Глава 16
Массимо
Мама всегда говорила, что хочет для нас с Алессио лучшей жизни — жизни без проблем и боли. Однако она также помнила, что, если у неё рождаются сыновья, они должны быть по-другому воспитаны. Папа учил нас всему, что знал сам. Мама никогда не вмешивалась, возможно, потому что знала, что папа всегда всё тщательно планирует, чтобы обеспечить нашу безопасность.
Если Алессио более всего увлекался холодным оружием, то я предпочитал оттачивать своё мастерство в стрельбе. Точность на дальних дистанциях была моим излюбленным занятием во время тренировок.
Изучение анатомии человека, методы причинения боли — вот мои любимые занятия.
Алессио не интересовался искусством пыток или поиском цели, он обучался этому, но делал это лишь потому, что так было необходимо.
А я стремился к этому. Мне нравилось узнавать любую информацию о человеке, который становился целью Каморры. Мне нравилось занимать позицию стрелка в отдалённом здании, чтобы прицелиться в саму цель.
Потому что здесь требовались аккуратность, точность и бесшумность.
Тихая смерть.
Мне было неинтересно окружать себя яркими красками. Они не привлекали моего внимания. Всё вокруг казалось мне серым.
Карлотта никогда не стремилась к яркости, всегда оставаясь в тени. Однако внутри неё бушевал огонь, который можно было увидеть в её глазах.
Это был единственный свет, который мне был нужен.
Она была доброй и заботливой с окружающими, в то время как я оставался безразличным и отстранённым. Она говорила мягко, а я – с холодком. Мы были слишком разными, но в то же время в некоторые моменты нашей жизни мы были похожи.
Я был ей нужен, когда ей не хватало спокойствия, а Карлотта была нужна мне, когда мне не хватало тепла.
Иногда можно было заметить, как её любовь к краскам прорывается наружу.
Её комната была наполнена яркими надувными шариками, которые украшали потолок. На рабочем столе, на тумбочке у кровати и даже на полу у стены стояли вазы с цветами. На простынях валялось множество новых мягких игрушек.
Подарки на день рождения были аккуратно сложены рядом с гардеробом. Внутри него было много вешалок с новыми платьями, которые ей подарили моя мать, Клаудия и другие женщины.
Её обычный чёрный гардероб теперь стал более разнообразным.
Я не рассказал ей всю правду. Мне не нравится, когда ко мне прикасаются, потому что я не хочу, чтобы это происходило. Мне не нужны чужие прикосновения.
Однако мне всегда было комфортно, когда Карлотта прикасалась ко мне. Это не изменится.
Мои пальцы скользят по корешкам книг на полке. Это книги, которые я давал ей почитать и которые оставил здесь, потому что я мог купить их ещё раз. На некоторых из них были заметки и закладки.
Но в её коллекции всегда преобладали книги по психологии и путешествиям, благодаря которым она узнала о разных уголках планеты.
Когда-нибудь ей этого будет мало.
Карлотта создана для того, чтобы получать новые впечатления и видеть то, чего она хочет. Хотя она говорит, что хочет следовать правилам, однажды она осознает, что того, что у неё есть сейчас, ей недостаточно.
Я мог бы увезти её, мог бы пересечь океан и показать ей мир, но она держится за это место, за этот дом и за свою мать так же отчаянно, как Клаудия держится за неё.
Клаудия может сколько угодно говорить о браке для своей дочери, но очевидно, что она отдаст Карлотту только тому, кто будет удобен и с лёгкостью позволит Карлотте часто бывать в их доме.
Клаудия так яростно опекает Карлотту, потому что с детства её дочь борется со своей болезнью. Она никогда её не отпустит.
Поэтому разговоры о браке всегда останутся только разговорами. Клаудия потеряла мужа много лет назад, и она точно не потеряет дочь.
— Ты спрятала кусок торта? — с наигранным возмущением в голосе спросила её мать.
Прикрываю одну из дверей гардероба, чтобы скрыть своё присутствие.
— Он был в холодильнике, значит, я его не прятала, — ответила Карлотта в том же тоне. — Тарелка просто стояла за всем остальным. Я ничего не прятала. Мама, Диего наговаривает на меня, почему ты не разбираешься с ним?
