Глава 17
Ее настораживало, насколько сильно она раньше углублялась в психологию. Но она вновь поймала себя на мысли, что где-то уже про это читала. Это называется дисторсией времени. То состояние, при котором человек ощущает прошедший месяц одной неделей.
Для Виттории все прошедшие недели были сжаты в самый короткий промежуток времени. И в данный момент она правда обеспокоилась.
Голова нещадно болела. Горло першило от сухости. Ноги были ватными, а руки немного тряслись. Виттория пока не шевелилась, потому что не доверяла своему вестибулярному аппарату, но она точно знала, что лежит в платье. Ткань на руках неприятно собралась.
Вот только все это ее мало беспокоило. Риччи проснулась от шума за окном. И ее волновал только один вопрос: какой сейчас день?
Она помнила, как уезжала с благотворительного вечера в субботу. Она помнила, как приехала вместе с Филом в клуб в воскресенье. И точно помнила, как ее привез Тони домой вечером. И это тоже было воскресенье.
Виттория помнила, как отмахивалась от криков Корделии, прекрасно понимая, что не способна даже слово из букв сформировать, не то что осмысленными предложениями бросаться. Корделия была зла. Она почти дошла до крайней точки. Но Риччи прекрасно видела ужас вперемешку с облегчением, когда она вошла в дом. Как бы то ни было, но Корделия волновалась.
Поэтому и не доставала Витторию расспросами, ограничившись нравоучениями. Поэтому она не стала тревожить девушку рано утром, давая ей поспать еще немного. Вот только Риччи не знала, сколько длилось это немного. Она не имела представлений о том, сколько спала.
У нее жутко болела голова, но Виттория была уверена, что это не от алкоголя. Учитывая, что в последний раз высокоградусный напиток побывал в ее организме на благотворительном вечере. До вечера воскресенья девушка ограничивалась соками. Череп раскалывается пополам от того, что Виттория спала слишком крепко. Ей не снились сны. Впервые. Не было ничего.
И она была, видимо, законченной мазохисткой, раз считала это неправильным. Она привыкла к мерзким картинкам, звукам. В этот раз она не слышала даже себя. Своих ощущений. Ее не тошнило. Впервые. И это было страшно. Было страшно осознавать, что и к этому Виттория привыкла.
Она ложилась спать с ожиданием того, что организм утром сам ее разбудит. Но она устала. Она адски физически устала. Поэтому провалилась в сон, как только дотронулась головой до подушки.
Именно поэтому ей было сейчас неудобно. Платье неприятно скомкалось в ногах. На руках заломы ткани пережимали кожу, посылая импульсы в кончики пальцев. И сейчас Виттория пыталась разлепить глаза, уже готовясь встретить противный солнечный свет. Но его не оказалось. Шторы были запахнуты наглухо.
И Виттория подорвалась, резко принимая сидячее положение. Когда она успела закрыть шторы? И были ли они закрыты всегда? И тут она испугалась.
Она практически не помнила ничего из того, что делала все эти недели, если не считать особенно эмоциональные всплески. Все слилось в одну механическую работу, которую Виттория выполняла на автомате. Поэтому она и подумала, что прошло не больше недели. Но ведь это невозможно.
Риччи помнила, как улетела на отдых с сестрой. А сейчас она в своей спальне в Италии. Значит, прошло, по меньшей мере, две недели. Но голова начала болеть еще сильнее от этих мыслей.
Виттория справилась с первым приступом тошноты от резкой смены положения и решила окончательно удостоверить в том, что ей нужна смирительная рубашка и белые мягкие стены. Потянувшись к телефону, Виттория зажмурилась от яркого свечения экрана и взглянула на день недели.
Вторник. 13:50.
- Твою мать, - хриплым голосом произнесла Риччи.
Она спала чуть больше тридцати шести часов.
Виттория внимательно присмотрелась к дате, чувствуя, как внутри что-то укололо, отдаваясь мягким теплом. Словно сегодняшний день имел смысл. Что-то, что раньше приносило радость. Вот только Риччи не могла вспомнить. Ей было даже больно думать. Девушка была не в состоянии сейчас копаться в глубинах своей памяти, учитывая, что теперь к ней возникли вопросы.
Риччи не могла понять, как она проспала столько часов без снов. Но еще больше ее настораживало то, что Корделия не разбудила ее. Виттория знала, что если бы тетя захотела, то девушка пошла бы в школу в понедельник в шесть утра в качестве наказания за отсутствие дома.
Черт. Школа. Это еще раз подтверждало то, что Риччи была максимально неактивным участником учебного процесса. Виттория только сейчас поняла, что пропустила два дня в школе. Теперь возник вопрос, каким образом Корделия это объясняла директору.
Но ответ на этот нехитрый вопрос сейчас имел чуть ли не последнюю очередь. Виттория не могла отделаться от чувства, что этот день имеет какое-то значение. У нее внутри разливалась патока, усмиряя демонов, которые после пробуждения вновь начали скрести ребра. Будто в этом дне имелось другое значение, помимо вторника.
Но Виттория решила разобраться с этим позже. Ей невероятно сушило горло, и она решила попытать удачу и спуститься вниз. Это было не так трудно, если не обращать внимания на гудящие ноги. Но отправиться на тот свет от обезвоживания в планы Риччи не входило.
Виттория осторожно вышла из спальни, стараясь лишний раз не делать резких движений. Девушка отметила звенящую тишину в доме. Или это ей только казалось из-за непривычной ясности в голове, но она почти натурально ощущала, как туман рассеивается.
