Сердцебиение гроз

Историю про чёрного волка и белого лиса знал ровно каждый в городе. Если верить преданиям, именно они когда-то поспособствовали появлению провинции Канвондо. Кто-то считал эти сказки полной чушью, а кто-то наоборот верил и распространял, рвясь на ту самую Белую гору, чтобы воочию увидеть знаменитый склеп.

Много веков назад, когда люди ещё могли колдовать и обращаться в животных, здесь, на месте города, жили два поселения. Лисиц — на левом берегу, волков — на правом. Ни для кого не секрет, что только в сказках волки и лисы — друзья, когда как в реальности являются врагами. Сражались за всё: за территории, за еду, за пресные водоёмы. Лисы даже умудрились каким-то образом огородить своё поселение цветком аконита, считающимся ядовитым растением, применявшимся для отравления волков. Как и положено всем красивым историям, были в этих поселениях двое молодых людей, что после перевернут мир вверх дном лисиц и волков своей любовью, преодолевшей множество преград, чтобы после стать парой и быть признанной как у волков, так и у лисиц. Их союз повлёк единение земель и вот так возникла провинция, прославившаяся своими горами и множеством озёр. Но не это самое захватывающее, на что туристы изо всех уголков мира ехали сюда, чтобы поглазеть.

Как уже известно, на территории провинции находилось немало гор. Одна из них называлась Белой, потому что ночью луна освещала её полностью, делая молочно-белой, когда как днём это была самая обычная невысокая возвышенность серого цвета. Опять же возвращаясь к легендам, которые уже извратили местные туристические компании как могли, создавая подделки, но лишь бы получить свой доход, здесь, внутри этой горы, была пещера, а в ней гробница лиса, омеги того самого волка, куда он и похоронил своего лисёнка, скрыв от глаз. Но захватывало дух не это, а то, что вокруг погребения росли цветы фрезии, которые сам же волк когда-то посадил, поскольку те были любимыми цветами его мужа. Фрезия — довольно прихотливый цветок. Чтобы расти в горах, прижиться там и цвести — невозможно. На уровне фантастики, но люди верили, стремясь посмотреть на это чудо природы.

На самом же деле никто не знает, куда именно, в какую из большого количества пещер волк спрятал омегу, завещав после потомкам похоронить и его там же, чтобы навсегда остаться со своей белой лисичкой, подарившей ему счастье и прогнавшей одиночество, преследовавшее его на протяжении многих лет. Сейчас за горой находился целый комплекс санаториев и гостиниц, приветствующий гостей каждый сезон и организующий поход на знаменитую гору. Нельзя сказать наверняка, что приезжие видели именно гробницу лиса и волка, а не просто облагороженное место внутри горы самим санаторием, высаживающего туда периодически фрезию.

Их любовью восхищались в Чхунчхоне. Даже делали в День влюблённых небольшой мерч по этому поводу, который охотно покупали молодые парочки. Ещё бы не покупали! Ведь это же настоящая сказка, где большой грозный волк-оборотень влюбляется в маленькую и белую лису, борясь за их счастье со многими невзгодами. Ведь, если забыли, волки лисам не друзья, как и те им. Эти же двое — парадокс. Взрыв Вселенной и сход планет с орбит.

Насколько же их интерпретация в танце соответствовала истории, если действительно такое было, Чонгук не знает. Единственное, что как-то напоминало ту эпоху, так это национальные костюмы — ханьфу. Почему именно ханьфу, а не ханбоки, ведь они корейцы, а не китайцы, Чонгук тоже не знает, но уже ненавидит эти длинные подолы всем своим сердцем. Без понятия, как он будет двигаться в этой одежде по сцене, но это особо не заботило Лиханя, когда тот притащил откуда-то костюмы на одну из репетиций. Сам танец был несложным. Чонгук бы его даже танцем не назвал, потому что от танца там только минута максимум, остальное небольшая миниатюра, где волк и лис как бы сталкиваются друг с другом в толпе прохожих, тоже пришедших на какой-то национальный праздник (Лихань так и не придумал какой). Далее волк набирается смелости и зовёт понравившегося лиса потанцевать вместе с остальными «на площади». Ничего сверхъестественного движения в танце не составляли, а Чонгуку вообще они смутно показались знакомыми, когда он смотрел видео.

Проблему с длинными подолами всё-таки они разрешили на третьей репетиции. Лихань решил сделать современную версию встречи, где Чонгук будет выступать в чёрных джинсах и лишь модернизированном длинном чогори*(Жакет или блузка, основной элемент ханбока. Он закрывает руки и верхнюю часть тела. накинутом поверх чёрной рубашки.) Тэхёна же решено было оставить в ханьфу, как того полагала легенда.

Получалось, будто волк нашёл свою лисичку в современном мире, или наоборот, на что Лихань ещё долго не мог угомониться, решив добавить в образ Тэхёна ещё и веер, танец с которым он продемонстрирует Чонгуку, а уже после тот пригласит его на совместный танец. «Традиционные мотивы на современный лад», — так это обозвал хореограф.

Каким же боком Чонгука занесло в этот мир танцев? Парень и сам до конца не понял, как это случилось. Просто однажды к ним в класс, отведённый специально для декораций, забежал Лихань, ища кого-то из учителей, но, увидев Чонгука, как раз дорисовывающего ствол дерева, так и замер на месте. А уже после к бете подошёл классный руководитель — учитель корейского, Чхве Дживон — и сказал, что его очень хотят видеть на сцене в роли волка, танцующего небольшой танец с какой-то омегой. Чонгук до последнего отнекивался, потому что танцы — это явно не его стезя. Оттоптать ноги — пожалуйста, а вот ручкой красиво махнуть — это к Тэхёну. Сам тогда на себя разозлился, что вспомнил об омеге, но всё равно пошёл к Лиханю и посмотрел хореографию. Он согласился зачем-то, будто в тумане сделав это, захотев попробовать что-то новое, а не сидеть часами и рисовать эти ебучие стволы деревьям, прорисовывая каждую неровность. Кто же знал, что Лихань окажется подлецом и подкинет бете в качестве нового партнёра Тэхёна. С Инхёком у них неплохо выходило до этого, а вот что делать с Тэхёном, этой гигантской проблемой, Чон не в курсе.

Чонгук ненавидит себя за то, что поддался чувствам, столь сильным и почти сносящим с ног, путающим реальность с миром грёз, тогда на остановке. Ненавидит себя, что коснулся омеги, вдохнув в себя акацию, и теперь жутко скучает по этим ощущениям, по рукам Тэхёна, обнимающим его за талию. Да, теперь они видятся каждый день и имеют возможность переплести руки, но это не тот эффект, которого хочет Чонгук. Они почти не разговаривают с Тэхёном, потому что тот избрал тактику хитрую — взять измором. Чтобы бета сознался в своей ошибке и распахнул перед ним душу. Надо признать, делает для этого Тэхён более чем предостаточно, вынуждая иногда Чона челюсти покрепче стискивать и кулаки, спрятанные в толстовку, сжимать.

