Чёрные пионы.

Воздух пропитывая тяжелым запахом горящего дерева, старой шерсти и... чего-то сладковато-приторного, что никак не вязалось с картиной разрушения. Дом Изабеллы Волкер, стоявший на отшибе вековыми корнями вросший в землю, теперь был черной, дымящейся раной на лице тихого предместья. Восемьдесят лет жизни, оборванные упавшей свечой и жадным пламенем ковра. Банальная, страшная нелепость.

Следователь Адель Бель осторожно переступила через порог, который больше не существовал. Ее взгляд, привыкший выискивать несоответствия, скользил по почерневшим стенам, оплавленным остаткам мебели. Работа. Всегда работа. Она почти не замечала легкой дрожи в руках - не от холода хотя здесь веяло ледяным сквозняком сквозь проемы, а от навязчивого чувства, что эта смерть - лишь верхушка айсберга.

И тогда она их увидела. В углу, где когда-то, вероятно, стоял диван, на фоне всепоглощающей серости и черноты, выделялось пятно невероятного, невозможного цвета - пионы. Три стебля. Но не алые, не розовые, не белые. Они были цветами ночи без звезд. Глубокий, бархатистый, черный оттенок. Они стояли нетронутыми огнем, их лепестки казались лишь слегка припыленными пеплом, как будто пламя обошло их стороной, почтительно склонилось перед их мрачной красотой.

Адель замерла. Разум кричал о нелепости - цветы не могли выжить в этом аду. Но они были здесь. Реальные. Зловещие. Пахнущие не землей и не гарью, а чем-то тяжелым, пряным.

Профессиональное любопытство смешалось с внезапным, ледяным предчувствием. Не раздумывая, почти автоматически, Адель достала пакет для вещественных доказательств. Ее пальцы в перчатках коснулись прохладных, упругих стеблей. В тот миг ей показалось, что воздух вокруг них стал еще холоднее.

«Что-то здесь не так...», - пронеслось в голове. Пионы отправились с ней.

***

Дни слились в череду отчетов, допросов соседей, которые мало что знали о замкнутой старушке и навязчивого изучения этих черных пион, стоявших теперь в ее рабочем кабинете в стеклянной вазе набранной водой. Они не вяли. Совсем. Их чернота казалась только глубже.

Календарь был последним, о чем думала Адель. Поэтому, когда дверной звонок прорезал тишину ее вечера, посвященного очередной попытке понять связь Изабеллы Волкер с этими цветами, она вздрогнула, раздраженно отвлекшись от бумаг.

На пороге - нежданное, почти забытое лицо. Мелисса, двоюродная сестра, с которой их разделяли годы и километры недопонимания. А за ней - двое других: Эмма, сводная сестра Мелиссы с острым, оценивающим взглядом, и Эндрю, сводный брат Меллисы, чья улыбка показалась Адель черезчур широкой, неестественной.

- С днем рождения, Адель! - хором прозвучало, и Мелисса протянула бутылку дорогого вина. Адель моргнула. День рождения? Сегодня? Работа, пионы, загадочная смерть... Все это полностью стерло дату из памяти.

Растерянность сменилась легкой неловкостью, а затем - редким чувством тепла. Несмотря на всю сложность отношений, они приехали. Привезли торт, вино, шум, которого так не хватало в ее жизни следователя. На мгновение черные пионы в кабинете померкли, отодвинутые навязчивым весельем гостей. Она позволила себе расслабиться. Выпила бокал. Засмеялась над неуклюжей шуткой Эндрю.

Именно в этот момент, когда бокал с вином в ее руке коснулся стола с легким звоном, когда смех Мелиссы прозвучал особенно громко, это и случилось.

Из кабинета, где стояли пионы, донесся тихий, но отчетливый звук - будто лопнуло стекло. Одновременно все лампочки в квартире померкли, мигнув раз, другой, окутав комнату в тревожные, пляшущие тени. Воздух вдруг стал ледяным, пронизывающим до костей, хотя окна были закрыты. Адель резко обернулась к двери кабинета. Ей показалось, что из-под нее тянется тонкая, почти невидимая дымка... нет, не дым. Что-то вроде черного тумана, холодного и тяжелого. И запах... тот самый сладковато-приторный, тяжелый запах черных пионов, но теперь в тысячу раз сильнее, заполняющий рот и легкие, вызывающий тошноту.

Веселье замерло. Улыбки сползли с лиц гостей. Мелисса побледнела, Эмма судорожно сглотнула, а взгляд Эндрю стал острым, настороженным. Не глядя на них, Адель поняла. Знание ударило, как ток. Не нелепая случайность со свечой. Не просто странные цветы.

Проклятие. Оно дремало в этих черных лепестках, принесенных с пепелища. И оно проснулось. Прямо сейчас. В ее доме. В ее день рождения. И теперь оно смотрело на них из темноты кабинета холодной, бездонной чернотой распустившихся пионов.

