Сердцебиение гроз

«…Это пламя между нами
Так опасно и прекрасно.
Я вижу это солнце,
И рассветы, и закаты,
И ты — словно моя награда…»
Nyusha — Между Нами (feat. Артем Качер)

Тёплый весенний ветерок путался в каштановых волосах Тэхёна, стоящего на открытом балконе своего гостиничного номера в палаццо, выходящего на Гранд-канал Венеции. Здание, где они с Чонгуком живут уже вторую неделю, стояло настолько вплотную к воде, что внизу волны плескались о каменную стену. Особенно не по себе становилось ночью, когда из открытого балкона доносилось громкое хлюпанье, из-за чего чудилось будто палаццо, а за ним и весь город, тонет в тёмных водах. Казалось, что за время их прибывания здесь можно было уже привыкнуть, но для Тэхёна всё — словно в первый раз. Будто и не жил здесь когда-то.

И хотя выбор, куда они планировали поехать на медовый месяц, изначально остановился на Барселоне, Чонгук сам предложил полететь именно в Италию, на вторую Родину Тэхёна, а уже после посетить Испанию, на что омега не смог сдержать слёз, поблагодарив бету, что он по-прежнему, уже в роли официального избранника Тэхёна, исполняет его маленькие мечты.

За прошедшие семь лет много чего произошло в их жизни. Тэхён успел закончить колледж искусств, так и не доучившись последний год в школе, уехав в столицу вместе с Чонгуком, поступившим на бюджет в университет «Корё» на клинического психолога, как он того и хотел. Сейчас оба работали по выбранной специальности в Сеуле: Чонгук — в частном психоневрологическом диспансере, а Тэхён — преподавателем в детской танцевальной студии. Жили они в квартире Чонгука, но в планах было купить небольшой домик в частном секторе, чтобы быть поближе к природным условиям, как это было в Чхунчхоне.

По воле судьбы, не иначе, неподалёку от их квартиры, буквально через три квартала жили Хисын и Юно, опередивших омегу и бету не только со свадьбой, но и с детьми. Своих детей они не могли иметь, но это нисколько их не тяготило, поэтому через пару лет они взяли хорошенькую девочку-бету из детского дома, дав ей новое имя — Шихуа. Миловидная и шустрая, любящая своих родителей безмерно, она не давала им скучать и обожала танцевать, посещая студию, где преподавал Тэхён.

С Ханюлем они виделись редко, только когда время позволяло, приезжая на выходные в Тэгу, а вот Джунёль и его жена Суджин были частыми гостями, так как у омеги в столице жил родной дядя. Поначалу Тэхён очень скучал по дому, по прекрасному городу, что навсегда засел в его сердце, заняв первенство и отодвигая Венецию на второе место. Здесь, в Чхунчхоне, он обрёл настоящее счастье: сперва отца, а после человека, ставшего нечто большим, чем просто вторая половинка. Да, этот город принёс и много страданий, но как уже однажды сказал Тэхён — он готов вытерпеть всю боль снова, если будет знать, что в конце их ждёт с Чонгуком такой финал. Финал, где они наконец-то вместе и им никто не мешает строить будущее. Не то чтобы их жизнь сейчас состояла исключительно из сахарных моментов, но вспоминая их, они спокойно переживали плохие, включающие в себя обиду, ревность или же ссоры. Идеальных отношений не бывает, но здоровые, где партнёр умеет слушать и слышать тебя — да. И именно к такому нужно стремиться, а не к никому ненужному идеалу.

Пожалуй, самым большим открытием и потрясением за прожитые года в Сеуле для Тэхёна стала встреча с Хан Минки,  работавшим администратором в игрушечном магазине, куда омега заскочил после работы впопыхах, чтобы купить подарок Шихуа, которой завтра исполнялось шесть лет. От Сонхуна он узнал, что Минки тоже забрал документы из школы, поскольку его папе предложили работу получше в Сеуле и, продав квартиру, они переехали, а сам Минки поступил, как и Тэхён, в колледж. Омега и не думал, что когда-нибудь ещё пересечëтся с ним, но, видимо, судьба решила иначе, столкнув их в отделе мягких игрушек. Тэхён даже не узнаёт его на первых в минутах, вглядываясь в профиль омеги с пшеничными волосами, спросившего у него, что он конкретно ищет и не нужна ли помощь.