Бета попросту не понимает, откуда у Тэхёна столько знакомых. Помимо них — школьников — на празднике ещё выступали коллективы из других учебных заведений и, казалось, что омега был знаком ровно с каждым из приходящих на репетиции, обнимаясь с ними и ласково улыбаясь. Вот Чонгуку он больше почему-то вообще не улыбался, только бухтел себе под нос недовольства, если у них что-то не так шло на репетициях, но бета-то в чём виноват? Он не профессиональный танцор и эти «ногу сюда-потом туда-а теперь туда» до него доходили только тогда, когда разжёвывались, как младенцу. Нет, Чонгук не считал себя неумёхой, за что мог сказать «спасибо» папе, как-то вечером, после ужина, решившим внезапно, что его сын должен уметь вальсировать. По крайней мере на ноги Тэхёну он не наступал, а это — уже пол дела сделано, считайте. Его роль вообще заключалась в том, чтобы выглядеть хорошо и привлекательно, обаятельно, как сказал Лихань. Весь упор делался на плавные движения омеги, гипнотизируя этим внимание зрителя.

Ладно, с этим всё понятно. Тэхён активно пытался вызвать ревность Чонгука и да, бета признаёт поражённо, у него это выходит каким-то образом, и хорошее настроение Чона отправляется в пропасть. Но на этом омега не остановился. Либо Чонгук чего-то недопонимает, либо попросту тупит по-страшному, но, кажется, слова Лиханя «можете носить на репетицию любую одежду, лишь бы только вам комфортно было в ней» правильно рассудил только он один. Потому что этот омега, этот несносный Ким Тэхён, решился заявиться на репетицию в белой футболке с короткими рукавами, больше походящей на топ, еле пупок прикрывающей, когда омега руки поднимал и — Господь, дайте силы не свихнуться раньше положенного Чонгуку — голубых спортивных шортах, демонстрирующих всю красоту длинных ног Тэхёна. Чонгук, когда видит его такого впервые, давится энергетиком, пошедшим не в то горло, закашляв до слёз.

В общем, Тэхён делал всё, чтобы вынудить Чона на разговоры, а главное — признать, что омега ему тоже нравится и если бы тогда, на остановке, бета бы его поцеловал, то никто бы его не оттолкнул, даже если бы Чонгук захотел продолжения.

Чонгук же предпочитал оставаться полностью на нейтральной стороне, ясно дав понять омеге, что жалеет о случившемся и никакого «продолжения» не хочет. Потому что это неправильно! Неправильно вновь сходиться с омегой, а потом... Не то чтобы Чонгук всерьёз над этим думал, но у него нет никакого лота,Прибор для измерения глубины моря. чтобы можно было измерить глубину чувств Тэхёна к нему. Обжигаться во второй раз не хочется, а ещё... Не хочется, чтобы Тэхён страдал. Он ещё отчётливо помнит, как в Фукуоке реагировали на улице на них с Хаку, даже если они просто рядом стояли, не то что за руки держались. Здесь, в Корее, с этим дела обстоят хуже некуда. Консерватизм здесь был, есть и никогда не умрёт. Всегда будет верно лишь одно — альфа плюс омега. Родись Чонгук хотя бы омегой, раз уж альфой не уготовано стать, и то бы проще было, но бета... Их жизнь непредсказуема: сегодня ты нужен, а завтра тебя заменят альфой. Сегодня к тебе относятся как к человеку, а завтра вспоминают твой пол и перестают здороваться. Бесит до ужаса, будто Чонгук не человек, а какое-то инопланетное существо, чьё место в клетках, дабы он не смог вред нанести мирным жителям. Ну что за скудоумие! Агрх...

«Бум» всё-таки случается. Пусть Чонгук и знал, что когда-нибудь терпение Тэхёна лопнет, словно шарик, и он обязательно заикнётся по этому поводу, а увиденное сегодня им в столовой его к этому подтолкнуло. Чонгук всего-то поздоровался с омегой из параллельного класса, пропустил вперёд в очереди за водой и булочкой, потому что омега торопилась куда-то, попросив уступить, так Тэхёна, сидевшего привычно на своём месте за столом и прихлёбывающего суп из водорослей, этот поступок размазывает по стенке. Знаете, это когда помидор переспелый падает на пол, образовывая после себя неприятную на вид лужицу. Именно этой красной субстанцией чувствовал себя Тэхён, едва палочки не сломав от ревности, что глаза застилает. Значит, он там выдумывает всё что можно и нельзя, чтобы Чон посмотрел на него наконец, а тому хоть бы хны. И, как оказалось, только на Тэхёна у беты такая реакция, а вот остальным омегам позволялось делать всё. Ну козёл, ну какой же козёл!..

Поначалу ничего не происходит. Они заходят в просторный зал для репетиций, начинают без Лиханя, так как тот опаздывает, застряв где-то в учительской, даже разговаривают нормально, прогоняя один раз. Лучше бы не начинали... Потому что, когда Чонгук забывает подать руку Тэхёну, чтобы начать танец, омеге этого хватает, чтобы устроить взрыв водородной бомбы.

— Наверное, будь на моём месте тот омега из столовки, ты не забыл бы ни единого движения, подав руку задолго до того, как того требовало время.

Чонгук даже опешивает в первую минуту. Он и думать забыл про этого омегу, когда тот от кассы отошёл, а Тэхён... Такой Тэхён. Этим, пожалуй, всё и сказано. Всё видит, всё слышит, а потом перековеркивает так, что у Чонгука дар речи пропадает. Он пытался было заикнуться о чём-то подобном на прошлых репетициях, но Чонгук даже не ответил на это, но сейчас... Дамба тоже ломается. Что это ещё за предъявления? Они друг другу — никто. Свободные люди. Делают что хотят и в отчётах не нуждаются. Когда сам Тэхён лихо зажигал с хер пойми кем на улице, пришедшим на репетиции, светя голыми ляжками, то это ничего, нормально. Бета ничего по этому поводу не сказал, да и как это возможно? На каких основаниях он бы возмущался? С чего бы омеге его после послушаться? А как Чон какого-то омегу пропустил вперёд себя, всё — да здравствует конец света. Чонгук не собственность Тэхёна, о чём он мягко (бета клянётся) напоминает омеге...

И понеслась. Чонгук начинает первым, теряя терпение и самоконтроль, смотря на омегу зло, а Тэхён в ответ на его одно слово кидает ровно двадцать. Начинают вопить просто ни с чего, вспоминая, кажется, всё: и детство, и все проделки двенадцатилетнего Тэхёна, и их разговор у тополя. Дальше плавно передвигаются на Чонгука, на его жизнь в Японии и отношения с омегой(!), где Тэхён палится безбожно со своей слежкой за аккаунтом беты, а после — на Пак Чимина. Со стороны это выглядит как встреча каких-то бывших, что любили друг друга, а потом по глупости расстались, и теперь встретились, припоминая все грешки, что они вытворяли порознь. Каждый бьёт по-больному, растеряв всю робость: Тэхён давит на рану под именем «Хаку Ватанабэ», а Чонгук, не отставая, на «Пак Чимин».

— Я в верности не клялся никому! — восклицает Тэхён, смотря в упор на такого же, как и он сам, сердитого Чонгука, буравя своими тёмно-зелёными глазами. — Мне никто не давал никаких обещаний, чтобы сидеть и ждать. Я хотел быть счастливым. Таким же счастливым, как ты, если судить по фоткам с тем омегой из твоей инсты.

— И не нашёл варианта лучше, как Чимин? — цедит Чонгук. — Этот больной ублюдок, которому чихать на людей, пользуется ими как вздумается! Ты ведь знал это лучше меня, но всё равно с ним связался. Внезапно богатой жизни захотел, раз с остальными альфами, как ты сказал, не получалось?

Тэхён резко выдыхает, ошарашенно смотря на Чонгука, не контролирующего явно свой поток слов.

— Ты что... — задыхается от обиды и горечи Тэхён, блеснув глазами. — Думаешь, я с ним связался из-за его богатого наследства?

