Тени и Белая Ярость
Сверток от «Патрона» лежал на столе в квартире Мамы Одетты как неразорвавшаяся бомба. Кэролайн не прикасалась к нему. Просто смотрела. Плотная коричневая бумага, грубая бечевка, никакой маркировки. Внутри – обещанные «ресурсы». Оружие? Деньги? Информацию? Или ловушку? Предложение сероглазого человека висело в воздухе тяжелым, ядовитым маревом. Союз с неизвестными силами против Марселя. Цена – ее свобода, ее воля стать оружием в чужих руках. Но цена *отказа*… Мама Одетта, спящая за тонкой стенкой, была живой заложницей в этой игре.
Город за окном жил своей ночной жизнью, но для Кэролайн он сузился до размеров этой душной комнаты и свертка, излучающего угрозу. Она чувствовала слежку. Не грубую, как раньше, а изощренную, почти неосязаемую. Тени в переулке менялись слишком регулярно. Шорохи на крыше не походили на кошачьи. Марсель сменил тактику. Он не штурмовал крепость – он осаждал ее, душил невидимой паутиной, выжидая, когда голод или страх заставят ее сдаться. Или выйти.
Ей нужно было пространство. Воздух. Ощущение, что она все еще может *действовать*, а не просто ждать удара. Она выскользнула из квартиры на рассвете, когда серые тени только начинали отступать перед розоватым светом. Треме просыпался – запах свежего кофе, крики уличных торговцев, первые велосипедисты. Она шла быстро, без цели, просто чтобы двигаться, чувствовать асфальт под ботинками, отточенным чутьем отслеживая возможные «хвосты». Браслет-лезвие холодом прижимался к запястью, кинжал – к ребру. Она была тенью в серой толпе, но тенью вооруженной и опасной.
Инстинкт привел ее к воде. К старым, полузаброшенным причалам в промышленной зоне у реки. Здесь было тише, пахло ржавчиной, топленым маслом и речной сыростью. Гигантские каркасы кранов, как скелеты доисторических чудовищ, чернели на фоне светлеющего неба. Она забралась на бетонный выступ над самой водой, откуда открывался вид на медленно просыпающуюся Миссисипи. Здесь, на краю города и своей выдержки, она позволила себе закрыть глаза, вдохнуть влажный, прохладный воздух. Всего на мгновение отпустить стальную хватку контроля.
Именно в этот момент тишину разорвал душераздирающий крик.
Кэролайн вздрогнула, глаза распахнулись, все чувства обострились до предела. Старая привычка – броситься на помощь – столкнулась с новым, жестоким знанием: это могла быть ловушка. Приманка. Марсель знал ее слабости. Но крик повторился – настоящий, неистовый, с ноткой агонии.
*Не твоя война. Не твой город.* Голос разума звучал как Клаус. Но внутри заговорил голос Шерон Форбс. Голос Мамы Одетты, бросившей ведро помоев в оборотней. *Ты можешь выбирать, кем быть.
Кэролайн рванула с места, не в сторону убежища, а *навстречу* крику. Не из рыцарских побуждений, а из острого, животного любопытства и подспудной надежды, что это *не* ловушка Марселя. Она метнулась между контейнерами, как призрак, используя укрытия, кинжал Жанвье уже холодом ложась в ладонь. Она вынырнула на открытое пространство причала – и замерла.
Сцена перед ней была не нападением. Она была... **издевательством**.
Трое оборотней (грубые, в потертых куртках, с глазами, горящими желтым в полумраке) стояли полукругом перед **Ребеккой Майклсон**. Но они не держали ее. Они даже не приближались слишком близко. Ребекка стояла, прислонившись спиной к ржавому контейнеру, ее ослепительно белое платье – шелковое, дорогое, нелепое в этом месте – казалось, излучало собственный свет. Ее каштановые волосы были безупречно уложены, лицо – маской холодной, абсолютной ярости. Один из оборотней, похоже, лидер, тыкал пальцем в ее сторону, его голос был хриплым от злости и... страха?
"...думаешь, твое имя все еще что-то значит, *принцесса*? Марсель рулит! А ты... ты просто призрак!"
Ребекка не шевелилась. Только ее глаза, темные как бездонные колодцы, горели таким презрением, что, казалось, могли испепелить. Крик, который услышала Кэролайн, был не криком боли, а криком **бешенства** – воплем Первородной, оскорбленной до глубины души самой дерзостью этого нападения.
"Ты *смеешь*..." – ее голос был тише шепота, но он разрезал воздух, как лезвие, заставляя оборотней инстинктивно отшатнуться. "Ты, вонючая шавка Марселя, *смеешь* касаться меня? Твоим жалким когтям не хватит сил даже поцарапать мою кожу!"
Лидер оборотня рыкнул, пытаясь скрыть дрожь под маской агрессии. "Мы не тронули тебя! Пока! Мы просто передаем послание! Твой брат... его время прошло! А ты... убирайся из нашего города, пока цела!" Он пнул дорогую сумочку Ребекки, валявшуюся на земле. Ее содержимое рассыпалось по грязному бетону. "Или в следующий раз это будешь не сумка!"