— Минки? — не своими голосом спрашивает Тэхён у бывшего одноклассника.

— Тэхён? — не менее удивлённо отвечает Минки, смотря на него изумлённо сверху-вниз.

— Папа! — Тэхён забывает зачем он вообще зашёл в магазин, вздрагивая, когда раздаётся детский крик и смотрит куда-то за спину Минки, тоже обернувшегося на голос и видит, чувствуя, как земля из-под ног уходит, отца омеги, стоящего в пальто в нескольких шагах от них и держащего за руку черноволосого мальчика с большими кофейными глазами, улыбающегося его улыбкой.

Тэхён не сразу приходит в себя. Слышит голос Минки как из-под толщи воды, не реагируя на омегу, пытавшегося привести его в чувства, тряся за плечо, глаз не смея отвести от альфы, имевшего такой же сильный, как у своего отца, почти сформировавшийся природный аромат амаранта. Тэхён тогда зеленеет, синеет и бледнеет одновременно, когда до его поплывшего сознания доносится голос родителя Минки:

— Учительница сегодня не могла нахвалить его. Сказала, что он очень хорошо считает и быстрее остальных читает. А ещё его хотят отправить на олимпиаду по природоведению в следующем месяце. Так что, наш Чимин-и сверкает звёздочкой ярче всех в школе. Есть чем гордиться, Минки…

Чимин-и…

Для Тэхёна это становится последней каплей. Он кладёт обратно игрушку-пингвина, семимильными шагами направляясь к выходу из магазина, дыша глубоко и часто, намертво вцепившись в ручку сумки. Уже на улице он немного успокаивается, утихомиривая гулко стучащее сердце и абстрагируясь от нахлынувших цунами воспоминаний, связанных с этим именем. Семь лет прошло… Значит, этому мальчику… Да. Нет никаких сомнений, что это — его сын.

— Тэхён! — Минки появляется перед омегой так внезапно, опять заставляя крупно вздрогнуть. — Если ты не торопишься, то может в кафе? Посидим, поговорим. А папа отведёт Мин-и домой без меня.

— Давай, — соглашается Тэхён. Не из любопытства, а чтобы просто разобраться в ситуации, и утешить себя тем, что он ещё не сходит с ума. Омега семь лет ничего о нём не слышал и даже не знает, жив ли он до сих пор. А тут такой триггер из прошлого… У любого бы дрожь по телу пробежала.

С Минки они засиживаются допоздна, пока кафе окончательно не пустеет и официанты вежливо не просят их покинуть заведение, поскольку через десять минут закрытие. Минки рассказывает всё за бокалом сухого белого вина: как переехал в Сеул, как учился в колледже, так и не сумев найти подходящего себе альфу, как обустраивали новую квартиру с папой, значительно меньше прошлой, но не менее уютную и комфортную. Как сбежал из больницы в день аборта, как ревел у себя в комнате, не представляя как будет жить дальше и как будет воспитывать ребёнка, но на помощь пришёл папа, сказав, раз уж суждено этому малышу родиться несмотря ни на что, значит суждено. Значит, они вырастят его. Значит, справятся. Родителям Чимина Минки ничего не сообщал, решив, что так и для него, и для ребёнка будет лучше. Пусть будет тяжело, но иметь дело с Паками себе дороже. Было действительно трудно, особенно после родов, потому что надо было восстанавливаться в колледж и продолжать обучение. Папа, конечно, помогал, но основное лежало на плечах омеги и сейчас, уже вспоминая ранние годы сына, Минки ни о чём не жалеет. Не досыпал, не доедал, уставал, но они счастливы. Это главное.

