pt. 5
Кукки не зашел к Боа... и хорошо. Они обошлись жаркими поцелуями и краткими прощаниями. Несмотря на то, что оба желали нечто большего, они смогли вовремя остановиться.
Боа находила утешение в его "не сегодня". Значит, их свидание – не завершающая точка.
Спустя несколько дней, Чонгук написал и попросил одеться более официально. Костюм или платье – ему всё равно. Он также предложил свою помощь в покупке вещей, если гардероб Боа не содержит ничего формального, но тут же получил отказ.
Хоть работа в секс-шопе требует более... развратного и открытого стиля, это не означает, что Боа совсем не ходит на встречи с теми же партнерами или представителями фирм по изделию нужного товара. Поэтому, она вытаскивает черные брюки со стрелками, беленький свитерок и короткие сапожки на высоком, толстом каблуке. Хорошего пальто нет, но кожаная курточка с черным, искусственным мехом на манжетах отлично дополняет образ.
Небольшую, белую сумочку от Ив Сен-Лоран Боа купила чисто для подобных случаев. Чонгук не написал, куда они поедут, но если он попросил выглядеть так, как обычно сам одевается, то, скорее всего, либо какой-то дорогой ресторан или... или что? Они же не поедут к нему домой?
Перекладывая всё из своей предыдущей сумочки в белую, Боа зависает всё с той же пачкой презервативов. Так и не пригодились...
Но, на всякий случай, берет их с собой. Опять. Хоть Чонгук более сдержанный, чем Кукки, Боа всё равно ему не доверяет. Она вообще с трудом доверяет самой себе, что уже говорить о близнецах?
Использует те же духи, расчесывается перед выходом и проверяет макияж в зеркале. Ухмыляется самой себе, понимая, что для каждого из Чонов одевается по-разному, и что на свидании с Кукки, что на свидании с Чонгуком, можно увидеть их разницу, лишь взглянув на Боа.
Телефон вибрирует.
Чонгук пишет, что машина у дома, и что... водитель ждет.
У Чонгука есть свой личный водитель?
Он точно не мафиозник? Кукки, может, шутил? Нельзя же такое рассказывать кому попало, вот и пытался как-то увести Боа от обсуждения профессиональной деятельности брата.
Удивительно, но, по сравнению с первым свиданием, второе не вызывает то же количество нервотрепки. Возможно, Боа просто знает, чего ожидать от Чонгука. Он всегда был довольно тихим и предсказуемым, но... но его посещение секс-шопа всё еще не выходило из головы.
Если с Кукки было страшно потерять контроль, то с Чонгуком страшно отдать весь контроль ему.
Возле дома Боа стоял знакомый, серый Мерседес, в котором близнецы уезжали с кафе. В отличие от машины брата, авто Чонгука обладало мягкими, сглаженными углами, источая элегантность, граничащую с дерзостью. Рядом возвышался незнакомый мужчина в костюме, который с улыбкой поприветствовал Боа и открыл задние двери, пропуская внутрь.
В небольшом салоне приятно пахло кожей и дорогими парфюмами. Водитель предложил конфетки и просил сказать, если что-то нужно: открыть окно, включить подогрев сиденья или понизить громкость музыки.
Боа впервые в жизни почувствовала себя настолько важным человеком.
Чонгук хочет произвести впечатление, или отправил водителя из-за того, что у самого недостаточно времени? Он ведь садился тогда за руль, когда они были с Кукки.
Они приезжают в центр Сеула. Машина тормозит возле незнакомого, нежилого здания, где у входа собралось несколько курящих людей. Водитель вновь открывает дверь, выпускает Боа из машины и с улыбкой сообщает, что "мистер Чон ждет внутри".
Неудивительно, что Чонгук попросил одеться в более-менее классический стиль. Практически все носили пиджаки или платья. Внутри эхом разносилось цоканье каблуков, приглушенные разговоры и еле различимое пианино. Боа не сразу поняла, где она и зачем она здесь, пока не увидела стенд с брошюрами.
— Привет.
От неожиданности вздрагивает и оборачивается, замечая Чонгука.