Виттория считала ступеньки. Чтобы хоть как-то вернуть восприятие мира, Риччи методично считала выступы на лестнице. Она все еще никак не могла прийти в себя после того, как увидела дату и день недели. Все это время она что-то делала, куда-то ходила, разговаривала. Но Виттория не ощущала всего этого времени. Его словно не было. Для нее прошла максимум неделя.
И на последней ступеньке, сделав последний резкий шаг вниз, Риччи осознала, что оказалась прямо здесь. Внизу. На дне. Она окончательно и бесповоротно не в порядке, если она так сильно запуталась во времени.
Виттория поняла, что довела себя. Это ведь не может продолжаться вечно. Когда-то ее должно было накрыть. И, похоже, отсчет начался именно с момента, как она проснулась сегодня. Часовая бомба готовилась взорваться, и Риччи только хотела, чтобы рядом никого не оказалось. Она не хотела задеть кого-то потоком всего, что она спрятала в самых потаенных уголках души.
Подойдя к графину, Виттория налила воды по самый край стакана. Но ей в горло будто насыпали песка. Поэтому сейчас девушка была похожа на потерянного в песках Сахары путника, который дорвался до живительной влаги. Риччи пила жадно, чувствуя какую-то сладость воды. Она не замечала, как струйки воды стекают по ее шее. Но Виттория улыбалась, делая последний глоток.
Сделав глубокий вдох, девушка прикрыла глаза, вдыхая аромат дома. Кухня до сих пор хранила запах утреннего кофе Корделии и свежей выпечки. Виттория не знала, что ей делать оставшиеся часы до прихода тети. По правде говоря, она вообще не понимала, что ей делать дальше.
Она запуталась. Совсем. Она потерялась. Она не чувствовала ничего слишком давно, чтобы безболезненно вернуться в прежнее состояние. Она оттолкнула всех от себя и совершенно не жалела об этом. Риччи никогда ни о чем не жалела. Но девушка понимала, что Марко не остановится, что Корделия продолжит наседать, что Моретти не перестанет терзать ее. Паола была права. Рано или поздно они поймут, особенно, когда такое состояние Виттории выдавало ее полностью.
И опять она не справилась. Даже с этой выбранной ей самой ролью она не справилась.
Устав об этом думать, Виттория открыла глаза, осматривая кухню. И она обратила внимание на лист бумаги, который не заметила в начале. Подойдя к островку, Риччи поняла, что это записка. Почерк Корделии. Девушка судорожно вдохнула, примерно представляя содержимое написанного. Внутри под ребрами начало зудеть.
«Виттория, я не знаю, когда ты проснешься, но учти, что по возвращению домой, у нас состоится серьезный разговор. Твое поведение выходит за рамки дозволенного. Я старалась тебя разбудить, но ты слишком крепко спала. Директору в школе я сообщила о твоем плохом самочувствии. Даже не смотря на сегодняшнюю дату, я не избавлю тебя от своих нравоучений. Но я надеюсь, что ты задвинешь свою гордость подальше, и вместе со мной почтишь память отца. Корделия.»
Обрыв. Она падает. Наяву.
Виттория упала на пол, больно ударившись коленями о холодную поверхность. Бумага выпала из рук с последним прочитанным словом. Она забыла. Она посмела забыть о дне рождении папы.
Главный человек ее жизни. Единственный, память о котором Виттория хранила как святой Грааль. Единственный свет в ее жизни, когда эта самая жизнь превратилась в театр.
Виттория чувствовала, как по щекам потекли слезы. Она чувствовала, как ноют колени. Она чувствовала, как ей становится холодно. Но Риччи не чувствовала себя. Внутри все горело огнем, и девушка поняла, что время пришло. Часовая бомба начала свой отсчет прямо сейчас.
Виттория практически ничего не видела из-за застилающих глаза слез. Она только ощущала мокрые дорожки на щеках и шее. Она слышала, как соленые капли падают на холодный пол. Они разбиваются. И чертовы символисты должны умереть сейчас от экстаза. По крайней мере, это именно то, что Виттория хотела сама.
Было больно. В голове проносились картинки из детства. Коньки. Папин смех. Сугроб. Папин смех. Разбитые чашки. Папин смех.
А Риччи разрывала себя в мясо, осознавая, что полностью себя уничтожила. У нее ничего не осталось. Она забыла про день рождения папы, который в семье отмечался чуть ли не наравне с Новым годом. Виттория чувствовала, как внутри все обливается кровью в наказание за то, что она посмела отключить все, что напоминало чувства. А сама она обливается слезами, не произнося ни звука.
Что Виттория потеряла, когда ушли ее родители? Что ответит человек, если ему задать подобный вопрос? Он потеряет все. Весь мир. Свою жизнь. Смысл жизни. Но ведь мир не рухнул, мир продолжает существовать. Почему все говорят громкие фразы о потерянной жизни, которая так или иначе будет продолжаться? Виттория никогда не отвечала на этот вопрос. Не могла. Не было ответа.
Сейчас он светил голубым пламенем, сжигая ее кости, заставляя задыхаться в подступающей истерике. Она потеряла себя. В данную секунду Виттория чувствовала, как сердце затапливает кровью. И она решила смириться с тем, что так здесь и останется. Сломанная кукла, которая довела себя до рваных разломанных кусков. Ее не собрать.
Было больно. Физически больно подняться. Но Риччи не видела другого выхода. Она не замолит грехи. Она не выпросит прощения. Она не очистит свои руки. Но, возможно, она сломает себя до конца. Ведь проще слепить что-то новое из безвольной марионетки, чем собрать молекулярный паззл.
