[GL] Тысяча хитростей моей болезненной Шицзунь

Переводчицы:
Байхэ завод
[тг канал]

— Шимэй Юнь? — глава слегка кашлянул. — Этот ребёнок ведь не нарочно.

— Старый глава, я ведь не говорила, что собираюсь с ней что-то делать. Лучше не вмешивайся в чужие дела.

Юнь Шучэнь продолжала улыбаться.

Её проницательный взгляд скользнул в сторону Цин Чжоусюэ, задержавшись на ней на мгновение.

— Ученица, — она приподняла бровь, — почему не подходишь?

Глава хотел было сказать ещё что-то, но Цин Чжоусюэ уже сама сделала шаг вперёд. Чья-то рука мягко, но уверенно накрыла её пальцы, и Юнь Шучэнь, опустив глаза, тихо сказала:
— Умница.

Они вдвоём вышли из зала Весны и Осени.

Юнь Шучэнь смотрела прямо перед собой, даже не глядя на неё. Её выражение оставалось спокойным, а пальцы, сжавшие её ладонь, медленно разжались, как только они пересекли порог.

Цин Чжоусюэ внезапно сжала её руку крепче и негромко сказала:
— Из-за меня нанесен невосполнимый ущерб. Пусть шицзунь накажет, как сочтет нужным, эта ученица примет всн.

Юнь Шучэнь нахмурилась.

— От наказания есть толк?

Она холодно окинула её взглядом.

— Теперь тот двор окончательно непригоден для жилья. Первым делом нужно найти другое место. Или же нам, шицзунь и ученице, придётся провести ночь под открытым небом?

Цин Чжоусюэ задумалась. В дикой природе ей уже доводилось спать. Там не слишком удобно, но вполне возможно привыкнуть.

Но золотая ветвь с яшмовыми листьями, как шицзунь, наверняка не переносила таких лишений. Значит, исключено.

> [ Выражение «金枝玉叶» ( jīn zhī yù yè) Первоначально оно использовалось для обозначения членов императорской семьи, подчеркивая их благородное происхождение и высокий статус. В современном китайском языке это выражение также может использоваться для описания людей с утонченными манерами или благородным происхождением. ]

— Ранее было одно пещерное жилище, — она припомнила. — Подойдёт?

— Нет, — Юнь Шучэнь продолжала хмуриться. — То место было временным. Оно заброшено уже десять лет, я не наложила на него защитный барьер. Там нельзя жить.

Цин Чжоусюэ замерла. Она помнила то жилище — роскошное до неприличия. Любая жемчужина или ковёр там выглядели бесценными. И всё же это было лишь временное пристанище?

— Следуй за мной, выйдем за пределы Тайчуцзин. — Она взмахнула рукавом и направилась прочь.

Как-никак, она старейшина в одном из крупнейших сект. И теперь ей негде жить. Даже сменить одежду негде.

Вот оно, то самое «предсказанное предзнаменование»?

Дать ей испить чашу человеческих лишений, чтобы закалить её даосское сердце?

Юнь Шучэнь негромко вздохнула, вспомнив, как в её дворце сгорели в пепел расшитые золотом одеяния, румяна и туши, антикварные безделушки... Эти вещи хранились долгие годы, дело было не в деньгах. Её сердце снова сжалось от боли.

Она мельком глянула на свою ученицу.

Та опустила голову.

Цин Чжоусюэ молча последовала за ней за пределы Тайчуцзин, и вскоре они оказались в городе, где некогда жила Юнь Шучэнь.

То было постоялое заведение у реки. Вода под луной мерцала лёгкими бликами, по набережной рассыпались огоньки фонарей, то тут, то там раздавался девичий смех, звуки флейт и струнных инструментов наполняли воздух лёгким очарованием.

Юнь Шучэнь привела её прямо в самое сердце этой роскошной, ослепительной кутежной жизни.

— О, фея Юнь! Что привело вас сюда в столь поздний час? — протянул голос, мягкий и сладкий, словно пропитанный влагой.

Цин Чжоусюэ обернулась и увидела женщину с лицом, прекрасным, как цветущая фуксия. Её миндалевидные глаза скользили оценивающим взглядом по их фигурам.

Запах её душистых духов был куда сильнее, чем у Юнь Шучэнь, настолько, что Цин Чжоусюэ невольно сделала шаг назад.

Но позади оказался ещё один силуэт — тёплые, ароматные руки сомкнулись вокруг неё. Цин Чжоусюэ вздрогнула, точно прикоснувшись к пламени, и, похолодев лицом, сжала пальцы на рукояти меча.

— Старшая, кого вы привели?

