Бабушка-Бунтарь: Цифровой Одиссей

Утро Эльвиры Петровны никогда не начиналось с неспешного вдыхания аромата утреннего кофе, ни с медитаций под пение птиц, ни тем более с набора бесполезных, по её мнению, упражнений из телевизионного цикла «Бодрость на восьмом десятке». Её утро расцветало цифровым рассветом, пульсирующим электричеством и непередаваемым ощущением свободы, которое давала одна маленькая, но очень важная кнопка — «Опубликовать». Воздух в её небольшой, насквозь пропитанной запахами корицы и старых книг квартирке, которая чудом оставалась островком аналогового мира посреди цифрового моря, был еще прохладен, но монитор уже излучал свой привычный, слегка голубоватый свет, отбрасывая причудливые тени на корешки трудов по кибернетике и запыленные томики Бродского. Старенький, но верный ноутбук, видавший не одну сетевую баталию, довольно урчал, а его кулер, словно маленький ветряной двигатель, нагонял лёгкий бриз, растрепывая непослушные пряди её седых волос, которые, несмотря на возраст, сохраняли дерзкий розовый оттенок.

Сегодняшний ритуал был особенно важен. Хентай-постинг. Для многих это словосочетание звучало бы как приговор, но для Эльвиры Петровны, 78-летней бунтарки и адепта цифровой свободы, это был акт чистого, незамутнённого художественного хулиганства. Она ловко, словно фокусник из цирка дю Солей, выхватила из папки под названием «Для Вдохновения» файл с изображением, которое, по её мнению, было «шедевральным в своей провокационности». Пара щелчков мышью, подборка тщательно отобранных хэштегов вроде #ИскусствоВМассы, #НеДляСлабонервных, #БабуляПротивСистемы, и вот он — заветный момент. Палец нависает над кнопкой, похожий на древний, потемневший от времени метеорит. Но прежде, чем он опустится, нужно убедиться в одном: стабильности подключения.

— А ну-ка, Мишаня, не подведи, золотой мой, — пробормотала она, обращаясь к мигающему индикатору соседского вайфая, названного ею в честь вечно пьяного соседа снизу, который никогда не догадывался, что его безлимитный интернет спонсирует её эксцентричную цифровую жизнь. Она не использовала собственные платные подписки из принципа. «Зачем платить за то, что можно взять на халяву, да еще и с благородной целью?

— Это ведь как дотация на развитие культурного контента, только от Миши, а не от МинКульта, — рассуждала она. Сигнал был стабилен, на все сто процентов, словно Мишаня сам решил подтянуться и поработать на благо общества. Губы Эльвиры Петровны растянулись в довольной, слегка хищной улыбке, и палец опустился. Секунда, вторая... и пост улетел в бездну интернета, словно космический корабль с секретным посланием. Миссия выполнена. Сердце чуть подпрыгнуло, наполняясь той же озорной радостью, что и в молодости, когда она тайком курила сигареты за гаражами, а потом, отплевываясь, чувствовала себя свободной и непобедимой.

Процесс публикации порнографического рисунка в социальной сети, на которую её внук Артём, бедняжка, до сих пор пытался оформить официальную жалобу в Министерство Стандартизации Данных за «нарушение нравственных устоев», для Эльвиры Петровны был не просто хулиганством. Это было её утренней молитвой, её медитацией, её способом заявить миру: «Я здесь, я существую, и я не собираюсь играть по вашим правилам, особенно когда речь идёт о правилах, написанных людьми, которые, похоже, видели жизнь только в двух измерениях: „Разрешено" и „Запрещено"». Она смаковала каждую деталь, от тщательно подобранных хэштегов, которые были призваны вывести её контент в топы, до предвкушения гневных комментариев от «мракобесов и борцов за мораль». «Их гнев — моя энергия», — любила она повторять своим немногочисленным, но преданным подписчикам, которых ласково называла «Лисята».