Виттория знала, что Корделия хранит ключи от дома родителей в своем кабинете. Виттория знала, что этот дом находится слишком близко, чтобы смочь его избегать. Виттория знала, что у нее получалось это делать все это время. Виттория только не знала, как дошла до кабинета.
Пелена слез застилала все. Девушка шла наощупь. Почему-то шкатулка на дне самого нижнего ящика была самым правильным вариантом. Виттория решила, что не может ошибиться хотя бы здесь. Но два аккуратных ключа лежали прямо на синем бархате, словно все эти годы только и ждали законного владельца. Виттория сжала ключи в руках и понеслась вниз.
Ей было нужно это. Она не понимала, почему, но считала это единственным правильным решением. Она не была в своем родном доме почти пять лет. Пять лет кошмаров, масок, лжи и теперь еще ненависти к себе.
Ключи казались непосильной ношей. Но Виттория не обращала никакого внимания. Она понимала, что это самая маленькая часть того, с чем ей придется столкнуться. Она не знала, как встретит ее родной дом. Но она надеялась, что именно там она найдет пристанище для своей души, иначе, для чего она вернулась.
Для чего она вернулась? Это был первый вопрос Марко. Тогда самым правильным было соврать ему. Она вернулась домой. Так ли это? Сейчас Виттория в этом сомневалась. Дом там, где твое сердце. А ее было утоплено в кровавом месиве много лет назад, вот только Риччи искусно притворялась все это время.
Для чего она вернулась? Чтобы найти покой там, где больше нет угрозы. Вот только оказалось, что она приехала прямо в собственный котел в аду. Ирония. К которой Виттория так и не привыкла.
Девушка надела белые кроссовки, зная, что ее состояние сейчас оставляет желать лучшего. Виттория до сих пор ничего не видела, уже успев попрощаться с оставшимся после долгого сна макияжем. Но это было самым незначительным ее повреждением. Грудь была вся мокрая от слез, и Виттория поняла, что ее прорвало. За все эти недели беззвучного молчания она платит угробленным миром.
Было плевать, что на улице холодно, что она может заболеть. Витторию это заботило в последнюю очередь. Она просто вышла на улицу в платье, даже не закрыв за собой дверь. Она шла по маршруту, которого избегала все эти месяцы жизни здесь после возвращения.
Она шла в свой дом, где когда-то она знала счастье. Виттория почувствовала боль в солнечном сплетении, но не делала и попытки остановиться. Разве не смешно, что она когда-то была счастлива?
Сейчас она шла в свой родной дом. Чтобы найти покой навсегда.
***
Ее демоны ее не оставят. Риччи это осознала, когда увидела крышу дома. Весь путь, который она прошла пешком, размылся от ее слез, которые продолжали выливаться. Она не чувствовала холода, хотя поднялся небольшой ветер. Ее щеки горели от пожара внутри, который превращал в пепел все, чем девушка жила последнее время. Жила? Существовала. Но, тем не менее, она продолжала дышать. А сейчас эта способность организма казалась такой призрачной, будто ее не было никогда.
Виттория медленно подходила к дому, стараясь не задохнуться по дороге. Ее слезы стали звучнее, и теперь Риччи судорожно всхлипывала, шаг за шагом приближаясь к своему ночному кошмару и спасению.
Она не могла этого объяснить. Не могла понять. Но оно было. Словно голоса родителей, наконец, разрешили ей приблизиться к своей душе, которую она оставила в этом доме много лет назад.
Ворота. Большие черные матовые ворота. В детстве Виттория боялась к ним подходить, они казались ей зловещими. Но ее детское сердце всегда трепетало, когда они разъезжались в стороны. Словно новое чудо света. Персональное, только для их семьи.
Виттория приложила ключ к маленькой двери. Глухой звук открывающегося замка. Риччи не думала, что ей станет страшно. Но сейчас девушка вновь вернулась в детство, опасаясь страшных ворот, за которыми скрывается маленький мир.
Но Виттория не могла по-другому. Она уже пришла. У нее уже ничего не осталось. Нет обратного пути. Поэтому она толкнула тяжелую дверь, делая первый шаг.
Ладонь смогла заглушить крик. Виттория зажмурилась. Стало больно. Она снова ломала себя, пытаясь склеить что-то новое. Но это именно то, за чем она приехала. За покоем. Вот только горло сдавило от болезненных стонов, но Риччи не могла подавить желание закричать. Она никогда не думала, что в ней будет столько слез.
Это были мамины любимые цветы. Непонятно, как они сохранились в такую погоду, но это были они. Росли, словно не было этих лет. Словно ничего не разрушилось. Виттория шла вперед, приложив одну руку к сердцу, умоляя его не рваться. Больно. Жестоко.
Еще один поворот замка. И Виттория не сдержалась. Она почти истерично выдохнула. Звук родной. Плавный. Словно кто-то просто ушел надолго в магазин. Руки дрожат. Открыв дверь, Виттория выронила ключи. Сил не осталось.
Но она должна. Но не могла. Риччи стонала в голос, стараясь подавить истерику. Ногти впились в ладони. Ноги начали подкашиваться. Но Виттория стояла на пороге своего дома не в силах толкнуть дверь.
Но, видимо, кому-то надоело просто смотреть на раздробленную душу девушки. Ветер. Сильный. Холодный. И он своим потоком открыл дверь, являя Риччи ее маленькое персональное чудо.
Сорванные связки. Она пожалеет об этом. Однажды. Но сейчас Виттория зарыдала в голос, видя полностью чистую гостиную. Именно такой, какой она была всегда. Девушка ухватилась за косяк, чтобы не упасть.
