Хуй

Всем понятно, что у группы людей погребенных под тяжелыми обломками были большие неприятности. Всё, что, придя в себя, осознавал Фрэнк это звук сирен и то, что пыль забила ему ноздри. Его придавило кучей обломков и плоти, откуда-то доносились хрипение и дикий вой. Он спихнул с себя несколько слоев гипсокартона и кусков бетона, убрал колено Пинк Гая от своей промежности и флейту Саламандр Мэна из под своих бёдер, встал и отряхнулся от грязи. «Где мы, чёрт возьми?» — сказал он. Его друзья медленно поднялись из под обломков, жалуясь на боль и ушибы, и осмотрели новый пейзаж. Но они мало что могли разглядеть.
Куда бы они не смотрели, везде видели только бетон. Бетонный пол, бетонные стены и бетонные колонны. Только потолок не был полностью из бетона, и теперь там красовалась огромная дыра. По ту сторону было темно. Они мало что видели из-за отсутствия окон и пыльного от взрыва воздуха. Очевидно, что они находились в подвале какого-то здания, но кроме этого они не видели ничего, даже что находится за углом. Сирены все ещё периодически ревели, и откуда-то доносился далекий звук суматохи.
— Пинк Гай — сказал Фрэнк, ты понимаешь, куда нас отправил Чин Чин?
Пинк Гай ответил длинным умалишённым стоном.
— Да, знаю, приятель. Я тоже это чувствую.
Розовый друг Фрэнка издал еще один болезненно искаженный визг, на этот раз с оттенком разочарования.
— Пинк Гай! — сказал Фрэнк, — сейчас не время играть в Лемон Мэна. —
Что здесь происходит?
Пинк Гай вздрогнул и повторил свой жалкий вой.
— Кажется тебе прилетело по голове сильнее, чем я думал — сказал Фрэнк скорее себе, чем остальным.
— Саламандр Мэн, ты в порядке?
Его лягушачий друг с трудом кивнул, медленно засунул флейту глубоко в левую ноздрю и начал играть слегка мрачную мелодию. Фрэнк понял, что по крайней мере в этом измерении он будет лидером своего клана.
«Идём», — сказал он и повёл остальных через холодное пыльное помещение к лестнице в конце здания. Они поднялись на несколько пролётов и вышли на залитую ярким солнцем улицу. Им потребовалось немного времени, чтобы глаза привыкли к яркому свету, но после этого их поразили вид, звуки и активность этого места. Оно было наполнено жизнью и из-за этого три путешественника чувствовали радостное воодушевление. Улицы многоэтажных зданий и торговых центров простирались во всех направлениях. Жёлтые такси, грузовики и другие транспортные средства гремели туда-сюда, совершенно игнорируя машины скорой помощи, которые время от времени неслись куда-то с гудящими сиренами. Тротуары заполнены идущими, бегущими, спящими, разговаривающими, плюющимися и целующимися смертными; белыми, желтыми, зелёными, синими, чёрными; лысые и блондины, с дредами и кудрявые, лохматые и уложенные, с галстуками и бритые, жирные, тощие, подтянутые и дряблые, высокие, низкие, сгорбленные и прямые, они общались друг с другом на бесчисленном количестве языков и избегали друг друга самыми изощрёнными способами. Он никогда не видел такого оплота индивидуальности. Как будто каждый смертный из каждого уголка омнивселенной пришел в это наполненное жизнью место.
«Где мы, чёрт возьми, находимся?» — вслух поинтересовался Фрэнк. После недолгого разглядывания прохожих, он решил расспросить одного из них. Ему навстречу шёл белый мужчина средних лет, одетый в оранжевую футболку и кремовые штаны. Он выглядел приветливо, к тому же нес собаку на руках и поэтому Фрэнк решил спросить у него: «Извините, сэр, будьте любезны, подскажите, пожалуйста, где я нахожусь?»
«Отъебись, пидор!» — резко ответил мужчина. Он так и не поднял взгляд от асфальта, прошмыгнул мимо Фрэнка и продолжил свой путь. Фрэнк был поражен таким грубым ответом и не мог понять, чем спровоцировал такую враждебность. Но это, конечно, пустяки. «Кажется мне», — провозгласил он остальным, — «что мы в Нью-Йорке».
«Бвммерммергх», — пробормотал Пинк Гай. Фрэнк каким-то образом начинал понимать его, хотя тот всё ещё нёс полный бред. «Я тоже. Я думал он отправит нас на Окинаву». Он немного подумал и добавил: «Хренов врун».
Пинк Гай снова промычал ему в ответ, объясняя, что технически Чин Чин не соврал, так как Окинава и Нью-Йорк находятся в одном измерении. Но из-за огромных различий в пейзаже он начал сомневаться в способностях Фрэнка к ориентированию на местности.