Хан Чимин — так назвал Минки своего маленького альфу, ставшим для него новым смыслом жизни, который в этом году пошёл в первый класс. Мальчишка рос тихим, замкнутым и немногословным ребёнком, предпочитающим больше своё общество, нежели идти и играть с кем-то. Явную агрессию он не проявлял к другим детям, но мог огрызнуться с родными, за что потом несколько раз извинялся, и поставить обидчика на место, если тот нарушал его личное пространство. Сколько Минки не водил его по врачам, никаких патологий у Чимина не было выявлено — он абсолютно здоровый мальчик. Именно тогда Тэхён предлагает свою помощь их маленькой семье по развитию коммуникативных способностей у Чимина. Пусть Чонгук и работал по большей части со взрослыми, но помочь дать первые шаги Чимину он мог. Так семья Хан стала неотъемлемой частью жизни Тэхёна и Чонгука. И всех всё устраивало. Никакое прошлое, никакие обиды этому не препятствовали — всё складывалось хорошо.

А самое главное, что Чимину нравилось общаться с Чонгуком, делиться пережитым в школе и выполнять предложенные задания. Уже через месяц их совместное времяпровождение дало первый результат — у Чимин появился друг в классе. А ещё он неплохо поладил с дочкой Хисына. Шихуа была просто в восторге, когда совпадало так, что в гости к дяде Тэхёну приходили не только они, но и Минки с Чимином, симпатии к которому она и не скрывала.

— Что-то мне подсказывает, что в будущем мы с тобой породнимся, — отпивая из кружки чай, говорит Юно, когда он, Тэхён, Чонгук и Минки сидят на кухне, наблюдая как Чимин и Шихуа возятся в гостиной, что-то рисуя на альбомных листах за журнальным столиком. — Она мне все уши прожужжала вчера своими вопросами. «А мы пойдём завтра к дяде Тэ?», «А Чимин-и там тоже будет?», «Мы ведь точно пойдём?», — смеётся хрипло бета.

— Я абсолютно не против, — уверяет Минки, бросив взгляд на сына, что-то упорно объясняющего девочке. Он рад, что смог снова обрести друзей. И особенно рад за Чимина, которого словно подменили: он стал более открыт, приветливее, общительнее и сам с охотой ехал в дом Тэхёна, говоря, что ему там нравится.

— Вырасту, тоже стану как Чонгук-хён. Буду много работать и прилежно учиться, чтобы в будущем купить большую квартиру и жить там со своей омегой. С такой же красивой, как Тэхёни-хён, — заявляет как-то раз, уже на пути к дому, Чимин совершенно серьёзно. — Ты, конечно, тоже красивый. Не обижайся, папуль.

— Не обижаюсь, — гладит его по волосам Минки, с каждым днём видя всё больше и больше схожестей ребёнка с его отцом: во внешности, во взгляде, манере сидеть или же говорить. И непонятно пока: хорошо ли это или плохо?.. Чимин не знает, где его родной отец. Он и не стремился о нём узнать что-то больше, когда Минки лишь единожды сказал, что тот плохой человек и несёт за это наказание. И всё-таки мальчику нужен был хоть какой-то пример для подражания и Минки очень рад, что таким примером для него стал Чон Чонгук. Это давало надежду на лучшее будущее, потому как сам Минки не видел себя в отношениях. Весь его мир, вся его душа и сердце — это его сын, его Чимин.

В конце апреля Чонгук и Тэхён играют свадьбу. Небольшую, без лишнего пафоса и фуршетов, в кругу близких друзей и родных. И уже на следующее утро они сидят в самолете, что должен будет их доставить в Милан, а потом в Венецию. Сказочную, невероятную и чарующую своими видами Венецию, по которой Тэхён ужасно скучал. Он так волновался перед вылетом, позабыв весь итальянский язык, не веря, что снова сможет пройтись по родным узким улочкам, по которым носился маленьким, покормит армию голубей на площади Святого Марка, услышит гул речных трамваев и наестся до отвала фритоле.Маленькие пончики или оладушки, зажаренные в масле, в дрожжевое тесто которых добавляют изюм, цукаты и орешки пинии.

