Линия огня и льда
от лица Арины
Матео вернулся с запахом пыли, металла и чужой крови. Он молчал. Даже не смотрел в мою сторону.
Всё было по протоколу. Он нашёл предателя и устраненил.
Я смотрела, как он снимает перчатки — медленно, точно, без следа эмоций. Пальцы сжаты, как будто всё ещё держат пистолет. Он вытер руки, бросил полотенце. Ни слова.
Впервые я подумала: он совсем не тот, кем хочет казаться.
— Он что-то сказал? — спросила я.
Матео метнул в меня взгляд. Резкий, режущий, как стекло.
— Только ложь.
— И ты его убил?
— А ты бы нет?
Я не ответила. Потому что знала: убила бы. Просто… не сразу. Я бы сначала узнала, зачем. Для кого. Насколько глубока трещина.
Матео — нет. Он не ищет паутину. Он жжёт её к чёрту, вместе с пауком.
Он не доверяет. Не ищет союзов. Он — угроза, завернутая в фамильную печать.
Мы сидели в полутёмной комнате отеля, он с стаканом, я — с ноутбуком. Вдали гудел Стамбул, как город, который забыл уснуть.
— Ты знал, что он был из людей Итана? — спросила я, не поднимая глаз.
— Я знал, что он дышал рядом со мной, а потом исчез, когда пули начали петь.
Матео сказал это спокойно. И всё же, я заметила: рука на стакане дрогнула, не от страха, от чего-то другого.
Он думает, что всё держит под контролем.
Но я вижу — там, внутри, гниёт что-то старое, что-то, что он не может простить. Даже себе.
Когда он вышел на балкон, я позволила себе наблюдать.
Сильные плечи. Слепой взгляд в ночь. На лице — не ярость. Пустота. Опасная.
И я вдруг подумала:
«А если он не просто наследник?..
А если он — новая версия Лозарро Ромариса, но без тормозов?»
Не в смысле — хуже.
В смысле — свободнее.
И мне стало интересно.
Не как женщине.
Как игроку.
Позже, в своей комнате, я открыла старую фотографию. Мать Матео. Лавиния Ромарис. Зелёные глаза, длинные каштановые волосы. Холодный ум, за которым пряталась боль.
И вдруг поняла:
у них с Матео один и тот же взгляд.
Как у людей, которые слишком рано поняли, что спасать — больнее, чем терять.
Я закрыла фото, приглушила свет.
А потом записала себе:
"Следить. Не приближаться, но держать на виду.
У хищника может быть план.
А может быть — тоска.
Обе вещи — смертельно опасны."
На следующее утро всё казалось обычным.
Матео сидел на подоконнике, в белой рубашке, закатанные рукава. Пил чёрный кофе и делал вид, что меня не существует. Я почти улыбнулась: так себя ведут мужчины, которые пытаются скрыть, что о тебе думают.
— Новый маршрут, — сказала я, подкидывая ему планшет. — Люди Карла двигаются через южный порт. Это не часть схемы.
Он посмотрел. Ровно две секунды. Потом вернул планшет мне.
— И?
— Они вне плана. Это может быть...
— Или ты вне игры.
Пауза.
Он уже не просто проверял границы. Он расставлял ловушки.
Я знала, что он тоже за мной следит. Не физически, не по камерам, хуже. Он смотрел сквозь меня.
Матео Лозарро не доверял никому. Даже себе — не до конца. А я…
Я была тем, что ему подсунул Мастер. Новым правилом в старой игре или вирусом в системе.
Проверка.
Я почувствовала её с первого взгляда.
Такой тест мог быть только однажды — и пройти его можно было лишь в одиночку.
Поэтому я поехала в порт одна. Без поддержки. Без камеры.
Без плана отступления.
Официально — чтобы перехватить неизвестный груз Карла.
Неофициально — чтобы перехватить контроль над ситуацией.
Я хотела его перехитрить. Но на самом деле — он опередил меня.
Склад №3.
На картах он не числился в активных точках. Камеры — мёртвые. Люди — слишком молчаливые. Это была ловушка, и я знала это ещё на подходе, но зашла.
Потому что именно в этом и заключался его тест.
"Ты зайдёшь, если знаешь, что это западня?"
Да. Потому что ты хочешь знать, кто я на самом деле.
Он не прятался.
Матео стоял внутри, в полумраке, сложив руки за спиной.
Один. Как и я.
— Ты здесь не по приказу, — сказал он. — А по инстинкту.
— Или по необходимости, — ответила я.
— Ты знала, что это ловушка, почему пришла?
— Потому что хочу играть, а не быть фигурой.
— Не слишком ли дерзко для пешки?
Я подошла ближе, прямо, без страха. Молча обвела взглядом склад.
Он был пуст.
Слишком пуст.
И вдруг — грохот. Автоматическое запирание. Вентиляция выключена. Свет — аварийный. Сигнала нет. Пять камер по углам — фальшивки. Всё было рассчитано.
Он загнал меня в коробку. Без выхода. Без помощи.
— Ты называешь это проверкой? — спросила я.
— Это — правда, — ответил он. — Ты хочешь быть моей тенью? Тогда ты должна знать, какого это — когда никто не придёт тебя спасать.
Он ушёл, оставив меня внутри.
Я дышала медленно.
Паника — враг.
Время — враг.
Сам он — враг.
Но я не сдавалась.
Я заметила слабый ветерок в северной стене. Значит — вентиляционный туннель.
Доступ был за панелью. Металлической, прижатой старым шкафом. Я использовала шестигранник из подошвы — скрытый карман. Разобрала крепление.
Восемь минут. Шесть — на выход через трубу.
Порезы. Кровь. Грязь. Боль. Всё в порядке.
На улице было уже темно. Машина — далеко, но он ждал.
Матео Лозарро.
Стоял, опершись на капот.
Курил.
Я вышла молча, с руками в грязи, с лицом в пыли.
Не произнесла ни слова.
— Ты выбралась, — сказал он, не глядя.
— Не благодаря тебе.
— Именно поэтому я тебе и верю.
И это был… комплимент.
Первый.
Но не последний.
Воспоминания, несколькими неделями ранее.
Она слышала, как за её спиной кто-то сказал: — Лозарро вернулся.
Арина не обернулась сразу. Она знала, что говорят не о Лозарро Ромарисе, о его сыне, о том, кто был слишком похож — и в лице, и в поступках, — но в чём-то… ещё страшнее.
Матео.
Для них он был не Матео. Он был призрак. Тень, вытянутая из прошлого, из золы, из пепла сгоревшего дома.
Он не требовал власти. Он напоминал, кому она по праву принадлежит.
Позже, в диалоге с Мастером:
— Они называют его Лозарро, — сказала она, будто невзначай.
Мастер кивнул, взгляд устремлён в окно:
— Страх делает людей суеверными. Старого Лозарро они уважали. А его — боятся.
— Но он не отец, — заметила Арина, слишком тихо.
Мастер перевёл взгляд на неё, почти с интересом:
— Нет. Он — то, чем стал бы Лозарро, если бы умер не тогда, а позже, намного позже.