Глава 15
***
Мадридское солнце заливало улочку возле модного кафе в Саламанке. Выбраться из отеля и компании вечно шумящих футболистов была отличной. Брауна прищурилась, поправляя очки, когда знакомый силуэт вынырнул из потока прохожих. Родриго де Пауль. Он шел широким, уверенным шагом, но в глазах, заметивших ее у столика, мелькнуло что-то детски радостное.
— ¡Hermanita! — его голос, громкий и раскатистый, разнесся по тротуару, заставив пару сидевших за соседним столиком с камерами слегка встрепенуться.
Папарацци? Возможно. Но в этот момент они были лишь фоном. Родриго, не обращая внимания, уже мчался к ней, широко раскрыв объятия.
Брауна вскочила, и через секунду она была сдавлена в его крепких, пахнущих солнцем и каким-то дорогим одеколоном объятиях. Он приподнял ее, легко, как перышко, заставив рассмеяться.
— Родри! Дышать не могу! — вымолвила девушку куда-то в плечо мужчине.
— Нехер было сваливать. Терпи — футболист сжал хрупкое тело сильнее, а после отступил на шаг, держа ее за плечи, его темные глаза сияли. — Боже, как же ты выросла!
— Эй, мы всего месяц не виделись — толкнула та стоящего на против в плечо и опять прильнула к крепкой мужской груди.
Родриго прищурился, когда они снова отстранились, оглядывая ее с ног до головы с преувеличенной критичностью. — Хотя ты все еще похожа на того заморыша, которого я подобрал в Катаре полумертвого от усталости.
— Заморыша? — Брауна фыркнула, давая ему легкий тычок в грудь. — Этот 'заморыш' таскал твои гантели и массировал твою ногу, когда ты кряхтел как старик! Помнишь, как ты орал, когда я надавила на ту точку? — она сделал движение к его ноге.
— Отвянь-ка! У меня была психологическая травма — Родри закатил глаза предотвращая физическое напоминание, но улыбка не сходила с его лица. Он плюхнулся на стул напротив, отодвинув изящную чашку кофе.
— Но черт возьми, Браунчита, как же я по тебе скучал. Буэнос-Айрес без твоего сарказма и этих твоих вечных забот о чужих коленях – не Буэнос-Айрес.
— Скучала тоже, берсерк — она улыбнулась тепло, искренне. В его присутствии всегда было это чувство защищенности. Он действительно стал ей как старший брат – иногда раздражающе опекающий, но всегда готовый встать горой. — Как Франческа? Растет же?
Лицо Родриго мгновенно преобразилось. Суровые черты смягчились, глаза засветились чистой, отельной нежностью.
— Моя принцесса? Цветет! Сегодня у нее утренник в садике. Песни, танцы... весь этот ад для родителей. — Но по тону было ясно – он с радостью пройдет через любой ад ради своей дочки. — Вечером иду это лицезреть. Пойдешь со мной? Она тебя спрашивала. Говорит, "Брауна делает смешные рожицы".
— По-моему ад для берсерка норма — Брауна рассмеялась. — Конечно пойду! Обожаю ее. Хотя 'смешные рожицы' – это клевета. У меня просто очень выразительное лицо.
— Ага, очень, — усмехнулся Родриго, заказав эспрессо. Он откинулся на спинку стула, его взгляд стал внимательнее, изучающим. — А ты как? Все в порядке? Никакие... мальчики не беспокоят? — Вопрос был задан небрежно, но в его глазах промелькнула знакомая Брауне тень – тень бдительного стража.
Она вздохнула, отодвинув свою чашку. — Знаешь, Родри... все спокойно. Никаких 'мальчиков' в поле зрения. Только работа, учеба...
— Хм, —Родриго не выглядел убежденным. Он пристально смотрел на нее. — А тот... как его... Симонс? Французский вундеркинд? Он тут не маячит? — Произнес имя он с явным отвращением, будто пробуя что-то кислое.
Доха. Катар. Ноябрь 2022.
Жара давила даже вечером. Временный реабилитационный центр был заполнен стонами, запахом разогревающих мазей и звуком массажных пистолетов. Брауна, с мокрыми от пота волосами, прилипшими ко лбу, изо всех сил давила на бедро Родриго, который лежал на кушетке, стиснув зубы.
— Боже сохрани жизнь этой девочки— он прошипел.
— Серьезно? После того, как ты играл на износ? Ты хочешь выйти на поле против Австралии или нет? — парировала Брауна, не ослабляя нажима. Ее пальцы знали каждую напряженную связку, каждое уплотнение в его перегруженной мышце.