Венеция встречает их прохладным воздухом, запахом ароматного эспрессо, который продавался на каждом шагу, шумом катеров и ярким солнцем, слепящим глаза. Как только они заселяются в отель, быстро перекусив, Тэхён ведёт Чонгука на рынок Риальто, где торгуют всем, чем можно: фруктами, овощами, цветами и сувенирами, которых они набирают чуть ли не целый чемодан. День на этом не заканчивается, а Тэхён не успокаивается, пока они не сходили в самую древнюю церковь города — Сан-Джакомо-ди-Риальто, где, как сказал сам омега, его крестили. Прошлись по знаменитому мосту Риальто, напоминающего дворцовую террасу и только тогда вернулись в номер. Тэхён не умолкал ни на минуту, лучше всякого гида рассказывая о том или ином месте Чонгуку, держащего его за руку, чтобы не только не потерять в толпе, но и поспевать за окрылённой омегой.

На следующий день их ждала встреча со старыми друзьями Тэхёна в траттории,Это небольшой, уютный, ресторан-таверна, максимально приближенный к формату домашних посиделок с гостями. где они проводят почти весь день, а после идут кататься на гондоле. За неделю они успевают обойти и объехать практически всю Венецию, побывав во всех ажурных дворцах, отмечая их красоту и величественность, даже несмотря на то, что им по сотни лет. Посещают оперный театр и почти оставляют все деньги в булочной, объедаясь сладостями. Однако самым запоминающимся моментом была поездка на остров Бурано, одного из самых живописных мест страны, известное разноцветными домиками, плотно стоящих к другу другу.

Сегодня же они остались в номере. Не хотелось куда-то идти, спешить, хотелось просто лениться, отдыхать и любить друг друга. В Сеуле ждёт работа, а здесь можно всё. Словно они снова школьники и единственная проблема — это контрольная работа по экономике. Взрослая жизнь такая сложная…

— В детстве мне постоянно хотелось узнать, что там, под этой тёмной водой, — протянул Тэхён, глядя вниз с балкона. На нём лишь белый махровый халат, завязанный небрежно на талии, который он накинул на мокрое тело, как только вылез из ванной. — Она такая мутная и зловещая… Как думаешь, что она скрывает?

Вечерело. Венеция постепенно окрашивалась в персиковые цвета, а на небе кое-где поблёскивали звёзды. Чонгук присоединяется к омеге на балкон, встав рядом и облокотившись на металлические перила, задумчиво выдыхает:

— Может, древние монеты? Римские сокровища или никому неизвестный город сирен под водой? Я где-то читал, что Аттила, предводитель гуннов, потерял здесь свой меч, и он затонул. Что ещё?.. Муранское стекло, всякие безделушки рассеянных туристов… — Чонгук, отрываясь от перил, притягивает мужа к себе. — Что такое? Ты сегодня ведёшь себя странно. Весь такой загадочный, молчаливый... Валяешься целый день, ничего особо не съел ни на завтрак, ни на обед…

— Я поел, — упрямо заявляет Тэхён.

— Покопался вилкой в пасте — это не значит, что ты поел. Ты не заболел случайно? Может, вчерашняя прогулка по Дворцу Дожей была лишней? Стоило вернуться до того, как начался дождь.

— Вовсе не лишней. Мне всё понравилось.

— Ну да, ведь ты чуть было не запер меня в подземельях Дворца…

— Это была шутка, — хихикнул Тэхён, прижимаясь теснее к Чонгуку.

Лишь ненадолго между ними повисло молчание, нарушаемое криками чаек, шуршанием волн, боем колоколов собора Сан-Марко и речными трамваями, перед тем как Чонгук вновь спрашивает, заставляя омегу в его руках покрыться мурашками:

— Когда ты собирался мне сказать?

Тэхён отрывается от беты, медленно поднимая голову и встречаясь с пытливым взглядом Чонгука.

— О чём? — тихо говорит омега, робко хлопая ресницами.

— Что у нас будет ребёнок.

Тэхён ослепительно улыбается, засияв зелёными глазами, целует бету в линию челюсти и вновь кладёт голову на грудь Чонгука, прикрывая глаза. Так хорошо и сладко на душе сейчас...

— Наверное, как приедем в Сеул. Я хотел сам точно убедиться, а уже потом сообщить тебе. А как ты понял?

— Во-первых, моя профессия дала мне исключительные знания насчёт физиологии омег. Во-вторых, я у тебя очень внимательный, ведь, как я помню, течка должна была начаться ещё в среду на той неделе. И в-третьих, ты стал гораздо чувствительнее, когда я касаюсь тебя.