Они разговаривали в коридоре дома, что удивляло, ведь они не заходили в комнату.
— У Диего и Тони сегодня много планов, поэтому я поговорю с ним завтра. Ты точно не хочешь поехать со мной к Джемме? Не хочу оставлять тебя дома одну.
— Хочу остаться здесь. И в доме хорошая охранная система, ты же знаешь.
Хорошая охранная система, которая не смогла устоять перед моим интеллектом.
— У тебя сегодня прекрасное настроение, — в голосе Клаудии явственно слышится улыбка. — Сегодня продолжение праздничного настроения?
— Не знаю, просто, — Карлотта на мгновение замолкает. — Если бы ты могла видеть то, что вижу я... Цвета стали гораздо более насыщенными, чем раньше, и каждое мгновение, каждая эмоция кажутся такими яркими. Вчерашний праздник был просто замечательным.
Мне нравится это слышать. В груди приятно покалывает, а по коже проходит волна тепла.
— Моя дорогая, я рада, что ты так счастлива, — их шаги становятся отчётливее. — Не забывай, пожалуйста, принимать лекарство. На кухне я оставила тебе обед, достань его и разогрей.
— Ничего не забуду.
Они ещё некоторое время продолжают разговор, а я, в ожидании, сажусь на кровать. В комнате, благодаря всем этим шарам и подаркам, царит преобладающий лавандовый оттенок.
Мой телефон не перестаёт вибрировать от постоянных сообщений Алессио.
Кажется, он не совсем понял мой ответ сегодня утром, когда я прямо отказался поехать с ним и Невио в гоночный лагерь на гонку.
Для Авроры это будет первое участие, и Невио хочет поддержать её, забывая, что у неё и так много друзей, которые готовы её поддержать.
Дверь открывается, и в комнату наконец-то входит Карлотта. На ней обычные синие джинсы, которые кажутся довольно широкими, и зелёный топ, идеально сочетающийся с цветом её глаз. На руках у неё множество браслетов, которые, соприкасаясь друг с другом, создают мелодичный звон, привлекающий внимание. Её тёмные волосы заколоты крабиком, но несколько вьющихся прядей всё равно выбиваются из причёски.
В руках у неё тарелка с большим куском торта, на который она смотрит с нескрываемым голодом.
— Вчерашний праздник был просто замечательный, да? — протянул я, повторяя её слова, чтобы привлечь внимание.
Её очаровательные зелёные глаза расширились, когда она посмотрела на меня, но вскоре смягчились, и она улыбнулась мне.
Даже торт был забыт, когда Карлотта отложила тарелку на стол.
— Ты подслушивал?
Меня удовлетворяет, что она не высказывает больше претензий по поводу моего внезапного появления.
— Вы разговаривали довольно громко, — пожал я плечами. — Так вчера всё было замечательно?
— Ты издеваешься?
— Я? Никогда.
— Думала, что сегодня ты будешь с Алессио и Невио.
— Как видишь, у меня другие планы. И гонки меня не слишком интересуют.
— Мне тревожно за Аврору. Не ожидала, что ей всё же разрешат участвовать.
— Она настойчиво просила об этом Фабиано несколько месяцев, так что его согласие было лишь вопросом времени. К тому же, ни он, ни Римо никогда не могут ей отказать.
— Аврора их обводит вокруг пальца, — её улыбка становится шире.
— А ты обводишь вокруг пальца Диего, Савио и... — я беру её руку в свою и притягиваю к себе ближе.
Карлотта вздыхает, становясь между моих ног, и кладёт руки мне на плечи.
— Меня.
— Правда?
— Ты можешь попросить всё, что пожелаешь, и это станет твоим, мой дорогой призрак.
Это прозвище заставляет её сильно дрожать.
— Я бы хотела прогуляться, — усмехнулась Карлотта и, вероятно, сама того не осознавая, начала медленно поглаживать мои плечи.
И пусть только попробует остановиться.
— Ты же говорила Клаудии, что хочешь остаться здесь.
— Это было до того, как я увидела тебя.
— Значит, мы отправляемся на прогулку. В конце концов, не всегда же нам гулять только по ночному городу, верно?
— Знаешь, мне так легко и свободно сейчас. Как будто мы самые обычные, понимаешь?
