Крики проклятой луны [В ПРОЦЕССЕ]

Аромат свежей выпечки витал в воздухе, переплетаясь с гулом голосов и звоном приборов. Этот утренний хаос был чем-то уютным - как старое одеяло, в которое так приятно завернуться.

— Барри, ты как, с нами? — Мартин Диаз толкнул Уэйнхарта в бок, заставив вздрогнуть.

— М? — Барри зевал, медленно моргая, словно просыпаясь после транса.

— Поздно лёг? — Мартин ухмыльнулся, его глаза сверкали азартом. — Сыграем по старинке пару-тройку раз после пар? Или ты завязал с лакроссом?

Барри не успел ответить, как Аксель Милнс чуть не подавился чаем:

— Чтоб Барри, да с лакроссом завязал?

— Ну так ведь он теперь в команде скай-болла, - уточнил Мартин, размахивая ложкой, как клюшкой.

Аксель закатил глаза, но улыбка не сошла с его лица. Он и Мартин знали Барри лучше других - играть с ним было как ловить ветер: невозможно предугадать, но невероятно захватывающе. Но Барри молчал. Его взгляд скользнул по столу, затем упал на вилку у ног. Он наклонился, поднял её, положил обратно на стол и наконец произнёс, лениво потягиваясь:

— Не завязал. Просто скай-болл — это не лакросс. Там другие правила. Другие риски.

Мартин замер, потом рассмеялся:

— Ты боишься проиграть?

Барри усмехнулся, но в его глазах мелькнуло что-то тёплое, почти ностальгическое:

— Я боюсь разочаровать тех, кто верит, что я всё ещё тот самый Барри Уэйнхарт.

Аксель и Мартин переглянулись. Они понимали. Но всё равно не собирались отпускать его так легко.

— Сель*, — Барри частенько сокращает имя друга, — Ты какой-то бледный, всё в порядке?

Милнс взглянул на Уэйнхарта исподлобья. При ярком освещении его кожа сливалась с платиновыми волосами. Под глазами образовались то ли синяки, то ли мешки от недосыпа. Губы потрескавшиеся, с маленькими ранками, из которых время от времени сочится алая кровь. Кончики пальцев посиневшие. Сгрызенные кутикулы. На лице, шее, а также запястьях вздулись синеватые венки.

Барри заметил и другое — Аксель за лето вытянулся, набрал мышечную массу, но это не выглядело здоровым. Скорее как что-то неестественное, навязанное извне.

— Не выспался, наверное.

Милнс метнул взгляд в сторону обширного окна, открывающего вид на небо.

Аромат цитрусов — резкий, свежий, неожиданный - заставил Уэйнхарта обернуться. Он уже улыбался в предвкушении, но то, что увидел, заставило его сердце пропустить удар.

Адди стояла в полной форме техникума, и она была... невероятной.

Форма была единой. Чёрная рубашка с вышитым символом техникума на груди. С левой стороны - серебряные весы Фемиды. В чашах, - в зависимости от стихии мага - в случае Адди, виднеются два огонька. Справа - голубой, холодный, как ледяное пламя. Слева - алый, яростный, как её характер. Волшебницы носили чёрные юбки и галстуки с фиолетовыми полосками. У парней выделялся только галстук. Вместо пиджака - накидка до колен с необычными серебристыми пуговицами. На них, как и на эмблемах, были изображены стихии магов. У Адди - символ огня. Всё для того, чтобы преподаватели и студенты знали, с кем имеют дело. Помимо пуговиц, на рукавах и воротнике накидки виднелась тонкая фиолетовая полоска.

Девушки могли носить как юбки, так и брюки.

Волна гордости накрыла Барри с головой. Янтарные глаза блеснули влажным блеском - никто не заметил, как подступили слёзы. Сердце пропустило удар. Его сестра... душевная, родная - наконец-то смотрела на него без тени страха, а в уголках её губ танцевала настоящая улыбка.

Аксель не мог оторвать взгляд от волшебницы. Её волосы - будто живое пламя: яркие, неукротимые, переливающиеся медью и золотом. Словно само солнце заключило в них частицу своего света.

— Да-да, это моя кузина, — не без гордости протянул Барри, ловя очарованный взгляд Милнса.

Почему его называли «Да Винчи»? Ну конечно же потому, что Аксель - художник. Пусть и не знаменитый, но фанатично преданный своему делу.