— Хочу...но, сука, как же больно...но хочу! — футболист уткнулся лицом в подушку.
Работа продолжалась в напряженном молчании, прерываемом лишь его сдавленными стонами и матами. Чтобы отвлечь его, Брауна заговорила. Говорила о чем угодно – о безумии чемпионата, о сумасшедших аргентинских фанатах, о Пабло, их общем юном друге из Ла Масии, чья яростная игра всех восхищала и пугала одновременно. Потом разговор как-то сам собой свернул на тему первой любви.
— А у тебя... была любовь? Настоящая? — неожиданно спросил Де Пауль смекая на её юный возраст, да и он был бы гадам, если бы не согласился с тем, что Лопес красивая девушка. Мужчина повернул голову, чтобы увидеть ее лицо.
Шатенка замерла на мгновение. Пальцы ослабили хватку.
— Была...— тихо сказала она. — Хави. Хави Симонс. Мы... были детьми. 14 лет. В Барселоне...
Она рассказала. О беспечных днях в "Ла Масии", о дружбе, переросшей в первые робкие чувства, о клятвах, шептаных под испанскими звездами. И о том, как все рухнуло в один день. Как Хави, получив офер из ПСЖ, просто... уехал. Без долгих разговоров, без попыток что-то сохранить на расстоянии. Он променял их "мы" на Париж, на славу, на новую жизнь. На новую девушку. А еще... он посеял семена недоверия между ней и Пабло.
— Он сбежал, Родриго. Как трус. — голос Брауны дрогнул, но она сжала губы. — Он почти разрушил мою дружбу с Гави. Понадобились месяцы, чтобы восстановить доверие.
Мужчина молчал. Когда она снова начала работать с его ногой, она почувствовала необычайное напряжение в его мышцах. Он не стонал. Он смотрел в потолок, и в его глазах, обычно столь живых и озорных, горел холодный, жесткий огонь.
— ...Симонс... — наконец произнес он тихо, но так, что мурашки побежали по спине у Брауны. — Если этот... мальчишка... когда-нибудь осмелится подойти к тебе снова... если он причинит тебе хоть каплю боли... я найду его. И мы с ним очень серьезно поговорим. — Шатен поднялся на крепкие локти взирая на девушку — Поняла, hermanita? Ты под моей защитой теперь.
Это было не просто братское участие. Это был обет. Обет человека, для которого честь и защита своих – не пустые слова. Брауна кивнула, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя одновременно щемящую грусть и странное облегчение.
12 февраля 2023
— Роди, – Брауна покачала головой, твердо смотря на друга, что сидел с агрессией в глазах.
— Хави Симонс где-то уже за тысячами километров. Он не маячит. И не будет. Это давно в прошлом. — Она попыталась сделать голос легким.
— Впрошлом для тебя, — пробурчал Родриго, отхлебывая эспрессо.
Его взгляд был все так же тверд.
— Для меня это в настоящем. Я помню. И мое обещание – не пустые слова. Если он еще раз сунется... — Он сделал выразительный жест рукой, не требующий слов. — Ладно, ладно, не будем о нем. Ты что-то хмурая, малявка. Что-то случилось? Не Гаврик же опять? — Он нахмурился, готовый уже защищать ее и от друга.
— Нет, нет, с Паблито все отлично. Дружба крепнет с каждым днем, — Брауна махнула рукой. Потом ее лицо омрачилось. Она поставила хрупкие локти на стол запуская пальцы в волосы. — Это... Педри.
— Педри? Барселонский? Талантливый парень, — Шатен кивнул, но насторожился, уловив ее тон. – Что с ним?
— Его колено, Родри. — Голос Лопес дрогнул от беспомощности и досады. — Он мучается, играет через боль, скрывает. Я вижу, как он страдает. Вижу, как это его съедает. — начала кареглазая взмахнув досадно рукой.
— А он упрямый, как баран! Отказывается от полноценного обследования, от нового протокола лечения, который я предлагаю. Говорит, что знает свое тело и все с ним в порядке.
Она сделала паузу почесав нос.
— Я не знаю, как до него достучаться! Как заставить его позаботиться о себе, пока не стало совсем поздно? — шатенка сжала кулаки на столе. — Я боюсь, что он угробит свою карьеру... и свое здоровье.
Мужчина слушал внимательно, его первоначальная настороженность сменилась пониманием и сочувствием. Он протянул руку и накрыл ее сжатый кулак своей большой, теплой ладонью.
