Глава девятая. Прекрати жить мечтой
Я любил мечтать. Мечты — единственное, что не причиняет мне жгучую боль в жестокой реальности, которая разбивает на осколки сердца и рвет души на части. Сны — единственное, что спасает меня в холодной ночи, когда ненависть к себе проникает в сердце. Мечты и сны для меня важнее реальности. Они мягче. В них ощущаешь себя свободным. Ты превращаешься из демона в ангела. Но это только в мечтах. И как больно пробуждаться! Но снова и снова я стремился попасть в мой прекрасный мир, забывая о том, что пробуждение будет чертовски болезненным.
Наступило первое испытание. Вопрос «с чем мне предстоит столкнуться?» исчез в глубине сознания и уступил место любопытству. Яркий свет пробивался сквозь смеженные веки и до боли резал глаза. Можно было подумать, я попал на Небеса, где сияние далеких звезд было ослепительным, где свет выжигал из людских сердец злость и гнев. Но это было чертовски далеко от правды. Я оказался в идеально белой комнате. За просторным окном — утреннее солнце. Я осторожно выглянул: кажется, середина декабря. Маленькие снежинки падают на белоснежный ковер, у деревьев вместо листьев комья снега лежат на раскидистых ветках, дети резвятся под окнами домов, украшенных рождественскими гирляндами. Никаких демонов и кровавого зарева на горизонте, даже намека на смерть. Я затаил дыхание и внимательно следил, как за холодным стеклом развернулся прекрасный мир. Он представлялся только в забытых снах, в разбитых мечтах, в реальности он не существовал. Но я видел его прежде. Этот мир — часть меня.
Я решил оторваться от стекла и осмотреться. Недалеко стоял обеденный столик с белоснежной скатертью. На нем были аккуратно разложены блестящие столовые приборы и изящно сложены салфетки. Тарелки расставлены по местам. Бокалы блестели гранями. Все казалось таким естественным, человечным. Я прикоснулся к столу, будто не верил, что он настоящий. Ощутив под пальцами гладкую твердую поверхность, подумал, что эта комната вполне реальна. Взял в руку хрупкий прозрачный стакан, осмотрел каждую его грань. За моей спиной послышались шаги, и я резко обернулся в надежде увидеть противника. Стакан выскользнул из ослабевшей руки и разбился на тысячи осколков, когда я посмотрел на него. Дыхание оборвалось. Сердцебиение на мгновение прекратилось. Глаза парня были серые, как мрачные тучи в пасмурный день. Он смотрел на меня удивленно, будто впервые видел. Однако я узнал его. Макс, брат, братишка... он был живым здесь. Я перепутал мысли с чувствами, ощущения с реальностью. Все внутри сжалось в комок и перемешалось, оставив мне только тянущее вниз чувство, будто я утратил часть души.
— Доброе утро, Джонатан, — сонно произнес Макс. Растрёпанные волосы свидетельствовали, что проснулся он совсем недавно. Братишка потер шею и зевнул, проходя мимо меня к столу. Я готов был расплакаться от счастья, кинуться к нему с объятиями. Однако я был настолько потрясен, что не смог пошевелиться. Проведя пятерней по спутанным волосам, Макс снова зевнул и с улыбкой посмотрел меня. — Братишка, ты словно приведение увидел. Потрясающее выражение лица. Дай угадаю, опять ночь напролет тусовался с друзьями в клубах? Ты неисправим!
— Ночь напролет тусовался? — уловил единственное выражение в словах Макса. — С друзьями в клубах? Макс, раздери Дьявол гребаную душу, я ничего не понимаю! — Моя боль в сердце напомнила о себе, вызвала отголоски затуманенных алкоголем воспоминаний, где Макс погиб от черных стрел, вонзившихся в плоть. — Ты умер на моих руках. Я видел твою смерть. Мне было больно... После той ночи я отмывал руки от твоей крови, каждый божий день напивался виски, мечтал и молил ангелов о смерти, пытался свести счеты с жизнью. Я пытался пережить боль вины, которую испытываю! Да, Макс, я виновен в твоей смерти! Mea maxima culpa! Моя величайшая вина! — вырванные из груди слова принадлежали мне. Я впервые знал, что говорю. — Ведь будь я сильнее, будь я немного умнее... ты бы не погиб. И теперь после боли, что пришлось мне перенести словно грех на душе, ты говоришь «доброе утро»?