Словно это было последнее, на что у нее хватило мужества. Она переступила порог, и ее окатило виной. Будто фантомный запах, но Виттория чувствовала мамино печенье. Но почему-то под языком собралась горечь. Впервые в жизни девушка не хотела его ощущать.
Она не могла сфокусировать свое зрение. Но она точно знала, что все осталось на своих местах. Виттория была не в состоянии думать об этом. Она видела перед собой цель. Ту, которую пыталась вычеркнуть из своей жизни все эти годы. Не смогла. Опять.
Ноги не слушались. Но Риччи упорно шла, будто папин голос ее торопил. Виттория видела полоски света на полу. Но то место, куда она шла, было затоплено тьмой. Кто-то создал из ее персонального чуда единственный и неповторимый ад. Смешно.
Виттория уже не хваталась за сердце, привыкнув к боли. Виттория перестала сдерживать рыдания. Виттория не обращала внимания на полностью промокшее сверху платье. Виттория не контролировала трясущиеся руки. Она просто протянула их к маминому белому роялю.
Но не дотронулась. Она упала. Колени вновь обожгло острой болью. Но Виттория поняла свою ошибку. Она не имела права дотронуться до воплощения маминой белой души. Не могла запятнать ее. Поэтому она сейчас сидела на коленях перед душой матери, которую она пыталась передать своей маленькой девочке.
- Я не смогла, мам, - это было похоже на хрип, но Виттория была обязана это сказать.
Вокруг была тишина. Гробовое звонкое «ничего». А Риччи внутри проигрывала войну. Окончательная капитуляция перед тем, как ее растопчут.
Почему здесь было темно? Весь дом был светел, словно здесь решили сделать резиденцию рая. Один единственный уголок, куда и стремилась Виттория, был обделен солнечным светом.
Она не хотела этого. Она перестала чувствовать себя. Она хотела, чтобы все прекратилось. Чтобы сердце не болело, чтобы легкие перестали гореть. Чтобы ребра не разрывали мягкие ткани. Чтобы в голове не было тумана. Виттория хотела обратно. Сюда, где был покой. Где она была счастлива.
Она не смогла. Не смогла смириться со смертью родителей. Она слишком хорошая актриса и убедила, что все в норме, даже себя. Она врет. Она постоянно всем врет. А себе получилось врать намного лучше.
Но это ведь неизменно. Это уже стало константой. Их нет. Их не было все эти годы. И их не будет всю оставшуюся жизнь. Ей пришлось слишком рано вырасти. И она сбежала. Не смогла принять эту ответственность. И она придумала маски, которые слетали только под кипятком в душе.
Она сбежала от себя. Чтобы не принимать роль жертвы в двенадцать лет. Ее шрамы горели огнем, как напоминание о том, что она зря столько лет провела в бегах от правды. Она вернулась туда, где все началось. И ведь здесь все и должно было закончиться, верно?
Она думала, что справится. Вот только то, что не случилось той роковой весной, случилось сейчас. В тот раз она смогла сбежать, у нее получилось, хотя ее детское тело очень долго помнило грубые большие руки. Вот только тогда она сбежала под колеса машины, которая решила оставить на ней клеймо неугодной всевышнему.
Никто не мог понять, как она оказалась в том районе. А она просто зашла к подруге в гости. Не учла только то, что в доме был ее отец. Все посчитали разорванную рубашку следствием аварии. А негативное отношение к чужим прикосновениям - посттравматическим синдромом. Вот только для Риччи настали годы путешествий по кругам ада, когда вновь и вновь к ней прикасались чужие люди в новых школах. Они просто жали друг другу руки, но это ощущалось обожженной кожей, которая плавилась до мяса.
Но Виттория просто закрыла тот день на амбарный замок. Она всегда о нем помнила, только не давала демонам вырваться из этой комнаты. Но сейчас это не работало. Сейчас Риччи была готова разорвать свои связки от тяжелого дыхания. Сердце билось с чудовищной силой, словно ему стало тесно в железных оковах. А кошмары из заколоченной комнаты разрывали ее органы, превращая ее существование в одну ошибку.
Крик. Она не может справиться больше. Громкий. Вырванный из души. Страшный. Разрывающий глотку. Виттория сидела на коленях, перед воплощением души матери и кричала. Она устала.
Она пришла за успокоением. Но получила обуглившиеся клочья себя.
Она срывала связки, но продолжала кричать. Этого всего было слишком много в ней. Она слишком долго держалась. Руки нещадно тряслись, и Виттория уперлась ладонями в пол, но было бесполезно. Спазмы заставили пальцы впиться в паркет. Больно. Но слезы не прекращались.
Она кричала на всей возможности своих легких. И они будто в один момент были заменены на новые, чтобы дать Виттории выплеснуть все.
Риччи давно закрыла глаза не в силах выдержать белый цвет рояля. Голос охрип, но она продолжала испытывать себя на выносливость. Она устала. Она смертельно устала терпеть. Ей плохо. Она хочет домой. Она хочет к родителям. Она должна извиниться.
Человек не может вынести столько боли. Риччи трясет. Она не может собрать всю оставшуюся волю, чтобы подчинить себе свое тело. Потому что ее не осталось. Тело дрожит, словно кто-то приварил к органам шокеры. Больно.
Невыносимо жарко от огня внутри. Виттория не может понять, почему воздух в легких не заканчивается. Это ведь невозможно столько кричать. Руки дрожат, даже когда девушка пытается ногтями вырыть себе яму в полу. Больно.