Это было последней каплей. Аура Ребекки *сжалась*, а потом взорвалась волной чистой, нечеловеческой силы. Воздух затрещал. Оборотни, такие большие и угрожающие мгновение назад, были отброшены назад, как тряпичные куклы, ударившись о контейнеры с глухим стуком. Они завыли от боли и страха, пытаясь встать.
"**СЛЕДУЮЩЕГО РАЗА НЕ БУДЕТ!**" – голос Ребекки громыхнул, как гром, эхом отражаясь от металла. Она сделала шаг вперед. Всего один. Но этого было достаточно. Оборотни вжались в ржавчину, их рычание сменилось поскуливанием. Они поняли свою чудовищную ошибку. Они не дразнили пленника. Они разбудили **дракона**. "Я растерзаю вас здесь и сейчас и отправлю ваши головы Марселю в подарочной коробке! И скажите ему, что следующая – его!"
Кэролайн, все еще скрытая в тени контейнера, наблюдала, затаив дыхание. Вся ее собственная борьба, ее гордость за новые навыки – все померкло перед этой демонстрацией абсолютной, древней мощи. Это была не драка. Это было **наказание**.
Именно в этот момент, когда Ребекка собиралась сделать еще шаг, чтобы исполнить обещание, ее взгляд, скользящий по перепуганным оборотням, **зацепился за тень в проходе между контейнерами.** За фигуру в темной куртке, с бледным, напряженным лицом и знакомыми до боли **синими глазами**, широко распахнутыми от шока.
Время остановилось. Ярость на лице Ребекки сменилась шоком, таким полным и абсолютным, что он на мгновение затмил даже ее силу. Ее губы беззвучно сформировали имя:
"Кэролайн?"
Это было не громко. Но для вампирского слуха Кэролайн это прозвучало громче крика. Ледяная волна обрушилась на нее. *Нет. Нет, нет, НЕТ!* Все ее тщательно выстроенное анонимное существование, вся борьба за выживание в тени – рухнули в одно мгновение. Она стояла перед Ребеккой Майклсон, одетая в грязную, поношенную одежду, с кинжалом в руке, лицо, вероятно, залитое грязью и остатками чужой крови, вонь отбившейся у причала. И Ребекка *узнала* ее.
Оборотни, воспользовавшись ошеломлением обеих женщин, рванули прочь, волоча раненого лидера, их вой смешивался с предрассветным шумом реки. Их больше никто не замечал.
На опустевшем причале воцарилась гробовая тишина. Ребекка стояла неподвижно, ее белое платье было единственным светлым пятном на фоне грязного металла. Ее взгляд, только что испепеляющий, теперь был прикован к Кэролайн с выражением невероятного, непостижимого изумления. Ярость уступила место шоку, а потом – леденящему презрению и жгучему вопросу.
"Кэролайн Форбс," – произнесла она на этот раз громко, отчетливо, и каждый слог падал, как камень. Ее голос дрогнул не от страха, а от чистого, неконтролируемого потрясения. Она окинула Кэролайн с ног до головы – грязные ботинки, поношенную куртку, кинжал в руке, бледное, запавшее лицо с тенями под глазами. Презрение в ее глазах смешалось с чем-то почти... *отвращением*. "Каким... *абсолютно немыслимым*... образом ты оказалась **здесь**? И в таком... *отвратительном* виде?"
Кэролайн стояла, вцепившись в кинжал так, что костяшки пальцев побелели. Оружие вдруг показалось ей игрушечным, бесполезным против этого взгляда, против этого вопиющего разоблачения. Какой кинжал мог защитить от позора? От краха всех ее попыток спрятаться? От того, что ее увидели в самом дне, **такой**? Она встретила взгляд Ребекки, чувствуя, как жар стыда и ледяной ужас сжимают горло. Годы разлуки, невысказанные слова, обиды – все это рухнуло под тяжестью одного факта: **она была поймана.** Не Клаусом. Ребеккой. В самый унизительный, самый уязвимый момент ее жизни в Новом Орлеане.
Город вокруг них исчез. Остались только две вампирши на грязном причале: одна – в ослепительно белом, но порванном платье, олицетворение древней, неоспоримой силы и величия, другая – в одежде бойца подполья, с кинжалом и глазами затравленного зверя, запачканная грязью реальной борьбы за выживание. Пропасть между ними была не просто социальной или силовой. Это была пропасть между мирами. Между вечностью и отчаянием. Между Первородной и той, кого она считала давно исчезнувшим солнечным призраком из прошлого.
Кэролайн открыла рот. Оправдания? Ложь? Ярость? Слова застряли комом в горле, сдавленные стыдом и шоком. Она не произнесла ни звука. Просто стояла, чувствуя, как последние остатки ее анонимности, ее хрупкого контроля над ситуацией, рассыпаются в прах под тяжелым, неумолимым, **узнавшим** взглядом Ребекки Майклсон. **Игра в прятки с прошлым закончилась катастрофой. И счет, который она так боялась предъявить Клаусу, теперь предстояло оплачивать его сестре. Здесь. Сейчас. На этом грязном причале, пахнущем ржавчиной и поражением.**