Бабушка-Бунтарь: Цифровой Одиссей

Крепкий, обжигающий, до одури сладкий черный кофе с перцем чили и щедрым плевком ванильного сиропа всегда был для Эльвиры Петровны больше, чем просто утренний ритуал. Это был её личный энергетический щит, жидкий манифест, с которым она встречала каждый новый день, готовясь к очередному раунду схватки с абсурдностью бытия. Но сегодня щит, казалось, давал трещины. Тревога, едким дымом прокравшаяся в легкие после исчезновения Артема, не отпускала, пуская корни глубоко под ребра. Она ощущала её острые коготки, царапающие где-то под сердцем, даже сквозь привычную браваду.

«Как будто его и не было вовсе, — мысль, холодная, как горный ручей, проскользнула в её сознании, заставляя обхватить полы старого, но неизменно любимого шелкового халата, расписанного кислотными граффити. — Вытерли, как старую кляксу с цифровой ведомости. Чистенько. Аккуратненько. До тошноты. А я-то думала, что самый страшный вирус – это „Одноклассники"».

Ситуация была до зубовного скрежета непривычной. Впервые за свои семьдесят восемь, почти семьдесят девять лет, которые она прожила, наплевав на условности и правила, Эльвира Петровна собиралась играть по чужим нотам. По нотам системы, той самой, которую она всегда обходила стороной, высмеивала в своих стримах и троллила в комментариях. Системы, которая, по её глубокому убеждению, была не более чем гигантским, раздутым до неприличия «файлом ошибок», генерирующим больше проблем, чем решений. На этот раз, однако, на кону стоял не очередной трофей в сетевом баттле, не сотни тысяч лайков за новую схему вязания кошкодевочек, а нечто гораздо более важное: её внук. Её Артем. Её тихий, несуразный, гениальный внук, чья цифровая тень растворилась в туманной сети бюрократического кошмара.

— Значит, пойдём по-вашему, сапоги дырявые. И посмотрим, кто кого пересидит, — пробормотала она себе под нос, наблюдая, как на экране планшета мелькают кадры её вчерашнего стрима, где «Лисята» в донатных сообщениях требовали продолжения истории про «бабулю-хакера». Сегодня её главной «хакерской» задачей было взломать систему изнутри, используя её же оружие: бумагу, регламенты и... терпение. Терпение. Это слово скрипело на зубах, как немытая посуда.

Она встала, поправила на голове ярко-розовую бандану с принтом аниме-котика, а на лицо нанесла боевой раскрас: стрелки, острые, как клинок ниндзя, и губы цвета фуксии, вызывающие, дерзкие. Надела свой любимый кожаный бомбер, покрытый вышивками и нашивками, изображающими символы анархии и мемы про котиков, а затем натянула джинсы-карго, чьи многочисленные карманы были набиты гаджетами, проводами и парой старых конфетных фантиков, оставшихся еще с доисторических времен. На ногах — тяжелые гриндерсы, стоптанные в бесчисленных прогулках по виртуальным мирам и реальным улицам. Её образ кричал: «Я здесь, и я другая!». Но она знала, что для Министерства это был не крик, а лишь невнятный шум.

Путь до Министерства Стандартизации Данных был отдельным испытанием. Город, обычно гудящий, как растревоженный улей, сегодня казался особенно серым и притихшим. Улицы были залиты монотонным светом пасмурного неба, словно кто-то выкрутил яркость на минимум, оставив лишь приглушенные оттенки асфальта и бетона. Воздух пах озоном после ночного дождя и выхлопными газами, тяжелыми, как чугунные ядра. Автономные такси, проплывающие мимо, выглядели как безликие коробки, в которых люди ехали, уткнувшись в свои голографические дисплеи, полностью отрешенные от внешнего мира. Эльвира Петровна, восседая на своем лонгборде, пробиралась сквозь этот поток равнодушных лиц и бездушных машин, чувствуя себя яркой фрактальной аномалией в сером мире.

Здание Министерства Стандартизации Данных высилось над ней, как гигантский, бездушный куб из матового стекла и отполированного до зеркального блеска металла. Оно излучало холод, не только физический, но и метафизический. Ни одного окна, которое бы смотрело на мир по-настоящему. Только тусклые, едва заметные полосы света, просачивающиеся изнутри, словно дыхание загнанного зверя. Вход представлял собой огромный портал, выполненный в минималистичном, даже пугающем стиле. Над ним висела огромная, неоновая вывеска, мигающая идеально ровными, скучными буквами: «МСД: Стандартизация – Залог Будущего». Будущего без Артема, что ли? – едко подумала Эльвира Петровна.

