Ты была бы одиннадцатой
"Утешать" парня оказалось нелёгким делом. Довелось полдня прокататься на трамвае, позволив Мокрушину показать ей город. После пришлось согласиться пообедать с ним в маленьком кафе. Есеня хотела было сообщить своему неожиданному кавалеру, что в столице её ждут целых два претендента на её сердце, но, увидев лицо оперативника с написанным на нём почти детским восторгом, прикусила язык. Ей не хотелось грубо гасить это счастье.
Говорили они между собой мало, а если к Мокрушину и возвращался ненадолго дар речи, то он все равно страшно заикался от волнения. Вот и Есеня старалась быть любезной, но лаконичной. И совсем оставила намерение расспросить кавалера о его липецких сослуживцах.
Вечером тот проводил свою обидчицу до самой гостиницы. Прощаясь с ним на ступеньках, она сказала:
- Слушай... Извини, что так получилось...
А потом, неожиданно для него - да и для себя самой - обняла его и чмокнула в щёку. Улыбнулась и не оборачиваясь заторопилась в вестибюль. А совершенно окрылённый Мокрушин направился прочь.
Поднявшись на свой этаж, Есеня вошла в номер и помедлив, постучалась в комнату наставника. Ответа не было. Она постучала вновь, громче, потом вошла. Комната была пуста и по всей видимости, обитатель в неё и не возвращался. Она вышла в коридор и тут услышала из ванной шум воды. Заглянула в приоткрытую дверь, увидела там странную картину: ванна уже наполнилась до половины, и в ней плавал бумажный кораблик, сделанный из того самого ватмана.
Закрутив кран, Есеня взялась за цепочку от пробки, чтоб спустить воду. Но тут каким-то шестым чувством поняла, что за дверью кто-то был.
Она резко распахнула створку, и они с горничной одновременно отшатнулись друг от друга. И вскрикнули почти хором.
Облегчённо переведя дух, та произнесла:
- Кстати. Ваш шебутной просил передать, что он в парке вас ждёт.
Не задавая больше вопросов, Есеня пулей выскочила за дверь.
Уже стемнело, и прохожих на улице не было. До парка - остановки две на трамвае. Пустяковое расстояние, они с наставником с лёгкостью преодолевали его пешком минут за двадцать. Вот только в такой темноте разгуливать по улицам не хотелось.
Она подошла к дороге, махнула рукой, раз, другой, в надежде поймать попутку. Однако липецкий народ оказался таким же безразличным к чужой беде, как и столичные водители.
Вдруг, Есеня почувствовала себя неуютно, остановилась, осмотрелась. Прислушалась.
Вздрогнув, развернулась, и пошла вперёд, по тротуару, стараясь ступать уверенно и дышать ровно. Нет, ей не померещилось. Позади отчётливо раздавались чьи-то шаги.
В душе крутой волной поднялась паника, во рту пересохло. Некстати вспомнился трюк наставника на вчерашней планёрке. Со стороны Есеня себя не видела, но кто знает, не заинтересовала ли она тогда липецкого душителя всерьёз? Смутилась, улыбнулась, раскраснелась? Пока не сообразила, кто решил её по ноге погладить... И, о чём только думал Меглин, когда назначал ей встречу в парке поздним вечером? Ему надоело возиться с ученицей - вот он и решил избавиться от неё таким простым способом? Он же - законченный псих, разве нет?
Однако, Есене было не до смеха. Ускорив шаг, она достигла остановки и тогда уже смогла повернуть голову. По спине противным холодком соскользнул страх: в синей темноте за ней шёл подозрительный мужчина.
К счастью, тут же, на сиденье дожидалась транспорта какая-то женщина с сумками. Но Есеня садиться не спешила. Быстро вспомнила, что одну из своих жертв душитель убил, не постеснявшись свидетелей. Правда, случилось это на следующей остановке, возле парка. Но он уже продемонстрировал, что к определённому месту не привязывался.
Нервно притопнув сапожком, она подошла к самому краю, где начинались рельсы, выглянула. И к своему облегчению, увидела в тёмном мутном тумане два ярких глаза трамвая. Правда, красная рогатая морда ползла по рельсам ужасно медленно, и казалось, эти два вагона вообще никогда не достигнут остановки.
"Господи, ну, быстрее! Быстрее!"
Даже не краем глаза, - спиной Есеня почувствовала, как её преследователь подошёл и сел рядом с женщиной.
В тишине нарастал стук железных колёс. Похоже, черепаха неожиданно обрела крылья - к остановке трамвай подкатил на полном ходу и замер, чуть подрагивая.
Вагон был пуст. Тётка с сумками уселась впереди. Следом за Есеней вошёл и подозрительный мужчина, занял сиденье на предпоследнем ряду, через проход.
Пока трамвай, покачиваясь, набирал скорость, она сидела очень прямо, не оглядывалась. И, размышляла, что будет делать, когда её преследователь направится вслед за ней в темный парк? Наверное, придётся с воплями бежать по дорожке, а потом сгорать от стыда под издёвками наставника?