— А что, нет? Не из-за большой любви же?

— Ты идиот! — Тэхён кричит и пихает бету в грудь, потесняя его назад на шаг-два и шипит дальше змеёй: — Какой же ты придурок, если с самого начала считал, что я с ним начал встречаться из-за денег!

— Тогда почему?

— Потому что тебя забыть пытался! — уже не кричит, а натурально орёт Тэхён, стараясь изо всех сил не расплакаться перед Чонгуком. — Я завидовал. Тебе, что у тебя всё хорошо, своим друзьям, что все с парочками ходили. Мой папа постоянно подталкивал принять ухаживания Чимина, считая его лучшим альфой, напоминая это мне периодически. Ты даже представить себе не можешь, как я жалею, что вообще послушался его, других, твердящих как мантру, что Пак любит меня и обязательно сделает счастливым. Эти отношения не привели ни к чему доброму. Я не жил в этих недоотношениях, а существовал просто.

— Моя вина в чём? Что ты ко мне цепляешься? Я же тебе сказал, что мы не можем быть вместе...

— Тогда почему с ним было можно, а со мной нет?!

— Да потому что я тогда забылся от чувств, не осознавал и сам себя подвёл, когда предложил встречаться ему! Не хочу наступать на те же грабли и снова смотреть на это!

— Какого чёрта ты нас сравниваешь? Мы с ним не братья-близнецы, мы — разные! Как ты этого не можешь понять?!

— Не братья, да. Но вы оба омеги и по всем законам выберете альфу. Раньше или позже — не имеет значения, потому что ваша природа возьмёт верх, и вы сбежите в закат с каким-нибудь крутым альфой, — больно такое говорить. Даже подташнивает от собственных слов, что как гвозди в сознание врываются. Чонгуку дурно вспоминать Хаку и его измену, снова переживать эти душащие горло эмоции, которые он перечёркивал столько раз и не давал себе возможности раскиснуть. Всё равно уже ничего не вернуть, да и бета сам не хочет. Быть выброшенным вновь на улицу щенком, которого сначала приручили, усыпили бдительность и предали, ему не хочется.

— П-природа? — переспрашивает Тэхён дрогнувшим голосом. Чонгук поднимает на него свои антрацитовые глаза и замирает отчего-то не только снаружи, но и внутри, покрываясь толстой коркой льда. Омега перед ним выглядел так, словно его ударили, вымученно и затравленно. — Природа? — повторяет тише Тэхён, делая шаг к затихшему Чонгуку, поднимая голову выше, чтобы считывать все эмоции с лица беты. — Ты, похоже, понятия не имеешь, что говоришь, — ещё тише, а голос сквозит яркой болью. — Я ненавижу свою природу! — первая предательская слеза скользит по щеке Тэхёна, за чьей траекторией следит Чонгук.

— Если бы не эта при-ро-да, — по слогам говорит Тэхён, — то многого бы не случилось. Ты не знаешь, что это такое, потому как бетам эти состояния не доступны, но свою первую течку явно следует проводить с любимым человеком, ты так не считаешь?

Чонгук молчит. Просто не знает, какие слова подобрать, кажется, абсолютно не готовый к тому, что ему дальше скажет Тэхён.

— Мои друзья-омеги мне рассказывали, что в первую течку омега вьёт гнездо из своих и вещей дорогого сердцу человека, тем самым создавая убежище, где будет безопасно и тепло, пустив после туда и пару, доказывая апогей доверия и любви к нему. Ничего подобного у меня не было, потому как половину этой течки я просто задыхался от боли, потому что альфе был лишь важен он сам, своё удовольствие, а обо мне он вспомнил, когда уже кончил.

— Тэ...

— И после этого ты говоришь, что моя природа может отозвать меня внезапно к этим животным? Да я лучше сдохну от боли без таблеток за эти три дня, чем позволю коснуться себя альфе. Не надо говорить, что не все такие, как Чимин; я в это уже ни за что не поверю.

— Я не собирался этого делать. Я...

— Это не были отношения, — не даёт опять сказать Чонгуку Тэхён. Пусть слушает. Пусть знает, как ужасно ему было. — Я верил ему, а он этим пользовался. Я пытался его исправить, а ему было всё равно: он только хуже становился. Я пытался его любить, но он делал всё, чтобы его ненавидеть. Пусть он не лез больше ни к кому в школе у меня на глазах, но зато он успевал выводить меня из себя, когда мы были вместе. Его нездоровое желание обладать мной меня убивало. Он запрещал мне общаться с друзьями, с тем же Хисыном к примеру, просил скидывать фотки геолокации, чтобы знать, где я и с кем. Его не волновали мои интересы, его заботило лишь то, что ему нравилось, и он активно пытался навязать это мне. Я был призом для Чимина, который он демонстрировал друзьям. Мол — смотрите, какая симпатичная мордашка мне досталась. Он даже не стеснялся это вслух говорить. Когда я захотел всё прекратить, то он просто перелез через ограждение на набережной и сказал, что спрыгнет, если я уйду. И он бы сделал это, я не сомневаюсь.

— Тэхён...

— Я спасся только благодаря моим родителям. Когда рассказал им всё и признался. Мой отец запретил подходить Чимину ко мне и только недавно я наконец-то почувствовал, что такое воздух и его сладость. Я не скрываю, что был безумно рад твоему возвращению сюда. Ты подарил мне надежду на лучшее будущее, но сейчас ты всё портишь. Ты бегаешь от меня, молчишь и не даёшь узнать. Ты прав, я действительно про себя всё знаю. Давно, уже как шесть лет. Для меня ничего не поменялось. Ты не имеешь никакого права сравнивать меня с каким-то там омегой и говорить, что мы одинаковы, потому как оба одного пола.

Твою ж... Чонгук не хотел этого. Вот от слова «совсем» не хотел, чтобы Тэхён сейчас стоял перед ним и слёзы по щекам размазывал. В страшном сне такого не представлялось. Но сожаление бьёт под дых позднее, чем Чонгук обретает возможность говорить, а Тэхён к тому времени уже выбегает из зала. Сегодня они уж точно не увидятся. Значит, с этим камнем придётся ходить до понедельника, ведь впереди два выходных.

Тэхёну не идут слёзы. Если только слёзы радости, но никак не боли. И именно эту боль потревожил Чонгук. Он должен был понимать, что понесёт за собой этот разговор, но не остановился вовремя и не проигнорировал, как обычно. Сказанное Тэхёном пробирает до костей, а в душе что-то скребётся противно. Совесть? Злость на Чимина? Или гнев на самого себя? Всё сразу.

— Ты лучше Хаку. Определённо лучше, — так и остаётся несказанным бетой и развеянным эхом по пустому танцевальному залу.

🌫️🌫️🌫️

На пляже спокойно. Пусть сезон купания уже закрыт, но вода в небольшом озере, на чей берег приехал прогуляться и развеяться Тэхён, была тёплой, как и песок, в который ступнями голыми зарылся омега. Сидя неподалёку от воды, обнимая себя за колени, обтянутые светлыми подвёрнутыми до щиколоток джинсами, в футболке, поверх которой был накинут крупной вязки объёмный бежевый кардиган, Тэхён не сводил глаз с красивого заката, дающего мнимое успокоение своим персиковым и розовым цветом.

Он сидит здесь уже час, не обращая внимания на шум машин вдалеке, так как дорога близко, сам желая зарыться в этот рыхлый песок, чтобы уснуть и проснуться, услышав, что всё наладилось.