Тишина, наступившая после зловещего мерцания. Адель застыла, рука все еще сжимала бокал. Разум, привыкший к логике улик и рациональным объяснениям, отчаянно цеплялся за остатки контроля. Скачок напряжения. Сквозняк. Истерика от переутомления. Но холод... Этот холод был не из этого мира. Он проникал сквозь кожу, до самых костей, и запах... Он был физическим, осязаемым, как пыль на языке.

- Ч-что это было? - Мелисса, ее кузина, прошептала, отодвигаясь от стола. Ее лицо, еще секунду назад сияющее улыбкой, было мертвенно-бледным. - Адель? Ты... что-то делала?

Адель медленно повернула голову, ее взгляд скользнул по лицам гостей. Мелисса - испуганная, растерянная. Эмма, сидела, вцепившись пальцами в край скатерти, ее глаза, широко раскрытые, были устремлены на дверь кабинета. В них читался не просто страх, а какое-то жуткое узнавание. Эндрю, стоял чуть позади. Его неестественно широкая улыбка исчезла, сменившись настороженным, почти хищным выражением. Он не смотрел на дверь. Он смотрел на Адель. Как будто оценивал ее реакцию.

- Пионы, - выдохнула Адель, и ее собственный голос показался ей чужим, глухим. - Это... они. Из дома покойной Изабеллы Волкер.

- Пионы? - Мелисса фыркнула, но это был нервный, сдавленный звук. - Какие пионы? Адель, это... сквозняк и свет мигнул! Может, проводка? Мы испугались зря...

- Нет, - резко перебила Эмма. Ее голос дрожал. - Нет, Мелисса. Ты не чувствуешь? Этот холод... Этот запах... Как в бабушкином доме после... - Она замолчала, резко сглотнув.

Адель насторожилась. «После... чего?». Но времени на вопросы не было. Черная дымка из-под двери кабинета становилась гуще, видимой. Она не рассеивалась, а словно пульсировала, живя своей собственной жизнью.

- Всем оставаться здесь, - скомандовала Адель, включая следовательский режим, как щит против нарастающей паники. - Никто не двигается.

Она осторожно, шаг за шагом, двинулась к двери кабинета. Холод усиливался с каждым шагом. Запах становился невыносимым. Рука, дрожа, легла на холодную металлическую ручку. Она была ледяной, как будто пролежала сутки на морозе.

- Адель, не ходи туда! - взмолилась двоюродная сестра. - Вызови кого-нибудь!

Адель проигнорировала. Ей нужно было увидеть источник. Понять. Она глубоко вдохнула, задерживая дыхание против запаха, и резко распахнула дверь.

Кабинет погрузился в полумрак. Единственный источник света - тусклый уличный фонарь из окна - выхватывал из темноты стол. И то, что стояло на нем.

Стеклянная ваза, в которой Адель поставила черные пионы, лежала на боку, разбитая. Осколки валялись на столе и на полу, сверкая в слабом свете. Но вода... Воды не было видно. Как будто она испарилась мгновенно.

А сами пионы... Они стояли. Прямо на столе, без воды. Их черные, бархатистые головки были теперь полностью распущены, огромные, неестественно крупные. Лепестки казались еще темнее, еще плотнее. И они двигались. Не от сквозняка - сквозняка не было, воздух был мертвенно-неподвижен и ледяной. Лепестки медленно, едва заметно шевелились, как будто цветы дышали. Или... прислушивались.

Адель замерла на пороге. Ледяной ужас сковал ее. Рациональные объяснения рассыпались в прах. Перед ней было нечто, не подчиняющееся законам природы. Нечто злое.

- Изабелла... - прошептала Эмма, появившись за спиной Адель. Она стояла, дрожа всем телом, глядя на пионы. - Они пришли за ней... И теперь... за нами.

- Что ты несешь, Эмма?! - рявкнул Эндрю, отталкивая Мелиссу и шагая вперед. Но в его голосе не было прежней уверенности, только злость и... страх? - Это какие-то галлюцинации! Цветы и сквозняк!

Он резко шагнул мимо Адель в кабинет, нацеливаясь на стол, как будто хотел схватить проклятые цветы и вышвырнуть их в окно.

- Не трогай их! - крикнула Адель, но было поздно.

Рука Эндрю протянулась к ближайшему пиону. В тот же миг цветок вздрогнул всем стеблем. Один из огромных черных лепестков резко, как щупальце, дернулся в сторону руки Эндрю. Он не коснулся кожи, но парень вскрикнул от боли и резко отдернул руку, как от ожога. На тыльной стороне ладони, четко видимой в тусклом свете, проступила странная метка - не ожог, не царапина, а как будто... отпечаток миниатюрного черного лепестка. Темный, словно синяк, но с четкими, неестественно правильными краями.

В кабинете воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Эндрю, сжимающего травмированную руку, и тихим, едва слышным шелестом черных лепестков. Запах тлена и холода сгустился до физического давления.

Проклятие не просто проснулось. Оно показало свои зубы. И теперь оно смотрело на них из темноты, своими бездонными черными венчиками.