«Не совсем», — ответил Фрэнк. «Отсюда до Окинавы очень далеко — там другие джунгли, но, думаю, мы сможем туда добраться. Всё-таки люди есть люди, правильно? Всё будет в порядке, доверьтесь мне. Саламандр Мэн, тебе придётся убрать свою флейту на некоторое время, мы не хотим привлекать к себе слишком много внимания». И так Пинк Гай, Саламандр Мэн и Фрэнк, в никогда не стираной голубой рубашке, отправились в путь по улицам Нью-Йорка.
Фрэнк был уверен, что первое, что им нужно сделать, это найти жильё, но будучи гением от науки, он понятия не имел, как это делать.
Очевидно, академическое превосходство в радиобиологии не обязательно означает приспособленность к жизни в городе. Он решил испытать удачу и просто продолжил расспрашивать людей. Он думал, что кто-то из них обязательно подскажет ему верное направление. На автобусной остановке он увидел молодого ухоженного мужчину, который очевидно не был ничем занят. Фрэнк подошёл к нему с опаской, но тем не менее радостно.
— Прошу прощения, сэр. Мы с моими друзьями ищем, где можно остановиться на ночь. Можете ли вы сказать, как в этой реальности арендовать помещение?
— Нет дома? — сухо спросил мужчина.
— Эм, нет. Мы, эмм, понимаете, только прибыли, из другого места, — Пинк Гай и Саламандр Мэн приготовились к упрёкам.
— А почему у вас нет дома, вы знаете? — спросил он, напрягаясь.
Фрэнк просто удивленно смотрел на него.
— Потому что у меня нет работы?
— Потому что Бога нет, чувак. Да, именно так. Бога нет.
Фрэнк всё ещё смотрел на него и не знал, что говорить дальше.
— Какой Бог, — начал кричать тот, создаёт людей и оставляет их без дома?! — мужчина был очевидно возмущён, — каждый день по всему миру люди голодают, живут без крыши над головой, болеют, чувак, болеют, как собаки, и что Бог с этим делает? Ничего! Ничего! И знаешь, почему?!
«Потому что Чин Чину плевать на обычных смертных», — хотел сказать Фрэнк.
— Эм, нет, — ответил он.
Потому что Бога нет! Его нет, чувак. Бог — это просто придуманный персонаж. Плод воображения людей, великий волшебник на облаках.
— Ох, ладно, мистер Атеист, — ответил Фрэнк, отходя, — мне просто нужна кое-какая информация, а не дебаты. Он поспешил удалиться. — А вообще, откуда такая уверенность? — пробормотал он себе под нос.
— Потому что Бога нет, чувак. Нет справедливости. Нет спасения. Это все промывка мозгов.
— Только не поднимайся в горы, — крикнул Фрэнк почти вне зоны слышимости.
— Чего?
— Не поднимайся в горы!
«Израненная душа, очевидно», — сказал Фрэнк, возвращаясь к своим розовому и зеленому друзьям.
«Нйеес», — согласился Саламандр Мэн. Молодая чёрная женщина, увидев их, закричала и убежала на другую сторону улицы. «Интересно, что она увидела?» — поинтересовался Фрэнк. Пинк Гай только пожал плечами.
Полуденное солнце отбрасывало длинные тени на оживленные улицы и обдавало жаром городские тротуары. Фрэнк думал, к кому ещё можно подойти. Бестолкового вида загорелая мадам с крысоподобной собачкой прошла мимо них навстречу продавцу фруктов и поприветствовала его, как давно потерянного родственника. Напротив них гордо шли двое мужчин в узких шортах из чёрной кожи, взявшись за руки, и остановились у маленького окошка, чтобы купить кофе. Мимо них пролетел полный латиноамериканец с очень серьёзным лицом и головой, пережатой наушниками, так, будто у Фрэнка и его друзей совершенно нет права находиться на его пути. Рядом с ними проплёлся поражённый и смущённый старый белый мужчина с огромными усами и отвратительным париком, он думал, где пообедать и не баллотироваться ли ему в президенты ещё раз в этом году. Гигантский таракан пробежал по земле и скрылся в водостоке. Каждый из них чувствовал себя здесь, как дома.
После двух неудач с мужчинами, Фрэнк был уверен, что с женщинами ему повезёт больше. Он увидел одну на ступенях старого театра, и выглядела она так, будто ждала друга или бездомного незнакомца с вопросами. Он был вполне уверен в себе и сказал:
Прошу прощения.
— Да? — ответила она.
«Ну, это уже гораздо лучше, чем «Отъебись» чуть раньше», — подумал он с улыбкой. — Мы с моими друзьями ищем ночлег и...
— Ой, пошёл нахуй, — сказала она страдальчески, вы мужчины все одинаковые. Думаешь, я просто так возьму и приглашу вас к себе? С чего ты это взял? Яйца бы тебе отстрелить, жалкая ты свинья, гадкий, мерзкий, блять, извращенец.
— Я и не думал напрашиваться к вам... — попытался объясниться Фрэнк, но она даже слушать не хотела.