Утренние часы после постинга обычно посвящались более активным видам бунтарства. С визгом старых, но тщательно смазанных колёс, лонгборд выкатился из-под кровати, где он, словно ручной зверь, терпеливо дожидался своего часа. Эльвира Петровна, словно юная скейтерша, грациозно встала на доску, и по комнате разнесся глубокий, раскатистый бас грайма, сотрясая пыльные вазы и дразня нервы соседей. «Метроном тишины и визг вайфая» — именно так она назвала это утро. Границы между её миром и внешним размывались, исчезали, растворялись в пульсирующем ритме. Она скользила по узким проходам между мебелью, делая легкие повороты и иногда даже запрыгивая на невысокий табурет, изображая трюк, который она называла «бабушкин олли». Её глаза блестели от азарта, а сердце, казалось, стучало в унисон с басами, пробивающимися сквозь динамики стареньких колонок. Соседи, привыкшие к этому «шуму», лишь устало вздыхали, но никто не решался сделать замечание этой даме с глазами, в которых горел неугасимый огонь молодости.

Параллельно с физическими упражнениями, кипела и цифровая жизнь. В соседней вкладке браузера, на стриминговой платформе, запущен был её ежедневный стрим по вязанию. Камера, установленная на штативе из старой телескопической удочки, передавала изображение её умелых рук, колдующих над клубком пряжи, превращая его в свитер невообразимой расцветки – яркий, как мазок безумного художника. На экране мелькали комментарии от «Лисят»:

— Бабуль, какой орнамент! Ты гений!

— Мой донат на новый клубОк, Лисица! Жги!

— Когда курс по хентай-вязанию, Петровна?

Эльвира Петровна лишь загадочно улыбалась в камеру, отвечая в микрофон, который был прикреплен к старому, изогнутому дисковому телефону, служившему теперь исключительно для этой цели. — «Курс будет, Лисята, когда моя пенсия перестанет быть такой же тонкой, как нить для этого свитера, — голос её, несмотря на возраст, был звонким, с лёгкой хрипотцой, которая придавала ему особую пикантность. — А пока — вяжем, бунтуем, собираем на хайп!»

Донаты сыпались как из рога изобилия, и Эльвира Петровна, прищурившись, видела, как циферки растут, наполняя её электронный кошелек приятным шелестом будущих приключений. Она не просто вязала; она делилась жизненной мудростью, острыми шутками, комментировала последние политические новости с таким цинизмом, что даже самые прожженные тролли краснели. Её стримы были оазисом свободы слова в мире, где «Цифровой Бюрократ» пытался унифицировать не только данные, но и мысли. «Мой свитер — это не просто шерсть, это манифест! — вещала она, размахивая спицами. — Каждая петля — это удар по системе, каждый узор — послание о том, что индивидуальность не увядает с возрастом, а лишь расцветает новыми, дикими красками!»

Не успев закончить одну мысль, она уже переключалась на новую. Левая рука, мастерски удерживающая спицы, продолжала вязать, а правая, словно независимый организм, порхала над клавиатурой, переключая вкладки. Следующая остановка — Твиттер. Там её ждали свежие рэп-баттлы, которые она комментировала с такой страстью, что её виртуальные оппоненты, молодые фанаты хип-хопа, часто забывали, что имеют дело с пенсионеркой. Сегодня в тренде был баттл между «Злым Кузнецом» и «БитМастером». Эльвира Петровна, прочитав пару особенно скучных панчлайнов, не смогла сдержаться. «БитМастер? Да он скорее Бит-Лузер! Его рифмы такие же плоские, как моя старая сковородка после десяти лет блинов. Злой Кузнец, конечно, тоже не фейерверк, но хоть слова по делу иногда говорит, а не мычит под бубнение басов, как недокормленный мамонт. #БабуляВТеме #РифмыОтстой #ГдеМойБас».

Её твиты, полные иронии и едкого сарказма, мгновенно вызывали бурю. Десятки ретвитов, сотни лайков, и, конечно же, гневные комментарии от фанатов БитМастера, которые называли её «динозавром из доцифровой эры». На что она с неизменным весельем отвечала: «Динозавр из доцифровой эры? Милый мой, я из эры, когда твой прадед еще под стол пешком ходил, а я уже знала, как обходить систему. Так что, кто тут динозавр, это еще вопрос!» Её день был насыщен, каждый час расписан по минутам, и каждая минута была наполнена смыслом, пусть и не всегда понятным для окружающих.

Именно в разгар этого цифрового вихря, когда аромат только что заваренного травяного чая смешивался с запахом раскаленной электроники, в дверь негромко постучали. Размеренный стук, не похожий на грохот почтальона или нетерпеливый звонок соседки. «Метроном тишины», — пронеслось в голове Эльвиры Петровны, и она уже знала, кто стоит за дверью. Это был Артем, её внук, воплощение порядка, логики и... бесконечного смущения. Он никогда не звонил, всегда стучал, словно боялся нарушить невидимую гармонию, царящую в бабушкиной квартире. Его появление было таким же предсказуемым, как появление рекламных баннеров после публикации очередного «шедевра».

