Вредные привычки

У воспоминаний есть вкус, запах, цвет. Но у них нет чувств. Они абсолютно бессердечны. Они живут там, где по всем законам вселенной должно быть пусто. То самое сокровенное место каждого человека, куда он может пойти, чтобы успокоить рябь некогда гладкого озера. А там занято. Морским чудовищем, у которого родной голос.

У ее воспоминаний был вкус имбиря и сахара. У ее воспоминаний был запах корицы. У ее воспоминаний был желтый цвет. У ее воспоминаний был черный лист. А внутри было две комнаты. И одну она забила наглухо.

Но было больно. Через столько лет гвозди заржавели, и сейчас, пытаясь попасть в эту комнату, она выдирала металлические штыри вместе с кровью, слезами и нестерпимым желанием прекратить эту муку.

Но Виттория чувствовала, что это необходимо. Прямо сейчас, в этом месте, в этот час. Словно другого шанса не будет. Она следовала за фантомным чувством, которое привело ее сюда. Кабинет Корделии - единственное место в доме, хранящее воспоминания: фотографии, книги, пластинки, которые до дыр прослушал папа.

Переехав в Россию, Виттория поставила условие, которое никто не решился оспорить, - она просила убрать все, что могло быть связано с ее родителями. Буквально за час были собраны все вещи и унесены на чердак. Единственная вещь, которая появилась за столько лет и которая напоминала Виттории, что когда-то у нее была счастливая семья, - было мамино кольцо.

То самое кольцо, которое Виттория оставила на дне тумбочки. То самое, которое сейчас она держала в руках.

Корделии девушка поставила такое же условие. И кабинет тети стал чертовым мемориальным хранилищем.

А кольцо теперь напоминало гребаный бумеранг, который издевался над Риччи. Ничего в этой жизни не проходит бесследно. Все возвращается тогда, когда твое состояние сломано подобно марионетке. Она ведь тоже не двигается. Ее тянут за нитки, которые никак не оборвать. Только если повеситься на них.

Зайдя в кабинет, Виттория подумала, что это слишком. Она так сильно убегала от всего этого, что столкнуться со всем разом было похоже на бомбежку Второй мировой. Эхо воспоминаний так больно ударило, что Виттория схватилась за сердце, чувствуя, что оно наполняется черной смолой.

Виниловые пластинки папы в некоторых местах были поцарапаны. Виттория прекрасно помнила, как в десять лет она случайно попала мячиком по стеллажу, и несколько пластинок упали на пол. Виттория тогда очень испугалась, что папа разозлится - она прекрасно знала, как он ими дорожит. Но папа больше испугался, что его маленькая девочка поранилась осколками вазочки, которая тоже разбилась.

А мама стояла, облокотившись плечом о стену, и смеялась. Говорила, что это «на счастье». Когда Виттория побила восемь тарелок на кухне «на счастье», смеялся уже папа.

Мамина любимая книга «Гордость и предубеждение» хранила ее пометки. Совсем незаметные, написанные ювелирным подчерком. Виттория всегда хотела так красиво писать. Но мама говорила, что ей должно было хоть что-то достаться от папы.

И Виттория всегда гордилась тем, что похожа на маму. Все утверждали обратное, почти пальцем тыча в ее сходство с отцом: разрез глаз такой же, форма носа и что-то еще, что должно было убедить девушку в их правоте.

Вот только она никогда не верила в это. Только семья знала, как сильно Виттория похожа на мать. Этого не было видно при первом взгляде на нее. Но никто и не присматривался. Но мимолетные жесты, наклон головы, прищуренные глаза, та самая улыбка – все было от мамы. Риччи этим гордилась. И это была ее слабость.

Фотография все так же стояла в черной матовой рамке. Виттория помнила, как Корделия и папа спорили над ее цветом. В итоге тетя сдалась на третьей минуте этой гражданской войны. Мамины слова: «Это его любимый цвет. Ты сама знаешь, что за все, что он любит, он будет грызть горло» - подействовали. А Виттория, настолько увлеченная этим спором, смеялась без остановки и не заметила, как на последних словах мамы, все повернулись в ее сторону.

На фотографии Виттории было лет девять. Она прекрасно запомнила их зимние каникулы в Норвегии. Они гуляли по рождественскому городу. Маленькая Виттория с таким восхищением разглядывала гирлянды и светящиеся дома, что был похожа на удивленную выдру. Папа тогда ее три месяца так называл. Но внимание Виттории привлек огромный заснеженный олень, который стоял возле магазина сладостей. Девочка с таким благоговением шла к животному, что не заметила сугроб. Так она и вошла в огромную кучу снега всем свои ростом.

Но она сразу же потеряла весь запал знакомиться с другом Деда Мороза, когда почувствовала у себя в капюшоне, в сапогах и во рту комки снега. Стало неприятно и холодно.

Вот тогда и подскочил фотограф, который как по волшебству выскочил из-под елки. Папа так резко подбежал к Виттории, что чуть не сбил мужчину с камерой с ног. Тогда он и заметил эту семейную пару, спешащую на выручку к дочери. Тогда он и решил запечатлеть это счастливый момент.

Папа вытащил Витторию из сугроба, а мама принялась отряхивать снег. Но папа всегда отличался смекалкой. И немного безрассудством. Он осторожно взял дочь за ноги и поднял ее над землей вниз головой. И начал трясти. Мама от удивления чуть челюсть на снег не выронила и, сдвинув брови к переносице, безмолвно стояла с разведенными руками, пребывая в шоке. А Виттория смеялась в голос. Она всегда любила, когда папа ей разрешал полетать. Он всегда говорил, что она ангел.

На этой фотографии они счастливы. На этой фотографии так много снега, что он слепит глаза. Но на этой фотографии нет холода.

Риччи поняла, что это не то, что она искала. Все эти вещи медленно помогали открыть ей эту дверь. По одному доставая ржавые окровавленные гвозди. Становилось только больнее от этой пытки. Вся черная смоль из сердца начала затоплять эту комнату. А Виттория боялась, что там и так достаточно темноты. Это единственное помещение в душе девушки, которое простояло нетронутым много лет. Она слишком боялась ворошить воспоминания об этом человеке. Ей было слишком больно.

Чувствуя, как эта самая дверь внутри стала открываться с громким скрипом, Риччи поняла, что она близко. Черная маленькая коробочка была точным воплощением того, что Виттория переживала внутри. Но этого слишком много. Никто не выдержит, когда твои ребра расходятся в сторону, разрывая солнечное сплетение, чтобы посмотреть в прошлое.

Это было слишком даже для Виттории. Именно поэтому вся черная вязь выходила наружу, скатываясь горячими слезами по щекам. На футболке не осталось сухого места. Виттория двигалась чисто по инерции, не видя ничего из-за маленьких рек в глазах.

Но, чтобы перестало болеть, нужно резко. Нельзя тянуть, причиняя жгучую боль. Вот она и открыла эту коробочку, которой не должно было быть здесь.

