Railway

Тошнота.

Минхо с трудом открывает воспалённые глаза – столь просто действие вызывает приступ тошноты. Повернувшись на бок, парень опорожняет желудок. Его долго рвёт, желчь колет язык, пока не переварившиеся кусочки пищи дерут горло. Он плачет: смесь слёз и соплей ручьём бежит по лицу, падая в вонючую лужу.

Когда приступ отступает, Минхо снова падает на пол, довольно сильно ударяясь затылком о камень. Обруч боли сковывает голову, в ушах стоит звон, а перед глазами пляшут белые мушки. Новый приступ тошноты подкатывает к горлу, но ему удаётся сдержать его.

Неизвестно, сколько он так лежит. Вокруг только холодные стены и полумрак, и нет даже маленького окошка под потолком, чтобы определить время суток. Последнее, что помнит Минхо – как возвращался со школы домой. Был ранний вечер, тёплый и с ярко горящей на небе луной. Несмотря на пропадающих в городе людей, ничего странного и подозрительного по дороге он не заметил.

Пока что-то тяжёлое не приземлилось на его затылок, и мрак не поглотил сознание.

И вот Минхо неизвестно где с подозрением на сотрясение мозга, и пульсирующая головная боль и что-то влажное, касающееся шеи не сулит ничего хорошего.

Через сильное головокружение, Минхо умудряется сесть, опираясь руками для поддержки. Выглядит он плохо: на жилете виднеются тёмные пятна, скорее всего от рвоты, пара значков отсутствует, и на их месте красуются маленькие дырки, голые колени разбиты, а белые гольфы в пыли и крови. Школьная сумка отсутствует, как и телефон в кармане шорт. Да, мама точно не погладит по голове за испорченную школьную форму и потерянный смартфон. Правда, если он когда-нибудь снова увидит её.

Подняв ладонь, Минхо зарывается пальцами во влажные волосы на затылке – липко и вязко. Кровь. Он ощупывает рану, но, кажется, она не глубокая. Возможно, что он не умрёт здесь от дырки в голове. По крайней мере если получится выбраться отсюда.

Минхо поднимается на слабые ноги, моментально упираясь руками в прутья для равновесия. Минуточку. Прутья? Он моргает, рассматривая толстый холодный металл под своими ладонями, выходящими из пола и исчезающими в потолке. Решётка. Камера. Тюрьма. Мозг кипит от полученной травмы и осознания, в каком месте он оказался.

На удивление, отдельно вырезанная дверь поддаётся и со скрипом приоткрывается. Его не заперли? Почему? Минхо выбирается в коридор, ступая настолько осторожно, насколько позволяет его состояние. Но подошва школьных туфель слишком громко стучит по полу, и шаги гулким эхом разносятся по коридору.

Царят полумрак и тишина, отчего складывается впечатление, что это место заброшенно. Минхо щурится, вглядываясь во мрак камер, пока не замечает грязные окровавленные тела, замотанные в рванные тряпки. Люди не двигаются, и, возможно, даже не дышат. Он сам задерживает дыхания, фокусируясь на едва различимых силуэтах. Ничего.

Чуть прихрамывая на правую ногу, потому что ранка на колене открылась, выпуская свежую порцию крови, Минхо идёт к лестнице, ведущей на первый этаж. Ряды решёток мелькают на периферии, превращаясь в бесконечную поток, словно быстро проскальзывающие шпалы, во время поездки на поезде.

Когда он достигает первого этажа, волоски на руках встают дыбом от страха. Новая порция тошноты подкатывает к горлу, и в этот раз Минхо не может сдержать её – его рвёт желчью прямо на поцарапанные носки своих туфель. Он жмурится так сильно в тщетных попытках прогнать отвратительный образ, но перед глазами стоит гора изуродованных трупов, из-под которой вытекает лужа крови. У некоторых тел нет руки или ноги, у других вспорот живот и выпущены кишки. Всё сопровождается вонью, провоцирующую на новый приступ.

Минхо прикрывает нос и рот ладонью, параллельно стирая слёзы с щёк. Он двигается бочком вдоль камер, стараясь не подходить близко к кровавому месиву и держать дистанцию между собой и прутьями. Не хватало, чтобы кто-то протянул руку и схватил его сзади. Медленно, шаг за шагом, Минхо продвигается к выходу, стараясь приковать взгляд к металлической двери, очень сильно напоминающей выход.

Когда он наконец-то добирается до двери, та оказывается заперта. Минхо судорожно дёргает за ручку, почти воя от отчаяния. Слёзы продолжают бежать по щекам, падая на воротник рубашки. Он пинает её, а после снова дёргает, в надежде, что петли просто заржавели от старости.

– Очевидно, она заперта.

Чей-то вкрадчивый голос звучит прямо под ухом – дыхание щекочет кожу и отросшие пряди волос. Минхо от неожиданности дёргается, подпрыгивая на месте и вскрикивая. Он оборачивается резко, почти врезая в тело мужчины: бледная кожа, дикий взгляд разноцветных глаз и грубый кожаный плащ. Фигура незнакомца расслабленная, источающая уверенность и… опасность. Кожа перчатки скрипит, когда он удобнее перехватывает в руке трость, на которую опирается. Голубой глаз выглядывает через упавшую на лоб чёлку и смотрит так пристально-внимательно, снимая с Минхо слой за слоем, обнажая всё спрятанное глубоко внутри.

По спине бежит липкий пот, когда Минхо отступает на два шага назад от мужчины, врезаясь лопатками в запертую дверь. Ощущение, будто из человека он превратился в маленькую беспомощную зверушку, которую загнали в ловушку дикие звери и вот-вот сожрут.