Я готов был вмиг сорваться с обрыва спокойствия и разрыдаться. В горле дыхание перекрывал огромный комок боли и недосказанных слов. Я громко всхлипнул и опустил голову, не показывая ему своих горьких слез. Надеялся, Макс грустно улыбнется, положит теплую руку на мое холодное плечо и тихо произнесет: «Прощаю тебя, Джонатан, прекрати терзать себя». Мне стало бы легче: груз вины спал бы с плеч, боль потери ослабила хватку, острые когти ненависти к себе оставили бы меня. Вместо этого Макс осторожно подошел и крепко обнял меня. Я не шевелился. Чувствовал себя так, будто совершенно не понимал, что происходит в огромном странном мире. Запутался в своих мыслях и ощущениях, не могу объяснить их даже самому себе. Когда оцепенение немного спало, обнял его в ответ.
— Разве это когда-нибудь было, Джонатан? — Макс посмотрел мне в глаза и радостно улыбнулся. — Я живой.
— Но твоя кровь текла по моим рукам! — продолжал протестовать я. — Но я похоронил твое тело! Я помню!
— Это был сон, — ответил братишка, — ночной кошмар. Оставь его во тьме. Ты должен проснуться, Джонатан.
Это был сон... Мне снился кошмар с привкусом крови. Я помнил каждый момент, который убивал меня. Это был разбитый сон, где каждый осколок ранил так глубоко, что кровь текла по изрезанным венам бесконечно. Я долго не мог проснуться. Не пробуждался от глубокого мрачного сна, от которого можно было бы избавиться лишь перерезав вены. В нем преобладали депрессивно-черные и кроваво-алые оттенки. И все же, превозмогая боль... Я проснулся!
— Кошмар был чертовски реален, — выдохнул я и неожиданно ослаб, кости едва поддерживали мое тело. — Сон затянул в другой мир, где было столько крови и боли, злости и ярости... Я помню тьму и пламя. Монстры бродили по земным дорогам, неся смерть и разрушения. Проклятый мир, дьявольски плохой сон. Не хочу возвращаться, Макс.
— Джонатан, ты останешься в этом мире со мной навсегда? — со светлой надеждой во взгляде спросил брат.
Прежде, чем я успел ответить «да», в комнату вошла прекрасная женщина в тонком белом платье. Она чертовски обворожительна и несравненно красива. Многие мужчины наверняка бились за особенное право обладать сердцем потрясающей красавицы. Моя прекрасная мама, которая покоряла всех очарованием. Ее чистое сердце переполнял свет. Женщина обладала восхитительной внешностью и светлой душой. Когда она улыбалась, солнце растапливало снега и льды любого сердца. Когда она смеялась, на душе становилось легко и свободно. Вдруг в память дьявольски болезненно врезались осколки почти забытого сна. Я видел кровь женщины и ее ядовитую нечеловеческую улыбку, видел всю ненависть ее души, скрытую оболочкой нечеловеческой красоты. Мать нежно потрепала меня по голове и улыбнулась, желая доброго утра. Я испуганно отшатнулся от женщины. Как смеет она прикасаться к сыну, которого бросила на смерть? Как смеет чудовище в прекрасном теле считаться мне матерью? Она прошлась вглубь комнаты и прильнула губами ко лбу Макса. Мой взгляд был прикован к женщине: с нескрываемым ужасом я смотрел на нее. В сердце горела ненависть. Она нестерпимо жгла грудь. Я мечтал вытащить свой меч и снести ей голову! И почему кажется, что мне приходилось это делать раньше... Может, потому что в другой жизни — моей настоящей жизни — я уничтожил тварь. Мысли в мозгах расплывались, представлялись бесформенными тенями, было тяжело собрать картинку в памяти воедино. Как зовут ведьму? Немезида! Когда всплыло это имя, вспомнил каждое мгновение той ночи, когда моя мать лишилась жизни от удара моего оружия. Моя уверенная рука снесла ей голову с плеч, хотя я прекрасно знал: она моя мать, ее кровь течет по моим венам, я поступаю плохо. Но я сделал это, чтобы спасти Рика.