— Эй, спокойно, мелкая. Дыши. — Его голос стал мягче, утешительным. — Ты делаешь все, что можешь. Ты лучший физио, которого я знаю. Но ты не можешь заставить человека лечиться, если он сам не захочет. Особенно такого упрямца, как игроки топ-уровня. Мы все такие. — Он вздохнул.
— Поговори с ним жестко. Скажи, что видишь все. Скажи, что боишься за него. Иногда только прямая правда доходит. А если не дойдет... — он пожал плечами, — ...ну, значит, он должен набить свои шишки. Ты не Бог, чтобы нести ответственность за чужое безрассудство. Но я верю, ты его достучишься. — тот чуть слукавил взор — До меня же достучалась, хотя я поупёртее буду...красивее.. — начал нахваливать себя шатен вызывая улыбку и девушки. — В общем, у тебя дар.
— Спасибо, Родри, — Брауна слабо улыбнулась, чувствуя, как его слова и крепкое прикосновение снимают часть тяжести. — Просто... это так бесит. Видеть этот потенциал, этот огонь... и видеть, как он сам себе вредит.
— Понимаю, — кивнул аргентинец. Потом он вдруг усмехнулся, и в его глазах засветился знакомый озорной огонек. — Но знаешь, что меня до сих пор добивает? Что этот самый Педри Гонсалес, барселонская икона, надежда Испании... — он наклонился через стол, понизив голос до шепота, полного невероятного веселья, — ..это твой грубиян-сосед? Тот самый, который, как ты сто раз жаловалась, хлопает дверью так, что у тебя посуда дребезжит в шкафу? Который, по-твоим словам, 'невоспитанный болван с лицом ангела и манерами троглодита'?
— Эй, последнего я не говорила — возмутилась дева.
— Ну это я отсебятину добавил — откинувшись на спинку кресла, Родриго театрально мазнул рукой.
«Актерище, а не футболист»
Она смотрела на него с кривой улыбкой — Ага, отвали — взяв в руки стакан с соком, дева добавила:
— До сих пор не могу понять что с ним не так. Хлопки дверью в ночное время. Круги под глазами, который кричат о его малом количестве сне...хамство..
— Браунча, прости, но ты глупая? — он сложил руки в замок упираясь локтями о стол.
— Ты ахринела, пенсия?
— Ну, а что там думать. — он развеял руками — блядствует твой соседушка и наркоманит!
— Родри! — с укором вымолвила Брауна. — Может у него в жизни провал, что ночью не спит и решает дела..
— Ага, а еще этой же ночью бабушек через дорогу переводит — он сложил руки на груди — ах.. настоящий бэтмен.
Лопес наклонилась над столом толкнув мужчину в плечо. Родриго захохотал так громко, что прохожие обернулись.
— Значит, объект твоих профессиональных забот и соседских проклятий – одно лицо! Ха-ха-ха! Мир тесен, мелкая! Очень тесен!
— Перестань! — Брауна засмеялась вместе с ним, стыд и нелепость ситуации растворялись в его заразительном смехе. – Это же кошмар! Теперь я не знаю, как на него смотреть – то ли как на пациента, то ли как на хама, испортившего мне месяц жизни.
— Смотри как на пациента, который очень нуждается в твоей помощи... и в уроках вежливости, — подмигнул тот, допивая эспрессо. Он посмотрел на часы. — Опа! Пора двигаться, принцесса Франческа ждет. Идем, мелочь.
Он встал, бросил купюру на столик и, обняв Брауну за плечи по-братски крепко и нежно, повел ее по улице. Солнце припекало, тени папарацци незаметно растворились в толпе, не сумев поймать ничего, кроме смеха и теплых объятий.
— Слушай, насчет Педри, — сказал Родриго уже серьезнее, глядя прямо перед собой. — Дай ему пинка. По-хорошему. Но дай. Иногда мы, идиоты-мужчины, только так и понимаем. И помни... — он слегка сжал ее плечо, — ...если этот сосед-хам-звезда вздумает тебя обижать – не только коленом, а вообще – ты сразу звонишь. У меня здесь тоже есть друзья. И биты. — Он сказал это с такой простой, не вызывающей сомнений уверенностью, что Брауне снова стало тепло и спокойно внутри.
— Спасибо, Родри. За все, но последнее лишнее — она взглянула на друга.
— Пустяки, сестренка. Пустяки. Теперь давай быстрее, а то моя Франческа решит, что папа ее забыл! И приготовь свои знаменитые 'смешные рожицы'.
