[GL] Тысяча хитростей моей болезненной Шицзунь

Переводчицы:
Байхэ завод
[тг канал]

Это платная глава, пожалуйста,
купите главу в оригинале!
【инструкция в тг канале】

Учёба во внутреннем дворе была не слишком тяжёлой, и Цин Чжоусюэ справлялась с ней с лёгкостью. Вот только стоило её шицзунь начать преподавать, как мысли девушки сразу же уносились куда-то далеко. После того как Жуань Минчжу не раз посмеялась над ней, Цин Чжоусюэ решила больше не бороться с этим — пусть всё идёт, как идёт.

Каждый вечер, пока свет не гас, она заранее проходила материал сама, чтобы днём спокойно... смотреть на неё... и отвлекаться.

Так, в непрерывной практике, один за другим проходили дни, и вот незаметно наступил день экзамена.

Цин Чжоусюэ склонилась над листом, её почерк был изящным и чистым. У неё не было других образцов для подражания, в детстве она тайком копировала почерк Юнь Шучэнь — получилось на семь десятых похоже, с тем же изяществом и свободой, но с примесью своей аккуратности.

Всё шло гладко до тех пор, пока не началась письменная часть по разделу «пилюли и эликсиры». Лицо шимэй Жуань выражало серьёзность, взгляд был рассеян. Она обладала большим талантом в боевых искусствах и тренировках, но с детства терпеть не могла варить пилюли, не говоря уж об этой книге, где рецепты были напечатаны мелко и плотно, от одного вида которой у неё начинала болеть голова.

Такие экзамены обычно проводились под надзором старших учеников, и надзиратели не отличались особой строгостью.

До конца половины палочки благовоний оставалось совсем немного.

Цин Чжоусюэ только что поставила последнюю точку, дожидаясь, пока чернила высохнут. В этот момент в её руку ударил скомканный бумажный комок — в нём была вся надежда Жуань Минчжу.

Цин Чжоусюэ нахмурилась и бросила взгляд в её сторону. Та, подперев щёку рукой, кивнула в сторону бумажки у неё в руке.

Цин Чжоусюэ замерла на миг, затем глянула на надзирателя, который клевал носом как курица, и молча развернула бумажку.

На ней был корявый, как куриная лапа, почерк Жуань Минчжу.

«Как готовится пилюля Пэйюань?»

Она уже хотела смять бумажку и кинуть обратно, как вдруг взгляд её скользнул вниз:
«Пожалуйста, прошу, шицзе! Обещаю щедрое вознаграждение!»

Одной строчки не хватило. Рядом со словами «щедрое вознаграждение» была стрелочка, указывающая на надпись:
«О кое-ком... тебе точно будет интересно!»

Кое-кто...

Цин Чжоусюэ на мгновение задумалась, посмотрела на наивно честное лицо Жуань Минчжу и вдруг всё поняла. Речь шла о Юнь Шучэнь.

В последнее время Жуань Минчжу будто бы особенно интересовалась её отношениями с шицзунь.

Цин Чжоусюэ смяла бумажку и с ней свои чувства, отложила в сторону. Через минуту вздохнула, взяла чистый лист и обречённо переписала своё понимание рецепта.

В воздухе по дуге пролетел аккуратный клочок бумаги.

Жуань Минчжу поймала его точно, быстро глянула и остаток времени провела, будто бог её водил рукой, пиша без остановки.

Она была так сосредоточена, что полностью проигнорировала все попытки Цин Чжоусюэ привлечь её внимание, пока та, не выдержав, не схватилась за голову. И совсем уж не заметила женщину, стоявшую у неё за спиной.

Чья-то рука протянулась вперёд, подобрала бумажку и, не спеша, прочитала. Жуань Минчжу резко обернулась, чтобы вырвать её, но тут услышала насмешливый женский голос:
— Кто тебе это написал?

Она застыла. Перед ней стояла старейшина Юнь.

— «...»

Тюремная комната на задней горе.

Цин Чжоусюэ и Жуань Минчжу снова сидели рядом. Напротив них спокойно пила чай Юнь Шучэнь.

— Шишу Юнь, — с унылым лицом пробормотала Жуань Минчжу, — неужто теперь под взором старейшин и публичный дом у подножья Тайчуцзин, и вот такие мелочи?