Откуда-то из-за полупрозрачных занавесей выглянули ещё несколько девушек — все с разными фигурами, но одинаково ослепительной красотой. Их губы изогнулись в улыбке.

— Такая хорошенькая девушка.

— Такая холодная... Словно маленькая фея.

— Сегодня ночью я могу составить тебе компанию. Такой красавице даже денег не надо. — Чья-то рука с алыми ногтями коснулась её височной пряди. Прелестное лицо красавицы источало флирт.

Цин Чжоусюэ чуть повернула голову и, чувствуя себя крайне неуютно, прижалась к Юнь Шучэнь.

Она никогда прежде не сталкивалась с таким зрелищем. Особенно с женщинами, одетыми столь откровенно — ткань лишь прикрывала половину груди, а в области талии обнажалась ложбинка, извиваясь, как змея.

Цин Чжоусюэ нахмурилась.

Неужели у них нет денег на одежду?

Учительница заметила, как её ученица почти прилипла к ней от смущения. Тогда она легко обняла её, заслоняя собой от назойливых красавиц, и со смехом сказала:
— Не надо. Она моя ученица, ещё слишком молода.

Из толпы вышла особенно ослепительная женщина. Она жестом велела остальным отступить и с изяществом поклонилась.

— Приветствую, сяньчжан. Эти новоприбывшие маленькие демоницы неразумны, боюсь, что они могли вас потревожить.

> [ 仙长 (xiānzhăng) – уважительное обращение к даосскому бессмертному или культиватору высокого уровня. ]

— Мяо Шунь? — Юнь Шучэнь прищурилась, разглядывая её. — Снова сменила личину?

Мяо Шунь улыбнулась, её взгляд излучал соблазн.

— Верно. Как вам теперь?

— Восхитительно.

Юнь Шучэнь чуть задумалась.

— Мне понадобится комната. Третья лестница, самая дальняя.

Мяо Шунь немедля распорядилась. Комната выходила прямо на реку, с видом на пейзаж. Далеко от зала, на верхнем этаже, там никто не мешал.

Юнь Шучэнь первой делом отправилась в купальню.

Хотя достаточно одного заклинания очищения, но без воды, без запаха мыла — казалось, будто не умылась вовсе. Эта привычка осталась с времён её смертной жизни.

Цин Чжоусюэ давно с ней жила, потому тоже считала купание необходимым.

Юнь Шучэнь вышла с мокрыми волосами. В воздухе застыло бесчисленное множество водяных капель, будто жемчужины, висящие в воздухе.

Цин Чжоусюэ молчала. Хоть она и всегда была немногословна, но сегодня её голос совсем ослаб.

Юнь Шучэнь знала почему.

— Цин Чжоусюэ, — её губы изогнулись, а лицо, застывшее в холоде целый день, вновь расцвело улыбкой.

— Ты достигла уровня золотого ядра. Как ощущения?

Цин Чжоусюэ как раз держала в руках одежду, готовясь идти мыться. Это была одна из немногих вещей, что остались в её пространственном кольце.

Услышав вопрос шицзунь, она ответила:
— Кроме того, что даньтянь стал полнее, разницы почти нет.

Она замялась.

— ...Шицзунь.

— Если ты чувствуешь вину, можешь ударить меня или отчитать, — спокойно добавила она. — Что касается разбитых вещей... Я потрачу время и за сто лет, может, смогу что-то восстановить.

Юнь Шучэнь взмахнула рукавом, не сказав ничего лишнего.

Цин Чжоусюэ не знала, почему Юнь Шучэнь выбрала всего одну комнату. В ней стояла только одна кровать.

А где же спать?

Она вытерла мокрые кончики волос полотенцем, посмотрела в глаза шицзунь и двинулась к постели.

Юнь Шучэнь лежала на боку. Чёрные волосы рассыпались по подушке, словно хвост карпа.

Рядом осталось немного места.

Цин Чжоусюэ внутренне выдохнула — по крайней мере, шицзунь не заставит её вновь висеть в воздухе всю ночь.

Это означало, что поступок, из-за которого она уничтожила пик, возможно, не так уж и непростителен.

Она легла рядом. Впервые взглянув на Юнь Шучэнь с такого ракурса, она заметила, что её лицо наполовину скрыто в тени. Глаза были закрыты.

— Не пытайся искать что-то взамен, — её голос звучал отстранённо. — Уникальные вещи невозможно вернуть. Да и ничего жизненно необходимого среди них не было.

Цин Чжоусюэ сжала пальцы на краю одеяла.

— Я...

Юнь Шучэнь обняла подушку и слегка повернулась, оказываясь к ней спиной.