И они зашагали быстрее, к детскому саду, к смеху маленькой принцессы, оставив позади утреннее кафе, тени прошлого и текущие заботы, растворяясь в шумном, солнечном Мадриде под защитой братской руки на плече.
***
Пластиковые стульчики в детсадовском зале скрипели под весом взрослых, но Родриго де Пауль, казалось, не замечал ни скрипа, ни неудобной позы. Его взгляд, острый и тревожный, сканировал занавес сцены, за которым теснились малыши в карнавальных костюмах. Колено его нервно подрагивало.
— Родри, дыши, — тихий, спокойный голос Брауны Лопес прозвучал рядом. Она положила ладонь на его напряженное предплечье. — Франческа будет великолепна. Она же твоя дочь – звезда по определению.
— Знаю, знаю, — пробормотал он, не отрывая взгляда от сцены. — Но ей всего четыре, а тут столько людей... Что если она испугается? Забудет слова? Упадет? — Его пальцы бессознательно сжали край сиденья.
Брауна мягко улыбнулась. — Она не упадет. Она выйдет, увидит нас – и все будет идеально. — Ее уверенность была как якорь в бурном море его отцовских страхов.
И вот объявили их группу. Занавес раздвинулся, открыв ряд взволнованных малышей в костюмах бабочек, пчелок и... одной маленькой, но очень важной божьей коровки в ярко-красном платьице, усыпанном черными блестками. Франческа. Она стояла чуть в стороне, ее большие карие глаза растерянно искали кого-то в зале.
— Вот она! — выдохнул Родриго, наклоняясь вперед. Его лицо мгновенно преобразилось, тревога сменилась абсолютным, сияющим обожанием. Брауна тоже замерла, улыбка застыла на губах, сердце сжалось от нежности.
Музыка зазвучала – простая, звонкая мелодия детской песенки. Франческа стала искать родные карие глаза, которые так были похожи на её. Нашла. Увидела папу с его широкой, ободряющей улыбкой и Брауну, которая подмигнула ей и показала большой палец вверх. Девочка глубоко вдохнула, выпрямилась – и запела.
Ее голосок, чистый и чуть дрожащий от волнения, заполнил зал. Она пела про солнышко и цветочки, старательно выводя каждую ноту, иногда сбиваясь, но тут же подхватывая мелодию с упорством, достойным чемпиона. Ее маленькие ручки неуклюже жестикулировали в такт.
Родриго не мог оторвать глаз. Гордость, любовь, нежность – все смешалось в его взгляде. Брауна видела, как его глаза заблестели, как он быстро моргнул, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Она наклонилась к нему, не сводя улыбающегося взгляда со сцены.
— Эй, чемпион мира, — прошептала она едва слышно, уголки ее губ дрогнули от сдерживаемого смеха. — У тебя там слезинка? Или это просто блеск от этих чертовых стразов на ее платье?
Родриго фыркнул, быстро проводя тыльной стороной ладони по глазам, но не смог скрыть улыбки. — Заткнись, Розарио, — парировал он так же тихо, толкнув ее плечом. — Это у тебя ресницы слиплись от туши. Или ты ревнуешь, что она поет не для тебя одной?
— Ни капли, — девушка засмеялась тихо. — Я просто фиксирую исторический момент: Де Пауль плачет от умиления. Доказательства есть. —Она показала на свои сухие щеки.
— Отвянь!
Они снова замолчали, погрузившись в волшебство момента. Франческа закончила свою партию, сделав маленький реверанс под аплодисменты зала. Лицо ее сияло от счастья и облегчения.
Выступление закончилось. Родители хлынули за кулисы, чтобы обнять своих маленьких артистов. Брауна и Родриго шли быстро, обгоняя других, но Родриго все же был на полшага впереди. Они пробились сквозь толпу взволнованных мам и пап.
— Папа! Брауна! — пискнул знакомый голосок. Франческа, еще в костюме божьей коровки, слетевшей с головы антенкой-ободком, прорвалась сквозь ноги взрослых и помчалась к ним.
Родриго широко раскрыл объятия:
— Принцесса моя! Ты была..
Но Франческа пронеслась мимо него, как маленький вихрь, и врезалась прямо в Брауну.
— Браунааааа! — завопила девочка, вскарабкиваясь на нее, как обезьянка. Маленькие ручонки вцепились мертвой хваткой в шею Брауны, ножки обвились вокруг ее талии. Аргентинка, засмеявшись от неожиданности и переполнявшей ее радости, крепко обняла девочку, прижимая к себе.