Как вспышка. Белое пятно в глазах. Могло показаться, но Виттория четко ощутила, как что-то оборвалось внутри. И все затопило. В виски будто вкрутили ржавые болты в наказание за то, что Риччи слишком долго закрывала эту комнату. Во рту появился вкус крови, и Виттория подумала, что сошла с ума. Ведь не могло так случиться, что что-то внутри реально оторвалось, и ее затопляет кровью за ее самую главную ошибку. Но Виттория поняла, что прикусила щеку. И ей пришлось закрыть рот рукой, чтобы не закричать от того, что легкие сжались до размеров этого маленького кольца. Стало больно, громко и пусто.

Было две комнаты. Комнату с воспоминаниями о папе Риччи всегда оставляла открытой, чтобы помнить, что у нее была опора. А мамину комнату Виттория закрыла сразу, чтобы забыть, что у нее была вера.

Виттория смотрела на кольцо в своих руках и осознала, что из-за него она и пришла. Видимо, пришло время.

А потом запахло травой. Зеленой, свежей, мокрой. Была весна.

Ей было одиннадцать. Она, мама, задний двор и велосипед.

- Мам, мне солнце в глаза слепит, - сложив руки на груди, произнесла Виттория с явным недовольством.

Каталина повернулась к дочери и смерила ее предупреждающим взглядом.

- Увы, не моя проблема, - сказала она, пожав плечами. – Солнечные очки тебе не нравятся. Кепки, как ты говоришь, тебе не идут. А единственный козырек ты вчера вместе с папой утопила в озере.

Виттория поджала губы и демонстративно приложила обе руки ко лбу, скрываясь от назойливого солнца. Каталина улыбнулась и покачала головой на такой акт упрямства дочери. Но женщина была рада такому поведению. Девочка не закатывала истерики, не начинала вредничать. Она прекрасно понимала, что в данной ситуации у нее выбора нет, поскольку она не собиралась жертвовать своим комфортом. А последствия вчерашней поездки на озеро Виттория спокойно приняла еще вчера вечером, когда мама напомнила про велосипед.

Катилина подошла к скамейке и забрала заранее подготовленный мешок с экипировкой. Женщина прекрасно понимала, что Виттория будет против этого оснащения. Но это единственный раз, когда ей придется настоять на своем. Единственный раз, когда она станет давить на дочь.

Виттория явно была занята чем-то более важным, чем езда на велосипеде. Каталина подошла к дочери и увидела, что та с энтузиазмом рассматривает маленькие росинки на траве. Женщина не смогла сдержать почти умилительной улыбки, глядя на такое зрелище: девочка совсем не улыбалась, но ее глаза были так широко распахнуты и в них сквозил такой детский восторг, что она почти светилась. Удивительно, что не по годам развитая девочка, смогла сохранить в себе эту детскую непосредственность. Виттория потянулась пальчиком к росе и невесомо дотронулась, отчего капелька воды потекла по ее ладони. Виттория приглушенно засмеялась от щекотки, потирая ладони друг о друга.

Каталина присела рядом с дочерью и проделала то же самое, что и она. Взрослым намного труднее понять детское восхищение таким элементарным вещам, но Виттория делала все это проще. Она точно светила изнутри, проникая маленьким теплым лучиком в других, давая на миг забыть, что ты вырос, что у тебя другие заботы. Девочка дарила тепло, делясь своим.

Виттория посмотрела на маму, когда та засмеялась от бегущей капли на руке, и улыбнулась.

- Счастье в мелочах? – спросила Виттория.

- Счастье в мелочах, - ответила Каталина, беря дочь за руку.

Это была их фраза, которую они придумали давно. Виттория не до конца понимала, что она значит. Но то теплое чувство внутри, которое разливалось патокой по венам, давало девочке понять, что это что-то важное.

Они подошли к велосипеду, где уже лежал мешок с защитой. Виттория с опаской посмотрела на черный агрегат, который своей матовой поверхностью все желание учиться чему-то новому отбивал. Если бы он блестел на солнце, то был бы шанс, что Виттория бы на него села. Хотя, кого она обманывает. Идея именно такого цвета принадлежала ей.

- Мам, а это что? – Виттория кивнула на мешок.

Каталина взяла мешок в руки и начала вытаскивать содержимое, кладя его на землю, чтобы Виттория все тщательно рассмотрела.

- Это специальная защита, - ответила женщина. – Чтобы, если что, ты не поранилась.

Каталина выразительно посмотрела на дочь, когда заговорила про травмы. Виттория оттянула левый уголок губы вниз и пожала плечами. Прозрачный намек мамы баннером засветил в воспоминаниях девочки. Она до сих пор помнила свою неудачную попытку встать на коньки.

- Я ее не надену, - сказала Виттория, подходя к велосипеду, демонстративно огибая непонятные предметы.

Каталина помотала головой, тяжело выдыхая. Она гордилась дочерью, что та знает, чего хочет. Никогда не давит на жалость, не истерит, а просто ставит перед фактом. С девочкой было невозможно спорить. В своем таком малом возрасте она закрыла рты очень многим взрослым людям, которые появлялись в их доме. Собственно, после этого они и перестали появляться.

Но вот такое упрямство в важные моменты выводило Каталину из себя. Виттория понимала, что нужно обезопасить себя, что у нее уже был горький опыт, когда она рассекла бровь, порвала губу, разбила колени и разодрала кожу на ладонях. Тогда Виттория не проронила ни слезинки, понимая, что ее ошибка, что она не послушала отца.

Но она все равно продолжала стоять на своем, что никакая защита и помощь ей не нужна. Каталина иногда начинала волноваться, прекрасно понимая, как это может сказаться в будущем.

В этот раз она решила надавить на благоразумие дочери.

- Виттория, - женщина присела напротив дочери, протягивая ей перчатки. – Для начала я хочу, чтобы ты надела перчатки. И хочу, чтобы ты вспомнила, что было в прошлый раз, когда ты этого не сделала.

Виттория нахмурилась, вспоминая, как сильно жгло руки, когда мама обрабатывала их. Так себе воспоминание, конечно.

- Мам, - произнесла девочка, с сомнением поглядывая на перчатки. – Я ведь уже не маленькая. Я смогу удержаться на велосипеде.

- Я не сомневаюсь в тебе, девочка моя, - Каталина сжала в руках маленькие ладошки. – Я верю, что ты все сможешь. Но ведь гораздо лучше падать, когда у тебя есть кому подстраховать. Или чему.

- Но ведь у меня есть ты, - сказала Виттория с легким недоумением. Будто это было то, что лежало на виду, и не было причин, чтобы напоминать. – Ты всегда рядом.

Каталина подавила желание резко выдохнуть на слова дочери. Она лишь надеялась, что огромный ком в горле не до конца перекроет ей воздух. Хотя, легкие сжались настолько, что начали выступать слезы. Каталина крепче сжала ладони дочери и произнесла чуть дрожащим голосом:

- Я всегда буду рядом, Виттория.

Девочка аккуратно взяла с коленей матери перчатки и стала натягивать их на руки. Подождав пока мама встанет, Виттория нацелилась на покорение велосипеда. Хотя бы это средство передвижения она должна освоить.

Это была весна. Последняя весна Риччи, когда она была счастлива.

Запахло гарью. В нос ударил жесткий запах пепла и смога. Виттория вздохнула глубже и начала кашлять. Не самая лучшая идея глубоко дышать, когда ты стоишь на коленях в немой истерике, а легкие нещадно сдавило от боли. Кажется, внутри что-то начало гореть. Иначе, почему так темно внутри.

