The Rhythm Of The Night

Намджун вслепую закрывает за собой дверь. Не может оторваться от Ёнджи, не может. Целует так, что сталкивается своими острыми клыками с её тонкими. Губы холодные, мягкие, так идеально подходят под его.

Жажда становится всё сильнее. Так хочется укусить её, так хочется пометить, что она занята. Намджун никогда не был безмозглым собственником, как он всегда считал, но конкретно сейчас ему необходимо сделать Ёнджи своей.

В квартире темно, но им и не нужен свет. Он чувствует, слышит, знает, куда идти, как идти. Руками придерживает её за талию, гладит по спине, чувствуя, как же сильно она напряжена. Не из-за страха, нет. Она совершенно не нервничает, скорее... в ней то же нетерпение, что и у Намджуна. То, что заставляет сдерживаться со всех сил, чтобы не разорвать друг друга на части.

Он чувствует, как Ёнджи скидывает с него пиджак. Как она гладит ладонями его тело, явно наслаждается, желает. Тяжело дышит, будто ей действительно не хватает воздуха, но Намджуну нравится.

У него практически сносит крышу, когда Ёнджи толкает его к стенке. Она сильная. Господи, она невероятно сильная, и это до мурашек заводит.

Кажется, у неё еще меньше контроля, чем у Намджуна.

Глаза яркие, красные, жгучие. Зрачки широкие, жадные. Она такая красивая, что дух перехватывает. Если бы сердце еще стучало, если бы оно всё еще билось, как у обыкновенного человека, у Намджуна бы точно случился инфаркт.

— Я чувствую, что ты... сдерживаешься, — шепчет сквозь поцелуи, но никак не может остановиться.

— Потому что... ты знаешь, что бывает, если вампиры не сдерживаются, — хрипит Намджун, обнимая Ёнджи крепче за талию и притягивая как можно ближе.

— Ты меня не сломаешь, — хихикает и скидывает с себя пиджак. Как же это завораживает. — Ты же не рассчитывал, что всегда будешь передо мной джентельменом?

— Я никогда не сделаю тебе больно...

— Мне и не нужно, — она улыбается, ведет ладонью по щеке, и Намджун практически тает. — Мы ведь с тобой вампиры, так почему мы должны контролировать себя?

— Потому что другие могут услышать, что я делаю с тобой, — шепчет в губы и мягко целует, чувствуя, как Ёнджи еле слышно стонет. Так приятно дразнить её.

Она целует так горячо, так глубоко. Намджун лишь слегка ухмыляется прежде, чем перехватить инициативу и толкнуть Вампиршу в сторону ближайшей комнаты, которой оказалась кухня с очень удобным столом, куда он моментально усаживает Ёнджи.

Сплошная темнота, но они так хорошо видят, что не думают ни о какой лампочке.

— Я так давно не... не..., — хочет что-то сказать, но её голос так вздрагивает.

— И что? Даже если и так, то что? — улыбается Намджун и целует в щеку, шею.

— Я ведь хочу, чтобы тебе всё понравилось.

— Не думай обо мне, — он смотрит в глаза. Просто без ума от того кровавого, что кипит перед ним. — Думай о том, что ты хочешь, чтобы я сделал, — берет её ладонь, целует тыльную сторону, не прерывая зрительного контакта.

— Я...

— Не бойся. Ты можешь сказать мне всё, что хочешь, — нежно говорит Намджун, чувствуя, как она слабеет перед ним, что не может не вызывать восторг.

Ёнджи поджимает губы, облизывает, сглатывает. Часто моргает, как будто думает, стоит ли произносить вслух то, что вертится в голове. По ней видно, что она бы очень хотела сделать что-то грязное, но Ёнджи переживает, что такой старый и величественный вампир, как Намджун, осудит.

Тем не менее, набирает воздух в легкие и смотрит так соблазнительно, что в штанах становится чертовски тесно.

— Я... хочу сделать тебе приятно... грудью.

Он чуть ли не давится, но не хочет нарушать атмосферу, поэтому просто опускает голову, делает глубокий вдох и со всех сил пытается держать контроль.

— Как скажешь, — ухмыляется и делает шаг назад. — Мне сесть на стол?

— Нет.

Она спрыгивает, рукой пододвигает стул и толкает Намджуна, чтобы он сел.