Внутри оказалось еще хуже. Холл был необъятным, как бездонная пропасть, и гулким, как пустая бочка. Голубоватый, стерильный свет заливал пространство, отражаясь от безупречно чистых полов, по которым эхом разносился каждый шаг. Здесь не было запаха кофе или выпечки, никаких человеческих ароматов – только тонкий, едва уловимый запах пластика, электроники и дезинфекции. Нечто среднее между больницей и дата-центром. Где-то вдали монотонно жужжали серверы, а по периметру располагались ряды автоматизированных киосков с мерцающими экранами, словно надгробные плиты цифрового века.

Она двинулась к одной из очередей, которая, как казалось, тянулась до бесконечности, словно нить Ариадны, запутавшаяся в бюрократическом лабиринте. Люди в очереди стояли, как зомби, их лица были бледными и уставшими, глаза затуманены от бесконечного скроллинга виртуальных документов на персональных голографических дисплеях. Никто не разговаривал, лишь редкий, приглушенный кашель нарушал тишину. Эльвира Петровна почувствовала, как её яркие, вычурные гриндерсы неуместно поскрипывают по идеально гладкому полу. «Здесь явно не хватает красок, — подумала она, оглядывая серые костюмы и блеклые лица. — Срочно нужен граффити-перформанс или хотя бы пара неоновых трусов на статуе бюрократа».

После часа стояния, который показался вечностью, она наконец добралась до роботизированного терминала. Его полированный корпус отражал её искаженное, раздраженное лицо. Голос, исходящий из терминала, был синтетическим и безэмоциональным, словно слова выплевывал сам Цифровой Бюрократ.

— Приветствую, гражданка. Цель вашего визита? Пожалуйста, изложите свою проблему в пяти словах, используя стандартизированный протокол. Несоблюдение протокола приведет к автоматическому сбросу запроса, — прозвучало из механического рта, и экран вспыхнул ослепительно-белым.

— Я ищу внука! Артема! Его стерли! — выпалила Эльвира Петровна, игнорируя инструкцию.

— Несанкционированный формат запроса. Сброс через три, два, один... — Терминал начал мигать красным, предвещая самоуничтожение её надежд.

— Стойте! Пропал человек! — она ударила кулаком по холодной поверхности, не сильно, но достаточно, чтобы терминал издал звук, похожий на испуганный писк.

— Запрос отклонен. Повторите запрос в стандартизированном формате. Используйте ключевые слова: «потеря», «член семьи», «цифровой след», «проверка». — Голос звучал еще более навязчиво.

Эльвира Петровна почувствовала, как внутри нее нарастает волна чистого, концентрированного раздражения. «Мать твою, да это же натуральный троллинг в оффлайне! И без возможности забанить!»

Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоить дрожь в руках. «Лисица, вспомни, ты — дзен-мастер троллинга, тебя не вывести из себя этим пластиковым куском железа. Вспомни всех тех чинуш, которых ты заставила пить валерьянку после своих комментов. Это то же самое, только без смайликов».

Наконец, она, прищурившись, проговорила, четко выговаривая каждое слово, словно отдавая приказ непослушному питомцу: — Потеря. Член семьи. Цифровой след. Проверка. Запрос. — Она добавила последнее слово, почувствовав, что это должно сработать.

Терминал завис на секунду, затем экран снова вспыхнул зеленым. — Запрос принят. Ваш талон. Ожидайте вызова. — Из слота вылезла маленькая, серая бумажка с номером «С-404». 404? Not Found? Эльвира Петровна не смогла сдержать ехидной усмешки. «О, как символично. Прямо в душу плюнули».

Встреча с Непониманием

После еще двух часов мучительного ожидания, наполненного гулом невидимых машин и запахом безразличия, на огромном, парящем в воздухе экране вспыхнул её номер: «С-404. Кабинет 302Б». Эльвира Петровна, поправив бандану и собрав в кулак всю свою фейсбучную ярость, направилась к указанному кабинету.

Кабинет 302Б оказался маленькой, душной комнатушкой, где единственным ярким пятном был раздраженно-красный галстук человека, сидевшего за столом. Это был Игнат Смыслов, заместитель министра, чья репутация в сети была такой же безупречно чистой, как его залысина. Он был воплощением всех тех бюрократических чудовищ, с которыми Эльвира Петровна боролась на просторах интернета. Его лицо, гладкое и отутюженное, как свежий лист бумаги, выражало идеальное отсутствие каких-либо эмоций. Глаза, маленькие и острые, словно микросхемы, быстро пробежали по Эльвире Петровне, задерживаясь на её ярком бомбере и вызывающем макияже, а затем метнулись к голографическому дисплею на столе.

— Гражданка... — он заглянул в свой терминал, — ...Петрова. Ваша проблема? — Голос его был ровным, без единой интонационной ямки, словно записан на диктофон и воспроизведен роботом. Он даже не поднял головы.