— Эти волосы... — прошептал он, заворожённо вытягивая кисть руки, будто пытаясь поймать невидимые искры. — В них можно сгореть, как в настоящем костре. А глаза... тёмные, как крепкий американо, с горьковатой глубиной. И кожа - бледная, почти прозрачная, будто её вылепили из лунного света. Будто сама Лилит снизошла в мир смертных.

— Аксель, ты себя слышишь? — фыркнул Мартин, едва сдерживая смех.

— Барри, я должен её нарисовать, - страстно перебил художник. — В образе королевы ночного небосвода! Нет — повелительницы ада! А может... эльфийской принцессы?

Мартин сдавленно крякнул — ему отчаянно хотелось провалиться сквозь землю, но смех уже душил его. А Адди, игнорируя все условности, подтянула ногой свободный стул и грубовато плюхнулась напротив кузена.

— Ну как? — Спросила девчонка, но в её голосе уже звенело торжество. Даже она не могла скрыть собственного восхищения собой.

— ШИКАРНО! — хором рявкнули трое.

Сердце Барри запело. Адди смущённо ёрзала, но в её глазах впервые загорелся огонь уверенности — она чувствовала себя достойной восторга.

— Ей не идёт наша форма, — бросила Изабелла, язвительно щурясь.

— Адди выглядит восхитительно... — парировала Аэлина, игриво подмигивая.

Старшекурсники лениво брели по коридорам, равнодушно сверяясь с расписанием, будто их души уже давно поглотила академическая апатия. Зато первогодки гурьбой врывались в аудитории - глаза горят, энергия бьёт ключом, будто они и не люди, а сгустки нерастраченной магии.

— Вот теперь утро по-настоящему доброе! — Ксавьер Сангреаль грациозно придержал дверь, пропуская Изабеллу с театральным полупоклоном.

Та расцвела, будто майская роза под утренней росой, и поспешно опустила взгляд, пряча румянец. Но уголки её губ предательски дрожали от удовольствия.

Аудитория поражала масштабами - целое море парт, высокие сводчатые потолки, гигантская доска, на которой даже самый мелкий почерк превращался в иероглифы для избранных. Воздух густел от дыхания десятков студентов. Адди резко втянула носом - пахло пылью, чернилами и тревожным ожиданием.

«Сяду у окна.»

Полупустая сумка-почтальон Адди шлёпнулась на парту с глухим стуком. Пальцы нырнули внутрь, вытаскивая массивный фолиант в потертой коже - новенький, пахнущий типографской краской и обещаниями великих свершений.

Утро пахло переменами.

Адди стиснула зубы. Внутри бурлило - огонь, её огонь, рвался наружу, жаждал показать свою мощь.

«Контроль. Мне нужен контроль. Иначе...»

Но мысль оборвалась. Пламя в её жилах взревело в ответ, будто насмехаясь над её страхами.

Из водоворота мыслей Адди выдернул резкий толчок в бок. Кудрявый парень грубо плюхнулся на соседний стул, неловко задев её локтем.

— Прости, — бросил он механически, даже не повернув головы.

Но этого мимолётного касания хватило, чтобы внутри Уэйн всё сжалось в комок ледяного напряжения. Что-то было не так. Что-то в самом воздухе вокруг него вибрировало, словно аудитория вдруг наполнилась невидимыми лезвиями.

— Здравствуй, Сайлас... — принцесса бумажных пташек искривила губы в натянутой улыбке, будто её заставили это сделать под дулом пистолета.

«Какого чёрта... Вы что, решили окружить меня со всех сторон?»

Кудрявый лишь кивнул, но боковым зрением Адди ловила его взгляд - острый, немигающий. Словно он пытался просверлить её насквозь, пока она не дрогнет.

— Огневик, значит, — проскрипел он сухо, словно констатировал диагноз.

Адди опустила взгляд на пуговицы Сайласа.

«Воздушник...»

— За какие заслуги тебя взяли на четвёртый курс? — Сайлас склонился ближе, и его шёпот звучал как скрежет стали по стеклу. — Шибко умная что ли?

— Нарываешься или просто не знаешь, как ещё привлечь внимание? — Адди оскалилась, но внутри всё сжалось ещё сильнее.

«Максимально странный. Он источает... что-то чужое. Что-то, от чего меня трясёт, как демона перед экзорцизмом. Что за чертовщина?»

Лицо Сайласа Колдвейна исказилось. Его бесцветные серые глаза вдруг вспыхнули холодным блеском, будто он действительно услышал её мысли.

— Мне просто дико интересно... — он растянул слова, прижимая палец к губам, — Как ты сюда попала, Адди Уэйнхар-р-р-т.