Немезида словно не замечала моего встревоженного состояния: мать спокойно начала готовить завтрак семье. Вскоре аппетитный аромат омлета пробился в мои ноздри и заставил желудок сжаться комком. Я забыл, что значит «нормально позавтракать». Постоянные сражения, погони за демонами... Черт, я никогда в жизни не завтракал!
Когда омлет приготовился, мама быстро разложила по тарелкам еду и разлила по стаканам апельсиновый сок. Она заметила, что одного стакана не хватает. Увидев его остатки на полу, она упрекнула меня в неаккуратности, но после с улыбкой добавила, что ничего страшного в этом нет. Я ничего не отвечал. Встал посреди комнаты как дурак.
Когда все было устроено, мама наконец позволила нам сесть позавтракать. Макс мгновенно прыгнул на стул и, устроившись на нем удобнее, принялся уминать омлет, запивая его соком. Мама опустилась рядом с братом. Она взглянула на меня, и в глазах треклятой ведьмы словно снова пережил ночь, когда я проткнул Немезиду лезвием своего меча, когда кровь растеклась повсюду, когда после убийства я спокойно спал в постели... Меня словно током ударило. Разряд молнии пробежался по сосудам, перескочил на вены и ударил в сердце. Оно словно остановилось.
— Все в порядке, Джонатан? — я впервые услышал обеспокоенный голос матери. — Тебе нехорошо? Вид чуть-чуть уставший. Всегда говорила тебе: не стоит перетруждать себя. Не ходи пару дней в колледж, все будет нормально.
— Действительно, — зашел неожиданно в комнату... Люцифер? Изрядно жизнь потрепала моего отца: седина волос, морщины на лице, мешки под глазами. Поначалу я не признал его, он очень постарел. — Джонатан, много берешь на себя. Ходишь в колледж и отлично учишься, выступаешь на концертах, занимаешься спортом. И все безостановочно. Ты сведешь нагрузкой себя в могилу. Остановись, передохни и продолжи уже с новыми силами!
Я неожиданно для себя издал облегченный смех. Он выскользнул из моих сжимающихся легких так, словно с меня спал тяжелый груз ответственности за весь мир. Впервые за очень долгое время мне не пришлось натягивать на мрачное лицо улыбку. Теперь она озарила мое лицо без принуждения. Легкость и свобода проникли в сердце. Разум затуманивался новой реальностью. Я всегда желал быть нормальным подростком, который знать не знал про Темный мир. Моя давняя неосуществимая фантазия предстала передо мной, и я потерял связь с истинной реальностью. Я любил мечтать. Разве это может быть плохо? Мечты возвышают людей, делают их чуточку счастливее. И я мечтал, чтобы справиться с болью, которая проникала в сердце и ранила его словно тупым ножом. Я мечтал... О моих надежных и добрых друзьях, что станут на мою защиту горой; о заботливой и любящей семье, в которой все хорошо и спокойно. И вот моя мечта, она заставляет покинуть навсегда мрачный и жестокий мир. Смогу ли я противиться ей?