— Бабушка, ну почему опять это? — голос Артема, стоявшего на пороге, был таким же тихим, как его шаги. Он держал в руках небольшой пакет с эко-продуктами, которые, по его мнению, могли хоть как-то компенсировать бабушкины цифровые излишества. Он шагнул в квартиру, и первое, что бросилось ему в глаза — изображение на экране ноутбука. То самое. Хентай. Густой румянец залил его щеки, поднимаясь до самых корней аккуратно подстриженных волос. Он выглядел как оживший шаблон из учебника по «Кибербезопасности для чайников» — безупречно чистый, с идеально уложенной прической, в строгой, хотя и удобной футболке. Контраст между ним и Эльвирой Петровной был разительным, как между отлаженной программой и хаотичным, но гениальным багом.

Эльвира Петровна, не отрываясь от экрана, махнула рукой в сторону дивана, где Артем обычно складывал свои «дары». — «А что "это", внучок? Искусство? Культура? Или ты опять про свои „биты и байты"? Расслабься, не доживешь до моей пенсии с таким напряжением».

Артем поставил пакет на стол, избегая смотреть на монитор, словно тот был источником радиоактивного излучения. Его взгляд метался по комнате, задерживаясь на старых картинах, на лонгборде у стены, на клубках яркой пряжи, словно он пытался найти что-то, что могло бы отвлечь его от этой неловкой ситуации. — «Бабушка, это же... ну, ты понимаешь! Это конфиденциальность, это безопасность данных! Ты же знаешь, Министерство Стандартизации сейчас...»

— «Ой, только не начинай про это ваше Министерство, Артемка. Оно только и делает, что стандартизирует людей до состояния биороботов, — Эльвира Петровна прервала его, нетерпеливо взмахнув рукой. — Мне вот что важно: лайки, хайп и чтобы мои "Лисята" были довольны. А ваши эти биты и байты — это для зануд, которые жизнь только через VPN видят. Мне нечего скрывать, кроме разве что рецепта моего фирменного борща. А его я и так никому не расскажу. Потому что это ноу-хау, а не какая-то там „конфиденциальность"».

Артем тяжело вздохнул, его плечи поникли, словно он нёс на себе всю тяжесть цифрового мира. Её не переспорить. Никогда. Она словно заброшенный сервер, который работает по своим, давно устаревшим, но невероятно эффективным протоколам. Он попытался еще раз, уже с ноткой отчаяния в голосе: — «Но бабушка, представь, если кто-то получит доступ к твоим данным! Или, не дай бог, используете чужой Wi-Fi для... для таких вот... вещей! Это же уголовная статья!»

Эльвира Петровна наконец оторвалась от экрана и посмотрела на него, её глаза, обычно полные озорного блеска, вдруг стали серьезными. — «Уголовная статья? А что, воровать чужой талант и подделывать документы — это не уголовная статья? Вы там, в своем Министерстве, сначала с этим разберитесь, а потом мне лекции читайте. Мой Мишаня – это мой личный источник свободы. А свобода, Артемка, не имеет цены. И она не подпадает ни под какие статьи, кроме, может быть, статьи о том, что жизнь слишком коротка, чтобы быть скучной».

Диалог между ними всегда был таким – столкновением двух миров, двух галактик, которые, несмотря на всю свою непохожесть, держались вместе на невидимых нитях любви и привычки. Артем знал, что спорить бесполезно, и лишь качал головой, пытаясь осознать, как его гениальная бабушка, способная в уме перемножать огромные числа и запоминать сотни паролей, при этом напрочь игнорировала элементарные правила цифровой безопасности. Он оставался, чтобы помочь ей с настройкой нового роутера, который она, конечно же, «выиграла в лотерею» (на самом деле купила на «черном рынке» за биткойны), и чтобы убедиться, что её любимый лонгборд не развалится прямо под ней. Их день протекал в привычном ритме: её цифровой хаос, его попытки внести в него хоть немного порядка. Он ушёл ближе к вечеру, пообещав зайти на следующей неделе и принести свежие овощи, выращенные им в собственной гидропонной установке.