— Франческа! Солнышко! Ты пела как ангелочек! — восторженно прошептала она ей на ушко, целуя в макушку, вдыхая сладкий детский запах.
Родриго застыл с полураскрытыми объятиями, комично разведя руками. Его лицо изобразило преувеличенное оскорбление.
— Ну да, конечно! Я тут, папа родной, девять месяцев тебя носил, ночи не спал, а она... — он сделал паузу, глядя на дочь, которая прильнула к Брауне, полностью игнорируя его существование.
— Она летит прямиком в объятия к мелкой. Предательница! — пробурчал он, но в его глазах светилась только нежность и понимание.
Брауна, все еще держа Франческу, которая уткнулась носом ей в шею, подошла к Родриго. — Слышал, папочка? Ты в опале, — подразнила она.
Мужчина покачал головой, но улыбка не сходила с его лица. Он шагнул ближе и обнял их обеих – свою дочь и девушку, которая стала такой важной частью их жизни. Большая, сильная рука легла на спину Брауны, другая нежно погладила голову Франчески.
— Мои родные — прошептал он, и в его голосе звучало столько любви, что у Брауны снова защемило сердце. Франческа, наконец, оторвалась от шеи Брауны и повернулась к отцу, протягивая к нему ручки. Родриго тут же подхватил ее, но не отрывая от Брауны, создав теплый, объединяющий всех троих круг объятий.
— Я скучала, Брауна! Очень-очень! — призналась Франческа, глядя на девушку большими, серьезными глазами. — Ты долго не приезжала!
— Я знаю, милая, прости, — ласково ответила Брауна, поглаживая ее по щеке. — Но теперь я здесь. И чтобы загладить вину... Как насчет мороженого?
Глаза Франчески загорелись, как две маленькие звездочки. — Да! Ванильное! С шоколадной крошкой!
— А я возьму шоколадное, — улыбнулась Брауна.
— Папа, а ты? — девочка повернулась к отцу.
— Что угодно, принцесса, лишь бы с вами, — ответил он, целуя ее в лоб. Он отпустил их, но Франческа тут же схватила за руки и его, и Брауну. Они пошли по коридору, выходя из шумного детсада в теплый день – высоченный футболист, его, почти родная, сестренка и маленькая божья коровка, сжимающая их руки и тащащая их за собой к обещанному сладкому счастью.
— Папа, я пела громко? — спросила она, задирая голову к отцу.
— Громче всех, принцесса — заверил он, сжимая ее маленькую ладошку. — Весь зал слушал, открыв рты!
— А Брауна слышала? — тут же переключилась девочка на девушку.
— Каждое слово, каждую нотку! —Брауна улыбнулась, качнув их сцепленные руки, а после выпрямившись, в пол тона добавила — хотя про "слышала" больше относится к некоторым другим — она краем глаза посмотрела на рядом ищущего.
— Щас подзатыльник отвешаю, ей богу!
***
В кафе Франческа выбрала столик у окна и с важным видом уселась, ожидая заказа. Когда три шарика мороженого – ванильный с шоколадной крошкой для принцессы, шоколадный для Брауны и фисташковый для Родриго – оказались перед ними, воцарилось блаженное молчание, прерываемое только звоном ложечек.
Франческа облизнула ложечку, оставив капельку ванили на кончике носа.
— Бруни, попробуй моё! — она тут же протянула свою ложку к шатенке.
— Франческа, это же твое! Не мучай тётушку — с напускной строгостью пробурчал Родриго, но глаза смеялись.
— А что? Завидно ? — Брауна охотно приняла угощение. — Очень вкусно. Хочешь мое? — она протянула свою ложку с шоколадом.
— Мне домой может пойти? Ну, лишний часик прикумарю — шутливо вздохнул Родриго, наблюдая, как дочь с восторгом принимает шоколадное мороженое.
Франческа ела с энтузиазмом, но усталость после волнения выступления начала брать свое. Ее веки становились тяжелее, а разговор замедлялся. Она придвинулась ближе к Брауне, положив голову ей на бок.
— Я так рада, что ты приехала,—прошептала она, уже почти во сне. — Не уезжай скоро, ладно?
Брауна обняла ее, притянув к себе. Сердце сжалось от нежности и легкой грусти из-за разлук. — Я постараюсь, малышка. Обещаю, — тихо ответила она, целуя девочку в макушку. Запах детского шампуня, ванили и чего-то беззащитно-родного заполнил ее сознание.