Он не нервничает от слова совсем. Наблюдает за тем, как Ёнджи медленно ведет ладонями по его плечам, груди, расстегивает рубашку, неотрывно смотря в его глаза. Ниже, к ремню. Быстро расправляется с пуговицами и змейкой брюк. Намджун не сдерживается, закусывает нижнюю губу от предвкушения.

Но затем, она останавливается, выпрямляется и поворачивается к нему спиной.

— Не мог бы ты помочь с платьем?

Намджун ухмыляется. Ему плевать на то, что вновь приходится встать, что, видимо, Ёнджи не подумала перед тем, как толкать его к стулу. Значит, она действительно нервничает. Такая уверенная и сдержанная Вампирша может нервничать из-за Намджуна.

Он начинает с волос. Распускает их, втягивает приятный, сладковатый аромат. Тот, которым обладают лишь вампиры, лишь те, кто привлекает, кто сводит с ума. Пальцами ведет вниз, расстегивает платье, замечая, что Ёнджи без бюстгальтера. Ох...

Голая спина почему-то заводит сильнее, чем мысль, что она будет делать с Намджуном. С каждым сантиметром открытой кожи что-то ломается, что-то исчезает и возрождается вновь. Такая чистая, бледная, великолепная, словно статуя римских времен. Он гладит ладонями лопатки, спускается ниже, обнимает за талию и губами ведет по шее. Так сложно держать себя в руках.

Не исключено, что мужчины любого вида и типа желают прикоснуться к ней хотя бы на пару мгновений, чтобы почувствовать холод, жгучий трепет, чтобы почувствовать её, почувствовать превосходное создание на кончиках собственных пальцев.

Платье падает на пол, и Намджун видит белые, кружевные трусики, которые вызывают ухмылку. Она всегда ходит в таком или сегодняшний вечер исключение только лишь для него?

Резко разворачивается и заново толкает Намджуна на стул. Каблуки не снимает. Стоит перед ним, такая дьявольски красивая, такая неописуемо восхитительная.

Ёнджи подходит ближе, смотрит в глаза, садится на колени, кладет ладони на ноги Намджуна, заставляя раздвинуть немного шире, чтобы ей было удобно, чтобы для неё было достаточно места. Она двигается ближе, облизывает губы и пальцами стягивает уже промокшие боксерки. Дух перехватывает, но Намджун ни за что не остановит её.

Она так медленно наклоняется к нему, так медленно двигается, как будто мучает. Но Намджун забывает не только о том, сколько ему лет и кто он вообще такой, но и забывает о любых правилах джентельмена, когда грудь Ёнджи касается его члена. Ему приходится схватиться за ручки стула, чтобы совсем не сойти с ума.

Намджун рычит, когда она плюет на головку, чтобы легче скользила, а затем начинает двигаться вверх и вниз. Вверх и вниз. Вверх и вниз.

Как же... мягко. Как же его член трется между, как же... Боже. У него слов нет. Она охвачен невероятными ощущениями, такими, которые уже слишком давно не испытывал. Поверить не может, что Ёнджи делает ему настолько хорошо.

У него едет крыша. Капитально. Он закрывает глаза, но сразу же их открывает. Хочет смотреть, хочет впитывать каждое движение. Ёнджи держит собственную грудь, сжимает, чтобы она плотнее прилегала, и Намджун вновь рычит.

— Тебе... нравится? — шепчет и кратко улыбается.

— Не спрашивай..., — хрипит и наклоняется вперед, чтобы положить ладонь на шею и притянуть ближе для глубоко и мокрого поцелуя.

Говорить так сложно. Хочется чувствовать, хочется слушать, хочется продолжать, идти еще дальше.

Ёнджи двигает грудью очень нежно, очень плавно. Намджун целует мокро, рычит, стонет, практически задыхается, как самый настоящий человек. Чувствует, как она улыбается, как она радуется, что может доводить его до столь жалкого состояния.

Но он не долго может сдерживаться.

Резко встает. Не дает времени Ёнджи осознать, сразу же толкается ей в рот, и она так хорошо принимает, так глубоко, что он входит во всю длину, поражаясь, что она даже не закашливается, что она принимает смело, без препираний, даже рук не поднимает.

Господи. Как же приятно.