Да, пусть уж лучше так! Пусть он рассердится, пусть даже выгонит! Лишь бы дожить до завтра! Забежать в дом, запереться там в своей комнате и не чувствовать больше никогда этого ледяного, мерзкого, липкого страха, от которого потеют ладони и холодеют пальцы ног!
Вот и парк. Деревья смыкались вокруг тёмной неподвижной стеной. Идти туда сейчас было бы самоубийством. Однако тётка с сумками поднялась и бесстрашно направилась к выходу. Чего ей бояться? Липецкий душитель охотился за молодыми девушками, это все знали. Но даже такая компания Есене бы сейчас не помешала.
Увы, замешкавшись, она не успела даже подняться с места. Только взялась за спинку переднего сиденья, как двери за тёткой торопливо сложились.
Тогда мужчина встал, подошёл и сел за спиной. Обострённый слух уловил приближение его шагов. Ближе и ближе. По полу вагона ступали тяжёлые чёрные кроссовки. Большого размера...
Набравшись смелости, Есеня оглянулась и с удивлением узнала в подозрительном пассажире одного из оперативников, который присутствовал на совещании в УВД. Да, точно - он тогда сидел прямо перед ней, во втором ряду! Кажется, ей даже называли его фамилию: Белых... Правда, сейчас оперативник выглядел как-то странно. Хотя на улице было прохладно, он почему-то сильно вспотел - всё его лицо блестело.
- Здрасьте, Елена Петровна, - холодно приветствовал её Белых. - На прогулку?
Есеня, поражённая его необычным видом, отвернулась и молчала, не оборачиваясь. Она не знала, что сказать. Но коллега, кажется, и не ждал от неё ответа. Склонился ближе к самому ушку.
- Поздновато, - заметил он, выразительно понизив голос. -- Маньяк в городе. А вы вся такая... нарядная.
Есеня по-прежнему молчала. Только дышать стало труднее, из-за того, что сердце тяжело билось о грудную клетку.
"Не теряйся! Не раскисай!" - мысленно твердила она себе.
Но, что было делать, одной, в пустом вагоне, ночью и наедине с убийцей, стажёрка одного странного сыщика себе не представляла. Трамвай всё так же стоял на месте, удерживая двери неумолимо закрытыми как в мышеловке. Замерло всё вокруг, сузилось, скукожилось до одной точки, пятнышка, в котором были она и липецкий душитель. Охотник и тот, на кого охотились. Правда, теперь всё выглядело не столь определённо.
- А, вы на службе? - продолжал допытываться зловещий попутчик. -- Всё ищете? Или, может быть, уже нашли?
Есеня не ответила ничего, опасаясь, что любое её слово может только спровоцировать маньяка. Оборачиваться было нельзя. Убегать - некуда. Всё, приехали.
Будто, услышав её мысли, почувствовав её страх и растерянность, Белых высвободил из рукава спрятанный шнурок. А затем, отработанным движением накинул его ей на шею.
Есеня инстинктивно дёрнулась, рванулась вперёд и попыталась сопротивляться, но руки лишь беспомощно схватили пустоту. А душитель затянул удавку туже, удержав жертву на месте. Скрестил запястья. Схватиться за шнурок не удалось, она захрипела, стремительно теряя сознание. Пустой вагон перед глазами качнулся и поплыл, всё тело охватила жажда и сковал животный ужас. В это мгновение она бы отдала всё на свете за один глоток воздуха! Ещё один, последний рывок, на самом пределе сил! Удавка врезалась в шею так туго и остро, что казалось, она рассечёт её пополам...
А потом, вдруг... боль куда-то подевалась.
Есеня изумлённо увидела перед собой знакомое и любимое лицо... Мама. Она грустно улыбалась с фотографии, перевязанной тёмной лентой... На стекло невесомо падал и тут же таял снег...
"Мама! Мамочка! Я не хочу умирать! Я должна выяснить, понять, что случилось с тобой, найти твоего убийцу!... Я не хочу умирать, мама! Не хочу вот так... Глупо... Как же глупо..."
В душе не осталось ничего. По телу разлилась какая-то странная, обречённая покорность. Страха уже не было, боли - тоже. Ладонь жертвы в последний раз беспомощно стукнула по оконному стеклу. И, сползла вниз. Губы что-то беззвучно прошептали, мокрые глаза широко распахнулись, но уже ничего не видели.
"Помо..."
Продолжая тянуть за шнурок трясущимися руками, Белых задрожал и откинулся на сиденье назад, закатил глаза. По его щекам бежали слёзы.
Но в тот самый миг события стали разворачиваться стремительно и совсем не так, как планировал маньяк. Внезапно, дверь в водительскую кабину трамвая с грохотом распахнулась настежь одним ударом ноги. В секунду преодолев половину салона, водитель подскочил к Белых и с размаху вонзил ему в шею раскрытый перочинный нож. Точно в сонную артерию.
