Глава 19: Прошлое Селесты
— Я, пожалуй, прогуляюсь, — сказала Майя и вышла из-за стола.
Она хотела отыскать уборную, чтобы помыть руки, но вместо этого наткнулась на какой-то зал с наградами. Здесь все стены были уставлены глубокими кубками с растительными ручками и статуэтками с изящными танцовщицами. Полки — увешаны грамотами и медалями, газетными вырезками и журналами. Со всех сторон на Майю пялилась Селеста Л'Норкина.
На стене висело что-то наподобие телевизора, в золотой раме с растительным узором, где крутилась одна и та же запись.
На сцене экрана в свете софитов стояла девушка. Хрупкая, тоненькая словно осина, в черном топе с золотыми лилиями и красной бахромой у ворота, в пышной короткой юбке с огненным шлейфом, струящимся за спиной, в черных латексных сапогах до колен. Аккуратные тонкие стрелки на глазах и алые губы. За стеной пудры и декоративной косметики Майя не сразу узнала танцовщицу.
Пышные начёс, волосы, убранные в тугой хвост, то и дело хлестали её по лицу, но она не обращала на это внимания. Селеста улыбалась не своей обыкновенной доброжелательно-искусственной улыбкой, а улыбкой профессионала, боготворящего своё дело. Для неё в зале не было никого, она танцевала в собственное удовольствие.
Каждое движение было резким, будто Селесту пронзало сотней молний и подергивало в такт музыки, одновременно она была необычайно ловкой и пластичной. С грацией змеи, мягкая, как пластилин, она извивалась на сцене. Скручиваясь в кольца, кружась, подпрыгивая и вытягивая носки, она подбрасывала ноги, будто желая от них избавиться. От каждого удара каблуков об пол в стороны брызгали искорки и огни. Она откинулась назад, и резко выпрямилась, тело сотрясалось и изгибалось, напоминая волны, руки выписывали в воздухе огненные круги. Она опустилась на шпагат раскинув руки в стороны и торжественно подняла глаза к небу, улыбка стала ярче в сотню раз. Зрители, как один рассыпались в аплодисментах.
Запись перемоталась вперед. На сцене оглашали список победителей. Селеста с победоносной улыбкой стояла среди толпы танцовщиц, готовая прийти и получить свой очередной приз. Но первое место получила не она. Впервые за свою карьеру. Его получила та самая девушка-администраторша, встретившая их в холе. На видео ноги у неё были настоящие. Это была Перуетта Л'Альбатрос. Лицо Селесты в толпе было перекошено от гнева.
Запись оборвалась и началась сначала.
— Что ты здесь забыла?!
Майя обернулась и увидела обескураженную Селесту. Розоволосая стояла в дверях и с ужасом смотрела на Майю.
— Я искала уборную...
— Ресторан перерастает в мой дом! Ты искала уборную в моей комнате?!
— Что это за комната?
Только сейчас Майя заметила, что все призы и награды не за первые места, а за вторые, третьи, утешительные призы, а в вырезках заметки о победителях-танцорах, всех кроме Селесты.
— У Кристины и Павла странные методы воспитания.
Своих родителей Селеста почему-то называла по именам.
— Это комната...
— Это комната моих поражений. Каждый раз, когда я не одерживала победу, мои родители вывешивали сюда приз за НЕ-первое место.
— Это же издевательство...
— Это напоминание. Напоминание о том, что я должна быть лучшей. Я обязана.
— А где сами твои родители?
— Они на островах под-Фиджы, — кисло ответила Селеста, — завтра они отправляются на под-Майорку, через месяц в Новую под-Зеландию... Я не помню весь их маршрут. Он постоянно меняется.
— Когда ты их видела в последний раз?
— Лет пять назад... Наверное... — Селеста тщетно пыталась вспомнить, когда была их последняя встреча.
Она погрязла в воспоминания, а вернувшись в реальность поняла, что изливает душу своему врагу. Селсета ненавистно посмотрела на Майю.