Виттория видела перед собой мамино кольцо, она видела перед собой лицо мамы. А внутри все горело синим пламенем, который все эти годы ждал часа, чтобы спалить все мосты к чертям. Мосты, возведенные на руинах воспоминаний о семье, которые Риччи разрушила сама. А в новой жизни все было пропитано ложью, лицемерием и желанием, чтобы все оказалось неправдой.

Виттория сжала в ладони кольцо так сильно, что ногти впились в кожу, оставляя кровавые лунки. Ирония жизни, к которой Риччи привыкла, которую сама принесла в свою жизнь. Раньше ее оберегали от ран, а сейчас она делала так, чтобы они стали новой заглушкой от того, что внутри все разрывает.

- Ты соврала, мам, - произнесла Виттория одними губами.

Говорят, что должно стать легче. Но по итогу ножи входят глубже, разрубая кости и ставя тебя на колени.

Время не лечит. Полный бред, придуманный самым черствым человеком, который не смог поддержать друга. Время забивает огромную дыру, в которой были воспоминания о близком человеке, новыми картинками. Время накладывает тысячи слоев пластыря на рваную рану. Но ведь невозможно вечно надеяться, что просто так заживет. Наклеишь новый, и кровоточить перестанет.

Придет момент, когда придется сорвать пластыри одним движением и тебя затопит всей той кровью, которая лилась все эти годы. И ты поймешь, как сильно ты ошибся. Станет больно. Станет невыносимо, адски больно от того, что ты сделал неправильный выбор.

Из-за застилающих глаза слез, из-за пожара внутри Виттория не заметила, как открылась дверь кабинета. Она лишь почувствовала движения рядом с собой. Корделия села на колени напротив.

Риччи не хотела двигаться, не хотела говорить, не хотела думать. Она лишь хотела оказаться там, где было это кольцо однажды. Там, где был черный велосипед, желтый шарф и белые коньки. Там, где пахло имбирем и корицей. Где все было пропитано семьей.

Она сидела здесь, окутанная запахом кокоса. Она сидела здесь, одетая в короткие шорты. Она сидела здесь, где все было пропитано театром.

- Я скучаю по ней, - хриплым шепотом произнесла Виттория.

Она знала, что это будет последнее, что она сегодня скажет.

Надев кольцо на палец, Риччи подняла голову. Почему-то слезы кончились. Осталась горечь в горле, ноющие виски и нестерпимое желание лечь.

Корделия сглотнула ком в горле, но слез вытирать не стала.

- Я тоже, Виттория.

Они обе понимали, что этот момент должен был настать. Корделия не знала, почему Виттория не говорит о матери, даже не вспоминает о ней. Но женщина точно знала, что лед начал таять. А Виттория знала, что скоро этот лед утащит ее под воду.

***
Он не принимал понедельники. В этот день он был максимально напряженным и мало сосредоточенным. Все потому, что буквально каждый человек в радиусе метра из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед вселенной. Какой-то придурок однажды сказал, что с понедельника можно начать новую жизнь, - вот все и начали посылать сигналы в космос. А Пабло смотрел на этот театр идиотизма и не понимал, как он оказался в этом.

Непонятно как он пережил сегодняшний день, учитывая, что этот понедельник превзошел все остальные. Моретти ждал этого дня, как освобождения от пожизненного, а на деле оказалось, что он совершенно не знал, что был свободен все этого время.

Их с Риччи выступление пришлось на самый конец, правда Пабло не понимал, почему она тянула все это время. Для него проще было бы отмучиться в самом начале. Но, когда она заговорила, парень понял всю правдивость фразы «запоминается то, что было в начале и в конце». Моретти от силы говорил минуты три. Ему этого хватило, чтобы преподаватель поставила галочку в своем блокноте, что он тоже принимал участие в том, что ему навязали.

Но, когда пришел черед Виттории, как думал сам Пабло, заканчивать их доклад, парень осознал, что она точно мазохистка. Иначе, зачем саму себя нагружать таким количеством работы и информации. В этот раз она, правда, взяла на себя слишком много. Риччи говорила минут пятнадцать, а Моретти впервые в своей жизни в подобный момент не рассматривал распрекрасный вид из окна, а слушал. Он просто не мог этого не делать. Она говорила с таким увлечением, с такой страстью, что невозможно было на нее не смотреть.

Пабло заметил, что Виттория абсолютно, совершенно спокойна. И это никак не было связано с тем, что она просто не волнуется выступать перед публикой. Нет. Моретти видел, что изнутри она перестала выдавать свое нервное состояние: ее спина не была похожа на пласт металла, линия челюсти заметно расслабилась, и можно было не волноваться за зубы Риччи. Виттория перестала походить на воплощение раздражения и злости.

Вот только Пабло понял, что эту роль теперь занял он. Потому что он так и не разобрался, зачем он это делает. Зачем он продолжает читать ее эмоции, ее настроение. Зачем он продолжает беспокоиться, Моретти не мог себе ответить.

Не мог ли? Или не хотел?

В этом он тоже не разобрался.

И парень думал, что хуже этот день стать не может. Наивный. Чай тут же стал слишком крепким и отдавал горечью на языке. Хотя, вряд ли это была горечь от чая.

За все эти годы Пабло выучил движения отца, как свое отражение в зеркале. Вот только в последнее время он все чаще стал пугаться одного и игнорировать второе. Что ж, этот день настал, когда парню придется выбрать.

Черт, он оттягивал этот момент до самого конца. Видимо, он пришел.

Виктор сел напротив сына, кидая папку с документами на стол. По лицу мужчины было понятно, что документы в папке приносили минимум удовольствия и максимум проблем.

- Как твой день в школе, сын? – спросил Виктор, откидываясь на спинку стула и в упор смотря на сына.

Пабло отодвинул чашку с чаем, опасаясь, что бедная посуда в конце разговора увидит свой последний свет на мраморном полу. Запустив руку в волосы, парень провел ладонью по затылку, пытаясь вспомнить, что однажды его это успокоило. И Пабло уповал на то, чтобы это сработало и сейчас.

Это игра в кошки-мышки. Непонятно, когда были установлены правила - Пабло благополучно их просрал. Но он был уверен, что они были, потому что механизм вот таких бесед оставался неизменным. Но это единственное постоянство, которое не устраивало парня. Он просто не мог в нем разобраться, поэтому всегда и проигрывал.

- Все в норме, папа, - ответил Пабло. – Сегодня защитил проект.

Виктор благосклонно кивнул, и на его лице появилось подобие на улыбку. Но Пабло давно расшифровал ее для себя: «по-другому и быть не может». Именно поэтому это уже не так сильно било по самолюбию. А ведь когда-то парень принимал такое выражение лица Виктора за чистую гордость своим сыном.

- Я не сомневался в тебе, - сухо произнес Виктор.

Вот тот самый тупик, в который они неизбежно заходили каждый день, когда основная тема разговора – учеба парня – себя исчерпывала. В такие моменты их спасала вошедшая Франческа, которая своим присутствием разбивала иллюзорную бетонную стену между двумя мужчинами.