Намджун толкается слишком грубо, но ей нравится. Она стонет, посылает вибрацию по головке, обхватывает губками и закрывает глаза, пока его распахнутые, не в силах оторваться от столь прекрасной картины.

У неё блестит ложбинка груди, по подбородку стекает. Так смирно сидит, он просто поверить не может. Намджун входит резко, в приятном лишь ему ритме, как будто он совершенно не думает о том, комфортно ли ей, удобно ли ей.

Но отголоски совести моментально растворяются в кроваво-красных глазах, которые сталкивается с его, которые показывают, что нужно больше, что нужно сильнее.

Освобождает рот, заставляет встать и сесть на стол. Не дает возможности хотя бы пискнуть – сразу же целует, чувствуя собственную смазку на её губах и языке.

Ёнджи сама раздвигает ноги и одобрительно стонет, чувствуя пальцы Намджуна. Он думал, что будет с ней нежным, заботливым, трепетным, но, оказалось, он такое животное. Рассуждать о столь непозволительно грязном поведении будет позже, намного позже.

Вставляет средний и безымянный, поражаясь, как они легко вошли. Ёнджи моментально вздрагивает, стонет, выгибается, но Намджун всё еще не дает возможности сделать хотя бы минимальную передышку. Он начинает двигать пальцами так, как будто подзывает, и сразу же нащупывает нужную точку.

Намджуна клинит, когда она обнимает его за шею, как будто пытается удержаться; когда она так развратно стонет из-за того, что он делает ей так хорошо. Она хочет что-то сказать, но он не позволяет ей оторваться от губ, не позволяет просто так остановиться.

Что-то бормочет сквозь поцелуй, хватает его руку, но затем вздрагивает и впивается ногтями в кисть, как будто хочет им управлять, как будто он не знает, как будет лучше всего. Намджун даже ухмыляется, когда Ёнджи хочет управлять его пальцами, но ничего не позволяет ей сделать, кроме, разве что, покрыться мурашками, застыть и захлебнуться в божественном удовольствии.

Он не останавливается даже тогда, когда чувствует брызги на руке, когда слышит падающие на пол капли. Ёнджи задыхается, ничего не может сказать. Намджун отрывается, чтобы увидеть, чтобы прочувствовать, чтобы впитать, и он просто без ума от неё.

— О... черт. Черт..., — грудь вздымается, она сглатывает и с изумлением смотрит на него. — Так быстро... ты заставил меня кончить так быстро...

— Это плохо? — как же он доволен собой, сам удивляется.

— Н-нет, просто... ты так хорош, Намджун.

— Ты лучше, — шепчет и вновь целует, размазывая всё поверху, тем самым подразнивая.

Скидывает с себя остатки одежды, пока Ёнджи пытается прийти в себя. Такая очаровательная, особенно, когда ладонью схватилась за голову, будто она кружится. Но затем, она кратко вскрикивает, когда Намджун хватает за таз и двигает ближе к краю.

Как же у него дрожат руки от нетерпения.

— Ты такой сексуальный, что я не могу нормально соображать, — внезапно шепчет Ёнджи, вызывая у Намджуна самодовольную ухмылку.

— Рад слышать.

Он так резко входит, что Ёнджи сгибает ноги в коленях и сжимает пальцы на ногах. Она упирается руками о стол, но видно, что... какой бы сильной Вампиршей она ни была, ей так сложно не быть чертовски слабой перед Намджуном. Как же это заводит.

Вновь не дает ей что-либо сказать и сразу же начинает двигаться, чувствуя поразительную легкость. Ёнджи выгибается, шипит, хмурится, но по телу бегут мурашки, она вздрагивает и откидывает голову назад. Готова на всё, готова к любому ритму, к любому темпу, и у Намджуна полностью развязываются руки.

Он толкается сильно, несдержанно, быстро, грубо. Выбивает из неё стоны, крики, собственное имя. Как же красиво она стонет, какая же прекрасная музыка доносится до Намджуна. Хочет еще и еще. Громче. Еще громче.

То, как их тела соприкасаются, как стол скрипит, как они дышат...

— Блять, ты такая мокрая, — рычит, ощущая, что Ёнджи слетает с катушек, как только слышит грязные слова от Намджуна.