— Просто исчезни, мизогиническое ты ничтожество, не то я вызову полицию. Фрэнк снова попытался объяснить:
— Я просто хотел спросить у вас кое-что.
— А ну да. Так всё всегда и начинается. Вы мужики все одинаковые. Начинается с вопроса, а заканчивается в какой-нибудь подворотне, где ты меня лапаешь и одновременно жуешь тортилью и пишешь своим дружкам.
Она достала из сумки маленький газовый баллончик и прокричала:
— Проваливайте! Нет значит нет!
Фрэнк медленно отошёл, будто женщина была диким львом.
— Подождите, я даже не нахожу вас привлекательной, чтобы переспать. Ну в смысле, вы похожи на пулю из Супер Марио. Я бы никогда не пошёл с вами домой.
Её лицо исказилось гневом. Его товарищи были гораздо дальше, уже в квартале от него, но всё ещё продолжали бежать. В конце концов, он их догнал и поблагодарил за их выдержку. «Будет гораздо сложнее, чем я думал», — сказал Фрэнк, будто это должно было придать им сил. «Очевидно, что люди здесь не такие, как местные на Окинаве». Он ещё немного подумал об этом. «Каждый встречный постелет тебе футон, накормит, разогреет ванну и ещё и сделает массаж на ночь, отвечаю». Пинк Гай оживился. «Возможно, придётся попробовать другую стратегию».
— Нйеесс.
— Франку.
Что, если мы пойдём, туда, где больше всего людей, и пусть они сами к нам подходят! — подумал вслух Фрэнк. Саламандр Мэн думал, что стоит попытаться. Пинк Гай думал, что это самая дебильная идея, которую он когда-либо слышал (а в разных реальностях и измерениях он слышал много), но сказать об этом ему не хватало духу.
Они проследовали за огнями и общим потоком людей, направляющихся на юг, и продолжили наблюдать за всеми видами, звуками и запахами, всё ещё совершенно незнакомыми для них. Молодая женщина с короткими волосами и пирсингом на лице подошла к ним и поприветствовала.
— Ну привет, — сказал Фрэнк.
— Вы, ребята, местные, или просто гостите в Нью-Йорке? — спросила она.
— Мы гости... эм, и надеемся стать местными, — ответил Фрэнк. Пинк Гай и Саламандр Мэн были впечатлены таким ответом.
— Вас интересует поддержка войны против промышленных ферм и освобождение всех животных от рабства и страданий?
— Что? — на секунду Фрэнк засомневался, что понимает язык, на котором говорила эта леди.
— Мы предлагаем людям перейти на веганскую диету ради благополучия животных и всемирной экологической стабильности.
— Благополучие животных?
— В Штатах, для поглощения человеком, каждый год убивают 9 миллиардов куриц, вас это не тревожит?
— Ну, это лучше, чем есть их живьём, — ответил Фрэнк.
— Нет, я серьёзно.
— Я тоже. Вы когда-нибудь ели курицу живьём? Я попробовал однажды на Окинаве и ничем хорошим это не кончилось. Везде кровь и перья, а ещё мне чуть глаз не выклевали. Я обеими руками за их предварительное убийство.
— Какого хрена? С какой ты вообще планеты, парень? — спросила она с абсолютным презрением.
— Вы действительно хотите это знать? — спросил Фрэнк.
— Нет, нет, не хочу, — ответила она и поспешила удалиться.
Неужели тут у всех на всё есть какое-то безумное мнение? — прокричал Фрэнк своим друзьям, а заодно любому возможному прохожему.
— Серьёзно, джунгли на Окинаве в плохой день были более приятным местом, чем это.
Они продолжили путь к плотному людскому морю впереди, мимо мужчины у киоска, который непрерывно ныл, что нужно платить на 1,89 доллара больше рекламируемой цены, мимо продавца хотдогов, который не мог правильно посчитать сдачу, мимо важного банкира в костюме на заказ, который шёл так, будто кроме него на улице никого не было, и мимо наркодилера, который передавал покупателям товар в коробке из-под пиццы. Для Фрэнка и его ребят они все мало чем отличались. Они были абсолютно одинаковыми в своей страсти к себе и успеху: мир бегающих туда-сюда крыс, а главный приз — это побег.
Они свернули за угол, и их взору предстала самая большая площадь, которую они когда-либо видели. Исполинские здания смотрели на них, украшенные вспышками света и двигающимися билбордами. По экранам бежали новостные репортажи, со всех сторон гремела музыка. Площадь обрамляли магазины, в которых продавалось всё: от миниатюрных статуй свободы до светящихся в темноте бежевых пришельцев. И посреди всего этого был самый красочный парад человечности, который они когда-либо видели. Туристы, местные, уличные торговцы, персонажи в костюмах, абсолютно голые персонажи, фрики и чудаки, сложно сказать, где заканчивалась одна крайность и начиналась другая. Трое друзей прошли в середину всего этого, ошеломлённые, изумлённые и опьянённые.