— Я бы не стала так мелко копаться. Просто проходила мимо и случайно заметила, как бумажки летают. Вдруг вспомнилась юность... — Юнь Шучэнь лениво поднесла веер к подбородку, будто предалась воспоминаниям.

Жуань Минчжу оживилась:
— Да, шишу, вы ведь тоже...

— Тогда пропиши сто раз каноны. На заднюю гору в заточение. Именно так когда-то мой шицзунь поступал, — Юнь Шучэнь медленно выговорила каждое слово, уголки губ слегка приподняты.

Жуань Минчжу сразу сникла.

Те красивые глаза скользнули по Цин Чжоусюэ. Девушка сидела прямо, сохраняя спокойствие, но всё же невольно выпрямила спину, готовясь к наказанию.

— Повзрослела, да? — холодно прозвучал голос.

Цин Чжоусюэ опустила взгляд и покачала головой.

Юнь Шучэнь с Жуань Минчжу ещё говорила в шутку и мягко. Но, обращаясь к Цин Чжоусюэ, в её голосе будто появился лёд — он стал холоден.

Жуань Минчжу не отступила:
— Шишу, шицзе действительно пошла на это из-за меня.

Юнь Шучэнь отодвинула стул, встала и направилась к выходу, не ответив на это.

— Цин Чжоусюэ.

Солнечный свет падал сбоку на её лицо, скрывая выражение.

— Иди за мной.

Прозвучало полное имя. Цин Чжоусюэ сжала край одежды, встала, аккуратно задвинула стул и поспешила за ней.

Жуань Минчжу открыла рот, но, глядя на спину Юнь Шучэнь, вдруг поняла: несмотря на мягкий вид, по давлению та ничуть не уступала Лю Сюнцинь.

А ведь она втянула самую послушную ученицу сект в такие дела... Если об этом узнает глава секты, её, пожалуй, не только накажут, но и лишат нескольких лет жизни.

Она нахмурила брови и с досадой подпёрла щёку кулаком,
а в сердце всё же подумала: сумеет ли Цин Чжоусюэ задобрить Юнь Шучэнь?

Но вскоре в голове стали всплывать сцены из романтических повестей и настроение резко улучшилось. И улыбка непроизвольно появилась на её лице.

Юнь Шучэнь шла впереди. Весна только начиналась, всё оживало, кругом молодая зелень, но настроение у неё было отнюдь не весенним. При всём этом свете она ощущала раздражающую жару.

А её ученица снова будто превратилась в ту тихую хвостиком-девочку из прошлого. Привычка осталась прежней: держаться за край её рукава — не близко, не далеко. Даже годы это не стерли.

Её послушная ученица всегда вела себя скромно, никогда не переступала границ. А как только и нарушала правила секты, то обязательно ради кого-то другого. Цин Чжоусюэ, действительно, хорошо относилась к своей шимэй.

Одна устроила махинацию на экзамене, другая — боялась, что её шицзе накажут.

Обе сидели в комнате для наказаний, как две неразлучные, преданные друг другу, готовые на всё утки-мандаринки.

> [ Они являются символами супружеского счастья и верности в азиатской культуре, а также удачи и радости. Говорят, что утки-мандаринки создают пару на всю жизнь, и что две влюбленные птицы настолько привязываются друг к другу, что если их разлучить, они могут погибнуть от печали. ]

Юнь Шучэнь раньше не задумывалась об этом, но, осознав вдруг почувствовала раздражение.

Она ведь когда-то сама говорила, что Жуань Минчжу — прямолинейная, открытая, с ней можно дружить, вреда не будет.

А теперь — один вред. Вместо пользы она только дурное пример показывает: таскает её ученицу по злачным местам, на уроках бездельничает, на экзамене — списывает. Прямо не подруги, а шайка.

— Шицзунь, я виновата, — проговорила Цин Чжоусюэ, легонько тянув за край её рукава. Потом всё же решилась и обхватила её запястье, голос сделался совсем тихим.

Её глаза, тёмные, словно чернильный обсидиан, смотрели прямо, без страха. Юнь Шучэнь отвела взгляд.

— Думаешь, если скажешь «виновата», всё будет прощено?

— Шицзунь, не сердись, — ещё тише сказала она. — Это плохо влияет на здоровье. Все наказания — я приму.

— Наказание? — отозвалась Юнь Шучэнь. — Конечно, будет. Раз Жуань Минчжу уже в заточении, ты оставайся в своей комнате, подумай над своим поведением.