Но именно этот тупик давал понять, что Виктора и Пабло практически ничего не связывает. Как бы парень не был похож на отца, но это сходство оставалось лишь внешним. Он хотел верить в это. Но до него доходил смысл сказанных Корделией слов в ресторане. Женщина почти натурально ощущала исходящие волны самоуверенности и превосходства от обоих Моретти. Вот только почти ощутимое различие между ними витало и прямо сейчас, когда Виктор пытался подавить сына взглядом: волны отца были черными, густыми и пахли нефтью и гарью. Пабло излучал дымчатые ленты, обрамленные шипами.

Эти переглядки были неотъемлемой частью их рутины. Если можно так назвать безмолвное подавление воли и выбора. Но Пабло в этот раз решил, что хоть раз в жизни, но он должен победить и смочь не подохнуть в этом нефтяном пятне посреди океана.

И в ее слова он тоже поверил. Ей и вправду повезло, что сходство с ее отцом лишь внешнее.

Похоже, только что он проиграл в ту детскую игру, которая, в другом месте, поднимала ему настроение. Сейчас она заставила шипы на лентах впиться в глотку.

Пабло сделал выбор. И он отдавал металлическим вкусом крови.

- Насколько я знаю, - начал Виктор, удовлетворенно хмыкнув собственному превосходству. Он всегда выигрывал. – Ты ведь делал свой проект не один?

Риторический вопрос никогда не был таким решающим. Но ведь Пабло понимал, что этот разговор наступит, что обычных намеков и мимолетных взглядов, от которых хотелось вырвать глаза, было недостаточно. У Виктора не было сомнений, что его сын прекрасно понял свою задачу, вот только все шло слишком медленно.

А Пабло почти натурально ощущал, как злость медленно поднимается к его горлу, смакуя каждый миллиметр испорченной крови. А вместо сердца вставили торбернит. Проклятый цвет его жизни.

Он не хотел даже касаться ее имени, боясь запятнать его еще сильнее, чем успел это сделать. Возможно, сегодня сыграла игра разума, но Пабло видел, что Риччи стала другой, что она перестала изводить себя. Этого бы не было заметно, если бы Пабло не был похож на последнего сумасшедшего и не наблюдал за ней, отслеживая ее изменения. И парень не хотел, чтобы она снова стала похожа на себя прежнюю.

Это странно, долбаное эгоистичное желание, но он хотел, чтобы все вернулось на круги своя, когда Риччи на всех смотрела сквозь непроницаемые очки, подсознательно выбирая нужную маску, прежде чем снять защитные стекла. Пабло понимал, чего ей стоит ее состояние, в котором она находилась последние месяца два. И прекрасно понимал, что является одной из причин ее потерянной земли под ногами.

- Это имеет значение, с кем я готовился к занятиям? – спросил Пабло.

Виктор посекундно терял терпение, от которого осталось лишь хлипкое название. Мужчина осознавал все риски затеянной им игры, но остановиться он не мог. Не в его принципах. И строптивость сына вставляла палки в колеса, которые и так были словно сломаны. Катим на квадратных. И Виктор не понимал, почему его дело стоит на месте, срываясь на Пабло каждый день за то, что тот не может сделать то, что ему велели.

- Ты прекрасно знаешь, что имеет, - сквозь зубы произнес Виктор, стараясь все-таки сохранять самообладание. Выходило из рук вон плохо.

- Где мама? – спросил Пабло.

Это была достаточно резкая перемена темы, отчего Виктор расслабил слишком напряженные мышцы лица. Он не собирался рассказывать сыну, где Франческа, - не хватало еще большего скандала. Но и промолчать мужчина не мог, глядя на Пабло: парень сидел, закинув ногу на ногу, наклонив голову влево, и смотрел на то, как небо затягивает тучами. Он был на грани.

Пабло не нуждался в конкретном ответе. Ему всего лишь нужно было знать, что мамы нет дома, и в ближайшие часы ее здесь и не предвидится. Он всегда старался оградить ее от своих разборок с отцом, но от этого становилось только хуже. Франческа всегда опекала Пабло, пытаясь его вразумить, чтобы он не лез в самое пекло. Но ведь это почти невозможно, когда с самого детства ты привык гореть в адском огне.

Пабло нужно было знать, что мама придет не скоро, чтобы его цербер на цепи сорвал к чертям все крепления с бетонных стен. Они так сильно сейчас ударили, что эхо разнеслось в голове парня, отдаваясь тупой болью в висках. Первый раз это было приятно.

- Мама в салоне красоты, - ответил Виктор, смотря на то, как радужку сына затапливает черным дымом.

Неприятное чувство кольнуло в груди Пабло. Он не помнил, откуда, но парень точно знал, что понедельник связан с чем-то, что никогда не должно было появиться в его жизни. Но Пабло решил не придавать этому значения, учитывая, что цербер внутри скреб когтями грудную клетку.

- Отлично, - тихо произнес Пабло, выпрямляясь на стуле, ставя локти на стол. – Тогда скажи мне, папа. Почему ты сам не можешь решить вопрос со своим бизнесом?

- Не смей дерзить мне, - выставив указательный пальце вперед, Виктор окончательно потерял терпение. – Я просил тебя об одной услуге.

- Да, отец, об одной, - выделяя каждое слово, сказал Пабло. – Но ты не берешь в расчет то, чего эта услуга может стоить мне.

- Я тебя прошу, - с неким пренебрежением мужчина отмахнулся от слов сына. – Для тебя это ничего не значит.

Пабло проигнорировал колющее чувство в сердце, прекрасно зная, почему оно так реагирует. Парень знал, что сейчас не время подвергаться эмоциям. Он слишком долго их хранил в себе, а они настолько приросли к его «я», что порой причиняли дискомфорт. Их никогда не было, поэтому все, что Пабло ощущал последние месяцы, было в новинку.

Пабло давно привык к подобным заявлениям отца. Обесценивание тоже входило в уроки воспитания, но так завуалировано, что Пабло не понял, как стал принимать его так же просто, как физическое воздействие. Но и как все это перестало работать на нем, Пабло тоже не заметил.

- Тогда я не думаю, что это будет для тебя проблемой, если в этот раз ты обойдешься без моей помощи, - закончив говорить, Пабло встал из-за стола и направился к выходу из столовой.

Видит Бог, сегодня он исчерпал лимит своей человечности. Ему нужен отдых.

- Ты никуда не пойдешь, - резко встав вслед за сыном, Виктор остановил Пабло, схватив его за локоть, разворачивая его к себе. – Ты сделаешь так, как сказал я.

- С чего я должен тебя слушать? – вырвав свою руку, спросил Пабло.

Этот разговор ходил по кругу, и парня стало подташнивать. Он знал прекрасно, чем все кончится, понимая, что ему придется собирать себя по кускам в своей спальне, но Моретти продолжал это делать. Как долбаный наркоман, который без дозы прожить не может.

- Ты прекрасно знаешь, что я могу с тобой сделать, - сквозь зубы прошипел Виктор, медленно наступая на сына.

- Твои слова давно на меня не действуют, отец, - ровным голосом сказал Пабло, хваля себя за то, что даже в такой ситуации у него получается держать лицо.

Но парень прекрасно понимал, что пространство за спиной скоро закончится. А дальше только стена. Но и отступать он был не намерен, - товарный поезд гнал с такой силой, что его гудок был слышен всем в этом доме, отдаваясь в головах каждого назойливым стучанием.