Тэхён не приходит в понедельник на занятия, ссылаясь на то, что плохо себя чувствует. Репетиции, соответственно, не было и с Чонгуком они не увиделись. Во вторник и среду Тэхён вообще попросту на всё забил, провалявшись дома в постели наедине со своей тоской и самобичеванием. В четверг не выдержал и пошёл в школу, отсидев кое-как четыре урока, прогнав свои танцы и придя было на репетицию с Чонгуком, но на сей раз его не было, потому как бета на работе по четвергам. Сегодня пятница, ровно шесть дней с последней и не самой приятной встречи с Чонгуком. Опять «шесть». Шесть дней-шесть лет... Тэхёна бесит уже эта цифра. Им выступать на следующей неделе, а столько дней не репетировали... Лихань вообще сказал, что есть вероятность, что их номер снимут с общего сценария, так как там и так было множество танцев. Эта новость звучала как ушат с холодной водой, вылившейся на омегу.

И вот, решив сбежать и сегодня, Тэхён сидел здесь, вдали от города, пытаясь собраться с мыслями наконец и перестать вести себя так. Странно, но Чонгук не пришёл сегодня в школу, о чём ему сообщил Хисын, спрашивающий, всё ли у них хорошо. Да, они помирились с хёном уже на следующий день, когда встретились, и Хисын дал слово, что больше не будет своевольничать. Тэхён на этот вопрос с пресловутым на конце «хорошо» только горько хмыкнул и махнул рукой, чтобы хён не переживал. Может, когда они порознь с Чонгуком всё и хорошо, но когда вместе... Тэхён сходил с ума. Даже самому противно стало от осознания своих методов, чтобы привлечь внимание Чонгука. Из-за них и гордости Тэхёна они поссорились. Не смирись омега сразу с тем, что бета не хочет отношений, ничего бы этого не было. Возможно, они бы стали даже друзьями, а сейчас... А сейчас вообще всё стало непонятно.

Тэхён так устал от этого. Когда уже на его улицу приедет фургон с воздушными шариками, устроив праздник? Надоело страдать и плакаться. Что с Чимином плакался, что теперь с Чонгуком. Эти двое... Тэхён не понимает, как ему быть с этими мужчинами. Благо хоть один отстал, но второй... Сначала делает, а потом жалеет. Кошмар. Тэхён просто хочет быть счастливым. Чтобы перестать сидеть и чего-то ждать, бегать от своих чувств, лгать и притворяться. Он последние шесть лет этим упорно занимался, а сейчас, когда появилась возможность раскрыться и не бояться быть не услышанным, его просто игнорируют. Супер! Просто супер!

Вот почему у того же Хисына всё так просто в жизни сложилось? Тэхён ему люто завидует, что тот родился бетой и встречается с любимым человеком. Вот только что-то подсказывает Тэхёну, родись он даже альфой, он всё равно любил бы одного единственного бету из семи миллиардов людей на планете.

— Заболеть хочешь? — омега вздрагивает от громкого вопроса, что рассёк тишину, заставляя его испуганно обернуться и посмотреть на нарушителя спокойствия. — Тебе папа никогда не говорил не сидеть на холодном? Сейчас не лето, а осень.

— Что ты тут делаешь? — Тэхён хмурит брови, но всё же встаёт с нагретого места, смотря на Чонгука, появившегося из ниоткуда. Тэхён было подумал, что бета приболел, раз не пришёл сегодня в школу, но тот выглядел вполне здорово, стоя на небольшом деревянном мостике в джинсах с многочисленными прорезами, массивных кроссовках и белой футболке навыпуск, поверх которой была накинута лишь лёгкая чёрно-белая олимпийка.

— Хисын, — просто отвечает Чонгук, склонив голову к плечу, на что Тэхён хмыкает, ничуть не удивляясь. Надо, пожалуй, переставать писать и говорить хёну, куда он собирается поехать.

— Понятно, — кивает омега, отряхивая одежду. — Но ты не ответил на мой вопрос: что ты тут делаешь?

— А ты?

— Прячусь.

— От меня?

— Да хоть бы и от тебя. Какая разница вообще?

— Не надоело ещё прятаться?

— Надоело, но кое-кому на это плевать, — Тэхён идёт к мостику, где оставил кроссовки, чтобы обуться. — Зачем ты приехал?

— Хотел тебя увидеть.

— Ты специально это делаешь? — Тэхён вымученно улыбается, стреляя глазами в Чонгука, ведущего себя донельзя раздражающе. Пришёл тут весь такой красивый, стоит, смотрит на омегу невозможными глазами, а теперь ещё и это. — Захотел — послал, захотел — приласкал? Как это понимать?

— Я говорю как есть, — Чонгук разворачивается к нему полностью, наблюдая за тем, как омега обувается.

— Тогда вообще ничего не говори больше.

— Предлагаешь молчать, когда ты рядом?

— Именно.

— Боюсь, ты первый и нарушишь это правило, — Чонгук подходит к нему размеренным шагом, останавливаясь почти рядом. — Нам поговорить надо. Обо всём.

— Ох, неужели? — Тэхён не может удержать себя от колкости. — Великий Чон Чонгук снизошёл до разговоров! Только вот поздно спохватился, родной. Я не хочу больше разговаривать. Я вообще больше ничего не хочу. Только отдохнуть от вас.

— Вас?

— Ты понял, кого ещё.

— Ты ведь хотел всё узнать, так? Чтобы я доверился тебе и всё-всё рассказал? Так вот, я готов. Считай это тем самым, как я сказал на остановке, «здесь и сегодня». Хватит бегать от друг друга. Мы с тобой взрослые люди, вот и давай решать проблемы по-взрослому.

— И что ты хочешь от меня? — скрещивает руки на груди омега.

— Для начала, чтобы ты пошёл со мной. Хочу показать тебе одно место, откуда проще начать будет рассказ.

— А почему не здесь? Там атмосфера другая, что ли?

— Можно и так сказать.

— Почему ты передумал? Почему захотел открыться?

— Потому что отрицать что-то не имеет больше смысла, — Чонгук без спроса берёт его руку в свою и тащит за собой с пляжа в сторону дороги, где их ждёт... чёрный матовый мотоцикл?!

Тэхён открывает рот, когда видит это чудо, к которому так уверенно его ведёт бета, подавая после шлем и помогая надеть. Не удержавшись от любопытства, омега всё же интересуется, откуда у Чонгука мотоцикл.

— Это подарок на мой день рождения от родителей. Он недавно ко мне прилетел из Фукуоки. Всё лучше, чем он будет там стоять в гараже и пылиться. Когда-нибудь катался на них?

— Нет, — медленно качает головой Тэхён, продолжая рассматривать мотоцикл. Он казался таким тяжёлым, громоздким, совсем неподъёмным, но вместе с тем очень стильным благодаря своему матовому цвету. — И вообще, мне страшно! Вдруг я свалюсь!

— Держись за меня покрепче и всё будет нормально, — Чонгук помогает Тэхёну взобраться на своего железного коня, которого он ласково называет другом. Садится сам и убирает подножку, из-за чего мотоцикл клонит вправо немного, и на талии беты мгновенно смыкаются намертво руки Тэхёна. — Обещаю не гнать. Нам некуда торопиться. Надеюсь, тебе тоже.

— Если хоть немного превысишь скорость, то, клянусь, я буду орать на весь Чхунчхон! — на всякий случай припугивает Тэхён Чонгука, надевающего свой шлем на голову. — В твоих интересах доставить меня до пункта назначения в целости и сохранности.

