Руки манипуляторов

Полукруглая арка, открывающая вход в парк, держала на себе название «Дружба». С таблички, сосульками, свисали маленькие лампочки, тускло освещая вход в этой наступающей вечерней тьме. На уровень этих лампочек уже стал подниматься дым от сигареты. Рома остановился с двумя пальцами в уголке рта прямо под аркой. Его любопытная жилка и так проявляла интерес к, подобного рода, ходящим вечерним чужакам, а тут ещё и на книгу, наконец-то, свет опрокинули.

Рома-большой и мускулистый парень. Он был одет также, как и при их встречи около консерватории. Их разговор стал переходить в более открытую форму. Оказалось что Роме действительно двадцать лет, он учится в консерватории и хочет основать собственную рок-группу. Он подрабатывает музыкантом на праздниках чтобы платить за съёмную квартиру.

-Ты вообще зачем вылез то? Тебе не безопасно по городу ходить, тем более скоро ночь. Ты где живёшь?

Оказалось что Рома живëт в квартире на Богословской улице, почти рядом с "Живым кварталом" Антона. Это не удивительно, ведь Антон уже не первый раз видел его рядом с домом. Они сдвинулись с места, направляясь к станции метро.

-А почему именно мне опасно? Ночью ходить для всех опасно одинаково.

-А ты не задумывался почему я тебя ещё не убил из-за того что я видел? Я не поддерживаю весь этот патриотизм. Не знаю почему. Просто мне всë это противно. -Рома выкинул окурок в мусорку. -А опасность состоит в том... -он толкнул спиной турникет на входе в метро и намекнул. - что через час, как ты знаешь, начнётся «Приборка». И если ты хочешь остаться в живых, то нужно поторапливаться.

Все, кто сидел в вагоне, тупыми глазами смотрели в свои большие наручные телефоны. На их запястьях были экранчики, пристёгнутые ремешками.

Телефоны стали ближе к нашему телу. Конечно, всë ради удобства, но вот только замок сломается и будут люди, как в фильмах - полу киборгами.-такие, на первый взгляд, смешные ассоциации часто приходили Антону в голову.

С правой стороны сидел Рома и томным взглядом смотрел в окно. Около выхода сидел старик. Старый и потёртый спортивный костюм не был ему к лицу, но оно также выражало нищету, как и костюм. Рука прижимала к телу большую сумку и становилась белее с выступающими венами на кисти. Другая рука прижимала к уху старый телефон. Такие телефоны не выпускали за границей. Либо он патриот, либо бедный.

-... А ты разве не знал? Уже во всех новостях объявили об утверждении нового закона. - старик разговаривал по телефону и сильнее прижал к себе сумку. -Ну в любом случае приезжай за мной. Я не хочу оставаться здесь после десяти.

Старик медленно положил телефон в левый карман штанов. Антон оторвал от него взгляд. Ему и не снились такие чувства как любовь к Родине.

Когда они приехали на нужную станцию, то вышли из метро, молча. Рома всë шëл, а на повороте постучал ботинком по поребрику чтобы показать направление Антону, не задействую при этом руки, на улицу Руставели в виде коробки из четырëх пятиэтажек.

- Антон, а как ты то живёшь, чем занимаешься? А то я про себя рассказал, а ты-нет. Или ты тайный агент сообщества? Если это так, то вот мой подъезд. -Рома толкнул Антона локтем и показал пальцем на дверь. К ней подводила железная лестница.

В темноте завершающегося дня замигали лампочки на фонарных столбах. Фонари являлись опорами для каких-то, недавно поставленных тел.

-Ты врёшь, у тебя нет здесь квартиры, либо у тебя их две в этом городе. Как я живу? Весело. Сам знаешь из-за чего, меня ненавидят учителя в школе.

-Почему ты так думаешь про мою квартиру? Это странно. - Сказал Рома. По правде, ему такой ответ нравился. Антон мыслил, исходя из осторожности. - С твоим то занятием сразу можно понять как ты живёшь. Осмелюсь предположить что ты, как и многие писатели, хоть раз становился одиночкой с жестокими идеями, я не прав случайно?

Антон сделал короткий кивок и стал смотреть по сторонам. Время было уже почти десять часов. Людей почти не было, но те электрические приборы, похожие на манекены, стояли, обвивая цепями фонари. Лампочки, похожие на глаза, мигали, изучая каждого, но пока только в близи. Две газели перекрыли дорогу во дворе. Люди в синих комбинезонах складывали своë малое количество инструментов и готовились к отъезду от места работы.