Родриго наблюдал за ними через стол. Его взгляд, еще недавно такой азартный и насмешливый на футбольном поле, сейчас был наполнен тихой, глубокой теплотой. Он видел, как Франческа буквально растворилась в объятиях Брауны, доверчиво и полностью. Видел, как та, обычно такая собранная и энергичная, нежно гладила спину его дочери, ее лицо смягчилось до неузнаваемости.
— Предательница, — повторил он свое недавнее обращение, но теперь это было сказано с такой любовью, что Брауна только улыбнулась в ответ.
— Зато с отличным вкусом в мороженом и... в людях, — парировала она, ловя его взгляд.
Аргентинец улыбнулся, протянув руку через стол. Он щелкнул девушку по лбу, а потом его пальцы легонько коснулись щеки Франчески, спящей у нее на плече.
— Спит, —прошептал он. — Как крестик.
— Устала звездочка, — кивнула Брауна, осторожно прижимая девочку.
Он не стал предлагать взять Франческу на руки сразу. Вместо этого он допил свой кофе, попутно достав сотовый чтоб заказать машину, наблюдал за ними – за двумя самыми важными женщинами в его жизни, слившимися в одном мирном, доверчивом объятии под тихий гул кафе. Этот момент был простым – мороженое, усталый ребенок, солнечный февральский день. Но в нем было что-то невероятно ценное, цельное, настоящее.
— Поехали по хаткам? — тихо предложил он, когда Брауна кивнула, показывая, что Франческа крепко спит. Он аккуратно поднял дочь из объятий шатенки. Девочка крякнула, уткнулась носом в шею отца, но не проснулась. Брауна собрала вещи, включая забытый на стуле ободок с антеннами божьей коровки.
Они вышли на улицу. Родриго нес Франческу, а Брауна шла рядом, их плечи иногда касались. Солнце клонилось к закату, окрашивая все в золотистые тона. Они шли медленно, не спеша, наслаждаясь покоем и счастьем этого дня, которое было слаще любого мороженого. В воздухе витал запах цветущих лип, смешанный с легким ароматом ванили от спящей девочки и бесконечным теплом – их маленькой, только что склеенной семьи.
***
Теплый Мадридский воздух, пропитанный ароматом цветущих жасминов, ласково обнял Брауну, когда она осторожно вышла из такси, стараясь не хлопнуть дверью. Через открытое окно она еще раз посмотрела внутрь. На заднем сиденье, в мягком свете салонного плафона, Родриго де Пауль бережно держал на руках спящую Франческу. Лицо девочки, прижатое к отцовской груди, было безмятежным, ресницы лежали веером на щеках. Родриго улыбнулся Брауне усталой, но бесконечно теплой улыбкой, его палец прижат к губам в знак тишины. Спит – прошептали его губы беззвучно.
Брауна ответила такой же беззвучной улыбкой, полной нежности. Этот вечер, этот день с ними... он был как бальзам. Она помахала рукой. Родриго в шутку послал воздушный поцелуй, а затем, с внезапной старшей братской заботой, которая иногда прорывалась сквозь его футбольную браваду, сделал жест – поднес воображаемый телефон к уху и показал на нее. Позвони, когда будешь в номере. Брауна кивнула в ответ, тронутая. Машина плавно тронулась, увозя в ночь ее маленький островок тепла и покоя.
Она вздохнула, повернулась и направилась к сияющему входу своего отеля. Прохлада роскошного холла с его тихим шумом кондиционера и мягкой музыкой встретила ее после уютной тишины такси. Усталость приятно ложилась на плечи – счастливая усталость от игр с Франческой, от разговоров с Родриго, от чувства... принадлежности. Брауна машинально нажала кнопку вызова лифта, доставая телефон, чтобы послать Родриго обещанное сообщение:
Me. Сегодня в 21:34
Добралась. Спокойной ночи, герои.
Дзиннь. Лифт прибыл. Пустая, зеркальная кабина. Лопес шагнула внутрь, облокотившись на стену, закрыв глаза. Перед мысленным взором проплывали картинки: Франческа, засыпающая с улыбкой после мороженого, Родри, смеющийся над ее шуткой, его рука, нежно лежавшая на ее спине, когда они обнимали девочку... Мир казался таким правильным. Она позволила себе улыбнуться в полутьме кабины, чувство легкой эйфории разливалось по телу.
