[GL] Тысяча хитростей моей болезненной Шицзунь

Переводчицы:
Байхэ завод
[тг канал]

Это платная глава, пожалуйста,
купите главу в оригинале!
【инструкция в тг канале】

Когда Цин Чжоусюэ осознала, что сдержала все свои желания быть ближе к шицзунь, та больше не сопротивлялась их совместному сну.

После странного чувства потери в душе воцарилось облегчение. Так вот в чём причина?

Она вспомнила, как раньше настойчиво стремилась лечь на одну постель с шицзунь, раз за разом, вероятно, доставляя ей неудобства.

Но теперь, раз шицзунь всё ещё соглашалась обнимать её во сне, значит, она ещё не переступила её границы.

Цин Чжоусюэ слегка повернула голову и взглянула на женщину рядом. Юнь Шучэнь по-прежнему спала в своей манере: если ей не было холодно, она лежала на боку, положив руку на талию ученицы.

Осторожно приподняв эту руку и опустив её, Цин Чжоусюэ собралась встать, чтобы пойти тренироваться с мечом, но пальцы Юнь Шучэнь вновь легонько коснулись её талии.

После трёх безуспешных попыток встать Цин Чжоусюэ сдалась и осталась лежать, лицом к лицу с ней.

Юнь Шучэнь, не открывая глаз, на мгновение улыбнулась, но тут же вернула лицу спокойное выражение.

Во время последней проверки уроков иероглиф «она», написанный с излишне густой тушью, резал глаза. Юнь Шучэнь не знала, кого именно имела в виду ученица, и не хотела углубляться в размышления, делая вид, что не заметила. Но однажды увидев, она не смогла выкинуть это из головы.

Когда у неё были такие мысли, с детства проявлялась дурная привычка — дразнить других, чтобы выпустить пар.

Посмотрим, насколько хватит терпения у маленькой ученицы?

Оказалось, очень надолго.

Цин Чжоусюэ так и лежала неподвижно, не двигаясь и оставаясь рядом с ней до самого полудня. В конце концов, она закрыла глаза, словно и сама вот-вот, в полудрёме, собиралась заснуть.

— Сегодня не пойдёшь тренироваться с мечом? — наконец открыв глаза, Юнь Шучэнь с лёгкой улыбкой посмотрела на неё.

— Можно пойти и вечером.

— А сейчас чем займёшься?

— Не знаю. — Цин Чжоусюэ задумалась, но не хотела быть слишком праздной. — Может, медитация?

Она почувствовала, как её щёку слегка ущипнули.

— Ты что, маленькая небожительница, упавшая с небес? — тихо пошутила женщина.

— Почему шицзунь так говорит?

Юнь Шучэнь приподнялась и с невозмутимым видом ответила:
— Иначе зачем тебе так спешить стать бессмертной? Разве не для того, чтобы вернуться на небеса?

Цин Чжоусюэ промолчала, сосредоточенно глядя на спину своей шицзунь. Чем дольше она смотрела, тем сильнее ощущала, что Юнь Шучэнь и есть та самая, что упала с небес.

— Скоро мне нужно выйти, — Юнь Шучэнь сидела перед бронзовым зеркалом, держа в руках гребень. Вдруг она заметила в отражении серьёзное выражение лица ученицы.

— Что-то не так?

— На этот раз шицзунь надолго уйдёт?

Юнь Шучэнь отложила гребень, обернулась и улыбнулась:
— Зачем спрашиваешь? Ты тоже пойдёшь со мной.

Цин Чжоусюэ на мгновение замерла, затем её глаза загорелись, и она кивнула. Быстро вскочив с кровати, она принялась искать верхнюю одежду, движения её стали лёгкими, как ветер.

Юнь Шучэнь не спеша привела себя в порядок. Когда последняя прядь волос была уложена, она обернулась и увидела, что ученица уже сидит и ждёт её.

Она осмотрела её и улыбнулась:
— Подойди сюда.

Цин Чжоусюэ была усажена обратно на тот самый стул, на котором только что сидела, а чьи-то руки крепко прижали её за плечи. Юнь Шучэнь наклонилась к ней сзади и подняла её лицо.

Она всегда выглядела так, словно лотос, распустившийся в чистой воде: чёрные волосы были лишь перевязаны лентой и свободно спадали по спине.

Юнь Шучэнь, движимая внезапным порывом, взяла нефритовую шпильку и собрала часть её волос, уложив их в причёску.

— Во всём Тайчуцзин не найти второй такой прелестной маленькой небожительницы, как эта, — её голос звучал мягко. Закончив, она положила руки на плечи ученицы и взглянула в зеркало.

