Чёрные пионы.

Серый, безрадостный свет нового дня пробивался сквозь жалюзи, не принося облегчения. Он лишь подчеркивал разруху в гостиной Адель: опрокинутый стул, пятно от пролитого вина на ковре, пустая бутылка, валявшаяся у дивана. И тишину. Гнетущую, звенящую тишину, нарушаемую лишь прерывистым дыханием Эндрю, спавшего или забывшегося в углу дивана, и нервным постукиванием каблучков Мелиссы, бесцельно бродившей по комнате.

Адель сидела за кухонным столом, уставившись в пустую чашку. Она не спала. Ни минуты. После инцидента в кабинете попытки разрулить ситуацию провалились с треском. Вызвать полицию? И сказать что? «На меня напал цветок?» Отвезти Эндрю в больницу? Его «ожог» - темный, почти черный отпечаток идеального лепестка на тыльной стороне ладони - не гноился, не болел при нажатии, но пульсировал странным холодом. Врачи списали бы на аллергию или нервный дерматит. А попытка Эммы что-то объяснить наткнулась на истерику Мелиссы и агрессивное отрицание Эндрю. В итоге все остались ночевать - слишком страшно было выходить на улицу, слишком страшно оставаться одним.

Кабинет был заперт. Там, за тонкой преградой двери, стояли они. Адель чувствовала их даже отсюда. Тот сладковато-гнилостный запах, теперь намертво въевшийся в стены, в одежду, в волосы. И ощущение... взгляда. Пустого, ненасытного, идущего из темноты кабинета.

- Он... он горячий, - хрипло проговорил Эндрю, внезапно поднимаясь на диване. Он разглядывал свою метку, его лицо было серым, осунувшимся за ночь. - И пульсирует. Будто под кожей червяк.

- Перестань! - резко оборвала его Мелисса, заламывая руки. - Это психосоматика! Ты себя накрутил! Адель, скажи ему! Мы все переутомились, напугались этой... этой темноты и сквозняка!

Адель медленно подняла глаза. Она смотрела не на Мелиссу, а на Эмму. Та сидела, сгорбившись, на краешке стула, обхватив себя руками, будто замерзла. Ее глаза, красные от бессонницы или слез, были устремлены в одну точку на полу, но Адель знала - Эмма видела не пол. Она видела что-то другое. Что-то из прошлого.

- Эмма, - голос Адель звучал хрипло, но твердо. - «Бабушкин дом», «Они пришли за ней.» Кто такая Изабелла Волкер для нас? Для тебя?

Мелисса замерла. Эндрю перевел тяжелый взгляд на Эмму. В комнате снова повисло напряжение, но теперь иного рода - не мистическое, а человеческое, полное невысказанных обид и страшных догадок.

Эмма вздрогнула, словно очнувшись. Она медленно подняла голову, ее взгляд скользнул по лицам, задержавшись на метке Эндрю. В ее глазах читалась мучительная борьба.

- Она... она была..., - начала Эмма тихо, почти шепотом. - Она была... нашей кровью. Двоюродной прабабушкой. По маминой линии. Очень дальней. О ней... не любили вспоминать.

- Почему?! - вырвалось у Адель. Она никогда не слышала об этой ветви семьи.

- Потому что она была... странной. Опасной, - девушка сглотнула комок в горле. - Бабушка, моя настоящая бабушка, боялась ее. Говорила, что у Изабеллы «темный дар». Что она зналась с вещами, которые... которые лучше не трогать. Пионы эти черные... Бабушка упоминала о них. Говорила, что Изабелла их выращивала нездесьшним способом. Что они - стражи. Или... проводники. - Эмма замолчала, содрогнувшись.

- Проводники чего? - тихо спросила Адель, хотя боялась услышать ответ.

- Того, что за гранью, - прошептала девушка. - Она с ними говорила. Бабушка слышала... Голоса из вазы. И холод... Всегда холод вокруг них как вчера как сейчас.

Эндрю издал гортанный звук, похожий на стон, и схватился за свою метку. Она явно пульсировала сильнее, темнея на глазах.

- Так почему же она погибла? - настаивала Адель, чувствуя, как кусочки пазла начинают сходиться в жуткую картину. - Если она была такой могущественной? Свеча? Ковер? Не верю.

Эмма покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы.

- Я не знаю точно. Бабушка говорила, что Изабелла что-то... упустила. Контроль. Или ее гости стали сильнее. А может... - Эмма посмотрела прямо на Адель, - может, она сама решила уйти? Но не одна. Она всегда говорила, что кровь зовет кровь. Что род не прервется. - Ее взгляд скользнул к метке Эндрю, затем к Мелиссе, и наконец, остановился на самой Адель. - Мы ее кровь. Далекая, но кровь. Пионы это чувствуют. Они проснулись в ее доме... и пошли по следу. К нам. Особенно... - она кивнула в сторону кабинета, - к тому, кто их принес в дом. К тебе, Адель. Ты их позвала. В день своего рождения... - Голос Эммы сорвался.