Крик. Другой. Кто-то хватает ее за плечи, но Виттория не может открыть глаза. Она все еще захлебывается слезами. Кто-то пытается повернуть ее голову. Но она не может справиться даже с этим.
Кто-то прижал ее к своей груди. И Витторию окатило волной осознания. Запах. Орех. И словно чей-то шепот ей подсказал. Она на протяжении месяцев не могла понять, что это за запах. Арахис. Чертов арахис, который спасал ее все это время.
Виттория вжалась пальцами в его рубашку, чувствуя новый поток слез. Стало не легче, нет, но удавка на шее точно расслабилась. Риччи не надрывала горло, теперь она громко всхлипывала, пытаясь справиться с истерикой. Горло саднило, но девушка продолжала стонать от боли внутри, которая ощущалась вырванными кусками плоти.
Как из-под толщи воды Виттория слышала его голос. Она шла за ним, зная, что он поможет ей. Что он выведет ее из этого мрака. Она слушала мягкие переливы его голоса, ощущая одну его ладонь в своих волосах, а другой он прижимал ее за талию к себе.
- Мой голос, ангел. Только мой голос. Ничего другого нет. Я рядом, Риччи.
Виттория старалась. Изо всех сил пыталась вновь вернуть четкость этого мира, вновь почувствовать свое тело. И она не сразу заметила, как чья-то рука медленно гладила ее по спине. Чьи-то касания старались ее успокоить, и Виттория ощущала, что это работает.
Другой голос. Отличается от первого. Но такой родной. Словно оттуда, где она была здорова. Там, где она еще справлялась. Мягкий, который посылал по ее телу приятные отблески, делясь своим светом.
- Мы здесь, принцесса. Мы рядом. Просто чувствуй. Всегда здесь.
Виттория понимала, что она чувствует свои ноги. К ней стала возвращать чувствительность тела. Понемногу, но Риччи переставала шумно плакать. Слезы не высохли, нет, но постепенно истерика сходила на нет.
Теплые касания на спине, мягкий голос, разливающийся патокой по венам. Нежные пальцы в волосах. Риччи ощущала себя выпотрошенной синтепоновой игрушкой. Она разрушила сама себя. Перестаралась. Слишком сильно вжилась в роль.
Ей было до ужаса невыносимо. Слишком сложно все это принять. Она не хотела говорить роковых слов. Всего два слова, но она бы перечеркнула все. Подтвердила бы, что ей нужна помощь. А ей просто нужен покой, который теперь казался чем-то несбыточным.
Риччи перестала всхлипывать. Бесшумные слезы катились по щекам, но истерика утихла. Руки не дрожат с такой силой. Сердце понемногу пришло в норму. Тело полностью подчинилось Виттории. А она чувствовала спасительный запах ореха и успокаивающие поглаживания двух людей, которых она в первую очередь хотела оградить от этого.
Она понимала, что время пришло. Понимала, что ей нужно объясниться. Они заслуживают этого. Виттория подвергла их слишком большому волнению.
Она должна им рассказать.
И ей пришлось оторваться от его рубашки. Ей пришлось выпрямиться и сесть. Слезы все еще текли, но Риччи была практически спокойна. Нет, она была опустошена. Она просто устала носить все в себе.
Виттория не смотрела на них. Только чувствовала, как сказал Марко. Она все еще сидела на коленях перед роялем мамы, смотря на открытую крышку. Девушка ощущала, как движение рядом с ней прекратилось. Видимо, парни сели удобнее. Виттория сложила руки на коленях.
Время пришло.
- Я устала, - слова выливались вместе со слезами, и Виттория даже не следила за тем, что говорит. – Я невыносимо устала. Я каждый день просыпаюсь в кошмарах. Я открываю глаза и пытаюсь не кричать. Меня тошнит кровью, и я не знаю, сколько у меня ее осталось. Я устала не есть. Я просто не могу нормально питаться, зная, что утром буду выплевывать легкие. У меня все болит. Я не могу больше. Я устала.
На последних словах Виттория сорвалась на придыхание и опустила голову. С каждым словом, с каждой новой слезой девушка освобождала себя от добровольно наложенного груза. Все это время он ощущался титановыми болтами на органах. Сейчас ее затопляло кровью, но становилось легче.
Марко взял ее ладонь и прижал к своим губам. Невесомое касание, но Виттория ощущала безопасность. Единственные люди, которым она боялась все рассказать. И единственные, кто сможет ей помочь пережить это.
- Я хочу спать, - голос Виттории охрип, она почти шептала. – Я постоянно хочу спать, но мне страшно. Я не хочу видеть кошмары. Я хочу тишины. Я хочу как раньше. Я хочу обратно. Там, где было все хорошо. Где была я.
Виттория перестала воспринимать все происходящее как отдельную картинку. Все слилось. Все повторилось. Словно они были здесь всегда. Словно им было предначертано сидеть здесь втроем. Жестокое чувство юмора сумасшедшего сказочника.
- Принцесса, - голос Марко дрожал, но он старался оставаться сильным. – Что произошло в Новый год?
Виттория истерично засмеялась, но тут же судорожно выдохнула, закрывая глаза. Картинки той ночи ни на тон не потеряли яркость. Они были ее наказанием. Ее личным сортом яда, отравляющего кровь.
Виттория сделала глубокий вдох и сжала руку Марко. Молчание затянулось. Виттория слышала только тяжелое дыхание рядом с собой. Но это был первый раз за все это время, когда подобный звук не вызвал отвращения. Он успокаивал.
Девушка закусила губу, чувствуя соленый привкус. Они ждали. Они давали ей возможность решить. А она просто не могла врать. Только не ему, когда он так сильно хотел ей помочь. Виттория могла врать всем, но не ему. Не получалось.