Цин Чжоусюэ тоже посмотрела на своё отражение, но своё лицо она видела много лет и не находила в нём ничего особенного.

Её взгляд скользнул к лицу Юнь Шучэнь, и она подумала, что если бы могла соответствовать ей, то было бы прекрасно.

Только когда они пролетали над горными воротами, Цин Чжоусюэ спросила:
— Шицзунь, куда мы направляемся?

— Ничего особенного. К северо-востоку отсюда есть храм. Много лет назад я взяла там одну книгу из библиотеки, и теперь пришло время вернуть её. — Юнь Шучэнь взглянула на Цин Чжоусюэ. — Посмотри на себя, на горе сидишь днями напролёт, будто вот-вот мох прорастёт. Хотела и заодно тебя вытащить развеяться.

Перелетев через несколько горных хребтов, они услышали чистый звон колокола и тонкий аромат благовоний.

Они перешагнули через порог и вошли в храм.

Молодой монах, читая буддийскую мантру, сложил ладони и поклонился им:
— Благодетельница.

— Мастер Хуэйцзюэ всё ещё здесь?

— Настоятель никогда не покидает храм, — монах кивнул. — Пожалуйста, следуйте за мной.

— Настоятель?.. — тихо пробормотала Юнь Шучэнь, будто удивившись.

Они прошли через несколько обветшалых алых ворот и свернули к боковому залу. Дверь в нём была слегка приоткрыта, а запах благовоний внутри уже был довольно насыщенным.

Цин Чжоусюэ огляделась по залу: свет был не слишком ярким. Снизу вверх тянулись ряды лотосовых фонарей, чьи мерцающие огоньки вспыхивали и гасли, словно тысячи звёзд в ночном небе.

Перед одним из фонарей в позе лотоса сидел монах, слегка сутулясь. Он мерно отбивал ритм деревянной колотушкой по деревянной рыбе, создавая глухой, монотонный звук.

Юнь Шучэнь подошла:
— Мастер Хуэйцзюэ? Сколько лет, сколько зим. Неужто и правда стал настоятелем?

Деревянная рыба замерла. Монах поднял глаза на женщину перед собой:
— Амитофо. Оказывается, это бессмертная Юнь.

> [ Амитофо — выражение, которое используется как приветствие или прощание. Эта фраза — общее приветствие среди буддистов всех традиций, особенно чань-буддистов. Эти слова очень важная часть Шаолиньской традиции. ]

Юнь Шучэнь достала из рукава книгу, заметно старую и потёртую. Она разительно отличалась от аккуратно расставленных новеньких книг на её полке и явно не принадлежала ей.

Цин Чжоусюэ заметила обложку: «Формация Цзиньган Лохань».

> [ Цзиньган (金刚) — это ваджра — священное оружие и символ в буддизме. Обозначает неразрушимость, силу, твёрдость как алмаз.
Лохань (罗汉) — это архат, буддийский святой, достигший просветления. ]

Хуэйцзюэ встал, приподнял монашеское одеяние и сошёл с медитативной подушки. Взяв книгу, спросил:
— Бессмертная Юнь пришла, чтобы вернуть книгу?

Он бросил взгляд на Цин Чжоусюэ:
— А это?..

— Моя ученица, — с улыбкой ответила Юнь Шучэнь. — Кроме книги, я ещё один должок возвращаю. Если настоятель не возражает, можно ли пригласить нас на скромную монастырскую трапезу?

— Сейчас ещё не полдень, придётся немного подождать, — ответил монах.

— Мгм, — кивнула Юнь Шучэнь и повернулась к Цин Чжоусюэ:
— Я хочу немного побеседовать со старым знакомым. Тебе, наверное, будет скучно. Цин-эр ведь впервые в храме? Если наскучит, попроси того молодого монаха показать тебе окрестности.

Пока Юнь Шучэнь разговаривала со старым знакомым, Цин Чжоусюэ не чувствовала себя неловко. Она согласно кивнула и пошла вслед за молодым монахом.

Двери зала вновь прикрылись наполовину.

Хуэйцзюэ отвёл взгляд от Цин Чжоусюэ:
— Та юная благодетельница... её судьба тесно сплетена с твоей. Такая связь и впрямь большая редкость.

— По гексаграммам выходит то же самое, — согласилась Юнь Шучэнь. — Только вот не ясно — к добру это или к беде. Пути вперёд неведомы.

Они сели. Хуэйцзюэ налил ей чаю, приглядевшись к ней внимательнее, нахмурился:
— Амитофо... Бессмертная Юнь, сколько лет прошло, а твоя карма, похоже, становится только тяжелее и тяжелее.