Дьявол поздоровался со мной, братишку легко встряхнул, после поцеловал маму. Застегнув ремешок часов на запястье, поправил рубашку и галстук, потом сел во главе стола. Я внезапно вспомнил, с каким важным видом он всегда восседал на троне, словно возвышался над полчищем демонов, хотя сам был ничуть не лучше грешников и прочих обитателей Преисподней. Намереваясь подкрепиться перед тяжелым рабочим днем, отец разрезал ножом омлет, нанизал кусочек на острые штыки вилки и, облизнувшись, проглотил его. Макс уже почти доел свою порцию, мама еще даже не начинала. Немезида с улыбкой смотрела, как семья наслаждается приготовленным завтраком. И только я оставался наблюдать за картиной со стороны, стоя как вкопанный. Было тягучее желание присоединиться, но было невероятно противно приближаться к ним. Словно это было неправильно. Черт, что здесь мне не нравится?
Идеальная семья собралась за идеальным завтраком. Почему меня тошнит? В голове витала лишь одна мысль: «Это совершено неправильно! Разве существует мир, где жизнь настолько идеальна, безупречна, прекрасна?»
Память прошлой жизни стиралась, высекая в разуме новые образы и ненастоящие воспоминания. Я вспоминал сладкую боль, когда впервые выпал мой молочный зуб, как отец радостно показывал матери в моей улыбке дыру. Прекрасно помнил, как мой младший брат лежал на маленькой кроватке, укутанный в пеленках. Назвать Максом его — моя идея. Видел, как родители держали меня за руки и провожали в первый класс, где ждали новые друзья и новые ощущения. Щелчок. Картинка меняется: теперь я видел свой выпускной. Друзья хлопают меня по плечу, мы смеёмся. Мы выпили по бутылке пива и вспоминали, как вытворяли невообразимые вещи. Нас столько связывает. Я всегда был уверен в моих друзьях. Они всегда за меня постоят. Я ощущал их дружбу. Этот круговорот фальшивых событий, совершенно неправильных воспоминаний захватил меня и унес далеко от действительного мира. Голос внутри разума ласково шептал: «Все, что произошло с тобой, — это был ночной кошмар. Твою маму зовут Нарцисса. Она — самая красивая женщина на свете. Отца зовут Люциан. Он — самый богатый и успешный бизнесмен, владеет несколькими компаниями. Твоего брата зовут Макс. Он никогда не был оборотнем. Вы с братишкой отлично ладите, всегда помогаете друг другу, никогда не ссоритесь... Разве мечта о подобной счастливой жизни противна тебе?»
Я многое позабыл и простил, но отпечатки некоторых настоящих воспоминаний остались в моей памяти навсегда. Существуют воспоминания, которые невозможно вытравить из памяти. Словно раковая опухоль они причиняют нестерпимую боль. Однако, в отличие от рака, от пронзающих воспоминаний невозможно избавиться лекарствами и химиотерапией. Снова и снова просыпаешься ночью в холодном поту, потому что сон напомнил о моментах жизни, которые долгие годы откалывали по кусочку от души. Не выбить из меня клинками ночь, когда Люцифер высек мою спину до костей. Не высечь из меня плетью ту ночь, когда впервые я увидел свою мать, которая давно бросила меня. Ненависть воспылала. Я отомстил. Останки некоторых воспоминаний должны вечно гнить в темноте и одиночестве.
В этот миг мою память наполняла ложь. Эти чертовы воспоминания ненастоящие. Мои родители — зло. Идеальное воплощение тьмы: в сердцах горит адское пламя, по венам струится черная кровь, светлые чувства навсегда исчезли.
Я посмотрел на Люциана: выглаженная светлая рубашка, черный галстук, черные брюки, прилизанные волосы... Отец казался фальшивым и неправильным, потому что в моей голове застоялся четкий образ жестокого правителя Преисподней, мечтавшего уничтожить человечество и снова поднять восстание на Небесах, стать повелителем мира.
Взглянул на Нарциссу: прекрасна и красива, как алая роза на чистом снегу. Это не моя мать. Она бросила меня с жестоким отцом-тираном и скрылась под покровом ночи в мире смертных, надеясь, что первенец умрет быстро и безболезненно в руках Люцифера. Немезида красива внешностью, но уродлива внутри. Она никогда не любила меня. Она навсегда забыла меня. Я видел перед убийством, как во взгляде матери проскользнул след удивления: только под конец она почуяла свою кровь, бегущую по моим тонким жилам. Слишком поздно. Я ненавидел ее. И убил.