Всё исчезает. С моего лица исчезает улыбка, и оно снова становится обычным.
Я редко улыбался, а если и делал это, то только из-за неё. В других ситуациях я не видел в этом смысла.
— Мы никогда не сможем стать обычными, Карлотта. По крайней мере, я точно не могу.
Она вздрогнула, услышав мой классический тон. В нём не было ни капли тепла.
Лишь иногда я смягчал его, чтобы сделать более приятным для неё. Но сейчас я не хотел смягчать его, чтобы она услышала и увидела, какой я есть на самом деле.
Я никогда не смогу быть обычным. Я не создан для этого.
— Знаю, — тихо прошептала Карлотта, её руки безвольно опустились, и она попыталась отстраниться. Я удержал её за талию, не давая отойти. — Ты и Каморра связаны. Тебе это нравится?
Я не любил лгать. Стоит ли ей соврать?
— Я рождён Фальконе. Каморра у меня в крови. Не пытайся увидеть во мне то, чего нет.
— И не пытаюсь. Я знаю тебя, знаю всего.
Нет, она знает лишь то, что я сам ей позволил узнать.
Я не открывал ей ничего, что могло бы её напугать. Карлотта не была в курсе того, чем я занимался на тренировках. Она осознавала, что мы с Алессио и Невио могли уехать на рейд, но не знала, чем мы там занимались. Она не знала ничего из этого.
Карлотта не догадывалась, насколько мне нравилось причинять страдания и боль другим людям, и что мне нравилось растягивать процесс пыток. Она не осознавала, что в каком-то смысле я даже любил боль, потому что она вызывала у меня ощущения.
Обычно я чувствовал внутри себя лишь мертвую пустоту, и боль делала меня похожим на человека, способного испытывать хоть что-то.
После того, что произошло, когда ей и Авроре было по тринадцать лет, Карлотта получила травму. Ей не нужно было знать обо всём, что я делал вместе с братом и кузеном. Ей до сих пор снятся кошмары, хотя и нечасто. Карлотта продолжает посещать бесполезного психолога.
— Давай вернёмся к нашему разговору. Вчера было замечательно, не так ли?
Карлотта снова улыбается и расслабляется.
— Ты не отстанешь.
— А ты не отвечаешь, — говорю я, слегка наклонив голову вбок. — Не люблю, когда на вопрос не отвечают.
— Если я так сказала, значит, я так думаю. Вчера всё было замечательно. Подарки, цветы и торт, — последние слово она выделяет особенно. — Виолончель.
Её полные, чувственные губы слегка приоткрыты, их розовый оттенок и едва заметные следы укусов приковывают мой взгляд.
— И это всё?
— А было что-то ещё? — Карлотта притворно задумалась, проводя пальцами по подбородку. — Что же было...
— Я могу напомнить.
Карлотта тяжело сглатывает, на её щеках появляется очаровательный румянец. Это вызывает у меня приятную дрожь. Мне хочется провести по её коже пальцем и ощутить, как она горит.
Тянусь к ней и захватываю её губы своими. Моё тело медленно поднимается с кровати, соприкасаясь с её телом. Карлотта прижимается ко мне, немного замерев от удивления. Я использую это мгновение, чтобы провести языком по её нижней губе.
Карлотта может забрать у меня всё. Я готов отдать ей всё.
Я жажду ощутить её тепло, чтобы оно проникло в меня. Она доверяет мне, позволяет мне это, тянется ко мне в ответ. Не осознавая, кого впускает в своё пространство, не понимая, что я хочу поглотить её.
Целую её с неистовым голодом, которого никогда прежде не испытывал. Целую её так, словно это жизненная необходимость.
***
— Похоже это наше первое свидание, — с улыбкой замечает Карлотта, оглядываясь по сторонам.
После двухчасовой прогулки по центру города мы зашли в уютное кафе, где, к счастью, было не так много людей.
В кафе вкусно пахло, а интерьер был выполнен в спокойных тонах, без излишеств. Тихо играла музыка. Мы удобно устроились на диванах по обе стороны стола и стали ждать, пока нам принесут заказ.
— Свидание?
— Да. Это когда двое людей идут в какое-нибудь место, вместе едят, разговаривают и лучше узнают друг друга.