Тень в Сети

Вечер наступил незаметно, принеся с собой холодный, серый свет, который просачивался сквозь занавески, рисуя причудливые узоры на стенах. Город за окном погрузился в характерный для него мегаполисный гул: отдалённый вой сирен, мерный шелест шин по мокрому асфальту, низкое урчание проезжающих машин, смешивающееся с более тонкими, почти неуловимыми звуками цифрового мира – легким гудением трансформаторов, пульсацией Wi-Fi сетей. Это был идеальный фон для её следующего действа. Эльвира Петровна приготовилась к своей «вечерней медитации» – сессии троллинга в адрес особо ненавистного ей чиновника из Министерства Стандартизации Данных. Сегодняшняя цель была выбрана тщательно: некий Игнат Смыслов, заместитель министра, чья напыщенная, полная бюрократического жаргона речь на последней онлайн-конференции довела её до белого каления. «Пришла пора проучить этого галстучного гада», — прошептала она, её глаза сузились, словно у хищницы, выслеживающей добычу.

Она откинулась в кресле, подперев подбородок рукой, и задумчиво прищурилась, глядя на экран. Мысли роились в голове, словно пчёлы в улье, перебирая варианты изощренных шуток и едких комментариев, которые могли бы довести Смыслова до истерики, не нарушив при этом формальных правил платформы. «Его фотографии такие же серые, как его душа, — размышляла она. — А эти его заявления о „цифровой оптимизации"? Да он просто хочет продать наши данные на черном рынке, этот хряк в пиджаке». Она уже предвкушала, как его лицо, обычно такое самодовольное, исказится от ярости, когда её остроумный комментарий пронзит его броню. Её пальцы уже порхали над клавиатурой, готовясь обрушить на ничего не подозревающего чиновника шквал едкого остроумия.

Но что-то было не так. Интуиция, этот её безошибочный внутренний компас, вдруг забила тревогу, заставив её замереть. За эти годы она научилась доверять этому внутреннему голосу, который никогда не подводил. Привычно проверяя свои социальные сети перед началом «операции», она наткнулась на что-то, что заставило её сердце пропустить удар. Профиль Артема. Её Артема. Обычно он был таким аккуратным, таким предсказуемым. Она листала ленту, ожидая увидеть его последние репосты научных статей или фотографии его нового кактуса. Но его профиль... его просто не было.

Сначала Эльвира Петровна подумала, что это какой-то сбой, очередная причуда интернета или, что вероятнее, одна из его нелепых шуток. «Ну, Артемка, ты ж у нас такой шутник, ага, — пробормотала она, пытаясь вызвать его страницу через прямой адрес. — Решил спрятаться от бабушкиных комментариев, да?» Но страница не загружалась. Вместо привычной аватарки и списка друзей – надпись: «Страница не найдена». Её пальцы задрожали, отказываясь повиноваться. Она попыталась снова, и снова, и снова, с нарастающим чувством тревоги, которое, словно холодное щупальце, обволакивало её сердце. Экран оставался безжизненно пустым, словно на месте яркой звезды внезапно образовалась черная дыра.

Затем она, уже не на шутку встревоженная, бросилась к своему старому смартфону, который обычно использовала только для экстренных звонков и «иконических» фотографий с Марией. Номер Артема. Она набрала его, ее палец слегка дрожал. Гудки шли, долгие, монотонные, безжизненные. Они растворялись в пустоте, не находя отклика. Ни автоответчика, ни голосового сообщения. Просто мертвая, оглушительная тишина, которая была страшнее любого шума. «Недоступен» — произнес бесстрастный женский голос в трубке, словно отрезая последнюю нить надежды. Не просто «абонент временно недоступен» или «аппарат выключен». Нет, это было другое, это было окончательно. Как будто номера никогда и не существовало.

Она перешла к другим приложениям. Мессенджеры. Электронная почта. Нигде никаких следов. Его имя исчезло из всех баз данных, где оно должно было быть, как будто он никогда не существовал. «Да что за чертовщина?» — пронеслось у неё в голове. Она даже проверила государственный реестр граждан, к которому имела доступ благодаря своим «особым связям» (на самом деле, это была взломанная база данных, которую она называла «архивом всего, что скрывает МинЦифра»). И там тоже пусто. Его не было. Никак. Его цифровые следы были стерты, как будто кто-то взял гигантскую цифровую ластик и безжалостно стёр его из матрицы реальности. Это был не просто «обнулённый» профиль, это было полное, абсолютное «удаление из бытия». От осознания масштаба произошедшего на неё накатил холодный, липкий страх, заставляя мышцы скул напрячься, а пальцы вцепиться в край стола.

