Хозяин могил

9

Хозяин ждал их у самих курганов. Он подпрыгивал то на одной, то на другой ножке, всё оглядываясь на холм, в котором виднелся осевший со временем вход в курганы. Когда-то он был достаточно высок, чтобы в него прошли, распрямившись, несколько человек с гробами на плечах. Теперь над землёй виднелась лишь верхушка проёма, деревянные створки которого просели внутрь под давлением почвы. Большая часть прохода ушла под землю, однако зоркий глаз некроманта отметил, что земляная насыпь была очень свежей.

Вид у Хозяина был убитый, даже для умертвия. Он переводил свой полный слёз взгляд то на некроманта, то на Тарошку, и всё не решался заговорить. Служка косился на некроманта, совершенно не понимая, что происходит, а тот ждал, пока Хозяин соберётся с духом и начнёт говорить.

- Бран не должен был умереть, - Наконец нарушил молчание Хозяин, - Он просто... Они просто... Я никогда не... Почему они такие сильные и вольные? Они были призваны мной служить мне, почему они меня не послушались? Почему они бросились на него?

Слова Хозяина терялись в вечернем воздухе, словно угасающий закат. То его голос было слышно громко, будто он говорил над самым ухом, то так тихо, будто был отголоском дальнего эха. Да и сам Хозяин начал как-то странно мерцать, словно пытаясь находиться сразу в нескольких местах – возле заваленного прохода, возле дорожки на луга, возле идущего в горку рядка могил, выходящей к его собственной.

Некромант молчал.

- Он смотрел на меня, пытался звать на помощь... Или просто кричал от страха, я не знаю. Я не смог их выгнать, пока они не закончили бойню. Тогда я гнал их, гнал туда, куда мог, в старые курганы. Как и хотел... Я попытался найти могилу старосты, она должна была быть одной из самых свежих. Но в первом зале его не было, и я приказал слугам взломать первую дверь. Древние курганы, пробудившиеся ещё за неделю до этого, когда я впервые начал искать, выли и кричали. Буйствующие покойники стали последней каплей. Один за другим воины стали подниматься. Они не смогли покинуть старых залов, ведь их надёжно закрыли и завалили те, кто строили эти курганы со мной. Но ярость их уже нельзя ничем сдержать. Скоро они сломают последние створки, и я буду бессилен что-либо сделать.

- Что произошло с Лакором?

- Он... - Хозяин замолчал, надсадно всхлипывая - С ним...

Мертвец зарыдал. Громко, горестно и очень жутко, так может рыдать только мертвец в глухом лесу под заходящем за могильные холмы солнцем. Тарошка, который рассматривал в этот момент заваленный вход, не ожидал этого, и, вздрогнув, опрокинулся всем телом вперёд, хорошенько приложившись носом об резной орнамент на сводах, да так и замер в раскоряку. Некромант, подоспевший на помощь, был так же оглушён нахлынувшим на служку наваждением.

10

В солнечно-оранжевом облачении, с расшитыми золотом колосьями на груди, подпоясанный шёлковым поясом, к курганам подходит старец. Из-за его спины робко выглядывает мёртвый Хозяин. Парочка выглядит словно дед и внук, пришедшие на ярмарку. Дед стар и опытен, для него всё это не в новинку, он ничего не боится и знает себе цену. Малец же словно страшится любого шороха, и прячется за полу своего опекуна, не решаясь даже посмотреть на цель их похода. Вот старец останавливается, и Хозяину кладбища приходится сделать шаг вперёд. Он нерешительно поднимает руки, и холм начинает преображаться. Опоры вздымаются, поднимается из-под земли свод кургана, двери, не сдерживаемые теперь землёй, с грохотом падают на выложенный прогнившим деревом пол. Проход теперь свободен.

Старец делает шаг вперед, указывая Хозяину оставаться снаружи. Тот, опустив очи долу, не делает даже попытки последовать за жрецом, садится на землю и прячет голову в коленях. Лакор решительно заходит в двери. Темнота подземелья моментально разрезается ярким солнечно-огненным свечением, исходящим с ладоней старца. Первый зал курганов мал, вмещает всего десяток могил. Каждая разорена, кости и останки разбросаны по всему помещению, вперемешку с осыпавшимися камнями и растениями. А в глубине зала, в темноте, до которой ещё не докатилась волна света, зажигаются огни алчущих крови глаз. Нет, они вовсе не зажигаются – они чернеют, словно поглощая весь свет вокруг. Они настолько чёрные, что их отчётливо видно даже на фоне непроглядной темноты подземного склепа. Старец поднимает одну ладонь над головой, и свет наконец освещает упырей. Они медленно расходятся в разные стороны от двери, которую всё это время пытались выбить. У них получалось не слишком хорошо – дверь не простая, и надёжно сдерживает их безумную ярость, но никакая защита не может продержаться вечно. В дереве уже видны глубокие царапины, рукоять одной из створок вырвана. Упыри не решаются нападать, чувствуя исходящую из их незваного гостя силу.