— Извини, я, пожалуй, пойду... — ойкнула Майя.
Селеста выпустила Майю, и та бросилась назад в нору №24 к веселящимся ребятам. Катрина, недовольная тем, что заказала, второй раз стащила у Никиты блинчик.
— Хватит таскать из моей тарелки — недовольно пробурчал он — позови белку и закажи себе сама.
— Это слишком просто, — тут Катрина заметила вернувшиеся Майю, — куда ты пропала?!
— Гуляла.
— Не смей без меня никуда уходить!
Майя закатила глаза, скрипнув зубами. Терпения у неё становилось всё меньше. Ответы на все распоряжения, указания и приказы Катрины накапливались-накапливались внутри неё и грозились взорваться.
После все четверо поднялись на последний этаж, где находилась смотровая площадка. Отсюда открывался шикарный вид на весь Нижнебург, а подняв голову вверх можно было увидеть земли Полоза Сильвер-Голда. Его царство нависало над Подземельном миром, словно темное ночное небо, а огни маленьких домиков, блеск озерной глади казались светом звезд. Если в Подземельном мире жители ходили вверх тормашками, подчиняясь искусственной гравитации, то Царство Полоза такое не практиковала.
Правило на смотровой площадке было лишь одно — ни в коем случае не отрывать обе ноги от пола. Здесь искусственная гравитация была не такой сильной, потому малейший прыжок, малейшее отрывание ног от пола могло привести к катастрофическим последствиям. Ты попросту мог улететь с концами в жестокие дикие земли. Для безопасности посетителям давали даже специальные утяжелённые ботинки, которые неприятно лязгали при ходьбе.
На лестнице Майя отстала от Катрины и Аскольда, чтобы задать Никите вопрос, мучивший её.
— Можно спросить на счёт вчерашнего?
— На счёт Татьяны... Это было всего один раз и...
— На счёт ядоязыких.
Никита напрягся.
— Что именно?
— О какой сделке говорил Мамба?
Никита молчал.
— Я был глупым и не знал на что подписываюсь. Ядоязыкие хотели получить ключ от 8-ой тайной комнаты Облачной Фабрике, комнаты чудовищ. Она находиться в ГСС. А я... Я хотел знать правду о своём отце.
— О Димитрии?
Никита покачал головой.
— О Томасе шрёдер Пружелли.
— Узнал?
— Да, и даже нашёл свою тётку. Но всё равно я хотел чего-то большего. Когда не знаешь о своих родителях или об одном из родителей, то строишь воздушные замки про... даже не знаю про что. Правда имеет побочный эффект — разочарование.
Недовольная Катрина, казалось, не замечала панорамы Подземельного мира. Она нацепила на лицо маску безразличия и игнорировала её существование. Хотя, как заметила Майя, подруга всё же переигрывала, выдавая жгучую ненависть касательно всего.
Внезапно для себя и Майи Мудрус решил поговорить на вечные темы.
«У тебя есть мечта, а?»
«Вопрос с подвохом?»
«Почему сразу с подвохом? — нахохлился червяк, — Я просто енто так спросил.»
«Есть, я хочу найти маму, и папу и бабушку желательно.»
«Пффф, — фыркнул червяк.»
«Что?»
«Да енто не мечта. Мечта енто что-то неуловимое, недостижимое и невозможное. Твои родители за день найдутся.»
«Да ладно, тогда найди мне их! Будь любезен.»
«К твоему сведению, ты уже несколько раз за эту неделю с ними встретилась и даже не узнала, дурище.»
Майя попыталась вспомнить, когда и при каких обстоятельствах она могла видеть своих родителей, но так и не догадалась.
«Подсказку ты не дашь, я правильно понимаю?»
«Ой, вот видишь, ты умнеешь на глазах!»
«Хорошо, а что, по-твоему, мечта? У тебя есть мечта?»
«Есть.»
«И какая?»
«Рыбий жир.»
«Что рыбий жир?»