- Да, ты прав, - слишком спокойно для подобной сцены сказал Виктор. – Я пустил твое воспитание на самотек. Ты забыл, кто в этом доме главный.

Пространство кончилось. Пабло уперся спиной в стену, почувствовав легкий удар лопатками.

- Да, но почему-то именно тебе, главный, нужна моя помощь, - это было последнее, что сказал Пабло свободно.

Виктор резко сжал горло сына, прижимая его к стене. Пабло оторвался от пола, что удерживать его в связи с землей могли только носки туфель. Такого давно не происходило лишь потому, что Пабло хватало ума держать язык за зубами. Но в этот раз что-то пошло не так, и последние зерна рассудка сдуло ветром. Примерно в том же направлении полетела уверенность парня в том, что этот бой он выиграл.

Но правила этой игры Пабло знал лучше всего. Она появилась недавно, чтобы позабыть, как он должен себя вести. Моретти никак не показывал того, что ему почти нечем дышать, хотя легкие начали гореть. Парень не пытался содрать руку отца со своего горла. Обжигающий след на щеке он не хотел чувствовать, учитывая, что отголоски старого еще давали о себе знать.

Пабло будто приклеил руки к стене. Единственное положение тела, которое он мог себе позволить.

- Ты знаешь, что я сотру тебя в порошок, - буквально выплюнул Виктор эти слова в ухо сына. – Ты знаешь, что играть со мной не нужно, иначе это слишком плохо для тебя кончится.

Воздух появился так же резко, как и исчез в прошлый раз. Подобные перепады давления были совершенно, определенно, вредны для молодого организма. Конечно, ведь ничего другого навредить Пабло не могло. Но легкие нещадно горели, очерняя все остальное внутри парня. Радужку глаз затопило темнотой настолько, что, казалось, кроме этого цвета он ничего не видел.

- Ты ведь понимаешь, отец, - немного отдышавшись, начал Пабло. Голос звучал не настолько хрипло, как мог, поэтому можно было сказать, что ничего особенного не произошло. – Что заполучить подпись Корделии у тебя не получится, если ее об этом попросят третьи лица.

Пабло старательно избегал ее имени, ее образа в своей голове. Будто если он так будет делать, то вся проблема просто растворится. Но как бы виртуозно Пабло не обводил людей вокруг пальца, себя он обманывать не мог. Не получалось.

- Мне плевать, как ты это сделаешь, - Виктор сжал пальцами челюсть сына, заставляя того посмотреть ему в глаза. – Но выбора у тебя особого нет. Тебе придется наладить контакт с ее племянницей. Каким образом это будет происходить, меня не волнует. Главное, чтобы не в моем доме.

Виктор резко отнял руку от лица сына, отчего голова Пабло буквально полетела в сторону.

Парень наблюдал за уходящим отцом и понимал, что теперь выбора у него не осталось. Как он думал на кухне у Марко? Между семьей, в которой родился, и семьей, которую выбрал сам? Тогда почему в его выборе, который сейчас светил в голове Моретти неоновой фиолетовой табличкой, ослепляя, ни разу не проскочила ни одна эта семья.

Пабло понимал, что он слишком далеко зашел, чтобы останавливаться, учитывая, что его легкие подобного марафона еще раз не вынесут. Можно сразу их выплевывать вместе со смолой вместо крови.

Он не человек. Он робот, которому поставили программу, которую хрен взломаешь. За столько лет не получилось. Но с каждым разом задачи, выдаваемые роботу, становились сложнее, грозясь разорвать мозг.

Моретти знал, что навредит, что потом ему придется разгребать последствия своих действий. Он знал, что она не вывезет еще одной порции боли. На каком-то подсознательном уровне Пабло чувствовал, что Риччи еле держится, живя чисто по инерции.

Моретти совершенно не хотел стать причиной ее погасшего света и до конца сожженных крыльев. Пабло не хотел лишать своего ангела надежды на то, что она сможет найти причину остаться.

Но парень был согласен на то, что она его возненавидит, если узнает все до конца. Когда узнает. Она обрушит на его имя всю ненависть своей израненной в клочья души, задыхаясь потоком яда. Она до конца разорвет себя внутри, понимая, что не сможет с этим справиться. Больше не сможет. Но Моретти был готов к этому, если, в конечном счете, она найдет свой якорь.

Как он думал? Он не принимает понедельники? Он их ненавидит.

***
«Кажется, я разгадала бесконечности весь круг».

Виттория вторила женскому голосу, напевая эту песню уже второй час подряд. Никогда еще за все время пребывания девушки в доме тети прием ванной не был таким теплым. Густой пар окутывал Риччи с ног до головы, отчего ее сухие волосы слегка завились на концах.

Кокосовый лосьон вновь стал выполнять свою функцию, закрывая Витторию безопасным полем. Это было, возможно, самовнушением, фантомным чувством, но оно работало, поэтому Риччи не переставала кутаться в этом защитном запахе.

- Все меняется внезапно, - еле слышно пропела Виттория, размазывая лосьон по груди.

Ее голос все еще был тих, но это уже было огромным достижением, что девушка вновь запела. Она не делала этого слишком давно, чтобы не ворошить воспоминания, которые режущей болью отдавались внутри.

Но ящик Пандоры был открыт. Именно так Виттория окрестила события вчерашнего дня, когда, сидя на диване, она смотрела на порывы ветра, которые пополам сгибали деревья. Так же и Риччи почти сломала свой хребет, когда вытаскивала из себя все то, что годы назад старательно заливала цементом.

Вчерашний день был заполнен горячим чаем, теплым пледом и неутолимым желанием закрыть гештальт. Виттория понимала, что ей придется проделать огромную работу, которая за четыре года скопилась огромной горой. И самое забавное было то, что главная проблема ее жизни была венцом сего скопления камней. До него нужно было добраться без вреда для собственных конечностей, что являлось огромным ограничением.

Девушка не представляла, как она столкнется со всем кошмаром, от которого она убежала много лет назад в надежде, что он просто забудется, что станет очередным ночным ужасом, который рассыплется с приходом солнца. Вот только солнца утром никогда не было, а ночной кошмар оказался реальностью.

Но Виттория решила, что первый шаг сделан. Что, по крайней мере, она избавилась от сонного паралича, и мамин образ больше не приносил боли. Кольцо на пальце ощущалось непривычным грузом, но Риччи понимала, что это не самая большая плата за то, чтобы, наконец, начать нормально спать.

Впервые сегодня утром она проснулась с легкой головой. Это было странное ощущение, будто чего-то не хватало. Виттории было в новинку чувствовать себя окончательно заполненной. Это довольно странный оксюморон, но Риччи вчера задыхалась от боли от того, что внутри все разрывалось на части, словно вырезали куски плоти, а сегодня в ней появилась часть чего-то нового, что было там давно.

Впервые сегодня она выступала в классе с более-менее включенным энтузиазмом. Виттория до сих пор не понимала, зачем она взяла такой объем дополнительной работы, но восхищенное лицо преподавателя того стоил, учитывая, что он сразу же поставил оценку автоматом. Дополнительный бонус, который был получен слезами и потом на личном опыте. Не совсем равноценный обмен.