В ответ, она притягивает его за шею ближе к себе, чтобы поцеловать, но затем, она наклоняется к его шее и нежно кусает, так, чтобы он тоже мог почувствовать её удовольствие, чтобы по его позвоночнику пробежал настоящий ток, чтобы у него в глазах на долю секунды потемнело, после чего красный в глазах у Ёнджи станет только лишь ярче.

Они словно слились воедино, на краткое мгновение, но этого хватило, чтобы умереть заново.

Намджун поднимает её, не выходит, садится на стул. Крепко обнимает за талию, прижимает к себе, чувствуя её грудь, её дыхание, её запах. Ёнджи, не медля, начинает прыгать на нем без какого-либо дискомфорта. То, что она осталась на каблуках – играло ей на руку. Так хорошо двигает тазом, так хорошо сжимает и обволакивает, что Намджун закатывает глаза от удовольствия.

У него никогда такого не было. Он никогда не ощущал того же единения, что с Ёнджи. Как будто что-то их связывает, что-то крепкое и уже очень давно; то, что вновь свело их. Он никогда не чувствовал ничего настолько ярко и громко, настолько сильно, что в груди будто бы эхом отдается сердцебиение из прошлой жизни. Голова кружится еще больше, когда Ёнджи целует его, когда она ощущает то же самое.

Они так сильно увлечены друг другом, что не обращают внимания на звуки ломающегося стула. Намджун встает в тот момент, как под ним остаются лишь деревянные доски, но он сразу же кладет Ёнджи на пол, ведь у него просто не хватит терпения дойти до дивана или кровати.

Намджун буквально уничтожает её, пока одной рукой упирается о паркет возле её головы, а второй сжимает ногу, заставляя раздвигаться еще шире. Ёнджи не противится, она лишь закидывает руки назад, хочет за что-то схватиться, но всё, что может делать – стонать, всхлипывать и задыхаться.

— Намджун, я... о, Боже... я...

— Да? — улыбается, наклоняется ниже и нежно-нежно целует. — Продолжай.

— Я больше не могу, — хнычет, сглатывает и обхватывает лицо Намджуна ладонями.

— Тогда кончай, — шепчет в губы. — Кончи для меня, Ёнджи...

— О, Господи!

Она царапает его грудь, застывает, стонет, выгибается и шипит. Намокает еще больше, что не может не радовать. Намджун готов часами смотреть на то, как она захлебывается в удовольствии, как она омывается запретным наслаждением. Он хочет доводить её до оргазмов снова и снова, и снова, и снова...

Выходит тогда, когда Ёнджи немного приходит в себя, но затем резко переворачивает её на живот. Опускает пальцы вниз и начинает растягивать её там. Намджуном руководят лишь желания и похоть, он практически не соображает, что делает, но хочет это делать.

И что самое поразительное – Ёнджи не против. Больше всего убивает, когда она руками тянется к ягодицам и тянет их в стороны, открывая для Намджуна просто невероятный вид.

— Не заставляй меня ждать, — шепчет и смотрит на него через плечо.

Черт возьми.

Если он сейчас не кончит, то это будет чудом.

Увлажняет пальцы тем, что стекало по его члену. Тяжело дышит, дрожит. Мажет между ягодиц Ёнджи, чувствуя, что она полностью расслаблена, что она всецело ему доверяет. Намджун аккуратно вводит средний, затем с той же легкостью указательный, и сглатывает. Он должен сначала подготовить её, должен... нужно сдерживаться.

Сначала первая фаланга, потом вторая, третья. Первая. Вторая. Третья. Первая... вторая... третья...

Ёнджи стонет и выгибается, не отпускает ягодицы и двигает тазом, показывая, что ей очень приятно.

Намджун вытаскивает пальцы, подставляет головку, помогая себе рукой. Не понимает, как вообще может проникнуть так легко наполовину сразу, из-за чего закрывает глаза, ведь ему ужасно сложно не кончить от того, насколько же Ёнджи узкая, насколько же хорошо она сжимает.

Тяжело дышит, облизывает губы и начинает двигаться. Медленно и плавно, лишь наполовину, как будто дразнит сам себя, но тело Ёнджи говорит, что ей нужен весь Намджун. Как можно глубже, как можно сильнее.

Он ухмыляется, упирается руками с двух сторон от головы Вампирши и наклоняется к её уху.

— Я бы и подумать не мог, что тебе нравится анал, — шепчет, не останавливаясь.