-Давайте быстрее, ночь уже скоро.-Воскликнул Рома.

-Куда торопишься, парень? Всë равно не успеешь-Мужчина в комбинезоне, лет сорока, ответил через щель между газелями.

И в самом деле. Как только газели уехали, стало происходить что-то необычное и в то же время страшное. Не успев Антон и Рома дойти до подъезда, как вдруг, будто из рупоров, стали раздаваться приказы командирским голосом. Даже сосредоточив взгляд, не сразу поймёшь откуда исходит звук.

-Дорогие товарищи, в связи с новыми установленными правилами патриотического воспитания детей, нашими органами власти были приняты меры по контролю над проведением разного рода мероприятий...

Антон замедлился, слушая приказ и ожидая чего-нибудь неизбежного.

-Да ты вообще не вслушивайся в эти приказы. Поверь, ничего хорошего не скажут, поэтому лучше уходить.

Чей-то мясистый живот врезал Антона в бок и толкнул его назад. Какая-то женщина в шляпе пронеслась мимо, что-то бормоча.

-Та блин... Извните- потом обратилась к старому мужику в домашней майке, бегущему за ней с пакетом в руке- Быстей, мы должны быт первыми.

Диктаторский голос продолжал говорить из маленьких приборов- манекенов.

-Мы настоятельно призываем вас выйти на улицу и поучаствовать в приборке ваших дворов. Каждая тропинка должна быть вымыта, а трава-ровно пострижена. Усыпляйте больных животных, прогоняйте нищих из каждого двора, стройте детские площадки. Мы будем жить в прекрасное время в котором, идя на работу днëм чистыми, мы физически не испачкаемся от грязи и морально-от нищих. Но помните, за вашей работой пристально будут следить наши приборы, которые, в случае необходимости помогут вам, но до этого лучше не доводить. И помните, товарищи, что наши дети в будущем смогут выйти на улицу, наслаждаясь чистым воздухом и думая о светлом будущем.

Ближе подойдя к нужному подъезду, проскрипел сухой голос Ромы.

-Бежим, сейчас задавят!

Из ближнего подъезда воодушевлённо поковыляли, ибо бежать они не могли, примерно десять старичков и бабок. Не трудно было догадаться что кроме патриотизма ими не двигало ни трогательное упоминание о детях, ни даже страх перед роботами. Хотя роботы были плюшевыми. Их только начали производить на заводах за приделами города и поэтому радиус их обзора не превышал десяти метров.

Следом за бодрыми стариками, обеспокоенно повыходили мужчины и женщины среднего возраста. Они подошли к этому делу более профессионально и взяли с собой инструменты и универсальные беспроводные пылесосы, недавно изобретëнные на иностранных заводах. На лицах этих людей был только страх, но скорее это страх не из-за детей, даже не объяснимо за что они боялись.

Антон запрыгнул в кусты, но ему всё же попало чей-то ладонью по лицу. Это заставило его повернуть голову направо, в сторону двора, и увидеть что из каждого подъезда показываются люди с историями, похожие, по своему принципу, на детство Антона.

Мы все одинаковые. Может потому что воспитывались одинаково?- Мысли мелькнули у Антона не в нужный момент.

Чья-то рука схватила его за капюшон.

Только не говорите что меня сейчас тоже заставят дорогу отмывать от собачьего помëта.- говорил Антон самому себе.

Упав на спину, Антон с радостью увидел приятеля.

-В кустах решил переночевать? Давай вставай. Скоро все выйдут и ты сможешь пройти домой. Ты ведь, как я понял, в "Живом квартале" живёшь?

Антон встал за кусты и отряхнулся от веток с листьями. Хотелось бы ему ответить: "Да, и он у меня один, потому что я не показываю его кому попало в целях проверки: сдаст или нет", но вновь кивнул. За последнем человеком, проверяющим свои инструменты, больше долгое время никого не было. Или не видно было в темноте. Но всё равно Антону уже можно было пройти через двор в "Живой квартал", который начинался после улицы Руставели.

-Интересно что мы увидим утром, Амстердам? Зачем в 22:00...

Рома сделал короткий смешок и посмотрел на лицо Антона, заразившегося дружеским смехом.

-Ладно, я пойду. У меня квартира на первом этаже, я же всë-таки студент. Надо сказать спасибо что стипендии и подработки хватает.

Антон протянул руку и Рома с радостью пожал еë.