Даже в такой сказочной стране индивидуальности, они быстро привлекли внимание.
— Прошу прощения? — прозвучал женский голос, — мои дети хотели бы сфотографироваться с вами.
Она протянула Фрэнку пару долларов, перед ними встали двое детей и улыбнулись в камеру, а они так и не успели понять, что произошло.
— Эй, я следующий, — сказал высокий мужчина с дредами и в растафарианском берете. Он опёрся на Фрэнка, сделал фото и сунул купюру ему в верхний карман.
— Спасибо, — сказал он, удаляясь. Сразу после этого к нему подошла молодая женщина и сказала:
Меня и подругу.
— Ну конечно! — ответил Фрэнк. Это начинало ему нравиться.
— Нет, не с вами, — сказала она как бы между делом, — только с розовым.
Пинк Гай с невероятной гордостью оттолкнул Фрэнка. Женщины сфотографировались, заплатили Фрэнку и быстро ушли. Следующим был Саламандр Мэн, затем снова Пинк Гай, потом Саламандр Мэн. Иногда фотографировались со всеми тремя, но чаще с этими двумя. Фрэнку было всё равно. Его волновали только деньги.
Пинк Гай и Саламандр Мэн вошли во вкус и начали привлекать людей. Пинк Гай танцевал, кружился и позировал под восторженные аплодисменты зевак, пока перед ним не образовалась небольшая очередь желающих сфотографироваться. Саламандр Мэн не собирался сдаваться. Он достал из ниоткуда свою флейту, сунул её в ноздрю и начал играть мелодию, танцуя, как лепрекон. Через час у них было достаточно денег на отличный обед.
Фрэнк помнил, что по пути на площадь видел японский бар и бистро «Кьюшу». «Не совсем Окинава», — объяснял он своим друзьям, — «но не думаю, что мы найдём что-то более похожее». Они с лёгкостью нашли его, вернувшись назад, спустились по тёмной лестнице и оказались в мире, слегка знакомом Фрэнку. Кусочек Японии в сердце Нью-Йорка, украшенный панелями из рисовой бумаги, флагами с восходящим солнцем и плакатами с японскими девушками. Их поприветствовали традиционным «Irasshaimase!», хотя для Фрэнка это больше звучало, как «Мне стыдно это говорить!» Весь бар был забит людьми, в лучших традициях Нью-Йорка, всех цветов, размеров, языков и запахов, которые пили, ели и весело проводили время. В конце бара странно выглядящий японец в роговой оправе, гавайской рубашке и сафари шляпе развлекал гостей историями о своей родине, у него был плохой запах изо рта и раздражающе громкий голос.
Фрэнк и его друзья сели неподалёку. «И я им говорю», — продол-жал он, — «почему бы вам не попробовать осьминожьи шарики?» А они говорят: «Мы даже не знали, что у осьминогов есть шарики», а я говорю, — «ещё как есть, и знаешь, что, приятель, они огромные хахаха. Размером с мячи для гольфа и ещё и по три пары». Маленькая толпа вокруг него была очарована его рассказом. «Я однажды съел 24 штуки подряд», — сказал он, — «и чуть не обчернилился хахаха!» Вокруг стоял искренний смех. «Я вот уверен, что мой земляк подтвердит», — сказал он, указывая на Фрэнка, — «на всей земле не делают осьминожьи шарики лучше, чем на улицах южной Осаки, правильно, друг?»
— Окниава, — ответил Фрэнк, — на самом деле на Окинаве такояки лучше, чем в Осаке.
Сафари японец рассмеялся с ноткой смущения.
— Ты, кажется, немного запутался, друг. Окинава известна своим чанпуру, а Осака шариками с осьминогом.
— Ты пробовал такояки на Окинаве? — внезапно в баре повисло напряжённое молчание, — такояки в Осаке хороши и по праву заслужили признание, но на пляже в Онне есть одно заведение. Их шарики похожи на те, что делают в Осаке, но они посыпают их зелёным фурикаке и тонко нарезанной рыбой, им нет равных. Говорю тебе, Сафари Мэн, их такояки превосходны.
После недолгого молчания, любитель сафари снова заговорил: «Хахаха! Похоже нам всем придётся отправиться на Окинаву!» — и всё бистро снова вернулось к непринужденному настроению.
Любитель сафари подсел за стол к Фрэнку и представился.
— Здорово встретить такого же эмигранта, — сказал он, — меня зовут... а хотя зови меня просто Сафари Мэн, мне так больше нравится.
— Фрэнк, — представился Фрэнк, — Пинк Гай, Саламандр Мэн, — добавил он, указывая на остальных.
— Я знаю, — сказал Сафари Мэн. На секунду воцарилось подозрительное молчание. Он наклонился и прошептал: — Я тоже ранкенфайл.
— Откуда ты знаешь, кто мы такие?