Но жажда крови сильнее. Первый упырь бросается на жреца, одним прыжком преодолев несколько метров. Но не смотря на свою бороду, Лакор всё ещё подвижен, он успевает выставить вперёд вторую руку и хватает упыря за голову, положив пятерню тому прямо на лоб. Умертвие шипит и извивается, бьёт руками, пытаясь высвободиться из хватки жреца, оказаться как можно дальше от обжигающего света, но оно словно прилипло к ладони священника. По руке Лакора ручьём течёт кровь из всё новых и новых царапин, что оставляет нежить, но хватка священника не слабеет. Упырь делает ещё несколько попыток вырваться, но вскоре с шипением разгорающейся плоти и бурлением вскипающей крови обвисает, сваливаясь на землю бесформенной кучей. Язычки пламени, всколыхнувшиеся во тьме, быстро угасают, и умертвие уже лишь только тлеет, но это не останавливает жреца, идущего дальше.

Оставшиеся мертвецы прыгают разом, не желая повторять судьбу своего собрата. Резко поднимая руки, Лакор озаряет помещение перед собой ярким светом, словно сиянием первой зари. Непроницаемым барьером становится этот свет перед ним, и упыри лишь тщетно бьются лбами об эту нерушимую преграду. Обжигаемые и ослепляемые ярким светом, они вынуждены отступать к двери в дальние залы.

Жрец идёт в наступление. Перешагивая через повершенного упыря, он надвигается на мертвецов, словно на загнанных в угол крыс. Но те не желают сдаваться. Воя так, что даже у Лакора дрожат руки, они начинают расходиться в разные стороны. Жрец медленно разводит руки, направляя на каждого по источнику своего благостного свечения. Упыри не рискуют приближаться, но жрецу всё сложнее подавлять их обоих. Вот он оступается, запнувшись о камень, и одна из тварей решается на атаку.

Упырь прыгает сверху, одновременно с ним с другой стороны бросается жрецу в ноги второй. Лакор, кряхтя от натуги, подпрыгивает, и с огромной силой бьёт сверкающим кулаком летящего на него сверху упыря смачным ударом снизу наотмашь. Мертвец, обильно поливая всё вокруг едкой желчью, отлетает к стене, раздаётся глухой удар. Следом – вопль боли – то падает Лакор, поверженный ударом второго упыря. Мерзкая нежить разрывает ударами бедро и впивается в него зубами. Пытаясь отползти при помощи уцелевшей ноги, жрец направляет своё верное оружие – поток обжигающего света на упыря, но близость тёплой и вкусной крови заставляет того вгрызаться в сладкую плоть ещё сильнее. Обессилев, рука жреца подламывается, и он падает на спину, истошно крича от нестерпимой боли. Волна света теряет форму и направление, а упырь чувствует близкую победу. Воля священника крепка, однако создания тьмы способны одним лишь своим присутствием ломать волю и разум обычных людей. Лакор ещё держится, но даже его, жреца светлого бога, не хватит надолго.

Жрец перекатывается на другой бок, бросив попытки отползти. Он сжимает зубы, до хруста, но преодолевает боль, и бьёт упыря ногами – обеими, со всей силы, своей и дарованной ему божеством. Мерзкое отродье тьмы отшатывается в сторону, ошеломлённое яростным натиском уже побеждённой жертвы, и жрец торжествующе выбрасывает над собой руки, а затем поочерёдно дёргает на себя. Вслед за его руками тянутся блестящие нити, словно паутинки, окроплённые светящейся в утреннем солнце росой. На не успевшего отпрянуть упыря опускаются золотистые изогнутые лезвия, напоминающие серпы. Рассечённый в нескольких местах сразу, упырь обессиленно валится на землю.

Жрец поднимается не сразу, какое-то время он и вовсе лежит без движения. Он пытается осмотреть залу затуманенным взглядом, ноги подламываются, разорванное бедро почти не функционирует. Лакор вынужден облокотиться на деревянную колонну. Глаза, перед которыми стоит белёсая пелена, безуспешно пытаются отыскать догоревшую кучу, которая была первым поверженным умертвием, но всё напрасно. Его нигде нет. Лакор тихо стонет, запоздало ощущая холод, расползающийся от живота по всему телу. Из его груди торчит искорёженная и обугленная лапа со всё такими же острыми когтями. Подкравшийся сзади упырь нечеловечески сильным ударом проткнул жреца насквозь, раздробив позвоночник и разломав грудную клетку. Боли уже нет, она вся ушла, а вместе с ней из старика бурным потоком уходят последние капли жизни.