Отец и мать — крепкие терновые путы, связывающие меня с миром тьмы. Я никогда не желал стать частью этого отравленного смертью и ненавистью мира. Я безумно мечтал нести свет миру, пускай душа моя была черна и страшна.
«Разве мечта о счастливой жизни противна тебе? — сладко спрашивал голос. — Мечта о счастливой жизни?»
— Джонатан, милый, все в порядке? — спросила мама, осматривая меня. — Мне кажется, ты не совсем здоров.
— Да, сынок, — оторвавшись от завтрака, поднял взгляд отец. — Ты очень бледный. Тебя мучили кошмары?
— Столько лет этим кошмаром были вы, — с горечью отозвался я. — Я жил в непрекращающемся страшном сне. И не мог вырваться из его очень крепких терновых объятий. Оказавшись здесь, не избавился от него. Напротив, сон приобрел еще более страшные оттенки. Это... все не по-настоящему. Потому мне слишком больно и паршиво. Мне чертовски плохо: мои мечты останутся мечтами. Осознание того, что моя жизнь не станет лучше — самое худшее.
Люк и Нарцисса переглянулись между собой, а потом с тревогой во взгляде обратили внимание на меня. Они выглядели так, словно я признался в самой страшной тайне. Было похоже, что их сын спокойно произнес: «Мама и папа, я — серийный убийца. На нашем заднем дворе закопано около сорока изнасилованных и убитых подростков». Уверен, признайся я в подобном настоящим родителям, они бы похвалили меня. Я стал бы самым лучшим сыночком.
— Джонатан, что происходит, ради всего святого! — воскликнул отец и встал из-за стола, который поцарапал четырьмя ножками дубовый паркет. Я улыбнулся. «Ради всего святого». Дьявол сказал три самых прекрасных слова, которых под угрозой смерти бы не произнес. Это определенно не мой отец. — Травки накурился? Юноша, у вас назревают большие неприятности! Ответь немедленно, Джонатан Мортем! Где и с кем ты проводил прошлую ночь?
— Мальчик мой, тебя немедленно нужно отвезти в больницу, — причитала мать, схватившись за голову. — У тебя расширенные зрачки, ты весь вспотел... Кто это сотворил с тобой, милый? Боже мой, говорила же, что Рик и Дэниэл до добра не доведут. Они — плохие парни, которые тянут на дно. Ты же такой прелестный мальчик. Но они втянули тебя в грязь. Посмотри: вечно ходишь во всем черном, вечно в татуировках и пирсинге, обожаешь тяжелый металл...
— Они — мои единственные и лучшие друзья, мама, — ответил я с улыбкой. — Кроме Рика, Дэниэла, Макса и Кристона у меня никого больше нет на свете. У нас в жилах течет разная кровь, но мы — семья. Единство твоей и моей крови не делает тебя частью моей жизни, моей матерю. Кровное родство ничего не значит. Родство душ — это все.
— У тебя есть все на свете, Джонатан! — закричал Люк. — Почему ты противишься этой новой счастливой жизни? Посмотри вокруг, раскрой глаза! Мир прекрасен, жизнь прекрасна. Ты — восходящая рок-звезда, прилежный студент, прекрасный сын, отличный друг. У тебя есть все, что только пожелаешь. Разве есть на свете создание счастливее, чем ты? Никакие страдания не добираются до тебя. Чего еще можно желать? О чем еще можно мечтать? Любой готов убить за жизнь, которую живешь ты, Джонатан. Но ты стремишься сбежать из прекрасного мира. Ответь мне. Почему?
