поглаживая спину.

— Что «вау»? — невинно хлопая длинными ресницами, спрашивает игриво Тэхён.

— Ты невозможно красив, — отвечает Чонгук ему прямо в губы, но не успевая мазнуть по ним своими, так как омега быстро отстраняется, хихикнув и облизав их юрким язычком. — Настолько невозможно, что страшно за своё здоровье.

— А ты не бойся, — шелестит Тэхён, ёрзая бесстыдно на коленях Чонгука, чувствуя как бета в его руках напрягается. — Я тебя вылечу… — омега оставляет робкий поцелуй на щеке парня, заглядывая ему после в антрацитовые глаза, в которых проснулось возбуждение. — У нас ведь остались ещё те кашки, верно?

— Блять, Тэхён! — рычит Чонгук, вознося к небу очи-горе. Тэхён на это лишь шкодливо смеётся, покрепче обнимая бету и звонко чмокая его в шею. — Вот зачем ты об этом напомнил? Весь момент испортил.

— Прям-таки весь? — смотрит на Чонгука Тэхён, толкаясь бёдрами в его и вжимаясь в пах беты, получая за этой низкий рык возле уха и смачный шлепок по попе, заставивший охнуть.

— Я, конечно, знал, что лисички — те ещё пройдохи, но не до такой же степени? Имей совесть, к нам гости скоро подъедут.

— В таком случае, мой дорогой волчонок, — с серьёзным видом вещает Тэхён. — Вы должны были привыкнуть ко всем моим плутовским делишкам ещё ой как давно. Примерно Вселенную назад.

— Возможно. Но, может быть, я хочу обмануться. Может, мне нравится попадаться в сети и проигрывать тебе, — Чонгук улыбается и от этой улыбки у Тэхёна внутри всё переворачивается, а сердце грохотать начинает. — Во всех сказках лисы и волки — не друзья. Так может расскажешь, как тебе удалось приручить одного нелюдимого волка с природным ароматом ветивера, который так не нравится многим? — Чонгук добивается своего: целует омегу, сминая своими губами тэхëновы и пробуя их на вкус. Они всегда сладкие, как и весь Тэхён.

— Полюбил, — промурлыкал Тэхён, прижимаясь теснее к сильному и горячему телу напротив, зарываясь пальцами в волосы Чонгука и воруя ещё один короткий поцелуй, отрываясь с громким чмоком. — Просто полюбил. А ты? Что скажешь в своё оправдание, бета?

— Что я люблю тебя, — трётся носом о нос Тэхёна Чонгук, притянув обратно и снова целуя. — Моя омега…

Через час к ним в дом завалятся весёлые Юно и Хисын, с набитыми вкусностями доверху пакетами в руках. Они поставят столик на террасу, там же устроят барбекю, а когда стемнеет запустят фейерверки, что своими разноцветными огоньками украсит бархатное, чёрное небо.

Они будут счастливы. Они будут свободны. Сегодня, завтра и всегда.

Это их — неизбежность.