Сафари Мэн указал на Пинк Гая и Саламандр Мэна.
— Кем они ещё могут быть? — сказал он во весь голос, — хахаха!
Пинк Гай выглядел встревоженным из-за того, что они так выделяются.
— Что привело вас в Нью-Йорк? — спросил Сафари Мэн уже тихим голосом.
— Чин Чин.
— Шшшш! — Сафари Мэн резко прикрыл рукой рот Фрэнка, — не произноси это имя. Он хорошо знает это измерение. Он может подслушивать.
Остаток вечера они говорили на пониженных тонах в конце бара.
— Вы в бегах?
Тёмный лорд забросил нас сюда. Он нашёл меня в другом измерении. Он знает то, что я сам узнал совсем недавно. Мои хромосомы множатся.
— Вау, Франку! — услышав это, Сафари Мэн подпрыгнул на месте от удивления и воодушевления. — Это ты! Это ты! Ходили слухи, но никто не знал, насколько они правдивы. Но это правда! И это ты! — сказал он.
Саламандр Мэн начал наигрывать мелодию на флейте.
— Не сейчас, Саламандр Мэн.
Он угрюмо убрал свой инструмент.
— Тёмный лорд дал мне выбор: либо предоставить ему пожизненный запас моих хромосом, либо провести вечность в самой глубокой и самой тёмной дыре.
— В Нью-Йорке?
— Нет, я отдал ему хромосомы. Я здесь, чтобы он снова меня нашёл, когда мои хромосомы восполнятся. Но я не знаю, сколько времени на это уйдёт в этом измерении. Пока что я здесь застрял.
Сафари Мэн наклонился через стол и прошептал ему на ухо: «Останьтесь со мной, и ты, и твои друзья. Здесь есть способы, Франку, способы увеличить количество хромосом. Ты можешь не повиноваться тёмному лорду и сбежать. Обрести свободу. Есть способы, о которых он не знает. Пойдём со мной и я покажу тебе». Фрэнк повернулся к своим друзьям: «Ну что я говорил? Нужно только оказаться в самой гуще людей, и они сами к тебе потянутся». Пинк Гай лишь раздражённо прорычал.
Их новый друг жил в маленькой квартире с одной спальней в Браунсвилле, Бруклин. Он постелил Фрэнку футон в своей комнате, остальным пришлось расположиться на диване и на полу. Все были весьма довольны. Настоящий разговор начался, когда Сафари Мэн принёс напитки.
— Какой сейчас год, Сафари Мэн?
— 2017
— 2017?! Той стойки с такояки в Онне уже точно нет.
— Так в конце концов я был прав, Франку! Хахаха, всё-таки лучшие шарики в Осаке.
Ненавижу это место, — сказал Фрэнк, — всем сердцем ненавижу. Вдалеке можно было услышать звук выстрелов.
— Я родился в то время, когда американцы уничтожали нас — плоть стекала с костей из-за ядерных бомбардировок, а после заключения мира, они терроризировали и расстреливали невиновных.
На него нахлынули яркие воспоминания о сержанте Бенсоне, и он начал трястись и потеть.
— Они были монстрами. Я ненавижу всё, чем они были, и за что сражались, а теперь, оглянись, Сафари Мэн, стало только хуже. Посмотри, во что они превратились! Аморальные люди, прожорливые, переполненные невоспитанностью, грубостью, жадностью, развратом, тупостью и порнографией. А ещё они очень озлоблены.
— Хахаха, ну, вообще-то, эм, если честно, я не против порно. Оно... ну... в общем... только чуть-чуть, понимаешь. Но ты прав, Франку. Порочные люди!
Снова послышались выстрелы, за ними крики, скрежет покрышек и ещё стрельба.
— Мне противно от этой культуры эгоизма и самодовольства. Как ты это терпишь? Какое-то время они оба молчали. — Сафари Мэн, из всех измерений, в которых я бывал, — удручённо сказал Фрэнк, — думаю, это самое непонятное.
Утомлённые первым днём в Нью-Йорке, Пинк Гай и Саламандр Мэн быстро уснули на диване под звуки полицейских сирен, поножовщины и громко занимающихся любовью соседей. Фрэнк и Сафари Мэн продолжали свой разговор в другой комнате.
— Ты что-то говорил об увеличении количества хромосом? — спросил Фрэнк.
— Твои уже множатся, Франку, но ты можешь ускорить процесс. И чем их больше, тем быстрее они множатся, по экспоненте, хахаха!
Он наклонился к нему, как-будто хотел рассказать секрет космических масштабов.
— Ты можешь перехитрить Чин Чина. Тебе нужно убраться отсюда, пока он не вернулся.
— Но как, Сафари Мэн?
Его друг в гавайской рубашке отклонился назад.
— Можешь их выиграть! — сказал он, широко расставив руки. Он сказал это слишком громко, и в соседней комнате Пинк Гай и Саламандр Мэн начали ворочаться во сне. Он выглядел очень довольным, рассказывая об этом новому другу, который казался ему значительно превосходящим его самого, хотя они и были на одинаковых уровнях.