— Смыслов, дорогой, — начала Эльвира Петровна, склонившись над столом, чтобы его взгляд не мог избежать её, — не Петрова, а Северова. Эльвира Петровна Северова. И проблема моя в том, что ваш замечательный, высокотехнологичный цирк, называемый министерством, стер моего внука из всех баз данных. Артем Сергеевич Северов. Вам это имя о чем-нибудь говорит? Или вы только по номерам работаете?

Игнат Смыслов наконец поднял голову, его взгляд наполнился смесью недоумения и легкого отвращения. Его брови, безупречно выщипанные, слегка приподнялись. Он явно не был готов к такой подаче.

— Гражданка, — он произнес это слово так, будто оно было оскорблением, — будьте добры, соблюдайте деловой этикет. Мы не «цирк», а государственное учреждение. И мы не «стираем» граждан. Пожалуйста, предоставьте ваше цифровое удостоверение личности и полный комплект стандартных документов, подтверждающих родство и факт исчезновения. И, конечно, справку из Единой Службы Стандартизации Опечаток, подтверждающую, что вы не допустили ошибки в написании его фамилии.

— Какие документы? Вы о чем? Его профиль обнулен! Его просто нет! В этом-то и проблема! — Эльвира Петровна чувствовала, как её терпение, тонкая нить, сплетенная из нервных клеток, начинает рваться. — Артем работал здесь, над вашим великим государственным проектом. Он же программист! Или вы своих программистов теперь стираете, как старые куки?

Смыслов поправил очки на переносице, его губы слегка изогнулись в подобии гримасы, которую он, вероятно, считал улыбкой. — Гражданка, я вижу, вы употребляете ненормативную лексику, а ваш внешний вид... — он окинул её взглядом, полным осуждения, — ...не соответствует стандартам государственного учреждения. Насчет вашего «внука»... Система «Цифровой Бюрократ» не содержит записей о гражданине с таким именем и идентификатором. Возможно, вы ошиблись адресом? Или у вас проблемы с памятью? В нашем Министерстве все данные унифицированы и стандартизированы. Если его нет в системе, значит, его нет.

В этот момент Эльвира Петровна почувствовала, как по её щекам разливается жар. Это был не румянец смущения, а пожар чистой, яростной злости. «Да как он смеет?! Этот отглаженный огурец в костюме! Он говорит, что моего Артема нет?!»

— Слушай, Смыслов, — Эльвира Петровна вскочила, её голос прозвучал громче, чем следовало в этом стерильном кабинете, — ты, видимо, привык, что все перед тобой по струнке ходят? Я не из этих! Мой внук был здесь! Он был вашим «ценным кадром»! И если его профиль «обнулен», то это не потому, что у меня склероз, а потому что вы его обнулили! Или кто-то из вашей конторы! — Она ткнула пальцем в сторону Смыслова, отчего тот слегка отшатнулся, словно её палец был заряжен статическим электричеством.

Вокруг них, казалось, воздух стал более плотным. Откуда-то из соседних кабинетов послышался приглушенный шепот, который тут же стих. Смыслов, оправившись от легкого испуга, выпрямился, его лицо приобрело выражение ледяной надменности. Он явно привык, что его престиж и статус неприкосновенны.

— Гражданка Северова, я вынужден попросить вас покинуть помещение, если вы не можете предоставить требуемые документы и соблюдать правила поведения, — его голос, казалось, стал еще более монотонным, словно он включил режим «автоответчика». — Ваше эмоциональное состояние и... экстравагантный стиль общения не способствуют продуктивному диалогу. Мы не занимаемся расследованиями, мы занимаемся стандартизацией данных. Если человек не внесен в реестр, он не существует для системы.

— Не существует? — Эльвира Петровна вскинула брови, иронично усмехнувшись. — А если я скажу, что у меня есть кое-что, что существует, да так, что даже ваша «стандартизированная» система не сможет это игнорировать?

Она порылась в одном из многочисленных карманов своих джинсов-карго, извлекая оттуда старый, потертый флеш-накопитель, который выглядел так, будто прошел через ядерную зиму. На нем была нарисована стилизованная лисица, её личный бренд. Затем она достала свой древний, но мощный коммуникатор, который выглядел как кирпич по сравнению с изящными голографическими гаджетами, и ткнула в него пальцем. На экране тут же заиграли зеленые и красные цифры, быстро меняясь, словно живой организм. Это был её криптокошелек.

— Вот! — торжествующе провозгласила она, протягивая коммуникатор Смыслову, который смотрел на него с опаской, словно на ядовитую змею. — Видите? Это не какие-то там «фантики»! Это биткойны! Настоящие! Заработанные мной на стримах вязания и майнинге. У меня их... — она прищурилась, пытаясь разглядеть мелкие цифры, — ...да, у меня тут больше, чем вы, Смыслов, за всю свою жизнь в этом вашем Министерстве заработали. Может, это заставит вашу «систему» признать моего внука? Может, парочка тысяч биткойнов сможет «стандартизировать» его обратно в реальность?