Мои брови нахмурились, а пальцы начали складывать салфетку.
— Мы с тобой разговариваем всю жизнь, едим вместе и в последний год гуляем по городу. Получается, по твоей логике, у нас была череда бесконечных свиданий.
— Сейчас всё иначе, — в её голосе прозвучала некоторая строгость.
Я совершенно не мог её понять.
— Почему?
— Ты никогда не ходил на свидания? — быстро спросила Карлотта, отводя взгляд.
Неожиданный вопрос. Я потянулся к ней другой рукой, стараясь вернуть её внимание.
— Нет. Так почему сейчас всё иначе?
— Ну, из-за того, что мы целовались, — прошептала она, потирая руки друг о друга.
Это был признак либо неловкости, либо смущения. Но я готов поспорить, что и то, и другое.
— Не стоит стесняться этого разговора, — мои пальцы скользят по её руке, останавливаясь на пульсе. — То, что мы целовались, многое изменило, не так ли? Мне хочется целовать тебя и гулять с тобой.
— Ты так свободно это говоришь.
— А почему бы и нет? Я говорю то, что думаю. К тому же честность — это лучший выбор, который я могу сделать по отношению к тебе.
— Я тоже честна с тобой.
— Хорошо, — медленно киваю, сосредоточившись на её размеренном пульсе. — У тебя раньше были свидания?
— Нет, — её глаза расширяются. — Нет, никогда.
Это вызывает во мне удивительное чувство... расслабленности? Облегчения? Возможно, да. Это именно так.
— Каким бы ты хотела видеть своё идеальное свидание? Опиши его.
Карлотта с улыбкой оглядела окружающее пространство и вновь сосредоточилась на мне.
— Думаю, оно было бы похоже на то, что мы делаем сейчас. Прогулка по городу до тех пор, пока не устанут ноги, — галочка поставлена, — она тихо рассмеялась. — А ещё — посидеть в уютном кафе и просто поболтать. И это мы делаем прямо сейчас.
— Но это как-то обычно, наверно.
— И именно поэтому оно идеально.
Мой телефон снова начал вибрировать, и, взглянув на множество сообщений от Алессио, я тяжело вздохнул.
Он такой надоедливый.
Когда Невио куда-то исчезает, Алессио его не трогает. Но когда я уезжаю, то получаю бесконечный поток сообщений и звонков, словно мой брат не может жить без меня.
Возможно, так оно и есть.
— Алессио? — с любопытством спрашивает Карлотта.
Медленно киваю, внимательно изучая сообщения на экране.
— Он пишет, что с Невио встретил Фабиано и Грету на аэродроме. Они собираются отвезти их по домам, а затем отправиться в гоночный лагерь.
— Грета и Фабиано вернулись из Нью-Йорка, это хорошо. Алессио хочет, чтобы ты поехал с ними?
— Он всегда стремится видеть меня рядом с собой, — хмыкаю я, откладывая телефон. — Но сегодня особенно.
— Почему?
— Папа рассказал нам с Алессио, что к дяде Римо приходил Марио Ди Лауро. В то время Фабиано не было в городе, и поэтому Марио обратился к Римо с вопросом о том, одобряет ли Фабиано идею помолвки Авроры и Дарио.
— Что? — воскликнула Карлотта, нахмурившись. — Это правда?
— Да. Дядя отказал ему, и Аврора, услышав об этом утром, тоже отказалась.
— Она мне ничего не говорила, — произнесла Карлотта тише.
— Возможно, она не посчитала это важным, — пожал я плечами. — Но Невио об этом ещё не знает. Он ненавидит Ди Лауро сильнее всех. Это ему не понравится.
— Это к нему никак не относится.
— Скудери — друзья нашей семьи, и мы считаем их частью нас. Возможно, Марио хочет сблизиться с нашей семьей через эту жалкую попытку помолвки между Авророй и Дарио. Он довольно властолюбивый человек. И эта помолвка может повысить его статус в Каморре, конечно, Марио этого хочет.
— Но этого не будет.
— Не будет, — произнес я таким же твердым голосом, как и она. — Невио и так не нравится, что Аврора общается с детьми Марио. Они, кажется, даже поссорились из-за этого несколько месяцев назад, хотя я и не знаю подробностей. Эта новость выведет его из себя.
