Паутина и Лезвие
Весть о стычке на набережной разнеслась по подполью Нью-Орлеана быстрее, чем запах дыма от пожарищ. Кэролайн Форбс перестала быть просто дерзкой новенькой, отвергшей Марселя. Она стала **проблемой**. Проблемой, которая не просто устояла перед его солдатами, но искалечила двоих опытных вампиров, используя песок, зубы и грубую силу. О ней шептались на рынках Треме, в темных углах джаз-клубов Французмен-стрит, в прокуренных задних комнатах «независимых» заведений. «Та блондинка», «Гадюка», «Тень с набережной». Имя «Форбс» приобрело вес, отлитый в боли и отчаянной жестокости.
Мама Одетта встретила ее возвращение в квартиру молчаливым кивком. Старуха осмотрела запачканную кровью куртку Кэролайн, ее бледное, но твердое лицо, застывшее выражение в глазах – уже не уязвимости, а холодной, настороженной готовности.
«*Alors?*» («Ну?») – спросила она наконец, пододвигая чашку крепкого, черного кофе.
«Они ушли. Двое калек. Одна… задумалась», – ответила Кэролайн голосом без интонаций. Она сняла куртку, ощущая липкость засохшей крови на рукаве. «Передала Марселю, что следующая посылка будет с доставкой.»
Одетта хмыкнула, неодобрительно, но с долей мрачного уважения. «*Bravo. Tu as planté ton drapeau dans la merde.*» («Браво. Ты воткнула свой флаг в дерьмо.») Она помолчала. «Теперь он пришлет не щенков. Пришлет *пауков*. Тех, что плетут сети и кусают невидимо. Или… предложит снова. Дороже.»
Кэролайн знала, что старуха права. Открытое насилие было лишь первым актом. Теперь начнется игра в тени. Шантаж. Давление. Возможно, попытка ударить по тем немногим, кто ей помогал. По Маме Одетте. Мысль об этом заставила ее сжать кулаки. Она не могла позволить этому случиться.
«Мне нужно знать его слабые места», – сказала Кэролайн, глядя на старуху. «Не только Марселя. Его сети. Его врагов. Всех, кто недоволен его «Короной».»
Одетта прищурилась. «*Ah, la petite veut jouer aux échecs maintenant?*» («Ах, малышка хочет теперь в шахматы играть?») Она медленно покачала головой. «Сети Марселя стары и крепки. Он правит давно. Недовольных много, но они боятся. Или мертвы. Искать их… опасно. Очень.»
«Бездействие опаснее», – парировала Кэролайн. Ее голос был тихим, но как натянутая струна. «Я не буду сидеть и ждать, когда пауки сплетут паутину вокруг меня. Или вокруг тебя.»
Старый взгляд Одетты смягчился на долю секунды, затем снова стал непроницаемым. «*Tête de mule*» («Упрямая ослица»), – пробормотала она. Потом вздохнула. «Есть… место. «Лабиринт». Бар в нижнем городе. Там собираются те, кто не любит свет фонарей и королевские указы. Там можно услышать шепот. Но будь осторожна. Очень. Там тени кусаются сами по себе.»
«Лабиринт» оказался не баром, а ловушкой для света и надежды. Он ютился под арками старого склада у самой воды, вход обозначен лишь выцветшей надписью на кирпиче. Внутри царил полумрак, нарушаемый редкими тусклыми лампами, обтянутыми красной тканью. Воздух был густым от дыма дешевых сигар, пота, крови и чего-то острого, наркотического. Музыки не было – лишь низкий гул голосов, шепот, звук падающих костяшек домино. Клиентура была пестрой и смертельно опасной: вампиры с пустыми глазами киллеров, оборотни с неопрятной шерстью на руках, люди с тяжелыми взглядами и спрятанным оружием, пара ведьм в дальнем углу, чьи глаза светились в темноте, как у кошек.
Кэролайн вошла, ощущая, как десятки глаз впиваются в нее. Она выбрала стойку в самом темном углу, спиной к стене. Заказала виски – не для того, чтобы пить, а для вида. Ее нервы были натянуты как струны, каждый мускул готов к прыжку. Кинжал Жанвье холодом прижимался к ребру под курткой. Браслет-лезвие был на запястье.
Она слушала. Вылавливая обрывки фраз из общего гула:
«…новая партия через залив…»
«…Марсель закручивает гайки на причалах…»
«…слышал, Леграны потеряли двоих…»
«…эта блондинка… Форбс… она реально разделала Лукаса и Жерома?..»
«…Патрон недоволен…»
Последняя фраза заставила ее уши насторожиться. *Патрон.* Не Марсель. Кто-то выше? Или просто местное прозвище?