— Неправда…

Ложь.

Ложь, потому что когда Чонгук поднимает его на руки, целуя, и несёт обратно в номер, кладя на сиреневую, атласную простынь, нависая сверху и углубляя поцелуй, Тэхён не может сдержать тоненького стона ему в рот.

Ложь, потому что когда Чонгук снимает с него ненужный сейчас совершенно халат, касается его полувставшего члена, обводя языком ореол соска, Тэхён не может  не выгнуться дугой навстречу ласкам, прося жалобным голосом взять его. 

Ложь и Тэхён сам это знает, обнимая Чонгука за плечи, когда тот медленно толкается в него, растягивая собой, оставляя поцелуй на мягкой щеке, касаясь после губ ленивым, мокрым поцелуем.

— Ненавижу, когда ты так делаешь, — скулит Тэхён, облизывая губы.

— Нам стоит быть аккуратными, милый, — низким голосом отвечает бета, вынуждая омегу под собой сжаться.

— Я не знаю человека осторожнее тебя. Так и скажи, что тебе нравится меня мучить.

— Всё может быть… — усмехается Чонгук, кусая омегу за ключицу и постепенно наращивая темп.

— Ты счастлив? — спрашивает спустя время Тэхён у Чонгука, обретя способность говорить, когда они лежат на смятой постели, взмыленные после яркого оргазма.

— Конечно, — отзывается бета, сместившись вниз, положив голову на, пока ещё, плоский животик омеги, прижимаясь к нему щекой. — Конечно я счастлив. Ты подарил мне семью, дом, надежду на будущее. Я скоро стану отцом и это не может меня не радовать. Наш малыш... Это звучит супер-прекрасно. Ещё несколько лет назад я думал, что для меня уже всё потеряно, что не смогу найти себя в жизни, но пришёл ты и всё стало так просто. Оказывается любить — это не стыдно в моём случае. Любить — это красиво. Именно это ты мне доказал, — Чонгук останавливается, чтобы подняться выше и утянуть Тэхёна в тягучий поцелуй. — А ты? Ты счастлив?

— Да, — зарываясь пальцами в волосы Чонгука, шелестит Тэхён, улыбаясь. — Быть счастливым с тобой, так же просто, как и вздохнуть.

— Значит, я всё делаю правильно. Мой долг и жизненная миссия сделать тебя и нашу грозочку счастливыми.

— Грозочку?

— Да. Тебе не нравится?

— Очень нравится! Иди ко мне…

Впереди много хлопот. Много новых забот и обязательств. Покупка дома, например, или же обустройство детской комнаты. Но они будут счастливы.

Сегодня, завтра и всегда.

🌫️🌫️🌫️

— Стой смирно, — завязывая галстук Чимину, просит Минки. — Играй аккуратно и постарайся не заляпаться за столом.

— Па! — возмущённо пыхтит альфа, уклоняясь от руки омеги, что хочет потрепать его по вороньей макушке. — Я же не маленький. Буду вести себя хорошо и прилежно. Не нужно мне об этом напоминать.

— Ладно, — выпрямляется омега, улыбаясь снисходительно и идёт одеваться сам. Такси приехало пять минут назад. — А самое главное, что нужно сделать?

— Подарить букет альстромерий Тэхёну-ши и вести себя тихо, когда буду с Шихуа, чтобы не напугать маленького Канмина, — лениво отвечает альфа, завязывая шнурки на ботинках и, взяв в руки букет цветов, лежащих на тумбе, открывает дверь Минки, чтобы выйти из квартиры.

Сегодня праздник. Тэхёна выписали из роддома и именно по этому поводу они устраивали с Чонгуком небольшой ужин, а ещё в честь маленького Чон Канмина — мальчика-омеги, с природным запахом иланг-иланга, приехавшего наконец домой. На ужин также пригласили Минки с Чимином. Альфа поначалу было не хотел ехать, оправдываясь тем, что никогда не видел младенцев и не очень-то хочет, пусть это и ребёнок Чонов, но папа заверил, что ничего страшного не произойдёт, если они побудут немного и поздравят новоиспечëнных родителей с первенцем.