«Кровь зовет кровь. Род не прервется.» Слова эхом отозвались в голове Адель. День рождения... Не просто забытая дата. Рубеж. Начало нового года жизни. Идеальный момент для пробуждения древнего проклятия, ищущего новые жертвы в роду той, кто его породил или приручил.

Внезапный, громкий стук раздался из кабинета. Не стеклянный звон, а глухой, тяжелый удар, будто что-то массивное упало на пол. Все вздрогнули. Мелисса вскрикнула.

Адель вскочила. Холод из-под двери кабинета усилился, пополз по полу, обвивая лодыжки. Запах тлена стал удушающим.

- Они не в вазе, - с ужасом прошептала Эмма, вжавшись в спинку стула. - Они вышли...

Адель подошла к двери кабинета, не дыша. Она не была готова к этому. Никто из них не был готов. Но отступать было некуда. Рука снова легла на ледяную ручку. На этот раз она знала - открывая дверь.

За дверью послышался тихий, скрежещущий звук. Как будто что-то твердое и тяжелое... ползло по деревянному полу. Скрежет за дверью кабинета нарастал. Что-то тяжелое, неумолимое, словно камень, волочимый по дереву, приближалось к щели под дверью. Холодный черный туман, густой как смола, уже стелился по полу гостиной, обвивая ноги, проникая сквозь ткань пижамы, заставляя зубы стучать.

Адель сжала ручку двери кабинета так сильно, что костяшки пальцев побелели. «Открывай. Надо видеть врага. Надо знать его», - кричал в ней голос следователя, заглушаемый первобытным страхом. «Не открывай. Запри навсегда. Беги!» - вопил инстинкт выживания.

- Адель, не надо! - завыла Мелисса, прижимаясь к стене, как загнанное животное. - Запри ее! Нам надо уходить! Сейчас же!

Эндрю, бледный как полотно, сжимал запястье с почерневшей меткой. Она теперь явно пульсировала в такт скрежещущему звуку, отдаваясь болью по всей руке. Эмма стояла рядом с Адель, ее дыхание было частым, поверхностным. В ее глазах читался не только страх, но и какое-то фатальное принятие.

- Они не дадут нам уйти, - прошептала она. - Не сейчас. Не после того, как мы... потревожили их покой.

Адель резко дернула ручку на себя. Дверь распахнулась.
Кабинет был погружен в почти полную темноту. Серый свет из гостиной, пробиваясь через плечо Адель, выхватил лишь полоску пола перед дверью. И этого было достаточно.

По полу, медленно, с нечеловеческим усилием, полз стебель. Толстый, черный, как уголь, и неестественно гибкий. Он извивался, как змея, преодолевая расстояние от стола к двери. На его конце, вместо цветка, торчал обрубок, из которого сочилась густая, темная, почти черная жидкость, оставляя на полу липкие, пахнущие тленом следы. Но самое жуткое - на поверхности стебля, в его узлах, виднелись... глаза. Не настоящие, конечно. Скорее, вмятины, углубления, которые ловили слабый свет и отражали его крошечными, мертвенными точками. Они смотрели. На Адель. На Эмму. На всех.

- Господи... - выдохнул Эндрю, отшатнувшись.

Ползущий стебель, почуяв движение или свет, замер на мгновение. Его глаза сместились, сфокусировавшись на группе в дверях. Затем он резко, с треском, похожим на ломающуюся кость, ускорился, устремившись прямо к ногам Адель!

Адель отпрыгнула назад, в гостиную, толкая Эмму за собой. Она захлопнула дверь кабинета со всей силы, едва не прищемив чудовищный отросток. Из-за двери донесся яростный, шипящий звук, и стебель с силой ударился о дерево.

- Баррикадировать! - закричала Адель, оглядываясь в поисках чего-то тяжелого. - Скорее! Эндрю, помоги!

Но парень не двигался. Он стоял, уставившись на свою метку. Черный отпечаток лепестка... шевелился. Темная кожа вокруг него набухала, поднимаясь, формируя крошечные, уродливые бугорки.

- Оно... растет... - прохрипел он, и в его голосе слышалась чистая паника. - На мне! Оно растет!

Мелисса, увидев это, издала пронзительный вопль. Ее тщательно сохраняемое отрицание рухнуло. Она бросилась к входной двери квартиры, бешено дергая ручку.

- Открывайте! Открывайте! - закричала она, но дверь была заперта на обычный замок, ключ торчал с внутренней стороны. - Выпустите меня! Я не хочу умирать здесь! Я не имею к этому отношения! Я не ее кровь! Я сводная! - Она истерично металась, пытаясь вставить ключ, но трясущиеся руки не слушались.

- Мелисса, стой! - попыталась остановить ее Адель, но было поздно. Истерика сестры привлекла внимание.