- Мы рисуем наши судьбы, - пела Виттория, стараясь вспомнить все уроки вокала, которым ее обучала мама. – Это дело наших рук.

Сложная песня, которая была описанием всей жизни Виттории. Она заиграла совершенно случайно, и Риччи не была уверена в том, что эта исполнительница вообще когда-то присутствовала в ее плейлисте. Но с самой первой строчки Виттория поставила песню на повтор, понимая, что это то, что она так давно искала.

У всех существуют песни, которые связаны с каким-либо этапом жизни. Мы можем их забыть на время, можем просто потерять в массе других композиций, которые накладываются на другие воспоминания. Но, услышав эту особую песню, даже по первой ноте в голове всплывают картинки. Картинки того, как ты был счастлив, как ты пролил литры слез. Картинки, когда шел дождь, когда на кухне шумел чайник. Это просто особенная песня, которая хранила частичку тебя. Ты бы никогда не вспомнил, что это было в твоей жизни, но эта самая мелодия была проводником, красной нитью туда, где ты был другим.

Виттория была уверена, что эта песня особенная. В ее жизни их было несколько, которые отдавались теплом в груди, хранящие воспоминания о главных событиях жизни девушки. Сомнений в том, что эта песня станет такой же, от которой в будущем побегут мурашки, у Риччи не было. И предчувствие было хорошее.

Интуиция ведь не врет?

- Говорили мне люди, нельзя, - сделав глубокий вдох, Виттория на секунду замерла, глядя в отражение, прежде чем продолжить. – Гулять здесь одной.

Да, словно эту песню писал тот самый сказочник параллельно с историей девушки. Тогда почему эта песня наполняла теплом, поддерживая безопасный огонь внутри. А книга, для которой сказочник еще не придумал название, была похожа на плохой анекдот. «Шикарное издание плохого романа», так однажды Виттория окрестила свою жизнь. Пока все совпадало.

Закрыв баночку с лосьоном, Виттория поставила ее на полку. Девушка всегда смеялась над той шуткой. Зачем мыться, если потом она намазывает на себя содержимое всех своих тюбиков и банок. Но Риччи оправдывала себя тем, что она ведь девушка. И это кощунство не пользоваться всеми этими чудо-средствами, которые придумали специально для того, чтобы каждая девушка почувствовала себя неотразимой.

Ванная всегда была сакральной комнатой Виттории. Она проводила здесь часы, прекрасно зная, что из-за пара, когда не видно даже собственных рук, все маски соскакивают с лиц. Только в ванной Риччи могла позволить себе быть собой. Только здесь она включала свою музыку, не боясь петь. Нет, она не стеснялась, не боялась осуждений, абсолютно нет. Виттория считала эти моменты только своими, которые никто не должен слышать или видеть. Она была очень ревнивой. Никто не знал, какую музыку девушка слушает. Кроме Марко. Никто не знал, что девушка умеет петь. Кроме Корделии.

Виттория взяла в руки коричневый флакон масла для волос с зеленой этикеткой. Сведя брови к переносице, девушка потрясла бутылочку и громко выдохнула. Содержимого хватит максимум раза на два. Виттория знала, что в выдвижных ящиках под раковиной есть еще, - она всегда покупала про запас. Но девушке всегда было сложно расставаться с любимыми вещами.

Выдавив на ладонь немного масла, Виттория растерла его в руках, чтобы согреть. Каким бы удушающим и химическим не был запах уходовой косметики, Риччи всегда вдыхала полной грудь. Ей всегда нравилось, как пахнет масло авокадо, экстракт оливы и кератин, фруктовая сыворотка и выдержка из вишневых косточек. Непонятно, для чего это все было предназначено, но Виттория всегда первым делом обращала внимание на запах.

Распределив масло по волосам, Риччи немного их взбила, чтобы придать небольшую небрежность. Девушка сняла с тела полотенце, которое повязала на груди после того, как намазалась лосьоном. Возможно, со стороны это выглядело странно, и в этом не было никакого смысла, но ей нравилось, что все принадлежности в ванной имели особенный запах, связанные с определенным этапом ухода. Так и нательное полотенце уже почти полгода пахло кокосом. Так же как и пижама, которой сейчас в ванной не было.

- Да блин, - хлопнув руками по будрам, пробормотала Виттория.

Она прекрасно помнила тот почти счастливый момент, когда, уходя в душ, Корделия задержала ее в дверях, чтобы сообщить о том, что сегодня дома ее можно не ждать. Виттория четко выучила эту традицию тети уходить по понедельникам в салон красоты, вот только она всегда возвращалась к ужину. В этот раз женщина уезжала в гости к подруге на ночь.

Виттория прекрасно помнила немного огорченное лицо Корделии и понимала, с чем оно связано. И тетя долго поддавалась уговорам племянницы, что все будет хорошо. Корделия не хотела оставлять девушку, когда она еще не до конца пришла в себя после вчерашнего. Но широкая искренняя улыбка Виттории светила как огромная галочка за то, что все, действительно, будет хорошо. Поэтому Риччи была предоставлена сама себе.

Один вечер спокойствия она точно заслужила.

Замотавшись обратно в полотенце, Виттория помахала руками перед собой, отгоняя пар, и вышла из ванной. Резкая смена температуры заставила девушку вздрогнуть. Из ванной повалил пар, но Риччи была уверена, что мурашки на ее спине были совершенно не следствием холодного воздуха в спальне.

Виттория никогда не понимала этого киношного клише, когда герой настолько слепой, что не видит боковым зрением других присутствующих в своем доме. В такие моменты девушка думала, насколько нужно быть тупым, чтобы не заметить лишний элемент интерьера.

И мурашки Риччи были связаны как раз с подобным элементом. Виттория инстинктивно дернулась в сторону, прижав руками полотенце ближе к груди, желательно, чтобы оно сшилось вместе с кожей. Чтобы преградить пути воздействия. Хотя, Виттория давно утратила веру в это.

- Я окончательно поверил в то, что ты мазохистка, - произнес Моретти, воспользовавшись секундной заминкой девушки. – Ты решила свариться в своей ванной.

Виттория проигнорировала то, что Моретти сидел в ее любимом кресле, широко расставив ноги. Виттория проигнорировала его слова, понимая, что парень пытался ее задеть. Хотя это по-прежнему и работало. Виттория проигнорировала то, как безо всякого стеснения Моретти ее сейчас рассматривал. Будто первый раз на нее парни пялятся.

Но Виттория не могла игнорировать то, что Моретти вошел в ее спальню. Ее семье было позволено заходить на ее территорию только со стуком и только после утвердительного ответа. Посторонним сюда был путь заказан. Это знали все, именно поэтому Риччи всегда закрывала спальню на ключ, после того, как в России к ней попытались вломиться чужие дети.

Моретти выглядел так, будто ему было выдано письменное разрешение, заверенное юристом на посещение ее спальни, как проходного двора. Парень закинул ногу на ногу, поставив локоть на подлокотник. Его вообще ничего не смущало в данной ситуации. Он все так же продолжал рассматривать Витторию, не уходя ниже уровня ключиц.

Почувствовав знакомое покалывание, которое Риччи клялась себе забыть, девушка повернулась к своему комоду. В прошлый раз забыть это ощущение ей стоило десятка выброшенных в воздух нервных клеток и нескольких забитых гвоздей в сердце.