По правде говоря, Чимин не хотел ехать вовсе не из-за боязни. Это так, первая пришедшая в голову мысль, чтобы папа отстал побыстрее, а на самом же деле во всём виновата эта дотошная девчонка. Со Шихуа — вот настоящая причина, из-за которой Чимин предпочитал оставаться дома и не мог поверить своему счастью, когда приезжал на занятие с Чонгуком-хёном, а этой сороки там не было. Почему сорока? Потому что если начнёт говорить, то не умолкает до тех пор, пока Чимин сам не подойдёт к папе и не попросится домой. Ему-то хорошо, ему не надо общаться с прилипчивой банным листом к одному месту бетой. Папа учил, что никого обижать нельзя, особенно тех, кто слабее, и только поэтому Чимин ещё терпит бету, что лампочкой загоралась, когда видела его.

Чимин же её радости не разделял. Ему не нравилось проводить время с Шихуа. Она не только болтливая, но ещё постоянно лезет обниматься. Зачем? Чимин не понимал её рвения опутать кого-то руками. Она ему не нравилась. Совсем. Она некрасивая, а ещё глупая. Хотя тоже ходит в школу, но почему-то читает так, словно видит буквы в первый раз.

И вот сейчас, сидя в зале, пока взрослые были за столом, выпивая, Чимину приходится сидеть на белом ковре у камина и составлять башни из кубиков, которые приволокла с собой из дома Шихуа. Она опять что-то болтала без устали, но Чимин и не думал вникать в суть её слов. Он уже считал минуты до отъезда отсюда. Но, похоже, это произойдёт ещё не скоро. Поэтому, скрипя зубами, приходилось терпеть. Быть вежливым.

— А давай целый город построим! — предлагает ему Шихуа внезапно, заблестев глазами, напрочь забывая о кубиках и на четвереньках подползая к скучающему Чимину, что машинально пятится назад от неё, врезаясь спиной в диван. Альфа шипит от мимолëтной боли в пояснице, но вовремя прикусывает язык, чтобы не выругаться. — Я знаю, что у дяди Тэ есть конструктор-лего. Я могу у него спросить, он нам даст. Хочешь? Или мы можем попроситься выйти на детскую площадку, покачаемся на качелях. А может, поедим зефира? Я много видела на столе. Ты будешь? Я попрошу, мне разрешат.

— Нет, — качает головой альфа, кидая кубик, что держал в руках, с изображением белой молнии к остальным. — На улицу я не хочу, и зефир я не буду, а вот лего давай, — может, хоть это кропотливое занятие заставит умолкнуть бету.

— Никуда не уходи, я быстро, — подскакивает Шихуа, поправляя подол платья и мчась на кухню, оставляя после себя шлейф природного запаха лаванды. Он, кстати, тоже Чимину не нравится. Дешёвое мыло напоминает.

Тогда откуда… откуда этот сладкий, тягучий, цветочно-сиропный аромат? Чимин уже голову сломал, пытаясь вычислить носителя этого вкусного запаха. Он врезался в сознание сразу же, стоило только переступить порог квартиры Чонов, прочно оседая там и стискивая, не давая ни о чём другом думать. Чимин сначала посчитал, что это парфюм кого-то из взрослых или это взбалмошная Шихуа опрокинула на себя целый флакон духов, чтобы покрасоваться перед ним, но нет. Всё мимо.

Чимину душно от этого конфетного запаха, неспокойно и сердце не на месте. Альфа не без усилия впихивает в себя кусочек шоколадного торта, запивая соком, стараясь не показывать своего встревоженного состояния папе за столом. Всё, чего ему хотелось, так это найти источник запаха, убедиться в его реальности, коснуться и прижать к груди, чтобы больше ни с кем не делить, чтобы дышать только им. От этого, почти ослепительного желания, руки чесались и коленки подрагивали.

Решив воспользоваться ситуацией, пока Шихуа где-то потерялась на кухне, да и взрослым не до них, Чимин поднимается на ноги, перешагивая через кубики и идёт в сторону кабинета Чонгука-хëна, решив, что именно оттуда пахнет чем-то сладким. Но уже на полпути останавливается резко, как будто громом поражённый, разворачиваясь и неуверенно шагая в другую комнату, чья белая дверь была открыта, словно сама завлекая маленького альфу. Чем ближе Чимин к двери, тем запах становился насыщеннее и насыщеннее, отчего в горле всё пересыхает, а глаза пеленой застилает. Никогда такого не было с ним. Никогда так сильно не тянуло куда-то, вынуждая забыть об окружающей реальности.

