Белая Ворона в Золотой Клетке
Тишина на причале была громче любого крика. Ребекка стояла, как изваяние из мрамора и ярости, ее белое платье – единственное чистое пятно в этом мире ржавчины и грязи. Ее взгляд, только что испепеляющий оборотней, теперь сканировал Кэролайн с интенсивностью хирургического лазера. Презрение боролось с шоком, а под ними – нечто более глубокое, более пугающее: **непонимание.** Как солнечная, амбициозная, безупречная Кэролайн Форбс могла скатиться... *сюда*? В эти тряпки? В эту грязь? С *кинжалом*?
Кэролайн чувствовала каждый миллиметр этого взгляда на своей коже, как ожог. Она стояла, вцепившись в рукоять кинжала, пытаясь найти хоть каплю прежней уверенности, хоть тень сарказма. Но нашла только ледяной ком стыда в горле и дрожь в коленях, которую она отчаянно пыталась скрыть. Слова застряли. Все, что она строила – стены отчуждения, маску выжившей – рассыпалось в пыль под взглядом Первородной.
"Ты..." – начала Ребекка, и ее голос, обычно такой звонкий или язвительный, звучал хрипло, сдавленно. Она сделала шаг вперед, не угрожающе, а скорее... осторожно, как к раненому зверю, который может укусить. "Ты выглядишь... Боже, Кэролайн, ты выглядишь как смерть, прошедшая по граблям."
Это было не оскорбление. Это была констатация ужасающего факта, вырвавшаяся вопреки воле. Ребекка видела: запавшие щеки, синяки под глазами, глубже, чем просто недосып, следы давно не заживающих царапин на шее, грязь под ногтями, дешевую ткань куртки, потертую до дыр на локтях. Видела дрожь в руке, сжимающей кинжал – не от готовности к бою, а от истощения и нервного срыва.
Кэролайн фыркнула, звук получился горьким и сломанным. "Спасибо за комплимент, Ребекка. Ты тоже сияешь, как всегда." Голос сорвался на последних словах. Ирония не сработала. Это прозвучало жалко.
Ребекка проигнорировала сарказм. Ее взгляд упал на кинжал. "И это что? Новый аксессуар? Или ты всерьез собиралась воткнуть это в тех ублюдков?" Вопрос был резким, но в нем не было осуждения оружия. Было непонимание *необходимости* его в руках Кэролайн Форбс.
"Они напали на тебя," – пробормотала Кэролайн, опуская глаза на лезвие. Оно вдруг показалось ей грязным и постыдным. "Я... подумала..."
"Что я не справлюсь?" – Ребекка подняла бровь, и в ее тоне снова мелькнула знакомая дерзость, но без прежней силы. Она взглянула на место, где секунду назад были оборотни. "Милая, я за тысячу лет размазала по стенкам существ куда опаснее этих шавок Марселя." Но в ее голосе не было триумфа. Была усталость. И снова этот назойливый вопрос: *Что случилось с тобой?*
Она вздохнула, резко, как будто отгоняя муху. "Забудь. Это не важно." Она снова посмотрела на Кэролайн, и теперь в ее глазах читалась решимость, смешанная с досадой. "Важно то, что ты здесь. В аду. И выглядишь так, будто последний раз ела... когда? В прошлом веке?"
Кэролайн попыталась отступить, когда Ребекка сделала еще шаг. "Мне не нужна твоя помощь, Ребекка. Я справляюсь."
"Справляешься?" – Ребекка рассмеялась коротко и безрадостно. Она указала на разорванный рукав Кэролайн, на свежий синяк, выглядывающий из-под ткани. "Это? Это твоя версия 'справляюсь'? Синяки от Марселевых шавок и жизнь в... где ты там ютишься? В канализации?" Ее голос сорвался. "Кэролайн, ты пахнешь страхом, голодом и отчаянием за версту! И ты думаешь, я просто развернусь и уйду? После того, как ты... как ты..." Она замолчала, не в силах подобрать слова для абсурда ситуации. "Как ты *оказалась* здесь?"
"Я уехала," – выпалила Кэролайн, чувствуя, как защитная стена внутри трещит. "Из Мистик Фоллс. Мне нужно было... уехать."
"Уехать? *Сюда*?" – Ребекка развела руками, указывая на грязный причал, ржавые контейнеры, унылую промышленную зону. "В самое пекло? Без плана? Без... без всего?" Она покачала головой, каштановые волосы колыхнулись. "Это не похоже на тебя. На ту *тебя*, которую я знала. Перфекционистку. Планировщицу. Мисс 'У-меня-все-под-контролем'."
Упоминание прошлого, того, кем она была, стало последней каплей. Гнев, стыд, невыносимая усталость – все смешалось в ядовитый коктейль.
"А какая разница, какая я *была*?" – Кэролайн выпрямилась, голос дрожал, но набирал силу. Глаза вспыхнули синим огнем. "Люди меняются, Ребекка! Или ты заперта в своей вечности так крепко, что не заметила? Мама умерла! Все... все рухнуло! А этот город... этот ад..." – она махнула рукой в сторону города, – "...он не дает задохнуться! Он громкий! Он отвлекает! И да, он пытается меня убить, но это лучше, чем тихий ужас там, где каждый камень напоминает о том, чего больше нет!"