Он подходит ближе, мягко улыбается и осматривает наряд Боа сквозь очки. Лицо открытое, волосы явно уложены личным стилистом. На нем черный костюм-тройка, из-за жилетки выглядывает воротник белой рубашки. Лакированные туфли с идеальными узелками.
Древесный, цитрусовый аромат вызывает воспоминания из тесного такси, а его пронзительный, изучающий взгляд напоминает о визите в секс-шоп.
— Привет.
— Хорошо выглядишь, — он кивает на весь наряд Боа, а затем обходит, чтобы помочь снять курточку. Аккуратно складывает пополам и показывает следовать за ним. — Тебя нормально довезли? Не тошнило?
— Нет. Всё нормально.
Чонгук отдает курточку в гардеробную, берет номерок и протягивает Боа. Затем, жестом, он указывает в сторону главного зала, и вновь ведет за собой. Уверенной, твердой походкой он проводит в широкую, просторную галерею с белыми стенами и ярким освещением.
Боа изредка посещала музеи, стараясь уделять время высокому искусству, но она не помнит, когда в последний раз любовалась картинами. Ей трудно определить стиль, сложно понять, что такого люди видят в бездонных цветах и бесформенных фигурах, но что-то в этом было... своеобразное.
Чонгук встает напротив большого холста, где хаотично разбросаны толстые линии восковыми карандашами. Фиолетовый, желтый, красный, синий. Столько всего, и в то же время – ничего. Боа пыталась разглядеть что-то в цветастом беспорядке, но она не могла.
— Тебе нравится? — вдруг спрашивает Чонгук.
— Что?
— Картина.
— Не знаю. Наверное, да. А тебе?
Он жмет плечами, неотрывно рассматривает полосы, и искренне признается:
— Я ничего в этом не понимаю.
Боа хмурится, вопросительно поглядывая на Чонгука.
— Так... зачем мы тогда здесь? Я думала, что это твой... твоё хобби? Твой способ расслабиться?
— Нет. Я не разбираюсь в искусстве, ты же знаешь, — он мягко улыбается и движется дальше. — Я посетил твой магазин, я знаю, чем ты занимаешься, где работаешь. Мы с Кукки тоже решили так сделать.
— Чонгук, не надо говорить загадками, — вздыхает Боа, параллельно рассматривая картины, мимо которых они проходили.
— Я просто не знаю, как тебе правильно объяснить то, чем я занимаюсь. Нет, — он вдруг тихо смеется, чем привлекает внимание. — Я не связан с мафией.
Боа хмурится, еле заметно краснеет. Почему они так зацепились за это?
— Кукки рассказал?
— Что тебя так удивляет? — он ухмыляется, кидая взгляд на Боа. — Скажи... как давно вы арендуете то помещение? Где твой магазин.
— Года... три?
— И как? Довольны размещением?
Что за странные вопросы? Боа пытается понять, к чему он ведет, но она не хочет делать поспешных выводов. Их свидания направлены на то, чтобы лучше узнать друг о друге, а не чтобы еще больше запутать друг друга.
— Да. Клиентов много, хорошее место, и цена аренды не такая уж и большая.
— Хм-м-м, — задумчиво тянет Чонгук и останавливается напротив еще одной картины. — А эта? Как тебе?
Сплошной синий, изредка перебивающийся белыми мазками. Боа пытается увидеть здесь что-то конкретное, и у неё даже получается различить какие-то образы, композицию, но у неё слабо получается. Хотя, ощущается приятнее, чем то, что написано воском.
— Получше.
— Чем лучше?
— Мне здесь нравятся цвета, — Боа чуть наклоняет голову, присматриваясь. — Как вода.
— Хм. Да, есть что-то такое, — соглашается Чонгук и переходит к следующей. — А эта?
— Чонгук, не уходи от разговора...
— Я не ухожу, — он улыбается и бродит взглядом по полотну, где преобладают белые, розовые и бледно-зеленые краски. — Я хочу понять, что тебе нравится, а что – нет. Так... и как тебе вот эта?