— Как?
— Подпольные гонки лангустов!
Распространённый, но тем не менее необъяснимый феномен: те, кого забросило в другие измерения быстро находили друг друга. Неясно, было ли это космическое влияние вне их контроля или естественное притяжение единомышленников, но они собирались в небольшие группы, почти не надеясь найти выход, и играли на хромосомы. Существует почти бесконечное множество механизмов таких игр, но по какой-то причине именно подпольные гонки лангустов нравились Сафари Мэну больше всего.
Ответ Фрэнка удивил Сафари Мэна.
— Почему гонки лангустов нелегальны?
— Ох, Франку, сами гонки вполне законны, нелегальны только ставки. Только мы не будем ставить деньги — это всего лишь прикрытие — мы будем играть на свои хромосомы, а глупые смертные не поймут, что именно мы делаем!
Всё это было похоже на заигрывания с судьбой. Как будто ребёнок нашёл папину отвёртку, сунул её в электрический щит и обесточил целый район.
— Франку, предоставь это мне. Я приведу бродяг и уголовников, а ты просто подожди здесь. Совсем скоро ты будешь купаться в хромосомах хахаха.
Утром Фрэнк проснулся после ночи глубокогорлового храпения и обильного слюноотделения. Сафари Мэна нигде не было видно. Пинк Гай и Саламандр Мэн сидели на диване, издавая различные звуки: визги, кряхтение и «Нйессс», и при этом катали по полу мандарин. Фрэнк думал, не проснулся ли он в центре по реабилитации инвалидов. Бросив быстрый взгляд в зеркало, он вышел из квартиры и решил прогуляться по улицам мегаполиса. Сейчас он чувствовал себя по-другому. Смелее. Злее. Более мерзким. Как будто сама сущность этого места заражала его, загрязняла его ДНК и отупляла ум. Что-то странное было в этом городе. Пройдя мимо блюющей женщины, перешагнув через наркомана под статуей Рузвельта, вещающего о чудесах свободного мира, Фрэнк почувствовал, что это возможно был не настоящий Нью-Йорк. Больше было похоже на поддельную альтернативную версию настоящего города. Но сейчас он был уже ни в чем не уверен.
Он повернул в сторону большого парка, в надежде, что природа поможет привести его мысли в порядок, или даже вернуть внутренний покой. Но и здесь его ожидало, только разочарование. Трава, кусты и деревья гнулись и кланялись под ветрами, проносившимися над водоёмами, птицы пели друг другу, белки игриво дрались за орехи и ягоды, а затем возвращались в гнёзда отдыхать от своих проделок. Но казалось, что вся эта богатая, кувыркающаяся, скачущая и смеющаяся жизнь тонула в чём-то другом, её подавляла огромная меланхолия, мучила звенящая тревога. Он направился обратно в квартиру, не только без радости или беззаботности, которых искал изначально, но и без какой-либо надежды.
По возвращению он рявкнул на своих друзей, которые в страхе разбежались. Сафари Мэн всё ещё не вернулся, поэтому Фрэнк зашёл в спальню, закрыл за собой дверь, сел на кровать и схватился за голову в глубоком отчаянии. «Это не та земля, которую я желал», — пробормотал он. Фрэнк встал, походил по комнате взад-вперёд, снова сел, потом встал и снова походил и опять сел. Так продолжалось часами. Он начал разговаривать со стеной, показывал на неё, и иногда кричал. Он сходил с ума. Пинк Гай и Саламандр Мэн были слишком напуганы, чтобы вмешиваться, и просто лежали на диване в позе эмбрионов, ожидая возвращения Сафари Мэна и его помощи.
В момент ясности Фрэнк достал камеру из одного из ящиков Сафари Мэна, поставил её на штатив и начал записывать свои бормотания. Ему казалось, что он умирает (от рака мозга, как он подозревал) и нужно было задокументировать процесс ухудшения состояния. Мало что из этого имело смысл. Большая часть была несвязной мерзостью, но это давало возможность отвлечься и провести самоанализ.
«Хахаха! Франку!» — крикнул Сафари Мэн, открывая дверь нараспашку. Он был поражён, увидев двоих его друзей, которые свернулись в клубок и сосали большие пальцы. Пинк Гай, слегка дрожа, указал на спальню. Сафари Мэн также свободно ворвался туда. «Хахаха! Франку!»
Он взглянул на красные глаза Фрэнка и сказал первое, что пришло ему в голову: «Хахаха! Франку!» Фрэнк угрюмо посмотрел на него. Но Сафари Мэн был непоколибим. «Вау! Франку!» — продолжил он радостно. «Выглядишь, будто после десяти раундов с карликом на стероидах хахаха!» — он говорил по-японски, но Фрэнк без труда его понимал. «Франку, кажется тебе надо выпить». Благодаря крепкому алкоголю и неописуемо хорошему настроению Сафари Мэна, Фрэнку стало лучше и он пригласил Пинк Гая и Саламандр Мэна присоединиться к ним за обедом.