— Ладно, — усмехается Чонгук, заводя мотоцикл, а у Тэхёна от этого рычащего звука двигателя внутри всё в клубочек сжимается.

Несмотря на то, что было действительно страшно, Тэхёну понравилась эта поездка. Пусть он повизгивал на крутых поворотах, а душа в пятки уходила, это было классно. Намного круче, чем на машине, даже когда омега сам водил. Ещё больше понравилось обнимать бету за талию, прижимаясь к широкой спине, чертовски горячо, наверняка, смотрящегося на мотоцикле. Эта картинка определённо упадёт в список любимых фетишей Тэхёна. Даже настроение поднимается, но оно резко падает, когда Чонгук сворачивает в какой-то пустынный и тёмный переулок, заросший сорняками.

Останавливаются они посреди старой игровой площадки, что находилась неподалёку от заброшенной, недостроенной многоэтажки. От одного её унылого вида в дрожь бросало. Здесь были ржавые сломанные качели, обшарпанная горка и песочница, в которой, прям как в фильмах ужасов, лежало пластмассовое сломанное ведёрко. Довольно темно из-за того, что вечер, но фонарный длинный столб, пусть и горел тускло, с перебоями, освещал это серое место. Вся площадка усыпана разноцветными листьями, как и небольшая, местами поломанная скамейка, куда ведёт Тэхёна Чонгук, чтобы сесть.

— Ты меня убить решил и закопать здесь, чтобы никто не нашёл мой труп? — шутит омега, озираясь по сторонам и снимая сухой репейник с джинсов, прилипший к ногам, пока они шли к скамейке. — Такое себе место для свидания выбрал. У озера было лучше.

— Не сомневаюсь, — подаёт голос Чонгук, всё ещё продолжая держать за руку Тэхёна, переплетя с ним пальцы и положив их руки себе на колено. Тэхён пока смутно понимает, что вообще происходит, но самым верным решением будет просто довериться Чонгуку. Он наверняка знает, что делает. А Тэхён сам вызвался слушать. — С этим местом много чего связано, поэтому я решил показать его тебе.

— Чонгук-а, не пугай меня таким серьёзным тоном. Объясни, что происходит?

— Не перебивай меня только, ладно? — просит Чонгук, сглатывая комок в горле, смотря на омегу. — Даже если очень хочется, всё равно ничего не говори.

— Хорошо, — выпрямляет спину Тэхён. Чонгук выглядел сейчас так, будто боролся с собственными демонами внутри, стараясь победить их и открыться, наконец, Тэхёну.

— Окей, — выдыхает Чонгук, прикрывая на секунду-две глаза и начиная, словно в воду с разбега прыгая. Это решение рассказать всё Тэхёну далось ему нелегко, но ещё тяжелее ходить с камнем на сердце. Омега должен всё знать. Должен. Обязан. В какой-то степени Тэхён достоин этой правды, ведь не он один страдает всё это время.

«Это был самый обычный декабрьский день. Через каких-то пять дней четырнадцатилетний Чонгук уедет в Японию и начнёт новую жизнь. Занятия сегодня затянулись, а Чонгук так и не смог выцепить Тэхёна, чтобы признаться в своей симпатии к нему, о чём он уши все прожужжал Юно, волнуясь как никогда, кажется. Бету больше не волновал его переезд и то, что это может быть неправильно и осуждаемо, потому что хотелось только одного — показать Тэхёну, что он тоже ему небезразличен. Они ведь могут так же, как и с Юно, общаться по интернету! Но, к сожалению, Тэхён ушёл сегодня раньше, сбивая весь боевой настрой напрочь. Из-за этого Чонгук решает сократить путь домой через заброшенную площадку, так как уже стемнело прилично, а деньги на проезд бета потратил в буфете. Он часто там ходит. Ничем криминальным это место не слыло, ведь неподалёку стояли магазины, а там камеры.

Как оказалось, об этом месте знал не только Чонгук. Всё-таки стоило ему позвонить папе и попросить приехать за ним, а не самому шагать по холоду.

Стоит только Чонгуку выйти на площадку, так он сразу видит их: Чимина и ещё около десяти человек, сидевших на старых качелях и горке, распивая принесённое кем-то из компании дешёвое пиво. Их громкий хохот прекращается, как только Чимин цепляется за бету взглядом. Чонгука окружают и выводят прямо в центр, к Чимину, что стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

— Мне тут птичка донесла, что ты моей омеге в чувствах признаваться собрался? — этой птичкой оказывается Хан Минки, который тоже присутствовал там с другими омегами, стоящими поодаль. Кажется, Чонгука уже давно здесь выжидали, и это вовсе не случайная встреча. С ним намеренно хотели столкнуться и поговорить. И как всегда Паку не хватило духу встретиться один на один, и он притащил с собой толпу, чтобы покрасоваться своим превосходством и принизить ещё одного зазнавшегося бету. — Ты не охуел ли случайно, Чонгук-хён? Или просто крышей поехал?

До этого момента Чонгук думал, что у него есть шанс свалить от этой компании, но после данной реплики слова сами рвутся наружу, и сдерживать их на сей раз бета не намерен. Пусть и знает, что, наверняка, получит за них по лицу. Нестрашно. Он тоже умеет давать сдачи. А ещё бороться за понравившегося омегу! Сил маловато будет, если вдруг «зрители» решат накинуться на него, избив до полусмерти, но даже эта мысль не мешает Чонгуку подбочениться и выплюнуть в лицо пьяному Чимину:

— Он не твой омега, — глаза Чимина вспыхивают красными огоньками от спокойного, решительного голоса Чонгука. — Он не хочет тебя рядом и не захочет, потому что ты ему неинтересен. Ты чуть ли из штанов не выпрыгивал, пытаясь его завлечь, но так ничего и не добился. Смирись, Чимин. Научись с достоинством принимать поражение.

— Будь это альфа, то да, принял бы. Но такой, как ты, не достоин его. Он слишком недосягаем для тебя.

— Это выбор Тэхёна. Раз уж нам он обоим нравится, тогда пусть он же и решит, с кем хочет быть. Так будет правильно, а не поджидать меня сидеть с кучей недоумков.

— Ты кого недоумком назвал, одноклеточный?! — рвётся было в бой один из альф, но его быстро останавливает какая-то омега, вцепившись в руку. Видимо, они сюда приглашены были не по своей воле и старались не вмешиваться в перепалку.

— Что ты сказал? — охрипшим голосом цедит сквозь челюсти Чимин, цепляясь только за одни слова Чонгука. — Нам обоим что? «Нравится»? Ты сказал, что Тэхён тебе нравится?..

— Да, — Чонгук смотрит неотрывно, игнорируя краснеющее лицо от гнева Пака. Это слово из двух букв так легко даётся ему. Раньше думал, что вообще никому так не скажет, а потом столкнулся с Тэхёном, показавшим свою доброту, и на многое закрыл глаза. Секрет взаимности прост: дать человеку то, чего у него никогда не было. Чонгук сам не понял, когда грани стёрлись и захотелось почувствовать себя как все, а не как бета, которым вечно доставались «объедки». Тэхён ему правда нравится, очень. Он как маленький ребёнок, за которым нужен присмотр, и Чонгук вполне готов оказывать ему свою заботу двадцать четыре на семь, даже находясь в другой стране. — А я ему, — вырывается само у Чонгука, и бета соврёт, если скажет, что это чувство победы и превосходства над популярным альфой их школы не рокочет громоподобно у него внутри. — А ты — нет.