Игнат Смыслов побледнел. Не от жадности или удивления, а от чистого, незамутненного отвращения. Его губы сжались в тонкую полоску, а глаза, казалось, уменьшились до булавочных головок. Он посмотрел на коммуникатор Эльвиры Петровны, потом на её дерзкое, предвкушающее выражение лица, и его внутренний бюрократ взбунтовался.

— Гражданка! — воскликнул он, и его голос впервые за всё время встречи потерял свою механическую ровность, приобретя резкие, скрипучие нотки. — Мы работаем только с утвержденными фиатными средствами и официальными документами, а не с вашими сомнительными цифровыми фантиками! Это попытка... подкупа? Это абсолютно неприемлемо! Это вопиющее нарушение всех протоколов! Вы предлагаете государственному служащему нелегальную цифровую валюту? Да это же уголовное преступление! — Он отшатнулся от неё, словно она была источником радиации, и принялся судорожно протирать свои безупречно чистые очки платочком.

Эльвира Петровна, к своему удивлению, не почувствовала разочарования. Наоборот, внутри неё что-то щелкнуло, встало на свои места. Слова Смыслова прозвучали не как отказ, а как признание. Признание того, что эти люди, эти «хранители данных», живут в каком-то своем, параллельном мире, где реальная ценность определялась не потоком информации или усилиями людей, а штампами на бумаге и нелепыми правилами. Их некомпетентность была настолько всеобъемлющей, что граничила с откровенной ложью.

«Фантики, говоришь? Ну-ну. Посмотрим, кто из нас останется с фантиками, когда вся ваша бумажная империя схлопнется».

Она заметила, как за спиной Смыслова, в полупрозрачной стеклянной стене, ведущей в соседние кабинеты, мелькнула тень. Другие чиновники, услышав перепалку, явно прислушивались. Один из них, молодой парень с испуганными глазами, быстро отдернул голову, когда Эльвира Петровна поймала его взгляд. Неуловимый шепот пронесся по коридору. Она уловила обрывки фраз: «...Северов...», «...проект...», «...закрытие...».

Её интуиция, отточенная годами чтения между строк в соцсетях и распознавания фейков, завизжала, как перегруженный модем. Это был не просто сбой системы. Это был не просто бюрократический маразм. За этим стояло нечто большее. Странные взгляды, шепот, нервозность Смыслова, который внезапно потерял свою хваленую невозмутимость... Все кусочки пазла начали складываться в одну, крайне неприятную картину.

«Они знают. Они что-то знают об Артеме. И они это скрывают. Или замешаны. Это не некомпетентность, это саботаж. Или еще хуже... афера».

Её внук был частью какого-то государственного проекта. Важного, судя по всему. А что, если его «обнулили» не просто так? Что, если его исчезновение связано с его работой? Афера. Коррупция. Черный рынок данных. Все эти слова, которые она так часто слышала в новостях и видела в мемах, вдруг обрели жуткую, осязаемую реальность.

Эльвира Петровна посмотрела на Игната Смыслова, который всё ещё стоял, бледный, пытаясь восстановить свою ауру непогрешимости. В её глазах мелькнула новая решимость, холодная и острая, как заточенный клинок. Ничего личного. Просто бизнес.

— Ну что ж, Смыслов, — произнесла она, собирая свои «фантики» обратно в карман. Её голос, теперь спокойный и собранный, прозвучал неожиданно тихо, но с железными нотками. — Спасибо за консультацию. Теперь я точно знаю, что обычные методы здесь не сработают. И что ваша «система» — не просто часть проблемы. Она и есть проблема. От и до.

Она развернулась и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу. Шаг был упругим, плечи расправлены. Внутри неё кипела смесь ярости и просветления. Её визит в Министерство не принес ей официальных бумажек или сочувствия, но дал нечто гораздо более ценное: подтверждение её самых худших подозрений и четкое понимание того, что единственный путь к истине лежит *вне* этих стен, вне этих правил, вне этой абсурдной, гниющей изнутри системы.

Ей не нужны были их «стандартные» документы. Ей не нужны были их «утвержденные фиатные средства». Ей нужна была только её собственная, нестандартная, бунтарская воля и её острый, как бритва, ум. Она вышла из здания МСД, вдохнув полной грудью унылый, но теперь освобождающий воздух улицы. Серый фасад здания казался ей теперь не просто стеной, а вызовом, который она с радостью принимала. Артем был где-то там, и она его найдет. И никакие биткойны, никакие фантики, никакие бюрократические «стандарты» не остановят Лисицу. Ведь когда система отказывается помогать, приходит время взломать её.