Губы его искривились в гримасе, слишком широкой для человеческого лица.

«Кажется, он не в себе.»

Дверь с грохотом врезалась в стену, от удара задрожали даже оконные стёкла. В аудиторию медленной, хищной походкой вошёл мужчина с холодными глазами и сжатыми, как стальные пружины, челюстями. Профессор Реджинальд Оуэн.

Те, кто уже сталкивался с его "воспитательными методами", мгновенно замерли, опустив взгляды. Остальные инстинктивно напряглись — что-то в его походке напоминало тигра перед прыжком.

— Вам, ублюдкам, я погляжу, за лето мозги отшибло? — прошипел он, останавливаясь между рядами.

Тишина.

— ВСТАТЬ!

Его кулак обрушился на парту с такой силой, что дерево треснуло, разлетаясь щепками.

«Если бы это была чья-то голова...»

Волшебники вздрогнули, как по команде. Стулья заскрипели, кто-то даже ахнул. В аудитории стало так тихо, что слышно было, как падает пыль с потолка.

«Его что, Джо покусал с утра?»

Руки профессора сложены за спиной, пальцы сжаты в замок. Он прошёл к кафедре, размеренно, как палач перед казнью, затем резко развернулся - глаза сверкнули, как лезвия.

Студенты хором рявкнули приветствие, точно новобранцы перед сержантом.

— Никто не сядет, — произнёс Оуэн, медленно листая журнал, — пока я не удостоверюсь, что здесь нет лишних ртов.

Последние слова он выдавил сквозь зубы, будто каждый студент был ему лично должен.

Десять мучительных минут студенты, словно пешки в чужой игре, садились строго по схеме, подчиняясь незримому приказу. Воздух загустел от напряжения — казалось, даже пылинки замерли, боясь нарушить хрупкое перемирие. Никто не смел кашлянуть, не то что вздохнуть громче шёпота.

До конца переклички оставались считанные секунды. Адди уже расслабила плечи, готовая наконец опуститься на стул, как вдруг...

Дверь с грохотом распахнулась.

— Я присяду? — раздался голос, настолько глупый в этой ситуации, что у нескольких студентов дёрнулись уголки губ.

Профессор Оуэн даже не повернулся. Его рука молниеносно схватила первый попавшийся учебник - и тяжёлый фолиант прожужжал в воздухе, едва не снося голову Калебу Деймонтейлу.

Тот ловко уклонился, словно делал это каждый день.

— Профессор, первый день, как-никак... — начал он, но тут же пожалел.

— ЗАТКНИСЬ И СЯДЬ ТАМ, ГДЕ МЕНЯ НЕ БУДЕТ БЛЕВАТЬ ОТ ТВОЕГО ЛИЦА!

Пока профессор яростно выцарапывал в журнале очередную галочку, Калеб не спеша направился к парте, где жались Аэлина, Изабелла и ещё один несчастный маг.

— Я же сказал — чтобы я не видел твоей рожи, — прошипел Оуэн, поднимая глаза.

— Вот я и исполняю вашу прихоть, профессор.

Калеб резко впился пальцами в воротник ничего не подозревающего мага и одним движением швырнул его в сторону, словно пустой мешок. Тот шлёпнулся на пол, торопливо собрав рассыпавшиеся учебники, и пополз к самому дальнему углу аудитории, под одобрительный хохот старшекурсников.

Деймонтейл развалился на стуле, перегнувшись через спинку, и уставился в горящие ненавистью глаза Уэйнхарт.

— Злишься? — его губы растянулись в едкой ухмылке. — А я-то думал, ты будешь рада меня видеть.

Адди даже не повернула головы. Её внимание было приковано к интерактивной доске, где маркер профессора Оуэна выводил замысловатые символы. Почерк был изящным, но словно намеренно зашифрованным - некоторые слова приходилось перечитывать по три раза, чтобы понять.

— Игнор? Серьёзно? — Калеб провёл шершавыми пальцами по корешку чужого фолианта, лежавшего на краю парты. Затем, медленно, наслаждаясь моментом, толкнул его.

Грохот упавшей книги прокатился по аудитории, как взрыв. Страницы веером рассыпались по полу, несколько листов оторвалось. Взгляды студентов метались — с книги на Адди, с Адди на Калеба, словно зрители на теннисном матче.

— Подними. — голос Уэйнхарт прозвучал тише шёпота, но с такой ледяной яростью, что у нескольких магов побежали мурашки. Её пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

Аэлина Тальвин порывисто дёрнулась, собираясь поднять книгу, но длинные пальцы Адди впились ей в плечо, с силой пригвоздив к месту.