— Заткнись, ушлёпок! — Чимину эта правда срывает тормоза окончательно, и он, не контролируя себя, поражённый злобой, звенящей над головой, заносит руку, ударяя Чона с размаху в скулу.

Чонгука относит назад от этого удара, и он на периферии сознания слышит крики встрепенувшихся омег, но быстро приходит в себя, не обращая внимание на боль, кидается на Чимина, валя его на мокрый снег, и не глядя метится в нос, слыша истошный вопль альфы, когда кулак попадает точно в цель. Зарядить по лицу не успевает, как на бету тут же налетают «верные» друзья Пака, оттаскивая от альфы, поднимая на ноги и держа с двух сторон под руки, в то время как тот самый, что возмутился недавно, бьёт Чонгука прямо в солнечное сплетение, выбивая этим ударом весь воздух из лёгких. Чонгук корчится от боли, сжимая челюсти покрепче, ловя мушек перед глазами. На этом дружки Чимина не останавливаются: бьют по лицу, рассекая недавно зажившую губу и бровь, пинают в живот и с удовольствием сломали бы ему пару рёбер, но Чимин не даёт этого сделать, явно не по доброте душевной, а чтобы самому приложиться.

Омеги вопят, просят прекратить и валить отсюда, пока никто не увидел, чтобы в полицию не попасть, как и оставшиеся альфы, не считая этой безумной четвёрки, но Чимин не слышит их будто, желая Чонгука размазать по земле, чтобы знал своё место и не рыпался. Бету снова поднимают, держа под руки, и Пак садится на корточки рядом с Чоном. Достаёт из кармана складной нож и прикладывает острое лезвие к саднящей щеке Чонгука, шипящего от боли во всём теле.

— Ещё раз такое скажешь мне, — Чимин надавливает на лезвие, распарывая кожу и пуская кровь, — и я убью тебя. Тэхён никогда не будет принадлежать тебе. Собрался в Японию ехать — ебашь. Даже на метр не приближайся к Тэхёну. Он — моё! Моё, сука, и ты ни за что его не получишь!

— Да пошёл ты, — Чонгук плюёт ему прямо в лицо, на что Чимин полосует ножом по щеке, на месте которого точно шрам останется.

Если бы не аджума,Обращение к незнакомой женщине средних лет. По-другому: тётя.  решившая выгулять своего мопса, не увидела творившееся на площадке, Чонгук бы точно загремел в больницу с переломом. Она кричит, грозясь вызвать полицию, на что шайку как ветром сдувает, а Чонгук валится обессиленно на снег, поворачиваясь на спину и дыша часто. Всё тело гудело от колючей боли, проволокой стягивающей конечности, двигать которыми себе дороже. Именно добрая аджума помогает Чонгуку встать и сесть на скамейку, звоня родителям беты и дожидаясь их до тех пор, пока те не приедут, забрав мальчика. Папа сразу ударяется в слёзы, а отец благодарит женщину и аккуратно берёт сына на руки, стараясь не сделать ещё больнее, пока его везут домой, где Гуанмин будет кружиться наседкой над Чонгуком, а Сыкгван спрашивать неустанно, кто это сделал.

А Чонгук так ничего и не скажет, провалявшись последующие дни дома, залечивая ссадины и синяки, попадая в школу лишь в последний день вместе с папой, чтобы забрать документы, увидеть краем глаза Новогодний вечер, устроенный в честь конца семестра и начала каникул, и уехать из школы, пытаясь забыть это поганое место раз и навсегда...»

Чонгук выпускает руку Тэхёна из своей и встаёт на ноги, отходит немного, разминая ноги, поворачиваясь после к омеге, что продолжал сидеть без движения, вцепившись в свой рюкзак, прижимая к груди и смотря на Чонгука большими глазами.

— Теперь ты понимаешь, почему я так злился, что ты связался с Чимином и высказал тебе всё в танцевальном зале? — Чонгук не решается больше подойти к омеге, давая ему возможность переварить услышанное. — Чимин болен. Ему нужна помощь хорошего специалиста, потому что адекватные люди так себя не ведут. Ты спросишь, чего же я всё-таки не подошёл к тебе в последний вечер и не сказал, но, поверь, на тот момент я просто хотел поскорее уехать отсюда. Не скрою, возможно даже это была трусость... не знаю, — Чонгук усмехается, играясь с металлическим браслетом на запястье и изучая взглядом листву под ногами. — Однако даже в Японии у меня не вышло построить что-то «надёжное и крепкое».

Тэхён облизывает пересохшие губы, но так и не может выдавить из себя хотя бы какой-то звук. Услышанное от Чонгука вызвало только одно — боль. Тэхён будто на себе почувствовал все те удары, что получил из-за него когда-то Чонгук. Он даже самое важное мимо ушей пропускает — то, что Чонгуку он нравился — думая лишь о Паке и его жестокости. Больной человек... Абсолютно больной...

— Я успел побывать в отношениях три раза, — продолжал бета. — И все три раза полный провал. В первых мы разошлись мирно, не сойдясь характерами, во вторых наорали на друг друга, потому что мой парень-бета влюбился в моего одноклассника-альфу, а третьи... — Чонгук умолкает, кусаю до боли нижнюю губу. — Мне изменили, — Тэхён смаргивает пелену с глаз, приковывая свой взгляд к Чонгуку. — С альфой. Поначалу всё шло прекрасно: Хаку мне нравился, очень сильно нравился. Я даже с его отцом был знаком, а он с моими родителями. Когда же всё полетело в пропасть, из-за чего, я точно уже не скажу. Просто в какой-то момент мы перестали разговаривать, гулять вместе, собираться где-то с друзьями и тому подобное. Хаку больше не хотел меня показывать миру и говорить, что мы пара. Он зависал в компании альф, где подцепил, вероятно, кого-то, а потом провёл с ним течку. Потом ещё и ещё. Уж не знаю, каким вариантом у него был я и был ли я вообще у него. Я провалялся в депрессии оставшийся учебный семестр и июнь, уже после захотев вернуться сюда. Рассчитывал, что меня это спасёт. У меня почти это получилось, пока Чимину не захотелось поговорить, и он практически в лоб заявил мне, что ты не любишь его, пусть вы и вместе. Меня это насмешило тогда, а потом я узнал, что ты с ним расстался и мы встретились в кофейне. Дальше ты сам знаешь.

Чонгук зачёсывает волосы пятерней, тряхнув головой, опять делая небольшую паузу, сам переводя дух. Тэхён был ему чертовски сильно за это благодарен, иначе бы его мозг просто взорвался от поступающей потоком информации.

— Зачем я тебе всё это рассказываю? — бета опирается плечом о фонарный столб, засунув руки в карманы олимпийки. — Ответ прост: хочу, чтобы у тебя сложилась полная картинка. Начнём с детства: ты мне нравился. Как омега. Ты красивый и это невозможно было проигнорировать. Ты был красив не только лицом, но и душой, чем и поразил меня. Особенно тогда, когда оттирал всякую ерунду с дверцы моего шкафчика, — Тэхён открывает было рот, чтобы спросить, откуда Чонгук об этом знает, он ведь тогда один был, но передумывает, захлопывая обратно. — Твои конфетки-шоколадки я не принимал только потому, что не ем их. Не люблю с детства. Но ту с кокосом, которую ты мне подложил в английский, я всё-таки попробовал. И проревелся знатно.

— Ты плакал? — у Тэхёна сердце в груди больно ухает от этого откровения. — Из-за меня?

