Башня
Я пришла в себя не сразу.
Словно возвращалась в чужое тело, которое не хотело меня пускать.
Каждый вдох отдавался болью в рёбрах, сухостью в горле.
Я закашлялась, чувствуя вкус чего-то металлического на языке.
Открыла глаза.
Надо мной раскинулся высокий каменный свод.
На нём бежали линии светящихся рун, мягкие, голубоватые, будто они не столько светили, сколько дышали.
От них шли отблески по влажным стенам, заставляя их дрожать тенями.
Воздух был холодный, пахнул сыростью, пылью и чем-то терпким, как старый церковный ладан.
Я попыталась приподняться — боль полоснула по рёбрам, и я зашипела, стискивая зубы.
Взгляд метался по комнате.
Тяжёлый каменный пол.
Массивная дверь с железными полосами.
Высокие колонны с резьбой, похожей на письмена.
Место неуютное.
Угрожающее.
Я медленно посмотрела на руки.
Кожа была бледная и холодная.
Но её пересекали тонкие линии — серебристые, светящиеся изнутри, будто живые.
Я повела пальцами — они дрогнули в ответ, болезненно свело мышцы.
Я выдохнула сквозь зубы.
— Не советую шевелиться слишком резко.
Голос был мужской.
Холодный.
Спокойный.
Я вздрогнула и резко повернула голову.
В кресле у стены сидел мужчина.
Свет из рун скользил по его лицу, подчёркивая его резкие, правильные черты.
Белые волосы были собраны в низкий хвост, несколько прядей выбивались и падали на лоб.
Его глаза были серого цвета, стальные, внимательные и холодные — как скальпель.
Он не шевелился, словно был частью этой древней каменной комнаты.
В этой позе он напоминал мне кого-то.
И только спустя секунду я поняла — Адама.
Того самого Адама, которого я писала на заказ для одного из Верхних.
Прекрасный.
Безупречный.
Но в его красоте не было тепла.
Только отчуждённое совершенство, от которого мороз по коже.
Я сглотнула, чувствуя сухость во рту.
— Кто... кто ты? — голос сорвался на хрип.
Он слегка приподнял бровь.
— Начнём с простого. Ты своё имя помнишь?
Голова гудела.
Мысли мешались, как краска в воде.
— Вивиан. — Слова царапали горло. — Теперь твоя очередь.
— Абел. — Просто. Спокойно.
Я попыталась сесть ровнее, сжав зубы от боли, пронзившей спину.
— Прекрасно, Абел. Теперь объясни мне... какого чёрта я здесь?
Он не шелохнулся.
Взгляд оставался ровным и слишком внимательным.
— Тебя сюда привели.
И кто же меня привел? Черт! Ничего не понимаю.
Я дёрнула плечом, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Ах, так просто? «Привели»? Это что, приют для сбитых с ног девушек? Мне уже хватило церковных приютов на одну жизнь.
Его губы едва заметно дрогнули.
Не улыбка — скорее отметка, что он слышал.
— Ты интересный экземпляр. Обычно на этом этапе все кричат.
Я прищурилась.
— Прости, что не вписываюсь в вашу драматическую постановку.
Он чуть кивнул.
— Не извиняйся. Мне нравится смотреть, как люди пытаются держаться.
Да у этого парня рентген вместо глаз. Считал меня на раз-два, хотя я знаю, что лицом точно не выдала своих настоящих эмоций.
Я глубоко вдохнула, стараясь проглотить подступившую тошноту.
— Великолепно. Наблюдай. Может, потом запишешь это в свой учебник по издевательствам.
На секунду он чуть подался вперёд.
Его глаза сузились, блеснув холодным светом.
— Ты знаешь, что с тобой произошло?
Я сжала челюсть. Воспоминания были обрывочны.
— Нет. И ты, похоже, не горишь желанием объяснить.
— Я предпочитаю не тратить слова на истерику.
Я горько рассмеялась.
Звук вышел хриплым, надломленным.
— Извини, придётся тебя разочаровать. Я плохо умею плакать по заказу.
Он замолчал.
Просто смотрел.
Спокойно.
Будто изучал каждую деталь моего лица.
Я чувствовала себя под лупой.
Я опустила взгляд на свои руки.
Светящиеся шрамы снова вздрогнули, как живые.
— Что это? — мой голос дрогнул, несмотря на все усилия. — Что вы со мной сделали?
Он медленно поднялся.
Двигался беззвучно, почти плавно.
Встал рядом.
Я вскинула подбородок, встречая его взгляд.
— Это не мы сделали с тобой. — Его голос стал тише. — Это то, что осталось после того, что сделали с тобой другие.
Я моргнула.
В груди что-то болезненно сжалось.
Холод.
Вода.
Контракт.
Я отвела глаза.
— Ты говоришь загадками.
— Потому что ты пока не готова услышать всё.
Я резко вернула взгляд.
Серые глаза встретились с его холодными.
— Не тяни. Говори.
Он чуть качнул головой.
— Аргус тебе всё объяснит.
Я прищурилась.
— Аргус? Ещё один философ с комплексом Бога?
На этот раз уголок его губ едва заметно дёрнулся.
— Ты бы с ним поладила. У вас одинаковый талант говорить то, что лучше оставить при себе.
Я стиснула зубы.
— Зато такие как мы — честные.
Наклонился.
Теперь между нами оставалось всего несколько сантиметров.
Я чувствовала его тепло — холодное, чужое.
Сердце бешено стучало.
И чего он хочет добиться этим?
Напугать?
Я заставила себя не отступить.
— Ты смелая. — Его голос опустился почти до шёпота. — Или глупая.
Я чуть склонила голову и подалась вперед к нему. Со стороны это выглядело так, будто я тянулась его поцеловать. Но меня это абсолютно не тронуло.
— Разницы нет. Главное — не выглядеть испуганной. — Эти слова я выдохнула ему в губы.
Если думал меня смутить, то не на ту нарвался.
На миг в его взгляде мелькнула тень — не то уважение, не то наслаждение словесной баталией.
Я чертыхнулась, что повелась на его игру.
Он отступил, будто этой сцены не было, и кивнул на дверь.
— Пошли. Аргус ждёт.
Я медленно спустила ноги с кровати.
Тело дрожало, но я держалась.
Не показать слабости — главное правило приюта.
И этого странного места, похоже, тоже.
Я поднялась, чувствуя его взгляд на себе.
Он не помогал, но и не отрывался глазами, видел, что мне плохо.
— Не жалуйтесь потом, если я упаду в обморок прямо у него на ковре. — Я произнесла это тихо, но с ядом.
— В этом ты будешь совершенно неповторимой. — Его голос стал ленивым и скучающим.
Я бросила на него взгляд через плечо.
— Как мило. Ты всё-таки умеешь делать комплименты.
Он слегка приоткрыл дверь, свет рунических линий пролился на пол.
— Поторопись, Вивиан. Моё терпение не бесконечно.
Я выпрямилась, поправила волосы, чувствуя, как они прилипли к шее.
— К счастью, моё — тем более.
Мы вышли в коридор.
Звуки наших шагов эхом разнеслись под каменным сводом.
Я услышала собственное дыхание — чуть сбивчивое, слишком громкое.
И впервые с момента пробуждения мне стало по-настоящему страшно.
Но я не позволила себе замедлиться.
Я шла.
Потому что только это и оставалось.