— Повторюсь, это к нему никак не относится. Аврора вольна общаться с кем хочет.
— Мне бы тоже не понравилось, если бы ты общалась с ними.
— С Дарио я не общаюсь. А вот с Арианной — да. И ты ничего не сможешь с этим поделать.
— Ничего не смогу с этим поделать, да?
— Абсолютно, — четко проговорила Карлотта, глядя мне прямо в глаза.
Официант с неловкостью поставил тарелки на наш стол и напитки, но мы оба не обратили на него внимания.
— Мне не нравится, когда человеку запрещают общаться с кем-либо. Никто не имеет права ограничивать свободу общения, Массимо.
— Мы запрещаем общаться с Ди Лауро не из-за упрямства, а ради вашей безопасности, Карлотта. Эта семья предала Канаду, сбежав к нам. Ты думаешь, они не сделают это снова? Сделают. Мы держим их здесь только потому, что это удобно, а не из-за доброты.
— О, поверь, я знаю, что мафия и доброта несовместимы. Но ты говоришь о семье Ди Лауро в целом, когда сам признаёшь, что именно Марио предал Канаду. Его дети невиновны в поступках отца. Или что, теперь и на тебя надо косо смотреть из-за того, что делал твой отец? Или на меня надо смотреть косо из-за того, что делали мужчины в моей семье? Так нельзя, Массимо.
— Арианна безобидна, признаю. Но не Дарио. Он сын своего отца...
— Хватит! — произнесла Карлотта, тяжело вздохнув. — Мы что-то разогнались.
Смотрю на неё, ожидая, что она отведёт взгляд. Но Карлотта, не моргая, упрямо смотрит на меня в ответ.
— Ты сводишь с ума.
Её глаза вспыхнули в лучах солнца.
— Ты тоже сводишь меня с ума. Теперь знаешь, каково это.
И Карлотта улыбнулась. С явным удовольствием, с насмешкой, словно она одержала победу в этом споре.
— Сядь рядом со мной, — говорю я, постукивая по обивке дивана.
— С чего мне это делать? — она накалывает на вилку салат и отправляет его в рот, не обращая внимания на моё предложение. — Мне и здесь хорошо.
Я поднимаю бровь.
— Ты, безусловно, стала смелой.
— А ты — настойчивый, непоколебимый и порой ворчливый.
— И ты не возражала против этих качеств, когда целовала меня сегодня.
Едва сдерживаю улыбку, когда она закрывает рот, сжимая челюсть, и на её лице явно читается поражение.
Это выражение её лица настолько комично, что мне хочется его сфотографировать.
Карлотта злится, и это видно по её глазам. Так забавно провоцировать её, чтобы увидеть, как меняется её мимика.
Она такая красивая.
Солнечные лучи, проникая через окна, падают на её лицо. Иногда Карлотта морщит свой маленький носик, и её зелёные глаза становятся глубже и отчётливее, словно отражая этот яркий свет.
— Так ты сядешь рядом?
Её упрямство становится всё более очевидным, особенно когда она откидывается на спинку дивана, словно отвечая на мой вопрос.
— Хорошо, — вздыхаю, вставая с места. — Пересяду я.
Губы кривятся в улыбке, когда я замечаю, что Карлотта внимательно следит за каждым моим движением. Она следит за тем, как я встаю, как двигаю тарелку и бокал в её сторону, как подхожу к дивану, где она сидит, и усаживаюсь рядом с ней.
— Это я тебя заставила пересесть, а не ты меня, — с усмешкой говорит Карлотта, откладывая вилку на стол.
Пальцы касаются её прекрасных волос, убирая несколько прядей за ухо, чтобы они не мешали ей.
— Не будь такой слишком довольной.
Мой рот алчно припадают к её губам, а руки словно оплетают её тело, не давая возможности отстраниться, вырваться из моих объятий.
Но Карлотта и не думает о том, чтобы противиться этому. Она позволяет всему происходящему свершаться, позволяя мне наслаждаться ею при свете дня.
Пальцы мои проникают в её кудри и ласкают кожу головы, отчего я слышу её лёгкое хныканье, которые отзываются во всём моём существе.
Это сводит меня с ума, так сильно, так, словно выжигает что-то внутри меня.