Боа тяжело вздыхает, но все равно рассматривает картину. Мазки более размашистые, широкие, прерывистые. В отличие от предыдущей, которая вызывала чувство необъятного океана или грозного моря, то здесь Боа видит цветы.
— Прошлая понравилась больше.
Чонгук ухмыляется.
— Любишь мрачное?
— Люблю загадочное... поглощающее.
— Хм. Но при этом требуешь от меня прямых объяснений? — он тихо смеется и, не дождавшись ответа, предлагает взять его под руку, чуть выставляя локоть.
Боа не сразу, но соглашается, подходя ближе.
В школе, он был таким же. Чаще молчал, но больше действовал. Всегда казалось, что он и хотел бы сказать многое, но, в конечном итоге, позволял увидеть лишь верхушку собственных мыслей и раздумий.
Несмотря на незнакомое окружение и непривычную для неё атмосферу, Боа всё равно ощущала себя в некой безопасности и уюте, когда держалась ближе Чонгука.
— Когда я учился в Бельгии, — вдруг говорит близнец, неспешно проходясь по галерее, — я встретил много... любопытных личностей, которые, в последствии, научили меня правильно обращаться с финансами. Не хочу сильно грузить тебя, — он улыбается, машет рукой. — Поэтому, расскажу вкратце. Я вкладывался в недвижимость. Галерея, по которой мы ходим, принадлежит мне. Как еще две в Сеуле.
Боа хмурится, пока рассматривает картины, но затем перемещает взгляд на Чонгука.
— Погоди. То есть, ты зарабатываешь тем, что сдаешь в аренду недвижимость?
— Что-то на подобии, да. Не мафия, — он с трудом сдерживает смешок.
— Я поняла-поняла, — вздыхает Боа, жалея, что вообще тогда в голос высказала предположение. — И тебе... нормально? Достаточно?
— Достаточно чего?
— Всего. Времени, денег...
— Денег – вполне. Времени – хотелось бы больше, — он тормозит напротив очередного полотна и кивает. — Как тебе эта? Мне она нравится.
Много пастельных, холодных цветов. Нежно-фиолетовый, почти лавандовый, и мягкий розовый. Тонкие белые и оранжевые мазки словно разделили картину на части, из-за чего создавалось впечатление, будто на горизонте безымянный город опускается в закат... или встречает рассвет.
— Неплохая, — кивает Боа, но затем всё равно старается не отвлекаться от их главной темы. — А чем ты занимаешься помимо сдачи недвижимости в аренду? Не можешь же ты... не знаю даже, как правильно сказать...
— Риэлторская компания, с которой я работаю, делает всё за меня, — отвечает Чонгук и идет дальше. — Встреча с арендаторами, прием и сдача помещения. Обычно, я ищу что-то новое для покупки, оцениваю местоположение нужного мне здания, инфрастуктуру, к примеру..., — он осекается и виновато улыбается. — Прости. Сказал, что не буду грузить, а, в итоге, столько всего...
— И тебе не скучно?
Почему-то у Боа сложилось такое впечатление, что Чонгук, в отличие от Кукки, не сильно горит тем, чем он занимается. В школе его интересовали точные науки и языки, но, в итоге, он практически ничего не делает, хотя деньги получает.
Звучит, конечно, прекрасно, но Боа не уверена, что смогла бы долго усидеть на месте.
— Скучно? — удивляется Чонгук. — Почему мне должно быть скучно? Я живу так, как мне нравится. Иногда помогаю Кукки, иногда – он мне.
— Ясно...
Они продолжают ходить по галерее, обсуждая картины, художников и искусство в целом. Чонгук хоть и не понимает ничего, но его познания намного обширнее, чем у Боа.
Странно вот так ходить с ним под ручку, зная, что он неплохо... даже отлично поднялся в жизни. Но также странно вспоминать, как в школе Чонгук постоянно одалживал конспекты по истории, практически не контактировал с одноклассниками и...
...зажимался с Боа в пустых классах.