– Кто вы? – голос тихий и хриплый, звуки еле вылетают из пересохшего от страха горла.

– Это не имеет значения, – мужчина перед ним ухмыляется, приподнимая верхнюю губу и демонстрируя острые клыки. – Я лишь существо в человеческом теле, не имеющий имени. Тебе не придётся обращаться ко мне, чтобы умолять о пощаде.

Минхо испуганно моргает. От мужчины исходит тёмная аура, а ещё запах крови и угрозы. Все инстинкты Минхо воют сиреной в голове, что нужно бежать. Спасаться.

Он дёргается в сторону, увеличивая расстояние между собой и незнакомцем; тот никак не реагирует, только продолжает насмешливо наблюдать за ним пугающим голубым глазом. Минхо сам не сводит взгляда с того, делая маленькие шажочки спиной вперёд. Ему страшно. Он в ловушке. У него нет сомнений, что перед ним похититель и убийца тех людей, и как бы не стать одним из трупов в куче.

– Кажется, маленький кролик хочет поиграть, – мужчина поднимает в руке трость за основание, открывая серебренную голову волка на набалдашнике. – Мне нравится, когда добыча сопротивляется. Это пробуждает аппетит, прямо как хорошая прогулка перед ужином.

Трость летит в сторону, со звоном ударяясь о металлическую решётку одной из камер. Звук громкий и пронзительный, проникает в сознание, которое посылает импульс в тело. Минхо срывается с места и бежит. Он не знает, куда именно бежать, поэтому проносится вдоль камер, которые проходил ранее. Запах мертвечины бьёт в нос, слёзы выступают на глазах, застилая взгляд.

Его и в лучшее время нельзя назвать хорошим бегуном, а с кружащейся головой и кровоточащими от каждого шага коленями – тем более. Поэтому «хищник» быстро догоняет, полосуя по спине чем-то острым, разрывая ткань и кожу. Минхо вскрикивает, запинаясь о ногу и падая на пол. Новая волна боли простреливает колени и ладони. Спина горит, словно к ней приложили раскалённую до красна кочергу.

Обернувшись, Минхо пятится назад, проскальзывая задницей по грязному вонючему полу, пока не врезается в широкую бетонную колонну лопатками. Незнакомец нависает над ним, закрывая слабый свет ламп своей фигурой; с пальцев, затянутых в кожу перчаток, капает кровь, звонко разбиваясь о камень. Минхо не дышит, когда тот поднимает руку и обхватывает губами палец, обсасывая с него алую жидкость с таким удовольствием, будто смакует самое вкусное мороженое в кафе.

– Сладко. Ты такой сладкий.

Присев на корточки, незнакомец оказывается лицом к лицу с Минхо. На полных губах красные разводы от крови, белые клыки выглядывают из-под верхней. Пальцы с силой сдавливают тонкое запястье, поднося его к носу и рту. Язык скользит по содранной коже на внутренней стороне ладони, и Минхо жмурится.

Острые зубы царапают запястье, пока не протыкают кожу. Минхо взвизгивает, дёргаясь и ударяясь головой о бетон. Из глаз посыпались искры, а из ранок на руке ручьём побежала горячая кровь, которую мужчина тут же принялся слизывать, блаженно закатив глаза. Минхо снова дёргается, но пальцы сдавливают его с такой силой, что слышится лёгкий хруст.

– Не дёргайся, если не хочешь обзавестись парочкой сломанных костей.

Минхо следует совету, замирая на месте, как раненое животное, смирившееся со своей участью быть съеденным сегодня. Возможно, если он не будет сопротивляться, то проживёт подольше и с меньшими потерями конечностей.

Когда мужчина отпускает его повреждённую руку, Минхо прижимает её здоровой к груди, тихо баюкая. Он сдавливает место укуса, словно это поможет остановить кровь, сочащуюся сквозь пальцы и протекающую на школьный жилет. Дыхание щекочет влажную щёку, опуская опасно близко к шее, где загнанно бьётся жилка.

От прикосновения кончика носа, Минхо вздрагивает, закусывая губу. Отвратительно. Мерзко. Страшно.

– Прекрасно. Ты так прекрасно пахнешь, – мужчина делает глубокий вдох, вылизывая открытую область на шее. – На вкус тоже прекрасен. Немного солёный, но дальше – сладкий.

Крик разрывает голосовые связки, когда зубы разрезают мягкую плоть, словно ножи, проходящие насквозь. Боль. Такая яркая, ослепляющая и острая, от которой невозможно уйти. Невозможно притупить. Тело неосознанно дёргается, отчего новая порция проходит через каждый нерв, и даже крепкие руки не могут удержать его за плечи на месте. Он теряется в агонии, сознание ускользает от него в туманную дымку.

Минхо мечтает вырубиться, только бы не чувствовать боль, но чужая ладонь бьёт по лицу. Щека во рту лопается от контакта с зубами, забивая вкусовые рецепторы медью.

– Кто-то подготовил для меня угощение?

Губы у незнакомца липкие и влажные, испачканные в крови Минхо. Он чувствует свой вкус, когда сильный гибкий язык играется с его, перекатывая вязкую кровь между ними. Отвратительно. Новый приступ тошноты щекочет гланды, и Минхо скулит, слабо упираясь здоровой рукой в плечо. Видимо, почувствовав напряжение, мужчина отступает, и с трудом Минхо поворачивает голову, прежде чем его снова рвёт желчью. Тело мелко дрожит, задыхаясь от боли и слёз, без остановки текущих по лицу.

Большой палец ласкает скулу, стирая солёные дорожки.

– Идеально, ты такой идеальный.

____________

Эмммм. Да.