Чимин останавливается в дверном проёме, касаясь косяка и словно обжигаясь, когда впереди себя замечает деревянную кроватку, рядом с которой стоял плюшевый и высокий жираф, будто охраняющий кого-то, а над кроваткой, на стене, горели белые фигуры облаков и самолёта, имеющие жёлтую подсветку. Похоже, он набрёл на детскую комнату. Но ни цветов, ни ароматического диффузора здесь не было, и даже окно закрыто, если списать всё на улицу.

Сглатывая образовавшийся комок в горле, Чимин тихо крадётся к кроватке, воровато оглядываясь, словно преступник, собравшийся грабить банк, замирая в движении, когда достигает её и видит в ней лежащий небольшой свёрток.

Человечка.

Маленького-маленького.

Омежку, что сводила с ума своим конфетным запахом Чимина всё проведённое здесь время. Альфа забывает как это — дышать, неотрывно смотря на спящего мирным сном малыша, осторожно кладя вспотевшие ладошки на бортик кроватки.

— Ты что тут делаешь? — шипит на него кто-то справа. — Ты ведь его разбудишь!

Чимин даже не заметил, что к нему подошла Шихуа. Всё его внимание было сосредоточено на сопении младенца.

— Что? — переспрашивает альфа хриплым голосом.

— Я говорю, что ты можешь разбудить Кáни и он будет плакать. Дядя Тэ наругает тебя тогда. Пошли отсюда.

— Кáни? — только это слышит Чимин.

— Канмин. Его зовут Чон Канмин. Это сын Чонгука-ши и дяди Тэ…

— Не разговаривай со мной, как с дураком. Я понял, что это их ребёнок. Не в магазине же они его купили, — резко перебивает бету Чимин, заставляя ту умолкнуть. — Что тебе нужно? Зачем ты пришла?

— Я принесла лего, — оправдывается девчушка, поджав нижнюю губу от обиды. Чимин бывает порой таким грубым. Но он всё равно ей нравится! — Тебя не было, вот я и пошла искать.

— Начинай без меня, — холодно приказывает Чимин. Бета перед ним супится, отступая на шаг назад. — Я потом. Иди.

— Но я хотела с тобой…

— Ты глупая? Не понимаешь с первого раза? Сказал же — иди без меня! Так что тебе конкретно, блять, непонятно из этих трёх слов?! — едко бросает Чимин, грозно сверкнув глазами, в которых, казалось, даже радужка пропала.

Девчонка ретируется мгновенно, шмыгнув носом и подобрав подол длинного платья, бежит вон из комнаты, оставляя Чимина одного наедине с конфетным запахом, которым даже стены комнаты пропитались.

Вот так правильно. Вот хорошо. Вот так никто не мешает. Вот так идеально.

Чимин не особо жалует сладкое, но такое лакомство он бы съел. Почему даже в кондитерском магазине, где работает его дедушка, пахнет не так сладко, как сейчас? Не так вкусно и не так восхитительно? Сладость эту хочется забрать с собой, запереть в комнату и любоваться, чтобы никому больше она не досталась. Отдать всё, что у тебя есть и полюбить. Или просто — любить…

Чимин вновь поворачивает голову к кроватке и, готов поклясться, что его сердце останавливается, когда он встречается взглядом с Канмином, проснувшегося до этого, видимо, и смотревшего сейчас пристально на альфу. Омега ни издаёт ни звука, лишь только смотрит, поджав губки в виде сердечка, а Чимин задыхается. Не может и не будет себя останавливать, когда тянется рукой к Канмину, невесомо касаясь подушечками пальцев его плечика, поглаживая.