— Всё готово, — объявил Сафари Мэн через полчаса, вытирая жирный рот ладонью. Трое его гостей взглянули на него. — Нелегальные гонки лангустов! Хахаха! Всё готово! В следующую субботу. В парке. Хахаха! Будет здорово!
— Откуда ты знаешь? Кто туда придёт, что будет так здорово?
— Несколько моих старых друзей.
— Поясни.
— Ну, двое из них — одни из самых прекрасных чёрных джентельменов в этом городе.
— Когда их выпустили?
— Только вчера хахаха.
— Замечательно, а за что их арестовали?
— Одного за нападение. Ничего страшного. Он выжил хахаха, крепкий орешек. Продержался пятнадцать раундов на ринге с Майком Тайсоном.
— Впечатляюще.
— К сожалению, это было во время тренировки, и он был без сознания четырнадцать раундов.
— Ты серьёзно?
— Тайсон просто использовал его как грушу. Но эй, Папа Франку, он всё равно пробыл на ринге с Тайсоном пятнадцать раундов!
— Резонно. А кто другой?
— Отморозок, из-за которого другие отморозки выглядят как сияющие оплоты доброты и благодетели.
— Чем он занимается?
— Его арестовали за домогательства к мёртвому морскому слону, но отпустили по техническим причинам (морской слон ещё не был мёртвым) и снова арестовали за прыжок в толпу на похоронах монахини.
— Он мне уже нравится.
— Но в остальном он очень приятный парень. Как я уже сказал, его только выпустили и он за любую движуху.
— Прекрасно, кто-нибудь ещё?
— Мой старый латиноамериканский друг. Никогда не против хромосомных игр.
— Когда его выпустили?
— А, хахаха. Его никогда и не ловили!
— Похоже он умён.
— Он бы не заметил, если бы ему прижигали утюгом голову. Однажды он сломал себе ногу только чтобы узнать, сможет ли сам её вправить. Теперь постоянно хромает. Отличный кандидат.
— Идеально. Ещё кто-то будет?
— Ещё кто-то? Конечно, друг мой, конечно! Следующий — просто легенда. Ты будешь от него в восторге, ты полюбишь его. Все его 96 сантиметров.
— Чего?
— Он лепрекон. Зовут Альфа Центурион. Только в прошлую среду сбежал из цирка. Понятия не имеет, в чём суть игр на хромосомы. Вообще без понятия хахаха. Он идеально подходит, дружище.
— Нужны ли нам хромосомы лепрекона?
— Сойдёт. Да и это лучше, чем хромосомы вегана.
— Логично.
— Сафари Мэн, надо признать, что ты проделал блестящую работу.
— Но это ещё не всё, Папа Франку. Я так же договорился с Дроном.
— Дай угадаю. Дрон — это результат инцеста, который последние пятнадцать лет бегал по лесам и выл на луну?
— Не совсем. Дрон — это дрон, летающая камера.
— И как мы получим хромосомы летающей камеры для подсматривания?
— Никак. Но с ней удобно контролировать тех, у кого они есть.
Фрэнку нравилось слушать о результатах работы Сафари Мэна, но он всё ещё не был уверен, что с этого мероприятия можно получить что-то ценное.
— Сафари Мэн, я не могу понять, как это может сработать. Как мы вообще можем быть уверены в выигрыше, да ещё и в получении хромосом проигравших лузеров?
— Франку! Всё подготовлено и подстроено. Наш лангуст не может проиграть!
— Почему ты так в этом уверен?
— Потому что наш лангуст — это на самом деле мышь, замаскированная под лангуста! Блестяще, правда?!
— Мне по душе твой стиль, Сафари Мэн, — Фрэнку такое товарищество начинало по-настоящему нравиться.
— Но я не понимаю, как мы получим много хромосом от такой кучки отбросов. Ну в смысле, зачем людям вообще играть на хромосомы?
— Ах, друг мой, — сказал Сафари Мэн, потирая руки, — на самом деле, эти ребята не совсем люди!
— Они не люди?!
— Конечно нет! Хахаха. Они гуманоиды. На уровне простых смертных, но на самом деле они не люди. Они нечто совсем другое. Их безумное желание стать ранкенфайлами делает их подходящими жертвами. Они буквально готовы проигрывать свои души, лишь бы подняться на следующий уровень, но у многих из них на самом деле интеллект зверей и нравы канализационных крыс. Они — ничто. Поверь мне, Франку. Ты получишь минимум два миллиона хромосом только с этого вечера.
— Ты серьёзно? Два миллиона?
— Гарантирую.
— Как ты можешь гарантировать получение хромосом?
— Папа Франку, я готов поспорить на свою квартиру, что ты выиграешь больше двух миллионов на подпольных гонках лангустов. Вот настолько я уверен.