— Не вздумай.

Всё это время её взгляд не отрывался от Калеба — будто два раскалённых угля, готовых прожечь его насквозь.

«Сейчас я сотру с твоей рожи эту мерзкую ухмылку.»

— Говорю в последний раз. Подними.

Калеб закинул ноги на парту, скрестил руки за головой и лениво потянулся:

— Отказано.

Тишина.

Давление в аудитории нарастало, словно перед грозой. Даже воздух казался густым от напряжения.

Барри наблюдал за разворачивающимся конфликтом, стиснув зубы. Его трясло - не от страха, а от предчувствия, что сейчас Адди вцепится в рыжие кудри Деймонтейла и впечатает его лицо в парту так, что от неё останутся одни щепки. И это ещё самый безобидный из возможных сценариев.

Аксель лишь приподнял бровь, не понимая всей серьёзности ситуации. Ну, подумаешь, дразнятся - в магическом техникуме это обычное дело. Но выводить огневиков на агрессию - всё равно что играть с зажжённым фитилём бомбы. И весь магический мир знал, чем это заканчивается.

Откроем же учебник истории магии и перенесёмся на несколько веков назад.

Огневиков презирали испокон веков. Любое стихийное бедствие, любой пожар, любая трагедия - всё валили на них. Их клеймили как проклятие мира, чуму, нарушителей баланса.

Они - другие. Гордые. Вспыльчивые. Безрассудные. Им чужды понятия любви и доверия - ведь каждый раз, стоило им расслабиться, их предавали. Каждый раз, когда они протягивали руку - её отшвыривали. Потому что их кровь горит иначе. Потому что их стихия - единственная, которая не даёт жизни, а лишь отнимает.

Вода - питает.

Земля - растит.

Воздух - наполняет.

А огонь? Огонь только пожирает. Огневиков всего 13% от магического населения. Но этого достаточно, чтобы бояться. Достаточно, чтобы шептаться за спиной, отводить детей подальше, креститься при встрече. Огневики - это ошибка природы. Так считает мир.

Но мир забыл спросить у огня, что он сам об этом думает.

Адди даже не напряглась, поднимая учебник. Гораздо сложнее было удержать того зверя, что рвался из-под кожи. Калеб поймал её взгляд - мрачный, обещающий боль. Она стряхнула пыль с корешка книги - медленно, демонстративно.

Потом замахнулась.

Удар.

Глухой звук ударил по ушам студентов. Калеб дёрнулся, как марионетка, его тело откинулось назад, и только чудом он не свалился со стула. В глазах поплыло. Звон в ушах. Мозг будто перевернулся, заставляя мир качаться, как на штормовом море. Адди чувствовала на себе взгляд профессора Оуэна. Тот был в ярости - урок ещё не начался, а два огненных идиота уже устроили цирк.

- ВОН! ОБА! НЕМЕДЛЕННО!

Мужской голос прорвался сквозь гул в голове Калеба. Оуэну было плевать. Пусть дерутся. Пусть сожгут полтехникума. Пусть убьют друг друга - только не на его уроке. История требовала уважения, а он требовал его от всех.

Дверь захлопнулась за спиной Адди с таким звуком, будто захлопнулась крышка гроба. Она стояла в коридоре, сжимая фолиант так, что корешок трещал. Дышала тяжело, рвано - злость клокотала внутри, как лава.

Перед глазами поплыли картинки. Восемь лет назад. Та же злость. Та же несправедливость.

- Отдай мне эту книгу. - Джо протянул руку, ожидая покорности. Он был уверен - в этот раз племянница не посмеет перечить. Но детские пальцы вцепились в кожаную обложку так, что суставы побелели.

- Отец, пожалуйста, не надо! - Барри, весь дрожа, ухватился за рукав отцовского пиджака. Его голос сорвался на шёпот. - Мы просто читали сказку! Это я её принёс!

Но Джо знал правду. Он всегда знал. Книга принадлежала Адди. Её сокровище. Последняя ниточка, связывающая с бабушкой. С Морриган.

Девочка прижала книгу к груди, словно это было её сердце, вынутое из груди. Готовая умереть за него. Джо грубо отшвырнул Барри и впился пальцами в край книги.

- Нет!

Детские пальчики скользили по обложке, цеплялись, но силы были неравны. Резкий рывок - и книга вырвана. Толчок - и Адди падает на пол. Джо усмехнулся, переворачивая книгу в руках, наслаждаясь отчаянием в её карих глазах.