— Не стану скрывать правду. Это все чертовски идеально. Мне нет места в подобном мире. Я рожден страдать и сражаться. Я хочу сбежать из идеальной лжи, потому что здесь чего-то нет... Очень важный кусочек моей жизни и души вырван из контекста жизни. Внезапно я понял: мне до безумия не хватает адреналина в крови, моего острого меча, не хватает видеть смерть врагов и их крови на лезвии оружия. Еще мне не хватает здесь того страха перед смертью, что заставляет бороться. Мне не хватает кровопролитной войны с тьмой. Эта война — моя жизнь. Победа в ней — моя великая цель. Без них я не ощущаю себя настоящим, — я говорил воодушевленно, и вдруг резко кислород в легких закончился, и пришлось остановиться и тяжело вздохнуть. — В этом мире очень скучно. Идеальное скучно.
Я нередко думал о некоторых сложностях жизни и всех бесконечно долгих дорогах, приведших меня сюда. И однажды задумался на короткое, но болезненно-острое мгновение о своей возможности быть счастливым. Я не смог представить ни одной реальности, где был бы безоговорочно счастлив, ни одной возможной версии себя, что выжила бы в счастливой жизни. Я просто не создан для счастья. Рожден быть сломленным и израненным в бою демоном, сражающимся с силами тьмы и собственным монстром. Счастье для меня непостижимо ровно также, как и далеки холодные мерцающие в небесах звезды. Потому я никогда не надеялся на хороший конец своей короткой жизни.
Но иллюзия вокруг меня приобретала все больший размах. Словно Круг не хотел отпускать свою жертву. Будто он — кровожадный маньяк-убийца, захвативший нового несчастного, который в любую секунду может вырваться. Его нужно удержать любой ценой. Эта сильная жертва — я. И что бы ни случилось, я все же выживу и выберусь отсюда.
— Это совершенное безумие... — выдохнул отец. Он посмотрел на Макса. — Твой брат сошел с ума. Собирай вещи, Джонатан. Мы отвезем тебя в больницу. Молись, чтобы в анализах на токсины не выявили наркотики, мальчишка. Иначе тебе не поздоровится. — Он обратил внимание на мать. — Нарцисса, дорогая, где ключи от нашей машины?
Я злился. Моя злость заставила желание балансировать на грани между уничтожением и самоуничтожением. Я вспомнил о своих способностях. Черт меня раздери, ведь я неуправляемая смерть! Одним слабым касанием способен испепелить любого. Одним взмахом меча могу снести голову. Одним сильным и точным ударом в силах сокрушить своего врага. Но уничтожить мечту — жестоко. Потому желание обратить в пыль прекрасный мир осталось позади, а идея разрушить себя до основания показалась наиболее привлекательной... Способен ли я испепелить самого себя?
— Почему? — спросил Макс, схватив меня за рукав куртки. На его розовых щеках выступили капли слез. Мой гнев смягчился, когда я посмотрел в его покрасневшие глаза. Как один только голос умершего брата заставляет меня опустить ненависть к миру? Невероятно. — Почему ты хочешь убежать? Почему же ты хочешь оставить меня одного?
— Братишка, мне жаль... Но я должен уйти. Навсегда. Пора мне уже оставить прошлое там, где ему место. Я не могу остановиться, я знаю, что стоит мне прекратить этот бег — замереть хоть на мгновение — на несколько секунд — и я мгновенно пропал. Прошлое накатит на меня сзади и собьет ударной волной, а после утопит в воспоминаниях, удушит, лишив кислорода, который сейчас я так жадно пытаюсь выхватить изголодавшимися легкими. Во что бы то ни стало я должен делать очередной шаг вперед, чтобы не упасть в бездну позади меня. Я должен просто прекратить лить слезы по тебе, перестать лелеять мечту о нормальной семье. В конце концов, моя жизнь — жизнь воина. Я не хочу тонуть в иллюзиях. Я хочу окончить великую войну и, став героем, одолеть своего отца. Макс, я никогда тебя не забуду. Но плакать по тебе не буду больше. Пора заканчивать жить в мечтах. Я должен научиться видеть мир без тебя.