Карлотта с жадностью целует меня, её руки крепко сжимают мою одежду, прижимая меня к себе. Её язык с нежностью и страстью встречается с моим, создавая волнующую игру. Каждое её прикосновение обжигает, словно искра, которая разжигает пламя, готовое вырваться наружу.
Я отрываюсь от её губ, чтобы оставить поцелуи на её щеке, спускаясь ниже к челюсти, а затем к шее, вдыхая её аромат.
Карлотта смотрит на меня с такой жаждой, с таким обожанием.
— Мне определенно нравится эта тема о свиданиях. Мы обязательно повторим его.
И этот момент становится ещё лучше, когда Карлотта, откинув голову назад, начинает смеяться.
Громко, открыто, с чувством счастья.
От её смеха внутри разливается тепло, словно источник которого находится в ней самой.
***
Мои глаза неотрывно смотрят на стену.
В комнате царит абсолютная темнота, окна закрыты плотными шторами.
Все члены моей семьи всегда удивлялись тому, как выглядит моя комната. Она была холодной и обычной. В ней не было мелких деталей, только минимализм и темные оттенки. Я не любил, когда в пространстве было много мелочей, все вещи были расставлены на своих местах.
Мне нравилось открывать окно, чтобы ветер проникал в мою комнату. Я не любил спать под одеялом, чтобы чувствовать холод, которого обычно и нет в Лас-Вегасе.
И я не очень люблю шум, но, живя в этом доме, невозможно найти ни минуты покоя.
Вот и сейчас, когда моя дверь с силой ударяется о стену, а мой старший брат Алессио появляется на пороге с мрачным выражением лица. Он сразу же обращает свой взгляд на меня и направляется к моей кровати, где я отдыхаю.
— Где твой чёртов телефон?
— Полагаю, рядом со мной, — отвечаю я, бросая телефон на тумбочку. — Я отключил его примерно в пять или шесть вечера. Ты меня раздражал своими сообщениями и звонками.
— И где же ты был? — продолжает он.
— На свидании, — произношу я, прежде чем успеваю прикусить язык.
Делаю глубокий вдох, когда Алессио смотрит на меня с удивлением и недоверием, морщась, будто само это слово вызывает у него отторжение.
Как ребёнок.
— Свидание? — переспрашивает Алессио, кривится от отвращения. — С кем?
— Что тебе нужно?
— Если бы ты прочитал сообщения или ответил на мои гребаные звонки, то понял бы, что ситуация дерьмовая. На гоночный лагерь напали канадцы, они хотели похитить Дарио Ди Лауро.
Сажусь на кровати, пристально глядя на него.
— Ты в порядке?
— Да, всё хорошо. Папа и дядя Римо сейчас в Сахарнице, разбираются с выжившими канадцами, — Алессио проводит рукой по волосам, и его движения выдают крайнюю нервозность. — Невио узнал, что Марио приходил к Римо и спрашивал о помолвке между Дарио и Авророй.
— Как он узнал? — вопрошаю я, и мои губы сжимаются.
Алессио отводит взгляд, и я чувствую, как внутри меня закипает.
— Алессио, как он узнал? — повторяю я, вставая рядом с ним.
Он по-прежнему отворачивается, скрывая своё лицо от меня.
— Я рассказал.
Хватаю его за подбородок, заставляя посмотреть на меня. В его глазах столько эмоций, что я не могу разобрать, что он чувствует.
Но я вижу злость и грусть.
— Зачем ты это сделал? Невио всегда не в лучшем состоянии, если что-то связано с Ди Лауро. Зачем ты рассказал? Мы могли бы избежать этого. Новость не такая уж важная. И никакой помолвки бы не было в любом случае.
— Я был зол, понятно? — воскликнул Алессио, сжимая кулаки. — Этот Дарио, этот ублюдок, сбежал, как только узнал, что канадцы пришли из-за него. Ты бы видел его. Он сел в машину и умчался. Оставил...
Он глубоко вздыхает и замолкает. Его голубые глаза становятся более тёмными.
— Невио в подвале. Он сказал, что хочет потренироваться, но...
— Мы должны быть рядом с ним, — прервал я его, отталкивая от себя. — Он может потерять контроль в любой момент.
В этом не было ни малейшего сомнения.