- Мне было больно, - Виттория издала смешок, но тут же нахмурилась, стараясь снова не впасть в истерику. – Мне было очень больно. Я...руки...не двигались. Ноги тоже. Я помню, как щека горела. Я помню кровь...ее...ее так много было. Я хотела, чтобы все закончилось, но мне было больно. Я хотела домой. Хотела...к папе хотела...и я хотела спать.
Виттория запрокинула голову к потолку, чтобы хоть как-то остановить слезы. Но ведь это невозможно, когда из твоих глаз выливается уже третий океан подряд. Но Риччи чувствовала себя почти опустошенной. И она знала, что это не было похоже на все то, что она ощущала все это время.
Она почти освободилась.
- Кто? – спросил Пабло, пытаясь не выдавать ярость в голосе.
Но Виттория слишком хорошо его знала. Она лишь пожала плечами и помотала головой.
Она так и не вспомнила, кто это был. Риччи помнила только руки, тяжелое дыхание и тон голоса, который приходил ей в кошмарах.
Ей вдруг показалось это безумно важным. Она и так сегодня распотрошила себя. Вывернулась наизнанку. Больше не было причин прятаться. Виттория оголила перед ними душу.
- Я не справилась, - в ее голосе звучала вся боль ее жизни. – Я не смогла. У меня не вышло...не получилось...стать счастливой.
Ее главная цель в жизни сейчас утонула в этих слезах. А Виттория чувствовала, как громкие рыдания застряли в горле.
- Ангел, - голос Пабло звучал осторожно, а Виттория задохнулась новым потоком слез от этого прозвища. – Почему ты не рассказала?
В его голосе не было и намека на упрек. Он был так сильно взволнован и нежен, что Риччи почти усомнилась, что он принадлежал Моретти. Но это точно был он. Никто другой не может ее так называть.
Но на этот вопрос Виттория ответила очень давно.
Она привыкла справляться сама. И все говорили: «гордая, хочешь казаться сильной, чтобы тобой лишний раз восхищались». Но, боги, как же они были не правы. То, что она ощущала каждый день, разрываясь на части, чтобы казаться в норме, не имело ничего общего с тем, что они говорили. Она просто привыкла к этому. Она всегда справлялась своими силами и даже не думала о том, что кто-то сможет ей помочь. Не потому, что она считала свою ношу непосильной для остальных, а лишь потому, что ей не приходила в голову мысль о том, что кто-то захочет ей помочь. Это не гордость.
Это еще одна ее вредная привычка.
Но Виттория произнесла другие слова, смешивая их со слезами и полной уверенностью в сказанном:
- Я ведь не ангел, - Риччи тяжело улыбнулась и сфокусировала взгляд на руках Пабло, которые лежали на его коленях. Только не в глаза. – Уже нет. У него крыло второе оторвали.
Пабло не давил. Он видел, что Виттория ходит по оголенным проводам. Моретти аккуратно взял ладонь девушки и прошелся губами по каждой костяшке. Только прикосновение, но Виттории этого хватило, чтобы окончательно себя разбить. До конца. Как она и хотела.
- Ты ангел, - голос Пабло был тверд, но в то же время он дарил тепло. – И всегда им будешь. Кто еще так сильно будет меня ненавидеть?
Виттория широко улыбнулась, почувствовав, как в рот попадают слезы. Она знала, что он врет. И он это понимал. Она не может его ненавидеть. Не теперь. Но это были единственные правильные слова в данный момент. Единственная связующая их нить, которую они могли позволить себе озвучить.
Но Виттория сдалась. Она решила окончательно попрощаться со всем, что делает ей больно. Что не дает спать по ночам.
- Мне больно. Я устала. Я хочу обратно. Где не было всего этого. Где я не боялась дышать. Я хочу вновь почувствовать себя счастливой. Я устала быть сильной. Я...я ведь не хотела...у меня просто выбора не осталось. Хочу домой. Там, где меня...там, где не нужно притворяться...я не могу...я не выдержу больше.
Горло вновь заболело. Виттория плакала навзрыд, выпуская наружу все то, в чем боялась признаться даже себе. Марко потянул девушку на себя. Хотя в этом состоянии она была мало на что способна. Он положил голову девушки себе на колени, запустив в ее волосы пальцы, мягко поглаживая.
Виттория давилась слезами, понимая, что ненавистный ей зеленый цвет глаз вновь вернулся. Но уж лучше он, чем пустое темное ничего.
Пабло сел напротив девушки и потянулся к ее руке, переплетая их пальцы. Виттория не хотела слов. Не хотела поддержки, которая громким эхом отскакивала бы от стен. Ей нужна была вот такая тишина.
Но голоса были такими успокаивающими. Мягкие ноты разливались в голове девушки светлыми лучами, прогоняя туман. Виттория понимала, что реальность от нее ускользает, прямо как ее волосы сквозь пальцы Марко.
Виттория осознала, что не различает голосов. Но это было не столь важно. Только слова, которые аккуратно заштопывали ее изнутри.
- Мы рядом, родная, мы всегда...
- Ты не будешь одна, тебе не придется больше...
- Ты не сильная, тебе пришлось, ты...
- Не нужно всего этого делать, ты не обязана быть...
- Я люблю тебя и всегда буду рядом, что бы...
- Не закрывайся, не ломай себя, позволь тебе...
Все слилось в один приятный звуковой шум, который заставил Витторию отключиться. Она выдохлась. У нее не осталось сил бороться. Не было ресурсов себя восстанавливать. Но у нее был шанс все построить заново.