— Не хочешь по мороженому? — несколько устало спрашивает Чонгук. Ему явно надоело бесцельно бродить между полотнами. — Тут рядом есть очень вкусное мороженое.
— Да. Да, давай.
Чонгук забирает с гардеробной своё пальто, помогает Боа накинуть её курточку. В нем ощущается истинный джентельмен, который наверняка знает все тонкости этикета. Почему он так удивлялся осторожности Боа? Почему его никогда не смущало то, что они творили с близнецом... и хотят творить?
Они берут по два шарика яблочно-ванильного мороженного в вафельном стаканчике. Чонгук ведет к небольшому фонтану в соседнем сквере, где деревянные лавочки покрылись влагой после дождя, а прохладный ветерок разметал опавшие листья по тротуару.
Совсем скромный, небольшой фонтан еще работал. Люди бродили по дорожкам, выгуливали собак или совершали вечернюю пробежку. Чонгук с Боа слишком сильно выделялись, стоя у каменного фонтана.
Слух режет адрес секс-шопа.
Боа удивленно смотрит на Чонгука, который задумчиво всматривался в воду.
— С кем вы подписывали контракт об аренде?
— Эм... такая женщина была, высокая, в белом костюме. Не помню, как её звали. У неё еще приятный голос был и канвонский диалект...
— Ю Хаын?
Боа зависает до того, как её губы вновь коснутся мороженого. Она медленно переводит шокированный взгляд на Чонгука, который всё еще вел себя предельно спокойно, даже флегматично. Он не обратил внимание на то, с каким изумлением Боа пялилась на него.
Нет.
Нет, просто...
Быть того не может.
— Только... только не говори мне...
— Тебе не кажется это любопытным? — Чонгук позволяет себе ухмылку прежде, чем закинуть остатки вафельного стаканчика себе в рот. — Твой любимый ресторан оказался рестораном Кукки. Помещение, что ты арендуешь для своего магазина, оказалось моим? — он трет пальцы, стряхивая мелкие крошки, и с интересом смотрит на Боа, явно наслаждаясь её немым шоком. — У тебя, кстати, мороженое потекло...
— Черт.
Не сразу замечает, как по руке стекает. Если честно, она вообще ничего сейчас не замечает, кроме бешеного бьющегося сердца и Чонгука.
Оттягивает рукав куртки, обмакивает руку в фонтане, вытирает с кисти мокрыми пальцами. Если честно, ей было всё равно на мороженое, на то, что она может что-то запачкать. Боа бы и не пискнула, если бы её невероятно дорогая сумочка сейчас оказалась в воде.
Какая вообще разница? Всё кажется бессмысленным по сравнению с тем, что сказал Чонгук.
Боа видит перед собой чистый платочек. Кто вообще еще носит с собой платочек?
Принимает помощь от Чонгука, вытирается и хочет отдать обратно, но тот машет головой, показывая, чтобы Боа оставила платок себе.
И всё, что она может выдать, это:
— Случайность.
— Да, я так и думал, что ты это ска-...
— Но это ненормальная случайность. Всё это... ненормально, — Боа чувствует, как в ней просыпается отрицание происходящего в её чертовой жизни.
Какого хрена близнецы её преследуют? Какого хрена она всё равно сталкивалась с ними, хотя поставила точку в их отношениях десять лет назад?
Все эти дурацкие десять лет кажутся шуткой...
— Почему ты так злишься?
— Я не злюсь, я... Чонгук, как это возможно?
— Всё еще усложняешь? — ласково улыбается Чонгук, совершенно не разделяя чувства Боа. — Это поражает, согласен. Но... я обрадовался, когда узнал всё это. Твоё место работы, твой любимый ресторан... то, что ты пришла на встречу одноклассников из-за нас, — он выдыхает, засовывает руки в карманы пальто и вновь рассматривает воду. — Я помню, что ты жалеешь о том, что бросила меня и Кукки... что ты бросила нас из-за страха, из-за нашей... м-м-м... концепции отношений. Но при этом... ты всё еще что-то чувствуешь к нам.