Шипение и скрежет из-за запертой двери кабинета стихли. Наступила зловещая тишина. Потом... послышался новый звук. Тонкий, высокий, как плач ребенка, но искаженный, нечеловеческий. Он доносился не из кабинета. Он доносился из вентиляционной решетки над входной дверью, где металась Мелисса.

Мелисса замерла, подняв голову. Из темной решетки что-то капнуло. Капля густой, черной жидкости упала ей на щеку. Она вскрикнула, пытаясь стереть гадость.

В этот момент из решетки, как черная лавина, хлынули лепестки. Несколько огромных, бархатисто-черных лепестков пион. Они не падали - они полились, обвиваясь вокруг головы и шеи Мелиссы, как скользкие, живые удавы. Они забивались ей в рот, нос, прилипали к глазам.

Девушка издала ужасающий, захлебывающийся звук. Ее тело затряслось в немой агонии. Она сгребла руками лицо, пытаясь оторвать лепестки, но те прилипали с невероятной силой, словно пиявки. Черная жидкость сочилась из-под них.

- Мелисса! - Адель бросилась к сестре, Эмма- следом. Эндрю, парализованный ужасом происходящим в этом доме и из-за своей растущей меткой, не шевельнулся.

Адель схватила один лепесток, пытаясь оторвать его от лица Мелиссы. Он был холодным, скользким и... живым. Он извивался у нее в руке, пытаясь обвить ее запястье. Под пальцами она чувствовала пульсацию, как в маленьком сердце. Отвращение и ужас волной накатили на нее, но она не отпускала. Эмма, рыдая, пыталась оторвать другой лепесток.

Внезапно лепестки ослабили хватку. Они резко отцепились от лица Мелиссы, оставив на коже красные, воспаленные следы, похожие на ожоги, и пятна черной слизи. Девушка, освободив рот, судорожно вдохнула и рухнула на пол, давясь кашлем и рыданиями. Лепестки, как огромные черные пауки, шмыгнули обратно в вентиляционную решетку и исчезли.

Тишина снова воцарилась в квартире, нарушаемая только хриплым дыханием Мелиссы и прерывистыми всхлипами Эммы. Холод был невыносимым. Запах тлена заполнил все. За дверью кабинета снова послышался скрежет - ползущий стебель возвращался к своему источнику.

Адель стояла над трясущейся Мелиссой, глядя на черную слизь на своих руках. Она чувствовала легкое жжение там, где касалась лепестка. На запястье проступил крошечный, едва заметный красный след, похожий на начало ожога. Или... на начало новой метки.

«Кровь зовет кровь», - эхом прозвучали в голове слова Эммы. Проклятие не просто нападало. Оно метило их. Оно отмечало свою добычу. Эндрю, Мелисса... Теперь, возможно, она сама и Эмма.

- Эмма, - голос Адель был тихим, но стальным. Она подняла глаза. - Твоя бабушка... Она говорила, как Изабелла выращивала эти пионы? Где она их брала? Было ли... было ли что-то, что их ослабляло? Огонь? Соль? Что-то еще? Любая мелочь!

Эмма, вытирая слезы и слизь с рук, с отчаянием покачала головой.

- Она... она боялась даже говорить о них! Но... - девушка задумалась, напрягая память, борясь с паникой. - Вода... Бабушка говорила, что Изабелла всегда держала их в особой воде. Не в простой. Что-то добавляла... Темное, пахнущее болотом. И... и что они не терпят чистую, проточную воду. Как... как русалки в сказках. Боятся ее. - Эмма посмотрела на свои руки, на едва заметное покраснение. - Но это же сказки! Это не может...

- Всё, что может навредить, может и помочь, - резко оборвала ее Адель. Она оглядела квартиру. Вода. Проточная вода. Ванная. Кухня. Это была соломинка. Но единственная. - В ванную! Все! Сейчас же!

Она схватила под руки все еще трясущуюся Мелиссу. Эмма, кивнув, попыталась поддержать брата, но тот отшатнулся.

- Не трогай меня! - прошипел он, дико глядя на свою руку. Почки на метке набухли еще больше, стали похожи на крошечные, сплющенные бутоны. - Оно... оно говорит... Шепчет...

- Эндрю, иди! - приказала Адель, но было ясно - он уже не с ними. Его разум боролся с чем-то, что проникало через метку.

В этот момент свет в гостиной погас окончательно. Одновременно дверь кабинета с грохотом распахнулась изнутри. В дверном проеме, на фоне черноты, замерло несколько толстых, извивающихся стеблей с мертвенными глазами. И над ними, парил, как зловещий венец, огромный, полностью распустившийся черный пион. Его лепестки колыхались, хотя ветра не было. И из его темной сердцевины, казалось, струился тот самый ледяной, сладковатый ужас.

Проклятие вышло на охоту. Ванная комната была через весь коридор. И путь к ней лежал через гостиную, где их уже ждали.