Створки лифта начали плавно сходиться. Девушка уже мысленно представляла свою мягкую кровать, прохладные простыни, сладкое забвение сна. Еще секунда – и она будет подниматься к долгожданному отдыху.
Щелк! Р-р-раз!
Створки дернулись, резко разъехавшись обратно под напором чьей-то руки, в последний момент всунутой в проем.
Сердце Брауны не просто замерло – оно, казалось, упало в пропасть, оставив в груди ледяную пустоту. Кровь отхлынула от лица, мурашки пробежали по спине, по рукам. Она вжалась в стену, глаза широко распахнулись от чистейшего, немого шока.
«Нет. Не может быть. НЕ. МОЖЕТ. БЫТЬ.»
Мысли в голове Брауны закружились вихрем. В проеме, залитый светом холла, стоял Хави Симонс.
Он выглядел так же ошеломленным, как и она. Его рука все еще была вытянута, пальцы впились в резиновый уплотнитель двери. Его глаза, такие знакомые и такие чужие, метнулись к ней, застыли, отражая то же неверие.
«Он же должен быть в Париже! После того барбекю... он уехал! Я думала... я была уверена, что он свалил обратно во Францию! Что он делает здесь?! В этом отеле?!»
Хави опомнился первым, резко одернул руку и шагнул в кабину. Створки закрылись с тихим, зловещим шипением. Тесное пространство мгновенно наполнилось гнетущим электричеством. Воздух стал густым, тяжелым для дыхания. Брауна отодвинулась в самый дальний угол, ее поза кричала о желании стать невидимой. Вся теплота, вся нежность от только что пережитого вечера испарились, смытые ледяной волной адреналина и гнева. Она почувствовала, как по спине снова пробежали мурашки – но теперь это были мурашки отвращения и вторжения.
— Брауна, — его голос прозвучал хрипло, сбивчиво.
Он нажал кнопку своего этажа – этажом ниже ее. — Я... Боже, я не ожидал...
— Очевидно, — ее голос был гладким, как лед, и таким же холодным. Она уставилась на цифры над дверью, чувствуя его взгляд на себе, как физическое прикосновение. Пятый этаж. Скоро. Она сжала телефон в руке так, что костяшки побелели.
— Я... остановился тут. Бальде... Алехандро, — он торопливо объяснял, словно оправдывался. — Он пригласил. На матч в субботу и на какое-то мероприятие. Я приехал... чуть позже. — Пауза. — Я думал... ты в Барселоне.
«А думала ты уже ешь пятый круассан с видом на башню»
Язвительно пронеслось у нее в голове. Идиотская удача. Или проклятие. Она лишь едва заметно пожала плечом, не удостаивая ответом. Ее молчание было громче крика. Лифт медленно полз вверх, каждое мгновение растягиваясь в пытку.
Напряжение достигло предела, когда цифры показали 9. Еще один этаж – и она свободна. Хави, казалось, чувствовал это. Он повернулся к ней, его лицо было напряженным, в глазах читалась какая-то отчаянная решимость.
— Брауна, — он произнес ее имя снова, заставляя ее невольно вздрогнуть. Она наконец повернула к нему голову, ее взгляд был пустым, как стена, на которую он смотрел секунду назад.
— Послезавтра... давай встретимся? Пройдемся? Поговорим... нормально? Нам нужно... разобраться во всем этом. — Его голос звучал почти умоляюще из-за тихих пауз между словами.
— Разобрались. — она кинула на него равнодушный взгляд — Тогда у машины Пабло.
Хави облокотился на стенку лифта смотря на девушку — Нормально разобраться, Брауна.
Ледяной щит внутри девушки дал трещину, выпустив наружу едкую желчь.
— Интересно — она фыркнула, коротко и резко. Ее губы искривились в холодной усмешке. — О чем? О том, как ты променял Барсу, Пабло и... все остальное на Париж? Или о твоей парижанке? Она тоже приехала 'разбираться'? — яд капал с каждого слова.
Симонс сжал челюсти, тень боли и стыда мелькнула в его глазах. — Мы... расстались. Год назад. — Он произнес это тихо, но твердо.
Шатенка лишь хмыкнула. Сухо, без тени сочувствия или интереса.
— Печально. — Диньг. Десятый этаж. Спасение. Створки начали разъезжаться.
— Пожалуйста, Бруни, — он шагнул вперед, перекрывая ей путь на мгновение, его голос сорвался на шепот, полный отчаяния. — Просто... дай мне шанс. Шанс объясниться. Хотя бы... попытаться быть просто... давними знакомыми. Не врагами. Я знаю, я облажался. Но...
