Отец
На город опустились сумерки, и огненный шар окончательно утонул за горизонтом, погрузившись под водную гладь. Плехт наконец-то смог разжать руку Рей. Она заснула. И слава всевышнему!
Еë муки закончились, но в голове парня ещё долго будут всплывать истошные крики, вопли и слёзы. В какой-то момент показалось, что бывшая русалка, ныне прекрасная дева, потеряла рассудок, выкрикивая: «Убей меня!». Элис пришлось засунуть той в рот тряпку приговаривая «помолчи дорогая», чтобы их не услышал весь город.
Плехт долго будет помнить, как хвост разделился надвое, как девушка до боли сжимала запястье парня, и молила, чтобы еë муки были скорее окончены. Чешуя отходила, с мокрыми, рвущимся звуками, оставляя за собой кровавые следы на тонких ногах, что скрывались под ней.
Еë кожа была теперь белой, словно фарфор, но «рыбьи» черты лица всё равно прослеживались: высокие скулы, маленький нос и пухлые губы. Она была настоящей красавицей, но даже после преображения, любой, кто посмотрит не неё, невольно подумает: «Эта девушка точно не из этого мира».
— Тебе пора домой. Придёшь завтра, как начнёт смеркаться, — сказала женщина, вытирая пот с лица спящей.
— Она будет жить? — сухо спросил Плехт, вглядываясь в чёрные глаза их спасительницы.
— Куда она денется.
Элис встала с колен и направилась к юноше, наклонилась, и еë огненно рыжие волосы упали ему на плечи.
— Какой ты хорошенький... Так похож на мать, но глазки папины, голубые. — Ворожея положила руку на лицо парня и нежно погладила его. — Вот бы и меня в свои годы спас такой же прелестный парнишка.
— Вы знали мою семью? — Плехт очень удивился. Мать свою он не знал, а отца почти не помнил.
— Я расскажу тебе всё, мой дорогой. Но потом, ты не торопи меня. — Сказав это, она легонько поцеловала его в лоб. — А сейчас иди.
У парня было море вопросов. Столько всего обрушилось на него в этот день, но, как будто зачарованный, он встал и направился к выходу. Не проронив ни слова.
Дверь захлопнулась, а женщина всё сидела на полу и улыбалась. Она не могла поверить, что увидела у своего порога точно такого же мужчину, что явился перед ней тридцать лет назад.
Плехт неспешно шёл к своему дому, совершенно не зная, что делать дальше. Он даже не знал, приходить ли ему завтра на кухню, ждут ли его там. Мастер Акрóс точно в ярости, может, даже сдал парня жандармам.
В тот момент, когда он вытаскивал Рей из стеклянного гроба, мужчине было плевать. Абсолютно на всё. Была не важна ни кухня, ни ужин, ни Акростоль, который заменял ему всё эти годы отца.
Отец. Каким он был? А какой была его мать? Столько надежды зародилось в сердце молодого парня, когда тот услышал слова Элис. Она их знала. Может та, кто его породила, всё ещё жива? Ему срочно нужны были ответы!
Как странно что парень всё же не настоял на своём, и не завалил женщину вопросами. Ведь это такая удача, встретить кого то, кто знал твою семью, которую сам давно позабыл. Но он славно под гипнозом не мог возразить Элис, и ушёл.
Для Плехта было несвойственно испытывать такую большую гамму чувств. Обычно он был спокоен и скуп на эмоции. С детства лишённый материнской любви он не знал, как дарить её другим. Всем на кухне было забавно наблюдать за тем, как парень краснеет и теряется, когда с ним кокетничает официантка, или пристают девки из борделя. Это был большой, добрый, но ужасно застенчивый парень, который даже не понимал, насколько сильное желание и интерес он вызывает у девушек из-за своих по-настоящему огромных размеров.
— Она стоила того? — внезапно окликнул его знакомый голос.
Плехт понял, что, задумавшись, он чуть не прошёл мимо своего дома. У порога, на ступенях сидел Акрóстоль с бутылкой. Его рубашка, расстёгнутая до живота, была вся залита мелкими красными струйками вина.
— Мастер...
— Садись, мой друг. — Шеф похлопал по каменным лесенкам.
— Я не знаю, что сказать, — тихо сказал здоровяк, принимая приглашение.
— А ничего говорить и не надо. — В голосе Акрóса не звучало ни капли злости, это скорее больше походило на дружескую беседу. — Готов поспорить, она была прекрасной, как пишут в сказках. Да я и сам таких видел, по мальчишеству тоже думал бежать до моря на руках с красавицей, что привозили на обед, наплевав на всё. Кто бы что ни говорил, а есть в них что то... Что то манящее и гипнотизирующее.
Благодаря вину, Акрос стал на редкость откровенным в своих разговорах:
— Я же столько их повидал, стольких подавал на стол. Каждый раз сердце замирает, когда перерезаешь их изящные шейки, — он посмотрел вверх будто вспоминая что то, — но знаешь, любой порыв сразу же пресекается, как только вспоминаешь, кто они по своей натуре, что у этих тварей внутри. А внутри там, поверь, ничего чистого и хорошего нет, уж я то знаю...
— Что вы... Что вы подали гостям? — Плехт сглотнул, ему было стыдно.
— Подали фаршированную щуку. Гости были просто в восторге, говорили, какой же утончённый и изысканный вкус, у этого дивного морского создания. — Мастер рассмеялся и приложился губами к горлышку бутылки. — Я ничего никому не сказал.
— Спасибо...
— Ты успел донести её к морю?
— Да.
— Она поцеловала тебя на прощание?
— Нет.
— Обидно, однако.
Плехт соврал, но свой секрет не хотелось раскрывать даже такому близкому человеку. Повисла напряжённая тишина.
— Мастер, каким был мой отец? — нарушил молчание Плехт.
— Ты первый раз об этом спрашиваешь, мой друг, — заметил Акрос. — Он был таким же наивным глупцом, что и ты. Гениальным поваром, но очень глупым мужчиной. Бегал за девками по борделям, играл на деньги, пил. Очень много пил. Пьяного вусмерть его и утащила русалка под воду.
— А вы знали мою мать? — снова спросил Плехт.
— О да, она была настоящей тварью. — Акрóс произнёс последнее слово с особым наслаждением.
— Тварью?
— Женщиной.
Акрóс откинулся на ступеньки и протянул молодому парню наполовину пустую бутылку:
— Будешь?