Она остановилась, задыхаясь. Слезы, которых не было столько недель, подступили к глазам, жгли, но не проливались. Она смотрела на Ребекку, ожидая насмешки, презрения, холодного отвращения.
Но Ребекка не засмеялась. Не скривила губы. Она смотрела на Кэролайн, и в ее карих глазах, таких древних, промелькнуло что-то... знакомое. Боль. Потеря. Тот самый "тихий ужас", о котором кричала Кэролайн. Она потеряла братьев, мать, отца, вечность страданий. Она *знала* эту боль.
"Ох, Кэролайн..." – прошептала Ребекка, и ее голос потерял всю твердость, став неожиданно мягким, почти нежным. Шаг, который она сделала на этот раз, был не осторожным, а решительным. Она закрыла расстояние между ними и, прежде чем Кэролайн успела отпрянуть или поднять кинжал, **обняла ее.**
Объятие было неожиданным, сильным, почти неистовым. Не сентиментальным, а... яростным. Как объятие человека, который сам тонул и вдруг нашел другого в пучине.
Кэролайн замерла, окаменев. Запах дорогих духов Ребекки, смешанный с пылью и ржавчиной причала, ударил в нос. Тепло древнего тела, нечеловечески сильного, но вдруг ставшего опорой. Кинжал выпал из ее ослабевших пальцев, звякнув о бетон. Она не обнимала в ответ. Она просто стояла, застывшая, пока волна невыплаканных слез, стыда, невыносимой усталости и какого-то дикого, незнакомого облегчения наконец не прорвала плотину. Ее тело содрогнулось, потом еще раз. Тихое, надрывное рыдание вырвалось из груди, и она бессильно обвисла в объятиях Ребекки, пряча лицо в ее белое, теперь окончательно испачканное платье.
"Вот и все... Выпусти..." – пробормотала Ребекка, ее рука легла на затылок Кэролайн, пальцы вцепились в грязные пряди волос нежно, но крепко. "Боже мой, девочка... Что они с тобой сделали?" В ее голосе не было жалости в унизительном смысле. Была ярость – не на Кэролайн, а на обстоятельства, на Марселя, на весь чертов мир, доведший солнечного вампира до такого состояния. И была боль. Боль за ту Кэролайн, которую она знала, и за эту – сломанную, но все еще держащуюся.
Она держала Кэролайн, пока та рыдала – тихо, отчаянно, исходя годами накопленной боли и месяцами ужаса. Пока дрожь не начала стихать, а рыдания не сменились прерывистыми всхлипами. Только тогда Ребекка осторожно отодвинула ее, держа за плечи, и посмотрела в заплаканное, опухшее, невероятно молодое и уязвимое лицо.
"Слушай внимательно," – сказала Ребекка, ее голос снова обрел твердость, но теперь это была твердость гранита, на котором можно стоять. "Ты идешь со мной. Сейчас. Ты не споришь, не умничаешь, не пытаешься сбежать. Ты идешь туда, где будет горячая вода, чистая одежда, еда... *настоящая* еда, а не та дрянь, что ты тут пила. И безопасность. Поняла?"
Кэролайн хотела возразить. Сказать, что не может, что у нее есть место, Мама Одетта, обязательства перед теневым миром. Но силы не было. Было только пустота после слез и слабое, крошечное чувство... надежды? Или просто капитуляции.
Она кивнула. Слабо. Один раз.
"Хорошо," – Ребекка подняла с земли сумочку, бросила в нее смятую пачку денег и ключи от машины, не обращая внимания на рассыпанную помаду и зеркальце. Потом подобрала кинжал Кэролайн, посмотрела на него с легким отвращением, но сунула в свою сумку. "Это мы потом обсудим. А теперь – марш." Она взяла Кэролайн за локоть – не как пленницу, а как очень хрупкого, очень важного человека, которого нужно немедленно увести от края пропасти. "Моя машина в двух кварталах. Если кто-то посмотрит на нас косо – я вырву ему глаза."
Они пошли. Кэролайн шла, почти не чувствуя ног, позволяя Ребекке вести ее. По грязному причалу, мимо ржавых контейнеров, в предрассветную серость Треме. Белая ворона в порванном платье вела за собой изможденную, запятнанную грязью тень. Но тень эта больше не была одна. И золотая клетка, в которую ее вели, впервые за долгие месяцы казалась не тюрьмой, а **убежищем**. Контакт был налажен не словами. Он был налажен слезами, объятием и безоговорочным, яростным решением Ребекки Майклсон **не отпускать**. И для Кэролайн, потерявшей все опоры, этого оказалось достаточно. Пока. **Дорога в особняк Майклсонов началась. И на этот раз она вела не к Клаусу, а к его сестре – и, возможно, к шансу снова стать собой.**