Фрэнк был более, чем рад согласиться. «По рукам,» — сказал он.
— Но есть маленький подвох, Франку.
— Я так и знал.
— Прислужники лорда Чин Чина точно будут следить за тобой. Всё закончится, как только он узнает, что ты занимаешься нелегальными гонками лангустов.
— Тогда в чём вообще смысл?
— Значит тебе понадобится маскировка, Папа Франку! Хахаха!
Фрэнку понравилась эта идея. «Точно! Я могу притвориться тан-цующим гоблином-флейтистом! Или может жирной бородатой жен-щиной с геморроем, или как насчёт тех милых, большегрудых девочек из аниме в мини-юбках и с испуганными глазами!» — он был очень взволнован, говоря об этом. Сафари Мэн, Пинк Гай и Саламандр Мэн смотрели на него с ноткой отвращения.
— Что с тобой случилось? — спросил Пинк Гай.
Сафари Мэн прервал этот напряжённый момент. «Хахаха! Я думал, может наденешь авиашлем времён первой мировой, какие-нибудь странные очки, кимоно и будешь звать себя «Фрэнк камикадзе-неудачник». Чин Чин и его прислужники будут искать кого-то выглядящего интеллигентно. Это идеальная маскировка! Хахаха!» На это отреагировали бурным смехом, хлопаньем и хриплыми вздохами. Они отмечали план Сафари Мэна песнями, танцами, пока уже поздно ночью не потеряли сознание от чрезмерного употребления алкоголя.
Субботним вечером они вернулись в квартиру помятые и радостные. Хоть и не без оплошностей, но план сработал восхитительно. Все персонажи пришли вовремя, кроме Альфа Центуриона, который всегда любил приходить последним. Спорили жестоко, ставки росли быстро. Фрэнку не удалось обдурить всех участников своим мышиным лобстером, но к тому моменту, как они это поняли, было уже слишком поздно, и он успел скрыться со всеми деньгами.
Но не всё шло по плану. Пока Фрэнк сгребал деньги, Альфа Центурион, будучи маленьким ловкачом, украл все хромосомы и на полной скорости побежал через парк. К счастью, на полной скорости Альфа Центурион не быстрее морского огурца на земле, а Фрэнк был вооружён Дроном, который совсем скоро его догнал. Фрэнк заключил сделку с Альфа: он обменяет денежный выигрыш за весь день на все хромосомы, которые забрал Альфа. После запрета метания карликов, он потерял работу и согласился на обмен.
Альфа Центурион отдал Фрэнку все хромосомы (приняв тысячу в качестве жеста доброй воли), а Фрэнк, быстро выучив нравы этого города, отдал ему половину заработанных денег. Его маленький друг не подозревал об этом и был вполне доволен результатом. Настолько доволен, что пошёл за Фрэнком в его квартиру и присоединился к их празднованиям. Маленький человек так им понравился, что они разрешили ему остаться и присоединиться к их растущей компании сомнительных ранкенфайлов. Тот факт, что Альфа Центуриону просто некуда идти, ускользнул от них, возможно из-за огромного количества выпитого спиртного.
— Нужно решить ещё один вопрос, — сказал раскрасневший-ся Фрэнк. Он повернулся к Сафари Мэну, — кажется, у нас с тобой был спор.
Сафари Мэн ответил, как умел: «Хахаха», только на этот раз его смех был гораздо менее весёлым, чем в предыдущие разы.
— Ты обещал, что я выиграю минимум два миллиона хромосом на этих гонках лангустов.
Сафари Мэн чувствовал себя крайне некомфортно.
— Папа Франку...
— К сожалению, мне удалось получить только 1999000 хромосом. Много, но очевидно недостаточно много.
Он посмотрел на него с крайне наигранной печалью.
— Боюсь, придётся забрать ключи от твоей квартиры.
— Но Фрэнк! — прокричал Альфа Центурион, — ты же отдал...
— Заткнись, мелкая ты жопная затычка! — рявкнул он, — я отдал тебе твою долю. Неужели ты из тех, кто хочет получить больше, после того, как сделка уже состоялась?
Альфа Центурион не привык к таким наездам, хотя и сам часто ругался. Он проковылял до шкафа, забрался внутрь и закрыл дверь. Сафари Мэн мрачно передал Фрэнку ключи от квартиры, который любезно их принял. Теперь они принадлежали ему.
«Сафари Мэн», — сказал Фрэнк, — «ты мне нравишься, ты мне как брат». Он обратился к остальным: «Вы все мне как братья. Мы — семья. Ключи от квартиры мои, но она принадлежит всем нам. Мы будем делить её между собой честно, пока я не скажу вам выметаться к чертям. Что скажете?» Все были невероятно воодушевлены его словами и начали обниматься. Даже Альфа Центурион вылез из шкафа и присоединился к ним. Они пели, танцевали и ковырялись в пупках до раннего утра