Маньяк хрипнул и разжал пальцы. Освободившись, Есеня разогнулась и громко, глубоко вдохнула. Захрипела, судорожно хватая ртом воздух. Ещё, еще! Какое это чудо - опять дышать!
С первым глотком кислорода вернулась и способность видеть этот грешный мир, чувствовать боль в шее. И то, как кто-то её с силой тряхнул за плечо как грушу.
Железные пальцы в рукаве плаща резко запрокинули ей голову и влили в разомкнутые губы содержимое серебристой фляги. Горло обожгло огнём, Есеня вскрикнула, поперхнулась. И, согнувшись пополам, отчаянно раскашлялась.
Меглин поднял её с места за шиворот и швырнул на сиденье напротив, через проход. Стажёрка обессиленно повалилась на спинку, мучительно кашляя и давясь воздухом.
Трамвай всё так же стоял на остановке. Душитель судорожно дергал шеей, по которой струйкой бежала вниз кровь. На его лице застыло выражение недоумения и ужаса, как у нашкодившего ребёнка.
Есеня, не переставая кашлять, как во сне пассивно смотрела на происходящее. Её оглашённого сознания медленно достигала мысль, что всё происходило на самом деле. Хотя, в это верилось с трудом.
Главное и самое жуткое заключалось в том, что в пустом салоне трамвая, запертого как смертельная ловушка, откуда ни возьмись, абсолютно неожиданно появился наставник. А ещё, он был возбуждён, не меньше самого маньяка. Его тёмные глаза почти не мигали и сверкали в полумраке вагона как у какого-то зверя, на лице красовалась азартная, даже хищная улыбка. Либо он опять был пьян, либо происходящее на самом деле его... забавляло?
Жадно приложившись к фляге и закрутив крышечку, Меглин сунул сосуд в нагрудный карман плаща, качнулся и повис в проходе на двух поручнях. Заговорил в своей обычной манере: не то обращаясь к Есене, не то - к самому себе:
- У него в школе фамилия матери была. А потом, как мать умерла, - взял фамилию отца. Вот, поэтому мы его в списках-то и не нашли.
Шагнув вперёд, он сгрёб стажёрку за шиворот и ткнул её в нужную сторону:
- Эй, давай познакомься! Григорий Белых - липецкий душитель.
Есеня тупо уставилась на маньяка. Краем сознания отметила, как нелепо дёргалась рукоятка ножа в такт его судорожным вздохам. Теперь и ему недоставало воздуха...
- Болезненный, забитый в детстве мальчик, - заложив руки в карманы, продолжал Меглин. - Который хотел, чтобы его девочки любили. А девочки не любили. Дразнили, да? Били. Не давали. Да? Твари, а не девочки, да, Гриша?
Белых ответил ему жалобным бульканьем. По его щекам катились слёзы, теперь уже от боли и страха.
- Ну что, - бодро продолжал обличитель. - Гриша вырос, пошёл в милицию. Думал, там девочки дают, тем, у кого пистолеты... Опять - минус! Опять промах, да? Не дают!
Он подошёл к маньяку и, облокотившись на спинку сидения перед ним, придвинулся совсем близко. Осклабился ещё более жутко, чем до этого, прошептал:
- Ты мне лучше вот, что скажи. Как ты первый раз понял, что тебе надо, а? Задерживал кого-то? Шлюху? Стал душить и вдруг кончил? Да?
Душитель повернул к нему заплаканное лицо и что-то прошептал одними губами, но это расслышал только Меглин.
- Да, досталось тебе в детстве, - в его баритоне появились стальные чёткие нотки.- Но зачем столько? Десять девочек, зачем? Ты ж с этим жить не можешь. Теперь, не сможешь. Не-а...
Он насмешливо покачал головой и облизнул краешек верхней губы. Повернувшись к Есене, добавил:
- Ты была бы одиннадцатой.
И, поднявшись с места, прошёл к распахнутой двери в кабину. Просунувшись внутрь - на ощупь нажал на панели нужную кнопку и открыл складные двери трамвая.
- Нет, Гриша, - усмехнулся он. - Не набрал ты на футбольную команду. Давай, на десяти остановимся? Иди и сдохни.
С этими словами, Меглин поднял маньяка с сидения и одним рывком выдернул из раны свой нож.
Есеня широко распахнула глаза. Если б у нее в лёгких осталось немного воздуха, она бы непременно завопила от ужаса. У душителя из глубокой раны ударил мощный красный фонтан. Он зажал рану рукой, пытаясь удержать кровь, захрипел, забулькал. Наставник не позволил ему упасть или остановиться - так же, за шиворот спустил по ступенькам и вытолкал из трамвая. На остатке жизненных сил Белых по инерции сделал несколько шагов до остановки, сел на сиденье, привалившись спиной к перегородке и заливая всё кругом своей яркой алой кровью. Дёрнулся и затих.
Вагонные двери со скрипом закрылись, и трамвай покатился по рельсам, стремительно набирая скорость.