— Да. Не верил, что люди могут быть настолько добры ко мне, даже если я их обидел, — улыбается Чонгук. — Я искренне хотел сказать о том, что ты мне нравишься, но не смог. Не вышло или не судьба — уже нет разницы. В Японии я на всё смотрел по-другому. Там в принципе всё другое, не так, как в нашем городе, где у меня нет будущего. Тогда не было, да и сейчас тоже. Поэтому я буду пробовать себя «показать» в столице.

— Ты всё ещё любишь Хаку? — несмело спрашивает Тэхён, поджав губы, боясь услышать ответ.

— Нет, — быстро и безапелляционно отвечает Чонгук, не раздумывая, а у омеги дыхание замирает. — Уже нет. Чего страдать, если этого никто не оценит? Не вижу в этом смысла.

— Ты не хочешь быть со мной, потому что уверен, что я могу в определённый момент выбрать альфу? — Тэхён убирает портфель с колен и кладёт его на скамью, пряча замёрзшие руки в рукавах кардигана.

— Бинго! — совсем невесело выходит у Чонгука. — Если сейчас подпущу тебя ближе, то не смогу уже отпустить. Нас не поймут, Тэхён. Ни твои друзья, ни твои родители, ни общество, что окружает нас. Ты знаком с такими парами, которые могут похвастаться верностью? Вот и я нет. Я совершенно не хочу, чтобы тебе было больно, поэтому и отталкиваю.

— Ты не веришь мне... — неестественно тихо произносит Тэхён себе под нос, поднимаясь на ноги. — А как же то, что уже есть между нами? Ты ведь тоже что-то испытываешь ко мне. На остановке ты вполне доказал это.

— Поэтому предлагаю остановиться, — Чонгук отталкивается от столба и идёт к Тэхёну. — Не надо больше нам выходить за рамки положенного. Это ничем хорошим не обернётся для нас в будущем.

— Такое себе жертвоприношение...

— Тэхён, мы ведь можем просто дружить. Необязательно думать друг о друге в таком ключе. Мы в любом случае должны дружить, потому что твой и мой лучший друг — пара. Как бы то ни было, но нам придётся видеться и стараться уживаться вместе.

— Это не то. Это будем не мы. Это будет просто фальшь, игра. Я не хочу этого, — Тэхён опускается обратно грузно на скамейку, дрожа мелко и губы кусая. Бета опускается на корточки следом, поймав на себе тоскливый взгляд. — Чонгук-а, — Тэхён позволяет себе вольность, не боясь, обхватывая холодными ладошками лицо беты и поглаживая щёки большими пальцами. — Я любить тебя хочу, а не дружить.

— Это лучший вариант. Это лучше, чем быть съеденными заживо обществом.

— Плевать я хотел на это общество.

— Да, я знаю. Не ты один, — Чонгук убирает ладони омеги от лица, сжимая их в своих на коленях Кима. — Но ты просто не знаешь, на что оно способно, чтобы искоренить неправильность. Это намного лучше, чем мы будем далеко друг от друга. Ты ревнуешь, я ревную, ты злишься, я злюсь. Такой себе расклад. Друзья — хороший выбор, беспроигрышный.

— И ты уверен, что у нас получится? Что сможем вытерпеть год до твоего выпуска?

— Нет. Не уверен. Вообще не уверен, если честно.

И после этого он хочет быть друзьями? Да у Тэхёна сердце с ума сходит от этого «нет». Чонгук не верит больше в отношения. Не верит, что омега может раз и навсегда влюбиться в бету. На то у него есть все причины, и Тэхён не в силах пока что-то придумать. Как избавить Чонгука от этого и показать, что чувства Тэхёна искренние? Что никто, кроме беты, омеге не нужен. Для Тэхёна в принципе не существует других мужчин. Да. Да, чёрт возьми, да! На Чонгуке свет клином сошёлся, без него планеты не вращаются, солнце не светит, а небо затягивает тучами. Без него нет смысла, словно омега живёт только потому, чтобы быть с Чонгуком, потому что родился изначально только для него одного. Ни один мужчина не сможет и никогда не сравнится с Чон Чонгуком.

Бета не давит. Он говорит как есть, открывая завесу прошлого, что смешивается с настоящим. Чимин — Тэхён его ненавидит. Всей душой и телом. Минки — презирает, потому что тот молчал всё это время и ничего не говорил, хотя на тот момент они ещё дружили. Он уже тогда подчинялся воле понравившегося альфы. Чонгуку Тэхён нравится, но от этого не легче. Только кошки на душе скребут и мир тускнеет. Бета не хочет его принимать и Тэхён понимает его, понимает, правда...

А вот кто поймёт его? Этому, видимо, не суждено произойти.

🌫️🌫️🌫️

Их танец снимают с программы. Лихань тогда здорово ссорится с сценаристом, но тот непреклонен и всё время, убитое на репетиции, летит коту под хвост. Тэхён тогда не слышит ни завывания хореографа, ни Чонгука, говорящего омеге, что ему жаль. С одной стороны — плохо, Тэхён очень хотел потанцевать с Чонгуком и показать их взаимодействие зрителю, но консервативный тучный мистер-сценарист не хочет демонстрировать народу бету и омегу, за что мысленно Тэхён шлёт его нахуй. Именно об этом говорил Чонгук. И, пожалуй, это не самое страшное, что могло случиться.

С другой же стороны — хорошо. Тэхён не будет касаться бету, а тот его, посылая ток по позвоночнику своими аккуратными прикосновениями, и они будут порознь на празднике. Чонгук присоединится к семье Юно, что просто обожали его, а папа Юно так вообще вторым сыном называл, а Тэхён останется с отцом и папой, не успевающим здороваться со всеми подряд. Это очень неплохо. Они же теперь друзья. Лучше, чем ничего.

Праздник удаётся на славу. Начинают днём на городской площади, что вмещала в себя больше людей, а заканчивают в «Минлё», где раскинулась ярмарка и красовалась большая сцена. День сам по себе тоже солнечный, яркий и звонкий. Тэхён тоже улыбается, приобретает даже в одной из небольших лавок фурины,Японские колокольчики, сделанные из металла или стекла с прикреплённым к язычку листом бумаги. притаскивая их домой.

Но вечером настроение улетучивается, не поднимаясь даже тогда, когда Тэхён танцует. Он смотрит на зрителей и ничего не чувствует. Ни движения, ни музыка не дают желанного адреналина и удовлетворения, делая омегу словно ватным. Он кое-как дотанцовывает последний с группой танец и спешит переодеться, чтобы сбежать из школы куда-нибудь в тихое место, где в последнее время мог спокойно посидеть, отдохнуть от всего, что творилось в жизни и просто помечтать о хорошем.

Тэхён понятия не имеет, как Чонгуку удавалось сохранять спокойствие и непринуждённость. Омега места себе не находит, а тот как был спокоен, так и остаётся. Волшебство какое-то. Или просто у беты выдержка лучше. Он-то и не стремился начинать отношения, в отличие от Тэхёна, шесть лет планирующего свою жизнь, зная всё наперёд, а сейчас, когда всё разрушилось, стало страшно. Тэхён ведь всегда думал, что Чонгук, как только они встретятся, будет с ним, а дальше — любовь. Всё пошло совсем не так, совсем...

Тэхён пишет Хисыну, что не хочет собираться с ними после праздника и идти в пиццерию, чтобы отметить День урожая, спускаясь со второго этажа школы. Там наверняка будет Чонгук, а Тэхён не хочет пока с ним видеться. Надо учиться жить без него, без слежки за ним. Ещё бы знать, как это сделать...