Боа не знает, что ответить. Слова Чонгука греют, вызывают невероятные ощущения, о которых она забыла. Всепоглощающее удивление дополняется неизвестным теплом, и на секунду она переносится в машину к Кукки, где чувствовала то же самое.
С трудом доедает мороженное, хрустит вафельным рожком. Вытирает рот платочком Чонгука, ощущая холодный аромат его одеколона. За весь день только завтракала, много курила и...
Только сейчас понимает, что при Чонгуке не скурила ни единой сигареты.
Они смотрят на фонтан, не двигаясь. Сзади бегают дети, гавкают собаки, катятся велосипеды. Боа на какую-то секунду слилась с окружающей средой, всё еще пытаясь переварить то, что Чонгук ей рассказал.
Вздрагивает, когда ощущает чужие пальцы, что обхватывают её мизинец и безымянный. Боа поднимает взгляд на Чонгука, который слишком нежно улыбался, смотря на неё.
— Хочешь задать мне тот же вопрос, что ты задала Кукки?
— Да. Хочу...
Он крепче сжимает её ладонь, Боа переплетает с ним пальцы. У неё рука еще холодная после воды, но его кожа теплая после кармана пальто.
— В школе, я находил рядом с тобой необыкновенный комфорт, — слишком интимно признается Чонгук, чуть понизив голос. — Мне нравилось проводить с тобой время, не только... не только заперевшись в пустом классе, — он сглатывает, нервно облизывает губы. — Ты чем-то привлекала, чем-то... очаровывала. Я хотел, чтобы тебе было так же хорошо рядом со мной, как мне – с тобой.
Он, как и Кукки, пробуждает в Боа непривычную сентиментальность, подавляя твердое равнодушие. Если раньше она вспоминала школу и чувствовала лишь липкое возбуждение и несокрушимое желание расплавиться в объятиях страсти, то сейчас она думает о близнецах, как о чем-то прекрасном... запретном, но прекрасном.
Все ведь испытывали школьную любовь? Неужели Боа тоже посчастливилось узнать, какого это – просто любить?
Сама не понимает, как крепче сжимает чужую ладонь.
С Чонгуком они всегда почти не разговаривали, но им и не нужно. Кукки отвлекал, позволял окунуться в болтовню, развлекал и захватывал собой, но с его близнецом хорошо молчать. С ним чувствуется отдых, чувствуется... что-то необъяснимое, но изящное, шелковистое, трепетное.
Прямо как картины. Боа не может понять, но хочет смотреть; не может различить фигуры, но восхищается цветами; не может осознать, что же в них привлекает, что же цепляет, что же в них такого особенного?
Что такого особенного в Чонгуке?
Он замечает, что она смотрит на него. Вопросительно дергает бровями, улыбается. Ничего не говорит, но что-то видит в ней.
— Что?
— Я хочу поцеловать тебя..., — выдыхает пар, неотрывно наблюдая за тем, как в его карих глазах мелькает отражение школьной кладовки.
Чонгук притягивает ближе, нервно облизывает губы... такие красные и такие притягательные губы.
— Но... если кто-то...
— Я буду осторожна, — шепчет Боа и снимает с него очки. — Обещаю.
Приближается к нему, закрывает глаза и осторожно целует, слыша, как Чонгук разгорячено хрипит и мажет языком с привкусом яблочно-ванильного мороженого.
***
— Это несправедливо! — ругается Боа, поднимая скакалки. — Если мы не занимаемся, это не значит, что мы должны таскать всё...
— Мне кажется, всё справедливо, — пожимая плечами, отвечает Чонгук и тащит в кладовку сразу несколько баскетбольных мячей. — Те, кто неактивны на физкультуре, должны потрудиться после.
— Хватит умничать.
— Я ничего такого не сказал, — вздыхает Чонгук и кидает мячи в корзину.
В кладовке пыльно, тусклое освещение от одной единственной лампы путает. Боа пытается отыскать на полках скакалки, и закидывает их в общую кучу. Трясет руками, чтобы избавиться от грязи, и чувствует характерный запах резины. Несет подвалом и влагой, но хорошо, что не потом.