- Я окончательно убедилась в том, что ты хамло, - вытаскивая из ящика таблетки, произнесла Виттория. – Родители тебя не научили, что дверь существует для того, чтобы в нее стучать.

Риччи не собиралась пить таблетки. Только не сегодня, учитывая, что это будет уже третий прием. Но присутствие Моретти рядом с Витторией автоматически делало ситуацию болезненней. Именно поэтому она от него и отвернулась, зная, что после ключиц, парень обратит внимание на колени. В последнее время они болели все сильней. Видимо, на помощь молниям Зевса пришел цербер Аида, разрывая ноги Виттории на куски.

Такого не было прежде. А таблетки кончались все быстрей.

Виттория взяла стакан воды, чтобы запить лекарство, но не успела сделать и глотка. Пальцы Моретти несильно сжали запястье девушки, но ощутимо для того, чтобы она зашипела сквозь зубы, - руки еще не до конца зажили. Черт, она не заметила, как он так быстро подошел.

- Руки от меня убери, - дернув рукой, Виттория отошла на шаг назад.

- Что это за таблетки? – спросил Пабло, нахмурив лицо.

Виттория вопросительно выгнула бровь, но Моретти никак на это не реагировал, продолжая сверлить взглядом то руку девушки, в которой все еще была таблетка, то саму Риччи.

Виттория зло усмехнулась и демонстративно положила таблетку на язык, запивая ее водой. Ей было непонятен вот такой порыв Моретти влезть туда, куда его не звали, но у девушки пропал весь запал узнать, почему он задает подобные вопросы.

- Думаю, мой вопрос будет интереснее, - сложив руки на груди, Виттория посмотрела Моретти в глаза. – Какого черта ты здесь забыл?

Пабло на секунду прикрыл глаза, а Виттория успела заметить, как он сжал кулаки, и как заострилась линия его челюсти. Мимолетно качнув головой из стороны в сторону, Моретти открыл глаза и кивнул в сторону кровати. Виттория подумала, что таким несосредоточенным она его никогда не видела. Будто что-то не дает ему покоя прямо сейчас.

- Ты просила книгу, - скрывая напряжение в голосе, ответил Пабло.

Виттория только сейчас заметила, что на ее кровати что-то лежит. Присмотревшись, она увидела книгу, которую так давно искала, наличие которой спросила почти у каждого. Долбаная жизнь, которая смеялась над ней. Эта книга оказалась именно у этого человека, который априори не должен быть единственным хоть в чем-то в жизни девушки.

Но все происходящее было максимально странным. Усугубляло ситуацию еще и то, что маленькие льдинки в шрамах начали больно резать их изнутри, отчего шрамы начали гореть. Непонятная реакция организма, которую объяснить никто не в силах.

- Тебя отличники покусали? – максимально равнодушно спросила Виттория. – Что ты по первому зову книгу чуть ли не в зубах принес.

Она не понимала, откуда в ней опять взялась эта злость, но делать вид, что ничего не происходит, девушка не могла. По сути, между ними ничего и не было, в общепринятом смысле этой фразы. Ненависть, неприязнь, злость, желание, исцеление. Это можно считать за ничего не происходящее между ними? Виттория пыталась себя в этом убедить.

Но жгучая ярость на то, что Моретти опять управляет ситуацией, разливала по венам Риччи, наполняя радужки ее глаз черным янтарем.

- Ладно, - собрав остатки самообладания, произнесла девушка. – Спасибо за книгу. Тебе пора.

Пабло все это время неотрывно смотрел на ее ключицу, словно там он пытался найти ответ на вопрос всей его жизни. А Виттория думала лишь о том, что Моретти очень сильно отличается от остальных. Все парни в ее окружении в прошлом в подобной ситуации уже давно бы ее раздели взглядом и успели бы по два раза кончить. От таких хотелось поскорее отмыться, никогда в жизни не вспоминать. Хотя, получалось довольно хреново, учитывая, что этот сюжет кошмаров теперь стал основным.

Моретти же был словно, действительно, заинтересован в том, что эти шрамы могут значить. Обычная полоса затянутой кожи. Ничего примечательно она в себе не несет, если не знать всю историю. И Виттория была практически уверена в том, что именно это Моретти и хочет знать.

Но конкретно эту комнату с воспоминаниями Риччи цементировала, приваривала дверь к кускам бетона, обкладывала кирпичом, чтобы никогда ее не открыть. До сих пор никто не знал настоящей истории, а Виттория клялась себе, что не расскажет.

- Откуда эти шрамы? – спросил Пабло, когда девушка направилась в ванную.

Почему его голос так на нее действует? Временами он похож на ледяной ком снега, на расплавленный металл на открытую рану. Но было всего несколько моментов, когда его голос ощущался как теплая патока. Как сейчас, которая заставила Витторию остановиться, а она даже не успела сделать и шага.

Риччи прекрасно знала, зачем он это делает. Догадавшись об этом в ресторане, девушка собирала себя по частям до сих пор, надеясь на то, что все затянется и ей будет легче с этим справляться на холодную голову и окаменевшие чувства.

Но она была оголенным проводом рядом с ним. Ей было больно, когда она старалась закрыться от него. Все маски, которыми она пыталась оградиться от него, отказывались работать. Внутри сердце переставало качать кровь, а легкие горели в адском пламени.

Танец мотыльков, которые не знали правил. Они хотели тепла, а в итоге сожгли крылья дотла. Они придумали правила, в надежде, что кто-то оступиться первым, а в итоге горели сейчас оба.

Виттория почувствовала дыхание Моретти позади себя, и по спине побежали мурашки. Девушка не знала, почему она до сих пор стоит, почему просто не сделает два шага вперед и не закроет дверь в ванную.

«Под ошпаренным солнцем босая...Я училась любить и прощать».

Всего две фразы из песни, но Виттория поняла, что в ванную она не зайдет. Бессмысленные навыки, которые она оттачивала с детства, которые не пригодились. Она училась любить людей, но, видимо, никто не учился любить ее, поэтому она перестала прощать.

Виттория понимала, что будет больно. В любом случаем, как бы все это сейчас не кончилось, кому-то придется собирать свои обломки в луже крови от разорванного сердца. Девушку успокаивало только то, что ее собственное сердце сейчас было больше похоже на потрепанный кусок чего-то неживого. Терять было почти нечего.

- Ты холодная, - еле слышно произнес Пабло, дотрагиваясь до плеча Виттории. – Почему шрам горячий?

Виттория знала, что он дотронется, но она не ожидала, что это вызовет такую реакцию. Маленькие иголки рассыпались внутри грубо зажившей раны, заставляя кровь прилить к этому месту. У Риччи перехватило дыхание и ей пришлось глубоко вздохнуть.

Моретти заметил. Не мог не заметить. Он провел подушечкой пальца по всему шраму, слегка надавливая, а Виттория  в этот момент прощалась с остатками здравого смысла, который твердил ей держаться от Пабло подальше.

- Не нужно, - поведя плечом, прошептала Виттория.

Пабло обошел ее, встав напротив. Даже сейчас он повел себя по-другому. Риччи ожидала, что он сам ее схватит за плечи и развернет к себе. Вот только в который раз привычное представление о нем разбилось вдребезги, а Виттории приходилось вытаскивать осколки из мягких тканей своей души. Все было так неправильно, что казалось единственным возможным вариантом.