Паника, холодная и острая, начала подступать к горлу. Эльвира Петровна, которая привыкла смеяться над опасностями и относиться к жизни как к большой игре, вдруг почувствовала себя загнанным в угол зверем. «Артемка... неужели это не шутка?» — прошептала она, пытаясь убедить себя, что это просто очередная выходка внука, его странный способ подшутить над её сетевой активностью. Но её интуиция, этот голос, который никогда не врал, кричал: «Опасность! Настоящая опасность!»

Она принялась лихорадочно перебирать контакты. «Славик-хакер», «Марина-даркнет», «Коля-шифровальщик» — к кому только она не обращалась! Эти люди, часть её подпольной цифровой сети, были её глазами и ушами в мире, недоступном для обывателей. Каждый звонок, каждое сообщение возвращалось с одним и тем же ответом: «Кто это? Мы не знаем такого человека. В наших базах его нет. Такого пользователя никогда не существовало». Это было как вырванная страница из книги бытия, как стертая запись из вселенской библиотеки. Её Артем, такой живой, такой реальный, исчез из цифрового мира, а значит, для «Цифрового Бюрократа» он исчез из реальности вообще.

Эта ситуация была не просто тревогой за внука. Она была прямым, наглым вызовом её принципам цифровой свободы, её вере в то, что каждый человек имеет право на свое место в сети, на свои данные, на свою индивидуальность, независимо от того, насколько он «нестандартен» для системы. Для Эльвиры Петровны, которая всю свою жизнь боролась с системой, которая пыталась её «унифицировать», это было личное оскорбление. «Они стерли Артема? — пронеслось у неё в голове, и в этих словах звучала не только боль, но и какая-то дикая, неистовая решимость. — Посмотрим, кто кого сотрет!»

Сердце, которое еще минуту назад билось в паническом ритме, теперь налилось тяжестью и стальной решимостью. Её глаза, которые еще утром сверкали озорством, теперь были прищурены, и в их глубине горел холодный, расчетливый огонь. Она не просто беспокоилась за Артема; она чувствовала, как весь её мир, сотканный из дерзости и свободы, оказывается под угрозой. Эта невидимая, вездесущая рука «Цифрового Бюрократа» потянулась к её собственной семье, пытаясь уничтожить то, что было ей дороже всего. Эта мысль, словно молния, пронзила её сознание. Они не просто стерли Артема. Они бросили ей вызов.

Эльвира Петровна медленно поднялась с кресла. Каждый её шаг был наполнен новой, неведомой силой. Напряжение в её теле достигло пика, но это было напряжение не страха, а предстоящей битвы. Она оглядела свою комнату, где каждый предмет был свидетелем её бунтарской жизни: лонгборд, покрытый смелыми граффити; полки, заставленные книгами, которые системой были признаны «нестандартными»; монитор, на котором еще недавно красовался «шедевр хентая». Всё это было частью её, частью её сопротивления. И теперь её навыки, её неортодоксальные методы, её способность видеть сквозь цифровую завесу абсурда — всё это должно было быть брошено на поиски внука. Она понимала, что обычные способы поиска не сработают. Ни полиция, ни государственные службы не смогут найти того, кого система отказалась признавать существующим. Ей придется идти против течения, проникать в самые темные уголки сети, сталкиваться с теми, кто считает себя всемогущим.

— «Что ж, господа бюрократы, — прошептала она в тишину комнаты, её голос был похож на шелест старой пергаментной бумаги, но в нём звенела сталь, — Вы, кажется, забыли, что в этой игре есть еще один игрок. И у этого игрока нет правил. Только цель. И эта цель — мой внук». Её пальцы сжались в кулаки, а затем медленно разжались, словно готовясь к тончайшей работе на клавиатуре. Она была готова. Готова погрузиться в пучину цифрового мрака, чтобы вытащить своего Артема обратно в свет. Глава завершалась не вопросом, а вызовом, брошенным Эльвирой Петровной невидимому врагу. Пусть метроном тишины теперь отбивает ритм её решимости, а визг вайфая станет саундтреком к её новой, самой важной в жизни, миссии.