Потом мужчина развернулся к камину.

- НЕТ!

Девочка подползла, цепляясь за его брюки, встала на колени.

- ДЯДЯ, Я МОЛЮ ТЕБЯ! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! - её голос разорвался, смешавшись с рыданиями. - ЭТО ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ БАБУШКИ!

Слёзы катились по щекам, падали на пол, как стеклянные осколки. Но Джо был каменным. Один взмах - и книга летит в пламя. Хруст. Треск страниц, пожираемых огнём.

Сердце Адди разорвалось. Она бросилась к камину, протянула руки к огню - своему, родному, который теперь предал её. Пламя лизнуло пальцы, обожгло кожу, но она не чувствовала боли. Трость Джо опустилась на её руки со всей силой. Хруст костей. Два пальца сломаны.

Но это ничего. Ничего по сравнению с тем, что умерло внутри. Книги больше не было. Бабушки - тоже. А вместе с ними - и последние остатки детства.

Жесткая хватка в волосах. Резкая боль - Джо дёрнул вверх, заставив Адди подняться на цыпочки, превозмогая жгучую муку.

- Ты чуть не спалила дом! - его голос гремел, как гром среди ясного неба. - Ослушалась меня! Втянула моего сына в свои грязные дела! Да кем ты себя возомнила, мразь?!

Барри, слепой от ужаса, бил кулаками по спине отца, царапал его руки, но Джо даже не дрогнул.

- ОТЕЦ, НЕ НАДО! ПУСТИ ЕЁ! - его крик был полон отчаяния, но бесполезен.

Джо рванул дверь чулана и, не раздумывая, швырнул Адди в чёрную пасть. Маленькое тельце кувыркнулось вниз по узким ступенькам, ударяясь о деревянные края, пока, наконец, не рухнуло на пыльный пол.

Щелчок замка. Темнота. Полное, беспросветное, глухое ничто. Пыль въедается в ссадины. Холод проникает под кожу. Запах сырости и плесени стоит в воздухе, как ядовитый газ.

Ни звука. Ни света. Только боль.

Адди поджала к груди окровавленные колени, сжалась в комок, но слёзы текли и текли, горячие, беспомощные. Её сердце, маленькое, разбитое, кричало от несправедливости. Боль. Боль от падения. Боль от потери. Боль от осознания, что она - ничто.

Её жизнь - это боль. И конца этому не видно.

Настроение было безнадёжно испорчено. Желание спалить этот проклятый техникум дотла пульсировало в висках, с каждой секундой становясь всё нестерпимее. Адди с силой швырнула учебник истории в стену - книга с глухим стуком разлетелась на клочки страниц, осыпаясь на пол, как опавшие листья.

Огневик, неспособный к огню.

Ирония.

Всю жизнь она запирала пламя внутри, душила его, не доверяла, не понимала. Вместо яростных всполохов - лишь тёплые кончики пальцев. Вместо контроля - постоянный страх. Но если не огонь... Тогда кулаки. День за днём она ломала себя, выковывая стальную волю. Тренировалась до изнеможения, дралась до крови, училась выживать.

Потому что магический мир - это джунгли. А в джунглях слабаки не живут. Они умирают.

- Нынче к книжкам относятся крайне неуважительно, - раздался голос за спиной, - а ведь они - величайшие сокровища.

Адди вздрогнула. Сжала кулаки. Кровь с разбитых костяшек капала на пол, глухо стуча по мрамору.

«Когда он здесь появился? Гнев настолько затуманил мой разум, что я не услышала, как он вышел из аудитории?!»

Сайлас стоял, засунув руки в карманы, голову склонив набок, как ворона, рассматривающая добычу. Его серые глаза - холодные, как лунный свет, - следили за каплями крови.

- Такая хрупкая, а стены колотишь, - цокнул языком, - Может, показать тебе дорогу в больничное крыло?

«Хрупкая?! Попробуй сказать это ещё раз.»

Что-то в Сайласе Колдвейне было... неправильным. На первый взгляд - обычный отстранённый маг воздуха, хотя воздушники, как правило, весёлые и болтливые ребята. Но если заглянуть в эти глаза...

Там танцевали демоны.

- Что ж, - он протянул ей разорванный учебник, будто вручая трофей, - Увидимся, Адди Уэйнхарт.

И исчез в полумраке коридора, оставив после себя лишь лёгкий шёпот ветра и странное ощущение, будто в её душу заглянули те самые «пляшущие черти» из его глаз.