В "Живом квартале" у Антона были лишь запутанные дома, потому что семьи перемешиваются и становятся единым целым. Дети, например, собирали мусор, а родители чинили детскую площадку. Вечерний свет проскальзывал между разделёнными семьями и образовывал между ними тени, на это Антон хотел посмотреть, вместо того, чтобы идти домой. По пути, рядом с тротуаром стояло мусорное ведро. Оно стояло на траве, как и все дома "Живого квартала". Именно преобладающее количество травы делало этот квартал отличным от всего Санкт-Петербурга. Антон опёрся рукой о железную ножку помойного ведра, чтобы передохнуть и разглядеть, уже очищенную обочину, что находилась между тротуаром и парковкой. Расстояние это усеяно искусственными ямками и горками.

Хотелось бы всё это непривычное рассмотреть, но, сравнительно, большие роботоподобные приборы стали свирепствовать. Находясь каждый около своего фонарного столба, они управляли толпой, выдавая людям определённые задачи. Таким образом толпа перестанет быть плотной. Тогда Антон не убежит. Не будет возможности. Работать не удастся, ему страшно. Кто-то сможет спасти мальчика от ужаса? Нет, никто не придёт, потому что не понимают от чего его защищать. Рома бы понял и помог.

Подойдя к дому номер 39, Антон не захотел нажимать на звонок, поэтому воспользовался ключом. На пороге его встретил знакомый запах курева. Его нëс ветерок свежего воздуха из открытого балкона, покрытого тонким слоем ковра, обожëнного не догоревшими окурками и сильно стоптанного рядом с окном. Запах ассоциировался у Антона с детством, сильно отличавшимся от настоящего.

Отбросив кеды с, избитыми от дороги, ступнями, Антону пришла мысль:
«Вернулся ли отец с собрания? Ведь он может просто не дойти, свернув в ларëк после ста метров от школы и каждый посчитает нужным осудить его за это. Мне конечно страшно от его припадков к насилию, но он же всë таки мой отец, и после всего пережитого я надеюсь что у него осталась доля человечности. Или те сигареты он выкурил сейчас?»

Антон вышел из тёмного кармашка коридора, в который никогда не попадал свет и включил лампу на комоде, показавшись в тëмном коридоре как испуганный мальчишка в тëплом свете лампы, предполагающим о будущем унижении. Он, как в фильме ужасов, мог ожидать нападения из зала, что можно было назвать комнатой тирана, но сзади тоже могла открыться дверь из прихожей. Шаги Антона стали тихими, и репейник на колене ощутимо стягивал штаны. В руке держал он лампу до тех пор, пока не закончился шнур и ему не пришлось оставить лампу на скользком линолеуме. Страх темноты не проходил у него с возрастом, а наоборот подпитывался ночным алкоголизмом его отца.

Ночная темнота в его спальне не показывала ни раскрытых шкафов с разбросанными вещами, ни большие жëлтые пятна на ковре. Тяжёлым шагом, Антон почувствовал бутылку, пустую, поэтому ничего не мешало ей упасть и со стеклянным звоном прокатиться чуть-чуть ближе к дивану. Продолжая просто так смотреть на бутылку и докручивая мысли, почему здесь была бутылка. Антон нажал на выключатель и электрический свет доказал его предположения. На диване под небрежно натянутым пледом лежало храпящее тело его отца. Объяснять хаос в его комнате не пришлось.

Отцовское состояние позволило в спокойной обстановке переодеться и перекусить оставшейся едой из холодильника, отбросить всё страхи и вспомнить как хорошо было тогда, когда его маленькую футболку и дырявые шорты заменяла, связанная материнской любовью, одежда. Как же ему не хватало этого родного человека. Со смертью матери он потерял ещё и папу, вместо этого получив груз на свои плечи.

По щеке Антона ударил холодок. Комок чего-то мятого попал в чашку и опрокинул еë. Это был комок сшитых бумаг, но растерзанный, так как несколько листков разлетелись по столу отдельно. Различив откровенные слова в строках между каплями своего чая, он понадеялся что сможет исправить ситуацию с помощью слов и встал из-за стола, взял полотенце чтобы хоть как-то вытереть эти многочисленные раны на его произведении.

-Кто дал тебе это? -Прежде чем он успел справиться с собой, мистический ужас на мгновение лëг на лицо Антона.

-Кое-кто из твоих одноклассников был так любезен. - отец стоял в проходе с покосившимися набок плечами, но стоявшим почти уверенно.