«Мечта у меня — попробовать рыбий жир. Я даже ему песню сочинил. Хочешь послушать?»
«Не хочу.»
«Рыбий, рыбий, рыбий жир,
Он вкуснее, чем инжир!
Я не знаю его вкус,
Но он лучше, чем арбуз! — запел Мудрус навязчивую песенку собственного сочинения.»
— У тебя всё в порядке? — спросила Катрина, глядя на задумчивую Майю.
— Да... просто небольшие проблемы с головой.
— Все проблемы из головы, — махнула рукой Катрина, — с мозгами вообще жить плохо, а без них ещё хуже.
Помимо них на смотровой площадке было ещё две гостьи — две девушки. Их рост превышал два метра. На белых, словно алебастр, лицах играла улыбка и нежный румянец. Светлые волосы цвета пшеницы были заплетены в косы и аккуратно лежали вокруг головы. Но диковинней всего была одежда — будто сшитая из лепестков пионов и ирисов. Девушки хихикали, строили глазки и весело щебетали о чём-то с Никитой.
Майю ни с того ни с сего кольнула ревность.
— Кто это такие? — спросила она Катрину, видя, что для Никиты эти девушки — старые знакомые.
— О ВремеНика! — ахнула та, — это же... нет, не может быть... это Пион и Ирис — цветочные нимфы.
— Нимфы?
— Это точно они, но... нимфы ни за что не будут болтать с подземельцами. Они высокомерные и никогда не снизойдут до существ, которым не чýжды годы. Они не связываются со смертными.
Как бы в подтверждение слов Катрины к троице попытался присоединиться Аскольд, но нимфа в платье-ирис лишь подставила ему подножку и громко рассмеялась.
— Так странно, — продолжала Катрина, — когда мы с Никитой их встретили в прошлый раз, они лишь высоко задрали над ним голову... а сейчас... Что изменилось?
В том то и было дело — ничего не изменилось. Майя об этом знала, о волшебных часах Никиты, которые и способны на подобные фокусы.
С непривычки ходить в тяжелых ботинках у Майи побаливало в ногах, да и щиколотки местами затекли.
Майя изловчилась, оторвала одну ногу от пола и потрясла ей в воздухе. Тоже самое она проделала со второй ногой — легче не стало. Она повторила разминку, но, сделав от нетерпения это слишком резко. Она вскрикнула и незаметно для себя резко подпрыгнула, забывшись и оторвав обе ноги от пола.
Подошвы тяжелых ботинок перестали касаться пола. Майю будто магнитом потянуло вверх к потолку, как воздушный шарик. Она закричала и задёргала ногами. Всё вокруг потухло, и она услышала чей-то шёпот:
Свинец наивен по натуре,
Фтор же вспыльчивее бури.
Ванадий влюбится легко,
Здесь до беды не далеко.
Рутений – искренний всегда,
Его чистее лишь вода.
Прометей во тьме любой
Будет жертвовать собой.
Совесть чистой сохранится -
Марганец - звено, не птица.
Ходит часто кюрий в юбке.
Кальций сильный, не скорлупка,
Не сломить вам никогда.
Углерод – душа всегда.
Теннесси́н храбрее льва,
Однако смелость рокова.
Майя пыталась звать на помощь этот голос, Мудруса, но никто не отзывался. Внезапно её перевернуло вверх тормашками, и она начала падать, на этот раз вниз.
Девочка несколько раз перекувыркнулась в воздухе, несясь прямиком в черную мглу. Она уже не надеялась остаться в живых, как наткнулась на невидимую и неосязаемую преграду – плотное скопление воздуха. Лицом к лицу на Майю смотрела другая испуганная девочка с разинутым ртом и глазами навыкате. Майе понадобилось несколько секунд чтобы осознать, что она смотрит на свое собственное отражение в озерной гладе. Будто услышав догадку невидимая преграда прекратила свое существование, и девочка рухнула в обжигающе ледяную черную воду какого-то озера в окружении хилых домишек и огней.