Если призраки и существуют, то Макс — призрак, отчаянно удерживающийся за меня. Но сейчас я, терпеливо превозмогая жгучую боль, почти вырвал окровавленную часть своего сердца, которая держала его в себе. Душа умершего брата была привязана к ней. Она проникла внутрь, когда я прижимал его холодную голову к сердцу в миг смерти. Я прекрасно знаю, что мне не избавиться никогда от братишки, но... Надеюсь, что мне станет немного легче.
— Джонатан, — Макс не отпускал меня и крепко держал, я не мог вырваться. — Это был кошмарный сон! Забудь. Останься со мной. Я чувствую, внутри ты растерзан и твое единственное желание — остаться здесь. Ты противишься воле сердца. Ты всегда говорил, что живешь так, как хочется лишь тебе. Почему ты противоречишь себе? Останься!
— Я — сплошной парадокс, — улыбнулся я в ответ. — Чертовски апатичный, но иногда эмоции переполняют меня. Не нравлюсь себе, но самовлюблен и эгоистичен. Я часто говорю, что мне плевать, но это чистая ложь. И, Макс, я так мечтаю стать счастливым, но сбегаю от счастья. Я ужасно противоречив. И знаешь, если я не способен разобраться в себе, то вряд ли кто-то ещё сможет. Никто никогда не поймет меня. Мне очень жаль, братишка. Правда жаль. Прощай.
— Я хочу пойти с тобой! — воскликнул неожиданно он. — Наши дороги переплелись сегодня. Я отправлюсь с тобой даже на край света. Я преодолею самые опасные и страшные приключения, если мы будем всегда вместе, брат. Готов сражаться плечом к плечу с тобой. Твои враги — мои враги, твои друзья — мои друзья. Мы — братья. Закрой глаза и забудь то, что по нашим венам течет кровь разных отцов. Мы братья, и останемся ими навсегда. Я с тобой, Джонатан.
— Прости меня... прости... прости, Макс! — Ноги не держали меня. Я снова падал во тьму. Ночь. Мертвый брат на окровавленных руках. Тишина. Мои слезы текут по щекам и падают на мертвеца. Смерть. Я потерял кусочек себя, когда неожиданно найденный братишка умер от черных стрел. И сейчас, отвергая его предложение, я снова теряю кусочек сердца. Говорят, демоны бессердечны. Но мое сердечко на месте. Оно стучит и болит. Черт, лучше бы его не было. Обладать сердцем чертовски больно. — Но это невозможно. Некоторые мечты должны оставаться мечтами.
Счастье давно покинуло меня, оставив на прощание пару удач, которые я давно пропил и заложил. Я снова упал с небес на землю. На этот раз сильнее, чем всегда. Сильнее, чем сотни повторов до этого. Так больно бывает только несколько раз. В жизни. Иногда приходится вонзать ножи в свои мечты и хоронить их в самых дальних закоулках памяти. Забывать те миры, где мечта и счастье всегда ходят друг с другом об руку. Разрушать воображаемое и признавать реальное, иначе это может погубить. Нам всем рано или поздно придется убивать свои прекрасные грезы.
— Ты не хочешь жить в мечте, Джонатан... — произнес наконец Макс. — Это значит, что ты стал намного сильнее.
Осознание. Это яркая вспышка в голове, озаряющая темноту непонимания. Мое испытание — отречение от мечты. Соблазны непреодолимые, красивые сны и манящие мечты. Нельзя жить мечтой. Вот что пытался доказать мне Круг.
Если верить «теории видеоигры», которую я придумал только пару секунд назад, то первый уровень был самый легкий, а дальше окажется все сложнее и сложнее. Мне казалось, что с этим «уровнем» я справился достаточно хорошо, и шансы на окончательную победу у меня пока что есть. Итак, я готов перейти на новое испытание Ада...