Пабло двумя пальцами приподнял подбородок Виттории, вынуждая ее посмотреть ему в глаза. Риччи прочитала в его лазурных зеркалах лишь одну эмоцию, которую никогда не видела ни у кого. Это выходило за рамки понимания, но девушка не сопротивлялась. Моретти просил.

Он словно точно знал, как она в этом нуждается. Как ее днями разрывает от того, что постоянное жжение стало частью обычной рутины и от него никогда не избавиться. Как сильно ей иногда хочется вонзить ногти в лопатку, чтобы до конца вырвать не отломанные перья.

Виттория прямо сейчас для себя решала самый важный вопрос, который встал ребром пару недель назад. Она понимала, что будут последствия, что потом придется разгребать вдвое больше. Но она была конченой эгоисткой и всегда потакала своему эго, которое сейчас рвало глотку. Ей должно стать легче.

Она всего лишь кивнула. А он за секунду до этого прикоснулся к ее шраму на том месте, где его никому раньше не было позволено видеть. Прямо здесь, над сердцем.

Виттория успела сделать один глубокий вдох, прежде чем губы Моретти лишили ее возможности дышать. Но они оба были уверены, что им хватит воздуха на эту часть их жизни.

Виттория положила правую ладонь на затылок парня, притягивая его ближе. Его губы были сладкими, и девушка подумала о том, что он решил не останавливаться на ее самом сокровенном и отобрал еще и чай, который стоял на журнальном столике.

Улыбнувшись в поцелуй, Риччи скользнула языком по нижней губе Пабло, побуждая его сделать поцелуй глубже. Всосав ее нижнюю губу, парень решил, что достаточно был джентльменом все прошлые разы. Одной рукой зарывшись в густые волосы Виттории, Моретти обхвати ее ягодицу, закидывая ее ногу себе на бедро. Получив приглушенный стон девушки, Пабло прижал ее настолько близко к себе, что она буквально повторяла форму его тела.

- Стой, - Виттория несильно оттянула его волосы на затылке назад, вынуждая его оторваться от своих губ. Видит бог, сейчас она ненавидит себя за это. – Подожди.

- Что? – с гортанным рыком произнес Пабло.

Виттория прикрыла глаза, слабо улыбнувшись. Это была довольно странная ситуация, если смотреть на нее со стороны: Риччи упиралась своим лбом в лоб парня, выдыхая в его приоткрытые губы, ее нога находилась на бедре Моретти, а он несильно сжимал оголенный участок ее кожи, пока она гладила его по волосам. Рядовая ситуация в спальне, если бы не один фактор, которые менял абсолютно все. Это были Виттория и Пабло. И прямо сейчас они, возможно, совершали самую большую ошибку, идя против всех, против всего мира.

Но по-другому они не умели.

- Ты не думаешь, что это немного нечестно? - шепотом спросила Виттория, не желая слышать ответ.

Она вновь припала к его губам, пытаясь отвлечь. У нее бы не получилось, смотри он на нее в упор. Пока был шанс, она могла сделать все более-менее незаметно.

Опустив свои руки на шею Моретти, Виттория слегка прикусила его нижнюю губу, зализав ранку. Парень прошипел и с силой раздвинул губы девушки своим языком, буквально врываясь в ее рот. Плевать, как это выглядело со стороны, сейчас были важны лишь ее приглушенные стоны и то, как она сильнее прижималась к нему.

Переместив руки на рубашку Пабло, Виттория оторвалась от его губ, нежно поцеловав напоследок. Прислонившись своим лбом к его, Риччи дотронулась до первой пуговицы, вытаскивая ее из петель. Пабло мягко усмехнулся, сжав руку на бедре девушки, отчего она плотнее прижалась к нему. Хотя, куда уже больше.

- Самостоятельная? – с улыбкой спросил Моретти.

Виттория опасно щелкнула зубами прямо рядом с носом парня. Надежды на то, что он позволит ей молча расстегнуть его рубашку, не было и в мыслях. Это были бы не они. Виттория так привыкла к тому, что он комментирует почти каждое ее действие, что подобная реплика парня не вызывала ничего, кроме желания его заткнуть. Способ, конечно, был, но не сейчас.

Как по щелчку улыбки с их лиц пропали. Виттория медленно расстегивала пуговицы, а Пабло наблюдал за ее пальцами, заметив на одном из них кольцо. Но еще больше его поразило другое. Обратив внимание на губы девушки, он понял, что она считала. Дойдя до последней, Виттория вытащила полы рубашки из брюк парня, разводя черную ткань в стороны.

Она видела его голый торс и раньше, пусть это была всего лишь секунда. Риччи провела пальцами по груди Пабло, замечая, как он невольно сжался под ее прикосновениями. Подняв на него глаза, Виттория увидела, что он нахмурился. Это было странно. На пробу девушка спустилась ниже, к ребрам, следя за каждой реакцией парня. Слегка надавив на ребро, Виттория увидела, как плотно Пабло сжал зубы. Но спросить он ей не дал. Едва дотронувшись до ее губ своими - всего лишь прикосновение, - Моретти передвинул ее руку себе на живот.

Виттория чуть улыбнулась и, приподняв руки, до конца сняла рубашку с торса Пабло. Риччи никогда не ловила кайф от вида кубиков пресса и косых мышц живота. Но глядя на то, как под ее руками перекатываются мышцы его тела, девушка поняла, что на Моретти она была готова смотреть постоянно.

Опустив глаза на его оголенную грудь, Риччи поняла, как сильно ей стало не хватать воздуха, и дело было вовсе не в том, что парень не оставил им свободного пространства. На его левом ребре было родимое пятно. Еле заметное, но оно так правильно расположилось именно там. Будто материальное подтверждение того, что у Пабло есть сердце.

Моретти взял правую руку девушки в свою ладонь, переводя взгляд на кольцо. В этот момент Виттория поняла, как много она готова ему отдать. И это был первый раз в ее жизни, когда она не задумывалась над тем, сколько боли ей это принесет в будущем. Прямо сейчас она отдавала ему всю себя.

Виттория не понимала, что ее побудило задать этот вопрос. Но она хотела быть честной. Хотя бы здесь, в своей спальне, где срывались все маски. В глазах Моретти она видела, что он ждет лишь одного ее слова. Он прекрасно понимал, что она все знает. И он ждал любого ее решения.

- Будем играть в их игры? – держа руку на его внешнем сердце, спросила Виттория.

Пабло поднес ладонь девушки к своим губам и дотронулся ими до кольца.

- У нас свои правила, ангел, - ответил Моретти, глядя в ее янтарные глаза, прежде чем снова поцеловать.

Виттория самолично развязала полотенце на груди, прижимаясь к Пабло в жгучем поцелуе.

Это был конец. Конец ее спокойной жизни. Отправная точка туда, где ее будет ждать горячий ад. Но Виттория улыбалась, зная, что там она будет не одна.

А в ванной все еще играла песня, которая стала отпечатком еще одного яркого события, отдающее запахом кокоса, сладким чаем на губах и желанием, наконец, получить то, что никогда не должно было случиться.

«Нет, ты рядом не случайно...Я достойна...»