Цин Чжоусюэ остановилась.

— Хорошо, я пойду в комнату наказаний на задней горе.

Ещё чего не хватало — чтобы вы вдвоём опять вместе сидели?

— Стой, — холодно отозвалась Юнь Шучэнь.

Цин Чжоусюэ с недоумением посмотрела на неё. Брови её слегка сошлись, густые ресницы, как вороньи крылья, отбрасывали тень. В этот момент её взгляд был таким прозрачным, будто можно было заглянуть в самую душу.

Во взгляде Юнь Шучэнь мелькнуло замешательство: А что я вообще делаю?

— Оставайся на пике Хэ И.

После паузы её голос снова стал мягким:
— Цин-эр, тебе нужно иметь своё мнение. Не стоит слепо следовать за другими.

Тело Цин Чжоусюэ на мгновение напряглось. Она не знала, стоит ли кивать. Её "собственное мнение" на самом деле сводилось к любопытству по поводу "щедрого вознаграждения".

В конце концов, она всё же произнесла:
— Поняла, шицзунь.

Вечером.

Юнь Шучэнь смотрела на книги, недавно перенесённые в её комнату, и одинокий стул. На лице — молчание.

— Что ты делаешь?

Цин Чжоусюэ с объятой стопкой учебников металась между своей и её комнатой. Услышав вопрос, спокойно ответила:
— Разве шицзунь не велела мне оставаться в комнате и не выходить?

— Так почему ты несёшь книги в мою?

Цин Чжоусюэ ещё сильнее удивилась:
— Если я не могу выходить из своей комнаты, то как же я смогу вечером греть постель шицзунь?

Слова «греть постель» врезались в уши Юнь Шучэнь, будто жгли. Но эта девчонка сказала это с такой прямотой, с таким чувством долга, что Юнь Шучэнь даже не нашла, чем ответить. Помолчав, выдохнула:
— Это нельзя называть «греть постель»... лучше уж скажи — «согревать тело».

Нет... и это не то... и «согревать тело» звучит странно... и «греть одеяло» не подходит... всё звучит как-то двусмысленно.

Просвещённая и утончённая старейшина Юнь внезапно растерялась, перебирая в уме синонимы, чтобы только ученица снова не ляпнула что-нибудь нелепое.

Цин Чжоусюэ задумалась над разницей между «греть постель» и «греть тело», но ей они казались одинаково безвкусными, как две чаши пресной воды.

Ещё раз почувствовав собственную словесную скудость, она искренне сказала:
— Если шицзунь называет это согреванием тела, значит, так и есть.

На самом деле, Юнь Шучэнь вовсе не наказывала её строго. Не обязательно было буквально сидеть взаперти.

Но её ученица, видимо, в силу выдающегося понимания и излишней прямоты восприняла это буквально: раз запрещено выходить, значит, надо переселиться в комнату шицзунь.

Юнь Шучэнь смотрела, как та сидит за её столом, держа в руках кисть, стройная спина — прямая и ясная. Пламя свечи отбрасывало на неё мягкий ореол, будто она и правда, небожительница с горы.

Цин Чжоусюэ дописала задания, задула свечу. Потом пошла мыться, как обычно, и, как всегда, забралась в постель, ожидая, пока шицзунь обнимет её.

Белое, нежное лицо выглядело холодным, но от природы она была мягкой и прямолинейной. Эта наивная прямота была почти... милой. Юнь Шучэнь сама не понимала, то ли от того, что видела её столько лет, то ли по другой причине, но теперь, глядя на неё, чувствовала... умиротворение.

Будто она — снежинка с горы Хэ И: холодная, белоснежная, без единого изъяна.

Настолько чистая.

Цин Чжоусюэ закрыла глаза. Дыхание стало ровным. Она спала, окружённая тонким ароматом, источаемым телом Юнь Шучэнь, расслабленная, полностью беззащитная.

Юнь Шучэнь незаметно подняла руку и мягко коснулась её совершенного профиля. Кончики пальцев чуть заметно дрогнули.

Так вот как выглядит... человек, которого хочется любить.

———————————————————

Авторке есть, что сказать:
Шицзунь же ни за что не признается, что специально пошла на экзамен поглазеть на ученицу. А потом — глянула разок, и всё, зацепило по-крупному!