Мэй Моррисон
Мэй Грей. Была когда-то. Мэй Моррисон. Это я. Всех женщин после сочетания обязуют взять фамилию партнёра. Таков закон. Все должны подчиняться. По телевизору фоном идёт передача Джимми Флинна. Шумит и шумит. Его крикливый голос, ярко-зелёный пиджак и фиолетовые волосы вызывают у меня омерзение, но я не могу переключить. Придётся ждать, пока передача подойдёт к концу, а это будет не скоро. Просидев у окна десять минут, я получаю долгожданный кофе, сваренный Элис. Слышу, что кто-то выходит из спальни. Это Он. Я с трудом натягиваю улыбку на лицо и желаю ему доброго утра. Он лишь отмахивается, пройдя мимо кухни в ванную. Сегодня наш последний шанс. Он знает это, но думает, что я не понимаю, а я вся трясусь от страха в предвкушении того, что меня ждёт. Последние несколько дней я просто не могла заснуть. Мне пришлось выпрашивать у Сэй, нашей соседки снизу, усталой женщины пятидесяти лет, специальные таблетки, которые изготавливаются и передаются нелегальным путём. Да, я знала, что они у неё есть. Да, я знала, что это карается законом, но все так делают. Разве я исключение? К тому же, ещё никого за это действительно не покарали. Взамен пришлось отдать Сэй запасную электрическую щепку. Это был честный обмен.
Я слежу за временем. Скоро десять. Начнётся обряд соития. Наш последний шанс. Одной из главных задач партнёрства является зачатие ребёнка. Ресурса для государства. Вот уже два года мы с Биллом партнёры. Я не могу забеременеть. Билл скрывает свои чувства, пытается казаться сдержанным, но я то чувствую, что он просто ненавидит меня. И я понимаю его, и мне его жаль. Я корю саму себя, понимаю, что ломаю его судьбу. За эти два года мы пробовали огромное количество раз. Всё тщетно. Я понимаю, что сегодня мой последний шанс, ведь если я не забеременею, то Билл, вероятно, донесет на меня, чтобы спасти свою шкуру. Может даже вымолит какие-нибудь подачки. Если до два двух лет я так и не рожу ребёнка, то меня просто сотрут, а Билла вероятно понизят до статуса нормиса и тогда ему придётся всю оставшуюся жизнь влачить жалкое существование. Он этого не хочет, я понимаю, и ему будет легче донести на меня.
Наступает десять часов. Мы с Биллом достаём коврик из выдвижного шкафа и кладём на пол. Скидываем одежду и дальше действуем по инструкции из телеэкрана. Ровно в десять часов во всём Нью-Арк Сити начинается обряд соития и продолжается ровно десять минут. Только в это время. За уклонение от процесса или его проведение в другое время положена смертная казнь. Это красная линия. И самое главное, только с партнёром и согласно инструкции с телеэкрана. Сегодня новая поза. Я встаю на четвереньки, а позади меня на колени встаёт Билл. То же самое проделывают человеческие силуэты с телеэкрана. Мы смотрим и повторяем за ними. Билл проникает внутрь, а я покорно стаю, и мои светлые волосы свисают с головы. Я ничего не вижу, кроме сверкающего чистого пола передо мной. Мне уже давно не больно. Билл тоже не пыхтит. Я понимаю, что сейчас во всех домах города и во всех квартирах подо мной люди проделывают то же самое, что и мы с Биллом. Соитие. Единство двух тел, двух начал. Единение не ради удовольствия, но во имя Идеи. Во благо государства мы выполняем свой долг. Я задумываюсь о своей жизни. Разумеется я, как и все, не помню своих родителей. Мне досталось лишь фамилия Грей, но оно, вероятно, досталось мне случайно. Теперь и оно не моё. Теперь у меня нет ничего своего. Помню, когда мне было пять, в Олимпии нашу группу вывели на детскую площадку, и несколько девочек на один год старше меня стали приставать ко мне. Я хотела закричать, но подбежала одна рыжая девчушка примерно моего возраста и вступилась за меня. Так мы стали подругами. Её звали Дженнифер. Господи, как сильно я любила её! Нам повезло: нас распределили в одну группу в восемь и четырнадцать лет. Мы стремились держаться вместе. Из-за воспоминаний об Олимпии на меня налетает грусть. Вспоминаю наших ребят и наших добрых менторов. Часто детям не везёт в Олимпии, но наши менторы отличались от других. Одного из них позже удалили за "подстрекательство к мятежу". Я узнала об этом год назад. Я никогда не была общительной, всегда, в отличие от Дженнифер, стояла особняком от шумных компаний, но в старшей группе всё изменилось. Расставание с ребятами из Олимпии и вступление в партнёрство далось мне тяжело. Я отходила почти месяц.
Десять минут прошло. Билл выходит. Чувствую внутри себя его семя. Сначала меня тошнило от этого, теперь мне плевать. Иду в ванную и провожу там ещё десять минут. Приятно стоять под прохладным душем. Вытираюсь полотенцем и подхожу к зеркалу. Нет, это не девушка смотрит на меня, а женщина. Уставшая, некрасивая. Мои длинные белые волосы. Синяки под глазами. Усталый вид.
- Ты отвратительна, - лишь говорю я своему отражению и выхожу из ванной. "Мэй, о, Мэй! Весна придёт. Придёт любовь", напеваю я песню, которую услышала в раннем детстве. Не знаю, кто автор, кто её пел и что такое любовь. Но это всё пустяки. Мне не нужно знать смысл песни, чтобы любить её. Достаточно того, что там упоминается моё имя...