Вместе с Чонгуком поднимают последний мат, который нужно занести. Тащат и забрасывают к остальным, с трудом поднимая на нужный уровень.
Боа тяжело вздыхает, чувствуя жар, и колышет футболку, чтобы хоть немного остудиться. Вообще не понимает, как Чонгук может ходить в спортивном костюме, не снимая кофты. Он даже не устал. Он лишь манерно поправил очки и вышел к залу, оглядываясь.
— Ну, всё... занесли.
— Неужели.
— У тебя, кстати, шнурок развязался...
Боа хмурится и смотрит вниз. Раздраженно цыкает, не понимая, почему они постоянно развязываются. Может, вообще их снять и выбросить? Оставить в этой никому ненужной свалке?
Но затем она застывает, замечая, как Чонгук подходит к ней и опускается на одно колено.
Злость испаряется, как только Боа видит, что он завязывает ей шнурки. Очень аккуратно, очень... профессионально. Туго затягивает и поднимает взгляд, от чего Боа вздрагивает. Прежняя обида и желание обматерить физрука сменилось ярким возбуждением и необъяснимым желанием коснуться Чонгука.
Кукки рассказал ему о вчерашнем? Он рассказал, что Боа с ним сделала? Он признался брату, что они целовались в пустой аудитории, рискуя быть замеченными?
Чонгук смотрит снизу вверх и затем несколько лукаво улыбается, заставляя Боа вздрогнуть.
— Что? — тихо спрашивает, не поднимаясь.
— Ничего..., — шепчет, слыша, как сердцебиение отдает в ушах.
Чонгук осторожно ведет руками вверх – касается открытой щиколотки, сминает спортивные штаны, двигаясь всё выше и выше. Боа не останавливает и ловит себя на мысли, что и не хочет останавливать. Зал пустой, все пошли переодеваться, а преподаватель доверил ключи от кладовки, говоря, что будет на стадионе.
Они одни... но их могут увидеть.
Чонгук сжимает её бедра, поднимаясь на ноги. Он толкает к матрасам, подхватывает и усаживает Боа на самый верх. Он неотрывно смотрит в её глаза, молча показывая свои намерения, молча демонстрируя, что он думает о том же, о чем и она.
Руки Чонгука аккуратно сжимают её талию. Горячие ладони ощущаются пылающими сквозь тонкую ткань футболки. Боа чувствует, как тело напрягается, но и в то же время поддается манипуляциям.
— Я хочу поцеловать тебя, — тихо сообщает Чонгук, умещаясь между ног Боа.
— Но если кто-то...
— Я буду осторожен. Обещаю, — прерывает и нетерпеливо целует, вызывая мурашки по спине.
Он не был осторожен. Он оставил засосы на её шее, он стянул с неё штаны и довел до припадочного состояния, неустанно шепча пошлости на ухо и лаская пальцами между ног. Он кусал, ловил её стоны и облизывал свои пальцы. Он не проникал внутрь, но сделал так хорошо, что она намокла, что характерный запах смешался с резиной и пылью.
Боа дрожала и не могла слова вымолвить, когда Чонгук заботливо целовал её, хвалил, одобрял. Не могла и слова сказать, когда он спросил, может ли отлизать ей, может ли сделать еще лучше. Боа растворилась в спортивной кладовке и впервые в жизни ощутила чей-то горячий язык между ног.
Но они услышали, как преподаватель зашел в зал. Услышали другой класс. Они оделись, привели себя в порядок, насколько могли, надеясь, что красные щеки Боа и взлохмаченные волосы Чонгука их не выдадут.
Тогда, Чонгук признался, что он никогда ничего подобного не делал. Тогда, он сказал, что хочет еще, что хочет попробовать еще, и Боа не могла не согласиться... не могла не признаться самой себе, что с каждым днем задыхается в пороке, что дарят ей близнецы.
_____
_____________
Картины по порядку:
Joan Mitchell, Pastel on paper, 1991Hugo Pasman, Paray-le-Monial, Gouache, 2006Jessica Zoob, 2013 (?)Hiroshi Matsumoto, 2018