— Не смей меня так называть — указывая на грудь парня хрупким, но напряженным пальцем вымолвила та. — Ты потерял эту привилегию четыре года назад.
Француз опустил плечи и прикрыл глаза. — Хорошо, но давай поговорим обо все послезавтра?
Брауна резко шагнула вперед, выходя в коридор. Она обернулась. Лифт за ее спиной казался ловушкой, а он – тенью прошлого, которое не хотело ее отпускать. Его лицо в проеме было искажено искренней мольбой. В ее груди что-то екнуло – старое, глупое, знакомое. Но тут же было задавлено волной усталости, горечи и абсолютного нежелания ворошить боль.
— Я подумаю, — бросила она. Голос был плоским, мертвым. Ни капли надежды, ни капли интереса. Чистая формальность, чтобы отвязаться. Она видела, как его глаза на миг вспыхнули, приняв эти слова за соломинку, и это вызвало в ней лишь новую волну раздражения.
«Думать? Я лучше подумаю о цвете обоев в номере.»
Не дожидаясь ответа, она резко развернулась и зашагала по мягкому ковру коридора к своей двери. Спиной она чувствовала его взгляд, тяжелый и полный нереализованных слов. Створки лифта зашипели, начав закрываться, медленно скрывая его фигуру, но не ощущение его присутствия.
Брауна судорожно приложила ключ-карту к считывателю. Зеленый свет. Щелчок замка. Она ворвалась в номер, захлопнув дверь за собой, прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось как бешеное, но теперь уже не от шока, а от нахлынувшей волны гнева, обиды и усталости. Она сбросила кроссовки, уткнулась лбом в прохладное дерево двери.
«Провались ты пропадом, Хави Симонс.»
Пронеслось в ее голове, горячее и яростное.
«Я думала, ты исчез навсегда. Я начала забывать. Я начала... жить. Иметь что-то настоящее. И ты появляешься снова. Со своими "поговорим", "шансами" и "извинениями".»
Горечь подступила к горлу. Она вспомнила его лицо четыре года назад – решительное, устремленное к новому горизонту, где не было места ей или их отношениям. Вспомнила боль, унижение, слезы. И его парижанку, с которой он щеголял тогда в соцсетях.
«Расстались? Год назад?»
Мысль была как укол иглой.
«И что? Теперь ты свободен и думаешь, что можешь вернуться и... что? Начать заново?»
Она оттолкнулась от двери берясь руками за голову пытаясь спрятаться от своих мыслей, пошла вглубь номера, к огромному окну, за которым сиял вечерний Мадрид. Отражение в стекле показало бледное лицо, глаза, в которых смешались злость, растерянность и глубокая усталость.
...Дай мне шанс... попытаться быть давними знакомыми...
Его слова эхом отдавались в тишине номера.
«Знакомые?»
Мысль казалась абсурдной. Слишком много боли. Слишком много предательства. Слишком много лет молчания.
Она схватила телефон, увидела сообщение от Родриго:
Родриго Де Пауль.Сегодня в 21:38
Доча спит как ангел. Спасибо за сегодня. Ты — волшебница. Спокойной.
Теплые слова, настоящие. Они стали небольшим якорем в бушующем море ее эмоций. Она быстро ответила:
Me. Сегодня в 22:01
Мне вас очень не хватало. Спокойной!
Отложила телефон. Усталость накрыла с новой силой, теперь уже тяжелая, свинцовая. Все мысли о Хави, о его предложении, о прошлом казались невыносимо далекими и ненужными.
Девушка думала, что после того разговора у машины все стало лучше. Для нее. Так и было. Или самовнушение?
Единственное реальное желание – добраться до кровати, нырнуть под одеяло и выключить сознание. Пусть этот призрак прошлого подождет где-нибудь в лифте или в холле. Ему там самое место.
Она потянулась к застежке платья, отбрасывая навязчивый образ его умоляющих глаз.
— ...Я подумаю... — прошептала она в пустоту комнаты, зная, что не подумает. Не сегодня. Не завтра. Возможно, никогда. Прошлое должно оставаться прошлым. Особенно если оно выглядит как Хави Симонс в дверях лифта, нарушающий ее покой. Она погасила свет, и только огни города за окном видели, как она упала лицом в подушку, желая одного – забыть.
Пошел он к черту.
Жду ваших звезд, комментариев и вашего мнения !!!!!!!!!
Тгк: Мальборо пишет
( или marlborogonzalez )