Цин Чжоусюэ смотрела на неё долго, но в итоге просто закрыла глаза. Расстояние между ними было ни большим, ни малым — как раз таким, чтобы уловить слабый аромат её волос.

Юнь Шучэнь чувствовала человека рядом, но уснуть было непросто.

Это место не из числа чистых, но третья комната на верхнем этаже — та, которую она когда-то велела оставить нетронутой — всё же годилась для ночлега.

Вот только из-за этого им пришлось ютиться вдвоём.

Она привыкла жить одна, и делить ложе с кем-то ей не нравилось.

Но, возможно, потому что Цин Чжоусюэ выросла рядом, всегда носила ту же ткань, что и она, пахла одинаковыми благовониями... Если забыть об этом, её присутствие не ощущалось чем-то чуждым.

Юнь Шучэнь спала чутко. Её, как и прочим даосам, долгий сон был не нужен.

Но он был приятен.

Она любила наслаждаться жизнью и в этом не отличалась от обычных людей.

Очнувшись, она медленно приподнялась и прислонилась к изголовью.

Вскоре дверь со скрипом открылась.

Цин Чжоусюэ вернулась, неся в руках поднос. На нём стояли две миски рисовой каши и несколько блюдец с закусками.

— Шицзунь, пора завтракать.

Юнь Шучэнь взглянула на постный рисовый отвар и сразу поняла, что аппетита у неё нет.

Она сбросила одеяло, накинула верхнюю одежду и лениво сказала:
— Ешь сама.

Затем с лёгким вздохом добавила:
— Денег у нас почти не осталось. Съешь побольше, а то неизвестно, когда ещё получится поесть.

Цин Чжоусюэ на мгновение замерла.

Она чувствовала вину.

Десять лет назад, в детстве, она поднялась в горы Тайчу, чтобы спастись от бедствий, и получила покровительство бессмертных.

Но её судьба была такой, что бедствия её не оставляли. Она не только не спаслась, но ещё и втянула настоящую фею в нищету.

Юнь Шучэнь с полдня её игнорировала, но, несмотря на это, говорила мягко и заботливо.

— Шицзунь... О деньгах не беспокойся.

Её голос был кристально чист, будто звучание нефрита.

Юнь Шучэнь стало интересно.

Цин Чжоусюэ с детства жила в бедности, но не знала тягот. Потом попала в секту и воспитывалась в достатке, как личная ученица.

Она прожила восемь лет, избегая людей, а затем ещё десять — полностью отрезанной от мира.

В итоге из неё вышла отстранённая, чуждая земной суете бессмертная.

Юнь Шучэнь подозревала, что та даже не умеет пользоваться деньгами. Если её отправить за покупками, она, наверное, даже капусту возьмёт по завышенной цене.

Интересно, какой план у неё в голове?

Она решила повременить с возвращением в секту. Постоялый двор, хоть и принадлежал ей, не был единственным её имуществом. Деньги у неё были.

Она незаметно передала послание и распорядилась выделить средства на восстановление пика Хэ И.

А перед ученицей продолжала разыгрывать нищету.

Позже, когда луна поднялась в зенит, Юнь Шучэнь услышала, как Цин Чжоусюэ осторожно поднялась с кровати, тихо надела верхнюю одежду и взяла меч, после чего вышла за дверь.

Она двигалась бесшумно, словно стараясь не потревожить её сон.

Но что за работа требует выхода посреди ночи?

Цин Чжоусюэ прошла к городским воротам, затем вернулась в Тайчуцзин.
Она подняла голову и посмотрела на доску с объявлениями.

В Тайчуцзин жили бессмертные. Если в мире людей случались бедствия, с которыми простые смертные справиться не могли, местные жители или низшие даосы собирали деньги и оставляли здесь просьбы о помощи.

Цин Чжоусюэ воспользовалась лунным светом, чтобы прочитать содержание, но сначала она смотрела на награду.

Она быстро нашла самую крупную сумму. Но, подняв глаза выше, увидела, что речь идёт о чудовище уровня зарождения души.

Если пойти на него сейчас, это будет самоубийство.

Она неохотно отвела взгляд и выбрала другое задание — чуть менее опасное. Чудовище уровня позднего золотого ядра. С такой же силой, как у неё. Вознаграждение было меньше, но всё равно приличное.

Этого достаточно.

Не колеблясь, она сняла задание со стены.

———————————————————

Авторке есть, что сказать: О шицзунь, которая разорилась на словах, но у нее есть целая улица публичных домов
О ученице, которая ошибочно решила, что ее семья разорилась, и начала настраиваться на роль кормильца семьи.