Она заметила, как к стойке подсел мужчина. Не вампир, не оборотень. Человек. Но его аура была… иной. Спокойной, наблюдательной, как у старого охотника. Он заказал виски, его взгляд скользнул по Кэролайн, задержался на мгновение – не с вожделением или угрозой, а с оценкой. Потом он кивнул бармену, что-то шепнул, и тот поставил перед ним вторую рюмку. Мужчина подвинул ее по стойке в сторону Кэролайн.
«От незнакомца, который восхищен… настойчивостью», – сказал он тихо, не глядя на нее. Его голос был низким, без акцента, как отполированный камень.
Кэролайн не тронула рюмку. «Настойчивость часто выглядит как глупость.»
«Иногда это одно и то же, – он отхлебнул свой виски. – Но в вашем случае… это стратегия выживания. Довольно эффективная, хоть и шумная.» Он наконец повернул к ней голову. Лицо было невзрачным, средних лет, с пронзительными серыми глазами, которые казались старше самого города. «Шум привлекает внимание. Не только Марселя.»
«Чье еще?» – спросила Кэролайн прямо, удерживая его взгляд. Игра в намеки ее утомляла.
Человек усмехнулся уголком губ. «Есть те, кто наблюдает за балансом сил. Кто заинтересован в… переменах. Ваши действия внесли интересный диссонанс в мелодию Марселя.»
«Патрон?» – рискнула она, уловив ранее услышанное слово.
Его глаза сузились почти незаметно. «Многие любят давать имена теням. Не все тени отвечают.» Он допил виски. «Но некоторые… предлагают взаимовыгодное сотрудничество тем, кто доказал свою ценность. И свою способность кусаться.»
Кэролайн почувствовала холодок по спине. Это было не просто любопытство. Это был подход. «Сотрудничество против Марселя?»
«Против статус-кво, который его устраивает», – поправил он мягко. «Марсель – симптом. Полезный, но устаревший. Система, которую он охраняет, душит город, мадемуазель Форбс. Душит возможности. Инакомыслие. Свободу.» Его слова звучали как проповедь, но в глазах не было фанатизма. Только холодный расчет. «Есть силы, готовые эту систему… модернизировать. Им нужны инструменты. Новые. Острые. Неожиданные. Как вы.»
«Я не инструмент,» – возразила Кэролайн, но без прежней ярости. Она слышала логику. Логику змеи, предлагающей союз против ястреба.
«Все мы инструменты в чьих-то руках, мадемуазель, – парировал он. – Вопрос в том, в чьих. И какую цену вы готовы заплатить за свою безопасность и… влияние.» Он отодвинул пустую рюмку. «Подумайте. Ваше положение шатко. Марсель не простит. Его тени уже сгущаются вокруг вашего убежища. И вокруг… вашей пожилой подруги.»
Угроза была произнесена тихо, но отчетливо. Кэролайн почувствовала, как ледяная ярость сжимает горло. Она двинулась было к нему, но он уже встал.
«Не делайте поспешных шагов, – предупредил он, его голос оставался спокойным. – Гнев – плохой советчик. Подумайте о предложении. О силе, которую оно даст. О защите, которую оно обеспечит не только вам. Паутина сильнее одиночного лезвия, мадемуазель Форбс. Даже самого острого.»
Он кивнул ей, коротко, без улыбки, и растворился в темноте бара, словно его и не было. Кэролайн осталась сидеть, сжимая свою нетронутую рюмку виски так, что стекло треснуло. Предложение висело в воздухе, ядовитое и заманчивое. Союз с еще более темными силами против Марселя. Цена? Ее свобода. Ее душа, и без того запачканная? И гарантия безопасности для Мамы Одетты.
Она вышла из «Лабиринта» в предрассветную сырость. Город спал, или притворялся спящим. На углу ее переулка в Треме она заметила тень. Не гончую. Не солдата. Тень наблюдателя. Бесстрастного, невидимого для обычного глаза. Тень Патрона. Или Марселя? Или кого-то третьего?
Кэролайн не ускорила шаг. Она шла ровно, чувствуя холодную рукоять кинжала под курткой. **Она вступила на минное поле большой игры.** Отказавшись быть пешкой Марселя, она стала разменной монетой в чужой войне за власть. «Лабиринт» показал ей глубину кроличьей норы. И теперь ей предстояло решить: спуститься ли в нее глубже, заключив сделку с дьяволом в обличье сероглазого человека, или попытаться рубить паутину в одиночку, рискуя собой и единственным человеком в этом аду, который протянул ей руку. Выбор был хуже, чем бой на набережной. Это был выбор между разными видами рабства. И рассвет над Треме не принес облегчения, лишь подсветил новые, более страшные тени, сгущающиеся над головой Кэролайн Форбс.
Игра в кошки-мышки закончилась. Началась война теней, и ей предстояло выбрать, в чьей темной руке будет лезвие с ее именем.