Антон прикусил губу за этот вопрос, на который он уже знает ответ. Неподвижность отца сулила много плохого. Глаз Антона дëргнулся когда он решил повернуть голову и посмотреть на своего отца. Его поведение было такое же как и раньше когда он пил, ну может быть чуть-чуть по злее, но на его теле был разорванный, расходящийся по швам свитер. Ещё с детства пальцы Антона запомнили мягкость этого своего свитера. Помнилось и то, как после первого подарка он просил маму связать ещё и шапку. Пальцы захрустели, сжимаясь в кулак.

Вдруг он понял, что моргает. Моргать со слезами так больно. По краям глаз щипало и выступали слёзы. Они заполнили глаза Антона. Лицо папы казалось смутным пятном. Ему хотелось чтобы он сейчас вытер слëзы, а там подходит к нему мама и ей всë так же 24. Если бы она, так же как и в его мечтаниях, приложила зашитый свитер к груди Антона, то его душа была бы спокойна.

Тяжёлый удар горячего кулака его пьяницы-отца послужил возвращению Антона из своих тёплых фантазий. Упав на паркетный пол , Антон ощутил щекой капельку своей слезы на полу.

Началось- подумал Антон, но двигался медленно. Успев он только встать на локти, почувствовал грубое давление на внутреннюю сторону его коленной чашечки. Это отец не даëт ему встать.

-Это не долго. Я смогу перетерпеть.

Отец, пропитанный ненавистью и алкоголем, замахивается на сына. Ненавидя и проявляя отвращение ко всему что тот написал, он продолжал наносить удары. Не останавливаясь. Удар за ударом. Острая и жгучая боль пронзала Антона. Снова удар. Периодическими толчками, он больно прижимался к полу. В голове Антона был только звук рвущихся ниток его свитера на теле отца. Горечь. Угрозы и воспитания были где-то далеко. И при всëм этом он не зажмурился, а стеклянными глазами смотрел в пустоту, упираясь подбородком в пол.

... Красочной жизни захотелось? Думал что толпы людей за собой сможешь повести?! Сейчас я тебе такую красочную жизнь устрою, закачаешься...!

Отец мог бы вытащить ремень, привязать меня верёвкой и пороть до исчерпания своей ненависти, но он охвачен тем что я, его сын, пал до уровня писателей, тем что его сына теперь все будут ненавидеть и сейчас он в отчаянии бьёт меня спрашивая, зачем я делаю это с собой. -с горечью думал Антон. От разрыва своих чувств между обидой и виной он раскрыл рот, на сколько это было возможно, и испустил пронзительный крик, зажмурив глаза.

-Перестань, мне же больно!

Спустя мгновение, колени перестало прижимать к полу а на спине сквозь футболку перестали оставлять следы избиения горячие кулаки. Антон, не веря милость своего отца, перевернулся на спину, но не смог опереться на локти. Мышцы болели. Кожа на синяках стала грубой и, как будто, была твёрдой, не тянувшийся при движении тела. Антон чувствовал боль словно от хруста своей кожи на спине. Кости ломало. На него вновь нахлынуло моральное унижение, но помимо любви он боялся своего отца и перечить ему он не хотел.

Сверху отец лишь на половину закрывал свет от лампы, но Антон не щурился. Его глаза бегали по кухне, ища выход из ситуации. Первым делом он невольно увидел, полностью разорванный по швам от частых движений, свитер. Его насильник стоял над ним, пыхтя и смотря покрасневшими глазами на Антона.

-Книга где?!- прокричал он.

Антон резко поднял голову вверх и не побоялся посмотреть отцу в глаза. Он подобрал под себя ноги и, через боль от ссадин и синяков на коленях, стал медленно подниматься. Основная часть книги лежала на полу, на половину залитая холодным чаем, но на столу осталось пару чистых страниц. Отец дëргнул головой и вниз и быстро поднял книгу из под стола. С неë полетели последние капли. Антон стоял напротив и заглатывал слюну, пытаясь справиться с горечью.

-Не трогай, я сказал!

-Ты на кого орëшь, щенок!

-Положил книгу на место- сквозь зубы процедил Антон.

-Эту что ли? -книга разорвалась в руках отца, уничтожив Антона как настоящего писателя. Как человека.

Истащëнный и измученный Антон бросился в отчаянии на отца, но лишь получил отпор и его оттолкнуло в стол. На пояснице образовался новый синяк от чего он скорчился. Не отводя обиженный взгляд от отца он сделал опасливых два шага в сторону и вышел из кухни. Сильно оттолкнувшись ногой, он побежал к входной двери. Крючок с ключами оторвался от стены от злости и не аккуратности Антона при снимания с него ключей.

Дверь захлопнулась и в доме наступила гробовая тишина.