— В жизни всегда что-то да прилипает, — спокойно ответила Юнь Шучэнь, сделав глоток. — За эти годы я составила методы для взлома всех буддийских формаций, что были у тебя. Всё записано, вряд ли допустила ошибки.

— Формация Лохань, утерянная вашими предками, тоже восстановлена. Пусть и не на все сто, но, возможно, удалось вернуть хотя бы семь-восемь частей её былого духа.

Она взглянула на монаха, и её голос стал серьёзным:
— Хуэйцзюэ, в обмен на это... теперь ты можешь выполнить своё обещание?

Снаружи.

Цин Чжоусюэ вместе с юным монахом обошла храм. Он был немногословен, но уже обладал спокойствием и выдержкой настоящего монаха. Он спросил:
— Раз уж вы пришли, благодетельница, не желаете ли помолиться Будде?

Цин Чжоусюэ прежде никогда не бывала в храме, но, судя по книгам, понимала: здесь множество залов, где поклоняются разным божествам. Одни отвечают за любовь, другие за судьбу. У каждого своя сфера ответственности, всё довольно сложно.

— А зачем обычно молятся Будде?

— Причин много: несправедливость, трудности, неудачи... В основном за это, — подумал немного монах. — Обычно прихожани именно с этим приходят.

— И просто помолившись, всё сбудется?

Монах улыбнулся:
— Искренность — вот что важно.

Цин Чжоусюэ не особенно верила в божественные силы, но, как сказал монах: "если искренне, то сбудется". Помолиться ведь не помешает.

Что бы она могла попросить?

Вроде всё хорошо. С тех пор как она встретила шицзунь, каждый её день был светлым. Пусть порой и омрачался, зато, когда вновь светлел – сиял ещё ярче.

В жизни не бывает всё гладко, восемь-девять дел из десяти идут не так, как бы хотелось. А она как раз те самые одну-две удачи. Пусть они и малы, но если с тобой рядом остаются хотя бы эта крупица, как прохладный ветер и яркая луна, то больше и желать нечего.

Шицзунь уже достигла бессмертия. Но вечно у неё то одно, то другое болит, каждый день пьёт отвары. Цин Чжоусюэ даже смотреть на это тяжело.

Если она и правда может жить долго...

То пусть её тело будет здоровым, из года в год, без болезней и тревог.

Цин Чжоусюэ обошла все залы и поклонилась каждому из божеств.

И всюду просила лишь об одном, независимо от того, отвечал ли бог за любовь, карьеру или огонь в очаге...

У неё было лишь одно желание.

Ни большое, ни маленькое. Достаточно большое, чтобы охватить все годы, и достаточно маленькое, чтобы касаться только одного человека.

***

Они вдвоём отобедали в храме, съели вегетарианское угощение, перекинулись парой любезностей с хозяином и попрощались с Хуэйцзюэ.

Цин Чжоусюэ не знала, о чём говорила шицзунь с настоятелем. Юнь Шучэнь не говорила и она не спрашивала. Таков был их молчаливый договор.

Когда они снова поднялись на небо, в этот раз мечом управляла Цин Чжоусюэ. Юнь Шучэнь стояла позади и наслаждалась покоем. Несколько прядей волос Цин Чжоусюэ развевались на ветру, в обрамлении белой нефритовой шпильки это выглядело особенно изящно.

В тот момент, когда Цин Чжоусюэ была сосредоточена на управлении мечом, у неё за спиной раздался голос Юнь Шучэнь:
— Эта шпилька тебе к лицу. Пусть остаётся у тебя.

Шицзунь, как всегда, замечала что-то хорошее, предлагала примерить, а потом просто дарила. Цин Чжоусюэ никогда не покупала себе украшения, но у неё почему-то постоянно оказывались милые вещички от Юнь Шучэнь.

Вспомнив об этом, она подумала о том маленьком лотосе, которую вырезала сама. Из нефрита, и на свой взгляд, вполне хороша. Она подарила её шицзунь на день рождения, но та так ни разу и не надела.

Ей не понравилась? Цин Чжоусюэ с трудом скрывала охватившее её разочарование. В следующий раз, наверное, стоит подарить что-то полезное, так будет лучше?

Когда они пролетали над заснеженным пиком Хэ И, вдруг заметили чью-то изящную фигуру, стоявшую в снегу. Плечи оголены, одежда крайне лёгкая, совсем не по сезону.

Увидев, кто это, лицо Юнь Шучэнь моментально помрачнело.

Старейшина Юэ, играя с прядью собственных волос, фыркнула:
— Бессердечная женщина! Назначила мне встречу и ушла развлекаться с другой маленькой красавицей и заставила меня ждать здесь столько времени! Разве так поступают порядочные люди?