Хуже быть уже не может?

Или всё-таки может?..

Тэхён хочет зайти в туалет, перед тем как сбежать, но тот оказывается сломанным из-за проблем с водой, отчего приходится топать на первый этаж, где находился туалет для альф. Всё равно все на празднике — Тэхён быстро сделает своё дело и убежит. Никто и не заметит, что он зашёл не туда.

Что ж...

Тэхён совсем не ожидал, что стоит ему приблизиться к туалету, дверь в который была чуть приоткрыта, так оттуда послышатся протяжные и громкие стоны.

— Да блин, нашли место! — пыхтит омега на каких-то голубков, явно выбравших не то место и не то время, чтобы...

— Минки-и... — из Тэхёна вышибают одним ударом весь воздух, а сам он прирастает к полу, зависнув.

Не могло показаться.

Он знает этот голос. Очень хорошо знает. А значит...

Тэхён плюёт на то, что это, вообще, неприлично — врываться и прерывать чей-то половой акт, тем более ещё и глазеть, но рука сама на автомате тянется к ручке двери, распахивая её резко, а потом она касается выключателя, озаряя ярким светом всё помещение.

Воздух. Что это такое? Тэхён забывает, как это — дышать, оцепенев на пороге туалета, смотря широко распахнутыми глазами на... Чимина и Минки, отсасывающего альфе в туалете. В туалете школы! Минки... Чимину. Тому самому Чимину, что клялся ему в любви и обвинял в неверности. По обонятельным рецепторам бьёт примесью природных ароматов: кардамона и лилий — а дальше пазл сам складывается.

Чимин спит с Минки. Изменял Тэхёну с ним, а потом приходил и пытался залезть в постель и к омеге. Этот урод, что выкинул его телефон с балкона, твердя до этого, что верен Тэхёну. И тогда в комнате его рубашка... Она словно пропиталась ароматом лилий, показавшимся знакомым Тэхёну. Значит, тогда он приехал от Хана, вешая лапшу на уши, что женится на Тэхёне, как только выпустится, потому что любит. Любит? Это любовь в понимании Чимина? Спать на протяжении... скольки? Скольки лет, кстати? А потом ещё и Тэхёна... Да это... это!.. И Чонгук. Тогда он избил его ради чего? Чего?! Чтобы потом пойти и развлекаться с другой омегой, причём бывшим лучшим другом Тэхёна?! Сволочь.

— Ненавижу! — Тэхён выпаливает это достаточно громко, чтобы Чимин заметил его, взгляд прояснился, и он отпихнул от себя Минки, что повалился на пол, закашляв.— Ненавижу!..

— Тэхён! — Чимин кричит ему вслед, но Тэхён отскакивает от двери прежде, чем альфа достигает её.

Тэхён бежит стремглав к выходу, кусая щёку изнутри, чтобы не разреветься, но вовсе не от ревности, нет. От злости на самого себя, что когда-то верил этому человеку, надеялся, что в нём проснётся что-то хорошее, и давал ему столько шансов исправиться. Что позволял себя касаться, целовать и тогда... в первую течку забрать невинность. На месте Чимина должен был быть совершенно другой человек. Больно. Больно так, что глотку дерёт и завопить хочется; больно так, что живот скручивает, как бельё в стиральной машине, а перед глазами всё плывет из-за слёз. Тэхён даже не слышит зовущего его Хисына, что вместе с Юно, Чонгуком и ещё парой ребят шли в школу, чтобы забрать свои вещи и пойти в пиццерию, желая исчезнуть просто с лица Земли, чтобы ничего не чувствовать.

Чимин его догоняет. Вцепляется в локоть и хочет уже что-то сказать, но Тэхён разворачивается быстрее и со всей силы бьёт альфу по лицу. Тот отшатывается от него, но и на этом разъярённый, доведённый до точки кипения омега не останавливается: налетает с грубыми ругательствами на Пака, колошматя его куда приходится, желая сделать так же больно, как и он ему. Казалось, что Тэхёна уже ничего не может удивить, но этот альфа... Нечто. Не человек, а какое инопланетное создание, прилетевшее с неизвестной планеты, отравляющее людям жизнь. Одним словом — паразит.

— Угомонись! — Чимин крепко, до синяков схватывает омегу за плечи и встряхивает, отцепляя от себя. — Хватит меня лупасить и выслушай!

— Пошёл ты нахер со своим «выслушай»! — Тэхён дышит загнанно, пытаясь отцепить от себя пальцы Чимина. — Ты всё это время спал с Минки, использовал его и его любовь к тебе, а потом приходил ко мне и тоже в штаны залезть пытался! Тебе нормально было? Хотел сразу двух омег трахать и жить припеваючи! — Тэхён отталкивает альфу от себя, чувствуя крупную дрожь во всём теле от гнева. — Ненавижу тебя, Пак Чимин! Ненавижу! Боль, горечь, разочарование и презрение — ты многое заставил меня испытать. Пел о несуществующей любви ко мне, а сам утешал другого омегу. Как ты так можешь? Как ты вообще живёшь после такого?

— Он сам ко мне полез!..

— Ага, конечно. Щуплый омега решил отсосать почти двухметровому альфочке, и тот не смог отказаться.

— Тэхён, — Чимин хочет было взять за руку, притянуть к себе, но Тэхён не даётся, разрывая его глазами на части.

— Не прикасайся ко мне! Даже близко не подходи. Ни видеть, ни слышать, ни знать тебя не хочу. Просто исчезни и не попадайся мне на глаза никогда.

Тэхён подбирает свой рюкзак, продолжая бухтеть себе под нос и смахивать слёзы с глаз, разворачиваясь после и убегая, оставляя Чимина одного. Казалось бы, одного.

Чимин не успевает ещё сам повернуться, скрипя зубами и дыша через нос, стараясь привести дыхание в норму, как ему помогают, а после вцепляются в ворот рубашки, шипя в лицо:

— Я же предупреждал, что за яйца тебя подвешу на площади города, если ты обидишь его, — Чонгук пышет яростью, наверное, за километр, и Чимин краем глаза улавливает какое-то движение за спиной нависшего над ним ястребом беты. — Мы сейчас не на площади, но это не помешает мне разбить тебе рожу, — и ударяет по носу тяжёлым кулаком, отчего Пак валится на землю, застонав от боли, прижимая ладони, и кровь пытаясь остановить, что сразу хлынула.

— Чонгук! — Юно оказывается рядом как раз вовремя, вцепляясь в плечи обезумевшего друга, что как с цепи сорвался, стоило дослушать весьма нетихий разговор между Чимином и Тэхёном, убегающим после в слезах. Они всё слышали, замерев небольшой компанией на месте, наблюдая за перепалкой со стороны. Чонгук срывается с места первый, не слыша никого, а за ним Юно. Такого Чонгука парень ещё не видел: посеревшего лицом, с горящими, как угольки, глазами и ароматом ветивера, ставшим гуще и перенасыщенным дымом. — Сдурел? Захотел в полицию загреметь из-за этого урода, — Юно коротко кивает на пытающегося встать на ноги Пака, не убирая руки от носа, размазывая кровь по губам. — Идём, Гук-хён. Идём!

Чимин смеётся истерическим смехом, вынуждая этим бет посмотреть на себя. Альфа шмыгает больным носом, встряхивает руки и бросает едкое, почти безразличное:

— Да пошли вы все! — и обходит парней, направляясь медленным шагом обратно, в здание школы, не чувствуя прожигающих глаз на спине.

Похуй. На всё похуй.