28.
Урок тянулся ещё мучительные двадцать минут — для Сону они были настоящей пыткой. Он сидел тихонько, почти не дыша, катая в углу рта растаявший леденец, а тёплая тяжёлая ладонь старшего всё ещё лежала на его ноге. Иногда пальцы медленно сжимали ткань штанов чуть крепче — так, будто Ники проверял, на месте ли зяблик.
Сону пару раз пытался сдвинуться — сделать вид, что потянулся за ручкой или в рюкзак. Но рука Ники тут же крепче ложилась ему на бедро, и он только тихо пищал себе под нос, опуская глаза в учебник, который так и не читал.
Когда звонок наконец раздался, класс тут же зашелестел — все задвигали стулья, кто-то загрохотал портфелем по полу. Джейк с Чонвоном переглянулись, весело покосились на них, но Сону даже не поднял головы — он всё ещё пытался собрать свои мысли обратно.
А Ники? Он не спешил. Медленно потянулся, чуть выпрямил спину, тяжело зевнул. И руку с бедра Сону не убрал. Наоборот — он чуть сильнее наклонился к зяблику сбоку и холодным, хриплым голосом сказал прямо в его ухо:
— Сидеть.
Сону замер, испуганно пискнул: — Н-н-но… остальные уже выходят…
Ники лениво скользнул пальцами по его бедру, чуть выше — ровно настолько, чтобы Сону тут же перестал дёргаться. Потом он открыл зажатую в кулаке ладонь, показал ему тот самый леденец — всё ещё не тронутый.
— Заберу тебя домой, зяблик, — проговорил он низко, почти ворча. — Хватит сегодня с меня всяких «подружек» и «друзей». Понял?
Сону смущённо кивнул, опуская глаза в пол. Сердце в груди колотилось так, что он был уверен — старший это слышит.
Ники щёлкнул обёрткой леденца у него перед носом, но сам его не раскрыл — просто спрятал обратно в карман худи. А потом без всяких «можно?» чуть рванул Сону за руку, поднимая с места так резко, что малыш едва не запнулся о ножку стула.
— Н-ники…
— Тихо, — отрезал он. — Я сказал: домой со мной — значит, со мной.
И не выпуская его руки, старший выволок его из класса, даже не оборачиваясь на удивлённые взгляды. Ладонь на его запястье была крепкая, пальцы тёплые — и Сону не знал, почему губы сами дрогнули в маленькой улыбке, даже если он всё ещё стеснялся и тихонько шептал:
— Глупый старший… зато мой.