У Риччи уже был опыт возводить на руинах прошлого новый мир. Однажды у нее получилось, и теперь образ мамы был таким же светлым, как и ее рояль. Виттория знала, что будет сложно. Будет адски трудно. Но у нее получится. Не может не получиться.
Девушка медленно провалилась в сон, все еще чувствуя пальцы Марко в своих волосах и легкие касания губ Пабло к своим исхудавшим рукам. И впервые за все это время Виттория не боялась заснуть. Сейчас с ней был явно настоящий запах ореха. Он поможет ей.
***
Все белое. Нет, не так. Все светлое. Здесь лишком светло, и нет ничего, за что Виттория могла бы уцепиться, чтобы понять, где она. Но она явно не вписывалась в это пространство, которое не имело границ. Виттория не подходила. Она не должна стоять на этом свету, когда внутри нее по венам течет тьма.
Это очень странный сон. Риччи привыкла к шуму, к черноте, к грязным касаниям и грубому голосу. Примерно это она ждала, когда засыпала на коленях Марко. Но она стояла посреди светлого и бескрайнего «ничего». Слишком много «ничего» в ее жизни. Но в этот раз не было ощущения неприязни. Словно сейчас она должна оказаться именно здесь.
Вот только Риччи стоит здесь уже слишком давно, чтобы не занервничать. Слишком странный сюрреализм. Должно же быть что-то. Ей не может сниться белый лист. Это невозможно. Уже нет.
Виттория перестала идти. Она пыталась, но быстро поняла, что, в конечном итоге, просто стоит на месте. Девушку не покидало чувство, что должно что-то произойти. Но было глухо. Глухо как в...
- Как в танке, - мелодичный тихий смех разнесся громогласным эхом, и Виттория обернулась.
Хотелось плакать. Но слез не осталось. Они высохли. Или высохла душа? Почему в этот момент Виттория не могла реагировать, как положено. Что с ней не так?
- С тобой все так, милая. Ты просто устала.
Мама. Именно такая, какой ее запомнила Виттория. Ни на день не постарела. Риччи бы подумала, что отправилась к всевышнему раньше времени, но нет. Девушка точно помнила крепкие руки, которые ее выносили из дома. Она точно помнила, как прижималась щекой ближе к груди, слушая чужое бешеное сердце.
Это был сон. Впервые за столько лет к ней пришли родители.
Виттория упала на колени не в силах выдержать этой тяжести на сердце. Она не могла. Только не сейчас, когда от ее души не осталось и целого клочка. Риччи не хотела, чтобы родители видели ее разорванное сердце.
Мама села рядом, с нежностью смотря на Витторию. А у девушки не было сил поднять глаза. Она не могла. Не могла позволить, чтобы мама увидела всю чернь, которая скопилась в радужках.
- Девочка моя, - бархатный успокаивающий голос женщины окутывал Витторию защитным куполом. – Ты такая сильная. Я так горжусь тобой.
Виттория хотела драть глотку, крича, чтобы мама перестала это делать. Девушка не заслужила этих слов. Она проиграла. Она сдалась. Она посмела опустить руки. Она упала.
- Нет, ангел, - резкий, но мягкий голос заставил Витторию дернуться. Таким тоном мог называть ее только один человек. – Ты не упала. Ты оступилась.
Папа. С такой же нежностью и любовью смотрел на свое сокровище, садясь с другой стороны.
Виттория поняла, что добилась, чего хотела. Она так желала быть вместе с родителями. Но она была не готова к тому, что ее только начавшие затягиваться раны будут медленно вспарываться. Риччи не хотела, чтобы самые главные люди в ее жизни узнали ее настоящую.
Девушка резко выдохнула, чувствуя теплые волны вокруг себя. Почему сны такие реальные? Почему она ощущает каждое касание?
Но если ей дана была эта возможность, хоть еще один раз встретиться с родителями, то Виттория не собиралась ее упускать. И не важно, как дорого она потом заплатит, проснувшись в своей кровати в мире, где ей придется учиться жить заново.
- Прости меня, пап, - произнесла Виттория, все-таки найдя в себе силы посмотреть на мужчину.
Он улыбался. Так искренне и светло, что девушка почувствовала укол в солнечном сплетении. Папа ее так любит. А она его подвела.
- Мне не за что тебя прощать, родная, - Альваро покачал головой в подтверждении своих слов. – Ты все сделала правильно.
На лице Виттории отразилось недоумение. Как это возможно? Почему папа ее не винит? Почему он говорит так, будто одобряет каждое решение дочери? Она ведь полностью разрушила себя. Перебрала на детали, которые сейчас не подходили. Не осталось ни одной пары, чтобы собрать хоть какой-то орган заново.
- Тебе больно, девочка моя, - в голосе мамы не было ни капли сочувствия. Каталина прекрасно знала, что ее дочь этого не терпит. – Но ты почти справилась.
- Мам, я не могу, - Виттория шептала, понимая, что это ее максимум. – Я устала, я так хочу, чтобы все закончилось.
- Я знаю, милая, - Каталина говорила мягко и спокойно, будто не ее дочь сейчас разрывается на части. – Но это не прекратится, пока ты не остановишься.
Виттория нахмурилась, не понимая, о чем говорит мама. Риччи не видела выхода из непроглядного тумана.
- Ты должная остановиться, ангел, - поддержал жену Альваро. – Ты уничтожаешь себя. Тебе нужно выбраться.
- Я не знаю, что делать, пап, - в голосе Виттории четко ощущалось отчаяние. – Я так запуталась.