Мир как будто застывает. А альфа вместе с ним, растягивая губы в улыбке, смотря на завозившегося омегу. Ему нравится? Ему нравятся прикосновения Чимина? Он тоже хочет его коснуться? Тоже хочет почувствовать тепло рук? Видимо, да. Так рассуждает для себя альфа. Ещё никогда он не видел столь красивых младенцев. До этого дня считал их всех похожими на друг друга, но теперь уверен в обратном.

Канмин — он не все. Он — не такой, как другие. Он красивее, он лучше, он вкусно пахнет и хлопает мило смородиновыми глазками-пуговками. Чимин хочет забрать его с собой. Так ведь можно? Он уверен, что да. Папа разрешит. Потому что так будет правильно. И тогда никакие демоны будут не страшны, что снятся иногда Чимину, говоря сделать всякие глупости.

— Чимин? — альфа отлетает в сторону от кроватки, словно от печи раскалëнной, смотря расфокусированным взглядом на Тэхёна и Чонгука, что стояли в дверном проëме. Проклятая Шихуа! Уже нажаловалась! Ладно, Чимин ещё успеет с ней поквитаться... — Что ты делаешь?

— Я просто... — Чимин теряется, не зная как вести себя. Его поймали с поличным. Но ведь он не сделал ничего дурного! Канмин даже не заплакал. — Я...

— Всё хорошо, — Тэхён подходит к нему, присаживаясь на корточки и кладя руки на плечи. — Не нужно так переживать. Любопытство — это не преступление.

— Простите, — альфа опускает взгляд в пол. — Мне просто стало интересно от кого так вкусно пахнет.

— Так вкусно? — переспрашивает Чонгук, подошедший к ним и держащий в руке бутылочку с детской смесью. Он коротко смотрит на зевающего в кроватке сына, а потом снова на понурого Чимина.

— Ничего страшного, — пропускает мимо ушей слова маленького альфы Тэхён, поднимаясь на ноги. — Хочешь познакомиться поближе с Кáни и помочь подержать бутылочку, когда он будет кушать?

— Хочу! — Чимин оживляется на раз-два, переступая с ноги на ногу от нетерпения, яростно закивав головой. Он соврëт, если скажет, что ему совсем не страшно, но за шанс коснуться ещё раз омежки, альфа готов на всё. — Очень хочу!

С плохо скрываемым восторгом Чимин следит за каждым движением Тэхёна: как тот подходит к Канмину, берёт его на руки, перед этим распеленав, и целует в нахмуренный лоб, улюлюкая с ним на каком-то абсолютно волшебном языке, двигаясь в сторону кресла и садясь в него. Чимин на ватных ногах приближается к ним, слушая свой безумный пульс, стучащий по вискам, завороженно смотря то на Тэхёна, то на Канмина, улыбающегося своему папе и кряхтя смешно.

— Гук-а, подай бутылочку. Твоя грозочка проголодалась, — ласково просит омега бету, что стоит до этого неподвижно, не сводя серьезного и внимательного взгляда с Чимина, для которого сейчас не существовало, похоже, никого вокруг, кроме мужа и сына Чонгука.

И было в этом цепком взгляде что-то такое, что уже когда-то случалось. Что-то, что Чонгук уже видел, и не раз. Что-то, чему нет нормального объяснения, после которого всегда следовало что-то тёмное, пугающее и опасное своей глубиной. Что-то...

— Он такой красивый, прям как вы, — говорит Чимин искренне, помогая держать бутылочку Канмину под строгим контролем Тэхёна. — Я хочу его подержать. Можно? 

— Чуть попозже обязательно, когда подрастëт, — даёт обещание Тэхён, смотря на Чонгука, сидящего на подлокотнике кресла. Тот по-прежнему молчал, почему-то помрачнев лицом.

И грозы... Тэхён совсем позабыл о них. Тогда почему, почему он снова их слышит за своей спиной, покрываясь липкими мурашками и непроизвольно прижимая к груди Канмина ближе?..

— Хорошо, я подожду, — соглашается Чимин, широко улыбаясь и игнорируя будто знакомый и одновременно чужой, надломленный голос в голове, так и кричащий оглушительно:

— Я нашёл вас...

«Знаешь, Мэри, в моей голове звери.

Они бы тебя съели,

если б я разрешил...

...Так стань же скорее Мэри,

укротительницей моих диких зверей... »
Джио Россо