Глава 6. Пробуждение
Белый мамонт шёл впереди, его шаги были неспешны, будто он не шёл — вспоминал дорогу.
Под ногами Веи лёд стонал,
каждая её ступня отзывалась низким гулом, будто что-то внизу прислушивалось.
Холод был особенный — не тот, что обжигает кожу, а тот, что вгрызается в душу.
Она знала: это место старше любого языка, любого имени.
— Он здесь, — прошептала мать. Не в воздухе, а в её крови.
Вея опустила взгляд.
Под слоем прозрачного, как стекло, льда спал гигант.
Очертания были смутными, но огромность ощущалась кожей:
— Рёбра — как горные цепи,
— Бивни — длиннее кораблей,
— И глаз. Один. Закрытый. Словно сама смерть уснула здесь, выдохнув лёд вместо прощания.
Она не могла дышать. Только стоять. Только чувствовать зов.
Тишину разорвал залп — хлёсткий, как удар хлыста.
Белый мамонт взревел, встав между Веей и опасностью, его тело заслонило небо.
Из белой мглы, как из пасти чудовища, вышли люди. Шкуры, кольчуги, клыки, металлические латы, звенящие при каждом шаге.
А впереди — Он.
Орхан.
Но не человек. Уже — не совсем.
Правая рука вытянулась в коготь, как у древнего зверя. Его грудь покрылась клочьями шерсти, а лицо — двуликое: одно — ещё человеческое, другое — расползающееся в нечто звериное.
— Дочь Елены, — хрипло произнёс он. — У тебя есть амулет?
Голос был, как трещина в стекле — хрупкий, но опасный.
Вея коснулась зубца на шее. Он горел, будто пульсировал в унисон с её сердцем.
— Он не для тебя, — тихо ответила она.
Орхан оскалился. И его клык блеснул в лунном свете.
Орхан взвыл — и крик был нечеловеческим. Его армия рванулась вперёд, как волки на запах.
Белый мамонт поднялся на дыбы, выпуская в небо трубный рёв — настолько мощный, что снег взлетел вихрем.
И в этот миг... Лёд треснул.
Впервые.
Треск был не просто громким — он разрывал воздух. Земля расступалась, как будто само время решило освободить Спящего.
Вея почувствовала, как её ноги скользят, как всё под ней рушится, ломается.
Она падала.
К нему.
К глазу.
Последнее, что она увидела — бивни. Белые. Могучие.
Они ухватили её, обвились вокруг тела, как щит. Но льдина, на которой стоял мамонт, тоже треснула.
И они вместе ушли в бездну.
Вея не кричала.
Потому что не боялась.
Это было возвращение домой.
Удар.
Тишина.
А затем — свет.
Но не дневной. А внутренний, как будто зажгли солнце под кожей мира.
Вея открыла глаза. Она стояла на груди.
На груди Исполина.
Его тело растянулось до горизонта, рёбра поднимались, как холмы. Между ними — ледяное море, застигшее между ударами сердца.
Он не был мёртв. Он спал.
Дыхание его было незаметным, но могучим.
И тогда...
Глаз открылся.
Один. Красный, как расплавленный рубин. Внутри — вечность, помнящая первую зиму.
Вея шагнула ближе.
Слова сорвались с её губ, но голос был другой. Глубже. Древнее.
— Проснись.
И лёд начал таять.
(конец главы)