У ХИЩНИКА

ОЛЬГА

***

Дверь захлопнулась с глухим стуком, но в моей голове всё ещё звенело от резкого вторжения. Я сидела на краю массивного дубового стола, дрожащими руками прикрывая обнажённую грудь, чувствуя, как кровь приливает к лицу всё больше, а сердце бешено колотится — уже не от опьяняющего возбуждения, а от чистой, незамутнённой паники. Мама Сайлуса... Она видела. Она всё видела. Видела меня голой, с растрёпанными волосами, с распухшими от его поцелуев губами, с покрасневшей кожей от его собственнических прикосновений.

Я резко соскользнула со стола, ноги подкосились, и я едва не рухнула на пол, если бы не его руки, которые в одно мгновение обхватили мою талию, словно стальные обручи.

— Осторожно... — его голос был низким, глубоким, но в нём не было ни капли насмешки. Только лёгкая озабоченность, почти неуловимая забота, которая удивила меня до глубины души.

Я отстранилась от него слегка, мои движения были неловкими и поспешными. Глаза лихорадочно искали мой красный шёлковый халат, который лежал на полу, смятый и невинный. Я подняла его и накинула на себя, затягивая пояс так туго, будто эта тонкая ткань могла защитить меня от реальности, от её осуждающего взгляда.

— Она думает, что я… что мы… — голос сорвался, переходя на едва слышный шёпот. Я сжала кулаки, чтобы остановить дрожь, которая пробирала меня с ног до головы.

— Оля. — он попытался прикоснуться ко мне, протягивая руку к моему плечу, но я отпрянула, как от огня, словно его прикосновение могло обжечь меня.

— Нет, Сайлус, ты не понимаешь! Она знает, кто я на самом деле? Знает, что мой отец должен тебе деньги? Знает, что я пришла к тебе, как… как…

Слова застряли в горле, горьким комом перекрывая дыхание. "Как проститутка? Как разменная монета? Как глупая девочка, которая позволила себе увлечься мужчиной, купившим её за долги?" Эти мысли жгли меня изнутри, причиняя боль острее любой физической раны.

Его лицо стало каменным, глаза сузились.

— Ты не думаешь всерьёз, что я не позволил бы кому-то — даже матери — знать такие вещи о тебе? — его голос прозвучал с такой ледяной уверенностью, что я невольно вздрогнула.

— Но сейчас она увидела нас! — я схватилась за волосы, сжимая их в кулаки. Моё поведение переходило в истерику, голос срывался на визг. — Что, по-твоему, она сейчас думает? Что её сын трахает какую-то девчушку в своём кабинете на столе, пока она ждёт в гостиной?!

— Она думает, что я трахаю свою жену. — он резко перехватил мои запястья, заставив меня вздрогнуть. Его пальцы сжались, но не больно. Скорее твёрдо, лишая меня возможности сопротивляться. — Потому что официально ты ею и являешься.

Я замерла. "Официально". Да. Конечно. Бумаги. Печати. Подписи. Всё было "официально". И эта формальность, казалось, была единственной защитой от хаоса, который обрушился на меня.

— Но это же ложь... — прошептала я, и в моих словах было столько отчаяния, что они звучали жалко.

Он рассмеялся — гортанно, низко. Смех, который заставил волоски на моих руках встать дыбом.

— Ты правда сейчас хочешь поговорить о морали? После того, как только что кончила у меня на столе?

Я резко дёрнулась, пытаясь вырваться из его захвата, но он не отпустил. Мои глаза, полные ярости и унижения, встретились с его насмешливым взглядом.

— Заткнись! Это не одно и то же! — выкрикнула я.

— Нет? — он наклонился ближе, и его горячее дыхание обожгло мою шею, посылая мурашки по всему телу. — Тогда скажи мне, Оля. Почему ты попросила меня подчиниться сегодня, когда я дал тебе шанс на исполнение любого твоего желания?

Я застыла. Этот вопрос застал меня врасплох.

Почему?

— Я… — голос сломался. В голове не было ни единой мысли, способной дать ему ответ.

Он отпустил одну из моих рук, провёл пальцем по моей щеке, поймав одинокую слезу, которая скатилась по моей коже. Я даже не заметила, что плачу.

— Ты боишься, что она осудит тебя. — это был не вопрос. Это было утверждение. Я кивнула, не в силах говорить или спорить. Он видел меня насквозь. — Она не осудит. — он сказал это так уверенно, будто мог читать мысли своей матери. — Потому что для неё ты — моя жена. Мой выбор. И она слишком хорошо воспитана, чтобы высказываться против моего выбора.

Я сглотнула. Его слова звучали логично, но мой страх не давал мне в это поверить.

— Но… что мы скажем ей? О том, почему… — я жестом указала на разгромленный кабинет, на разорванные наручники, которые валялись на полу, словно свидетельство нашей дикой игры.

Он оскалился, а в его глазах загорелся азарт, тот самый, который я видела в них, когда он заставлял меня подчиняться.

— Что супруги иногда любят… экспериментировать.

Я закатила глаза, фыркнув от его невозмутимости.

— Боже, какой же ты…

— Гений? Обаятельный? Неотразимый? — он отпустил мою руку, но не отошёл. Напротив, он наклонился и прижал лоб к моему, его дыхание смешивалось с моим.

— Наглый. — я фыркнула, констатируя факт, но напряжение уже начало отступать от моего тела. Его близость, его уверенность действовали на меня успокаивающе, несмотря на весь абсурд ситуации.

— Оля. Сыграй роль моей невесты ещё раз. Для неё. И... Для меня.

Я закрыла глаза, чувствуя усталость, которая навалилась на меня после пережитого стресса.

— А что потом?

— Потом — это потом.

Я открыла глаза и увидела его взгляд. Тот самый, который сводил меня с ума с первого дня. Глубокий, опасный, честный в своей жестокости. В нём не было лжи. Он просто хотел, чтобы я это сделала. Для него.

— Хорошо... — прошептала я, и эти слова дались мне с трудом. Я чувствовала, что соглашаюсь на что-то большее, чем просто игра.

Он не улыбнулся. Не поблагодарил. Просто притянул меня к себе и прижал губы к моим — медленно, без спешки, будто у нас было всё время в мире. Его поцелуй был нежным, но в нём чувствовалась скрытая сила, обещание того, что ждало нас впереди. Я покраснела, но не сопротивлялась ему. Напротив, я ответила на поцелуй, позволяя ему увлечь меня за собой, а нашим языкам переплетаться в танце безумия, забывая на несколько секунд кто мы и какие роли мы должны играть.

Притвориться его женой, для его мамы?

Это будет сложнее в разы, чем то мероприятие, что я пережила вчера. В разы сложнее...