В стене белоснежной комнаты появилась огромная черная дыра. Словно изъян реальности в прекрасной мечте. Из нее высунулась тонкая костлявая рука и полупрозрачная голова проводника, который встречал меня у врат. Не сказать, что я был очень рад снова встретить страшного мертвеца-стража, но его появление принесло мне некоторое облегчение. Страж оказался весьма нетерпелив, словно стрелки на его карманных часах крутились раза в три быстрее, чем в реальном мире, и потому он отстает от плотного графика. Какие планы могут быть у бессмертного стражника Ада? И стоит с его бессмертием вообще куда-то торопиться. Он записан на прием к психологу и ему никак нельзя опоздать? Уже представляю необычную картину: в дверь кабинета стучится проводник и с порога заявляет: «Доктор, эти тварюги с моей работы меня вывели из состояния спокойствия! Вечно бегают и кричат... Может, мне уволиться?» И все же странная полупрозрачная головешка поторапливала меня и, недовольно ворча, высказывала поздравление с преодолением первого испытания. Я с радостью пошел навстречу черной дыре и проводнику, протягивая ему руку.
Но мать и отец как по команде набросились на меня. Они вцепились в шею и волосы, кусали руки и плечи, тянули на пол и оттаскивали от проводника. «Вот что бывает, когда ребенок заявляет своим родителям, что хочет пойти на вечеринку с друзьями, а предки этого не одобряют,» — неожиданно подумалось мне. Я справился с двумя ненормальными родителями с помощью пары легких ударов кулаком по роже да плевком в лицо. В настоящем мире мне не доводилось совершить подобное с Дьяволом или с Немезидой, но что мне могло помешать осуществить маленькое желание здесь? Кстати, день безнадежно испорчен, я чертовски устал... Так почему бы немного не побаловать себя? Я резко и неожиданно для отца развернулся и ударил носком ботинка Люцифера по животу. Он заорал от жесткой боли и громко упал на белый пол, схватившись за ушибленное место. Из его рта потекла струйка красной крови. Мать постаралась убежать от разъяренного сына подальше. Склонившись над скорчившимся на полу Дьяволом, я прошептал фразу из одного фильма: «Нравится? Это называется боль». Этим моментом я насладился!
Проводник поморщился, внимательно наблюдая за происходящим. Он снова поторопил меня и буркнул что-то невразумительное себе под нос. Готов поклясться, на мгновение я заметил подобие ухмылки на его призрачном лице. Ему понравилось мое представление. Знать, что разворачиваешь подобное на публике, — величайшая похвала для меня. У меня есть свидетель, который видел своими черными глазами, как я навалял Сатане. Об этой истории будут слагать легенды, а моя величайшая реплика — вернее, реплика Джона Константина, — войдет в книги учебников по истории Темного мира! Кажется, я немного начал переигрывать... Во всяком случае, сцена кажется мне забавной.
Проводник резко поймал мою руку за запястье и, мертвой хваткой сжав его, погрузился во мрак темной материи. Меня затянуло вслед за ним. Грудь разорвало на тысячи частей. Я закричал, ведь было физически больно. Меня словно расщепили на молекулы и пытались собрать воедино, но потом снова разъединяли. Но боль была ничтожной, гораздо больнее было осознавать, что больше не увидишь никого из семьи такими... человечными и живыми. Едва я шагнул в черную бездну — все погибли. Внутри меня. Они были убиты моим воображением. Больше никогда я не мечтал о нормальной и беспечной жизни подростка. Никогда больше не вспоминал ни Люка, ни Нарциссу. Но Макс... он не пропал из моих воспоминаний. Он оставался в мыслях до самого последнего вздоха. Но боль утраты ослабла. Я мог продолжать жизнь и не напиваться в одиночестве, виня и проклиная себя за бессмысленную смерть братишки. Это испытание даровало не только освобождение от боли, но и определенную силу. Оно научило меня многому.
Когда мечты разбиваются, они пронзают сердце острыми осколками. Это очень больно... жить в мечтах, в прекрасном сне. Но еще больнее — просыпаться. Я был рожден, чтобы страдать. Потому хочу проснуться.
Сердце изранено осколками разбитой мечты. Мне никогда не излечить его.