- Позволь им, - в глазах отца был виден приказ. Альваро говорил слишком настойчиво. – Позволь им помочь тебе. Дай им приблизиться. Не отталкивай их.
Виттория знала, что так будет. Это была ее главная проблема. Но это вошло в привычку, и лучше бы Риччи курила, чем справлялась со всем сама. Никотин был гораздо более щадящим чем то, что девушка творила с собой.
Но она не могла. Она не знала как. Виттория не видела правильного способа. Она не понимала, с чего нужно начать.
Это было почти невозможным. Но папа говорил об этом так легко, и девушка приняла это как данность. По-другому никак. Но и впустить в свою жизнь целиком и полностью кого-то было страшно. Даже если эти люди не раз вытаскивали ее из-за грани. Даже если они и сами об этом не догадывались.
- Тебе страшно, - Каталина дождалась слабого кивка и продолжила: - Но ты знаешь, что ты не сможешь. Они любят тебя, они не навредят. Они хотят, чтобы тебе стало лучше.
Виттория смотрела вперед, пытаясь в светлых лучах найти что-то, что будет похоже на очертания тех, о ком говорила мама. Девушка почему-то была уверена, что они появятся. Но впереди не было ничего. Словно они в безграничном белом кубе.
Риччи мысленно согласилась с мамой, зная, что женщина всегда показывала ей правильный путь. Вот только прошло слишком много лет. И Виттория не могла переключиться на новый вектор. Что-то мешало. Что-то не давало покоя.
Виттория посмотрела на папу и поняла. То, за что она винили себя до сих пор. То, что заставило девушку в первый раз собирать себя по частям. Риччи виновато опустила голову, понимая, что сейчас она отпустит последний шарик. Все, больше ничего не осталось. Теперь она точно пустой лист.
- Я виновата, пап, - Виттория понизила голос как это делала всегда, когда совершала проступок. – Прости, но...но я не ангел...больше нет.
- Ты всегда им была, - голос папы звучал снисходительно только с поправкой на некоторые события. – Ты им и осталась. Но теперь не только для меня.
Виттория зажмурилась от одного упоминания о нем. Она так сильно отгоняла от себя его образ, но все было напрасно. Он был словно вырезан у нее под кожей. Под ее шрамами, которые были готовы успокоиться только рядом с ним.
Но Виттория поняла, что в голосе папы не было обвинений. Риччи так сильно терзала себя за то, что позволила Моретти так себя называть. Она боялась, что запятнала прозвище из детства. Но папа был спокоен. Он был ласков.
- Пап, я боюсь, - Виттория почему-то была уверена в том, что отец поймет ее слова. – Боюсь довериться. Мне очень страшно.
Девушка отчаянно хотела верить в то, что родители знают больше нее. Так было всегда, - она прибегала к ним за советом, а они отвечали только правду. Виттория так хотела, чтобы сейчас папа соврал. По его глазам она видела, что он хочет сказать. Своему ангелу он никогда не врал, поэтому он молчал, просто смотря на дочь.
Виттория знала, что была права. Какая-то ее часть отказывала в это верить, но это неизбежно. Девушка понимала, что абсолютно весть спектр эмоций к этому человеку был правильным и нужным, но таким губительным.
Риччи подсознательно знала, что она идет в тупик. Ее никогда не привлекал подобный тип людей. Но почему-то именно Моретти стал тем, кто своим образом спасал ее все это время. И Виттория не хотела разрывать себя еще больше из-за того, что сама дала ему эту власть.
- Он поможет, милая, - мама вдруг заговорила тихим и встревоженным голосом. Папа не стал врать. – Но только ты можешь это позволить. Без тебя они не станут. Они ценят тебя.
Виттория вновь сталкивалась с тем, что называлось выбором. Она до скрежета ребер не любила это делать, но она знала, что должна. Глубоко вздохнув, девушка кивнула. Возможно, еще не слишком поздно.
Папа вдруг встал. Виттория не поняла такой перемены, но он подал руку Каталине, помогая ей подняться. Девушка вскочила, выражая на своем лице полную растерянность. Нет, ведь время еще не пришло. Не могло прийти.
Родители улыбались, держась за руки. Они были точно такими, какими их запомнила Виттория тем утром. Той весной, когда она осталась одна.
Виттория не хотела. В прошлый раз она не попрощалась. А сейчас это было мукой отпустить их, когда ей так нужна помощь. Когда ей так необходимо родное тепло.
- Нет, - Виттория с неверием смотрела на родителей, чувствуя, как ее тянет назад. – Нет, я не могу.
- Ты должна, ангел, - нежность в голосе отца разливалась теплым потоком в венах Виттории. Он исцелял. – Тебя ждут.
- Ты справишься, милая, - уверенность в глазах матери заставила все кровоточащие раны затянуться шелковыми нитями. – У тебя получится.
Виттория смотрела, как от родителей исходят мягкие лучи, которые разбавляли кровь. Которые ставили на место ребра и легкие. Которые штопали сердце. Родители делились своей защитой.
Риччи ощущала, как ее все быстрее тянет назад. Она видела отдаляющиеся лица родителей, но по-прежнему чувствовала, как они спасают ее. Туман в голове рассеивался. Органы начали работать. На месте обугленных руинов был новый остров. Боль ушла. Горло перестало жечь, а ноги больше не разрывались от тупой боли. Все приходило в норму.
Родители исцеляли Витторию. В последний раз.
Риччи дернула ногой во сне. Это был последний толчок, чтобы покинуть светлый куб. Она проснулась.
Виттория открыла глаза в том мире, где наступила весна. Там, где она не была одна. Больше нет.