— Ты многого обо мне не знаешь, — стонет, но затем вскрикивает, когда он входит резко, во всю длину. — О, Боже...

— Уверен, что скоро узнаю всё, — тихо смеется и ускоряет темп до того, что начинает слышать характерные шлепки.

Он сейчас просто сойдет с ума. Несмотря на то, что Ёнджи менее мокрая, ему всё равно очень легко входить и выходить. Так растягивает... Господи, Намджун растянул Ёнджи везде.

Глубже, сильнее. Выбивает из неё остатки жизни, хочет взять всё. Она сладко стонет, не успевает сглатывать обильно вытекающие слюни, практически срывает голос от криков.

Ёнджи упирается локтями о пол, чтобы привстать, чтобы поцеловать Намджуна в подбородок, что кажется невозможно милым.

Он улыбается, чувствует, как у него напряжены мышцы, как он вошел в удобный ему ритм и понимает, что не сможет долго выдержать.

Она подставляется еще больше, пытается прижаться, пытается поцеловать. Намджун нежно обхватывает её шею, ладонью ползет выше, к подбородку, чтобы зафиксировать голову. Он целует в щечку, рычит, закрывает глаза, пытается сконцентрироваться на движениях, на толчках.

Он чувствует, что Ёнджи близко. Опять.

— Я... я могу кончить в тебя? — он не может не спросить, не может превратиться в безмозглую машину для сношения.

Ёнджи улыбается, кивает, и большего не нужно.

Намджун понимает, что все рычаги заблокированы. Обратного пути нет. Он долбится так сильно, что была бы Ёнджи человеком, она бы уже плакала от боли, она бы уже молила его остановиться. Он ни о чем не думает, он хочет лишь одного, хочет, чтобы они разделили вдвоем рай и ад.

У Ёнджи закатываются глаза, она вновь вся в мурашках, тяжело дышит, стонет его имя. Трясется под ним, когда он начинает заполнять её до такой степени, что всё вытекает наружу. Он продолжает толкаться и толкаться, до тех пор, пока не почувствует, что полностью удовлетворил не только себя, но и её.

Пытается заглушить стоны в её спутанных волосах, в её шее. Несколько судорог накрывают их ноги, их тела. У Намджуна как будто взрывается мертвое сердце и оживает. Он так тяжело дышит, что становится не по себе, что не понимает, реален ли кислород, нужен ли он ему...

Ёнджи гладит его щеку, целует с благодарностью, улыбается. Она устала. Не сильно, но в ней ощущается некая утомленность. То ли от секса, то ли от эмоций, которые переполняли сверху донизу.

— Мистер Ким... Вы меня приятно удивили, — шепчет и носом трется о линию подбородка.

— То же самое могу сказать и о тебе...

Они смеются, нежатся краткое мгновение перед тем, как Намджун выйдет из неё, встанет на ноги и поможет подняться Ёнджи. Она чуть не падает, но ей явно нравится то, как она себя чувствует.

Ему всё еще сложно поверить, что кто-то заставляет его испытывать нечто настолько неземное и согревающее...

///

— Что это? — с интересом спрашивает Намджун, когда Ёнджи вручают ему маленькую коробочку.

— Не спрашивай. Открывай, — она улыбается и смотрит с предвкушением.

Интриги в его жизни и так хватает, но ему чертовски любопытно, что она могла ему такого подготовить. Они всего лишь два дня в официальных отношениях, а Ёнджи уже что-то придумала.

Внутри лежали две подвески, судя по всему, сделанные из керамики. Маленькие, милые, по-детски смешные.

Синяя капелька и белая тучка.

— Мне очень запомнился тот грибочек, который тебе подарил Минхо. Я подумала, что хочу сделать что-то своё... что-то, что мы бы носили вместе, — жмет плечами, улыбается и достает капельку. — Мне показалось, тебе нравится такое, поэтому решила, что ты будешь тучкой.

Намджун смеется, прикрывает рот рукой, светит ямочками, очаровывая Ёнджи. Пальцами вытягивает капельку, рассматривает, поражаясь столь мелкой и точной работе мастера. Качество, как всегда, на уровне.

— Почему я тучка?

— Потому что ты заставляешь меня намокать каждый раз, когда мы с тобой видимся.

Глубокий вдох. Медленный выдох.

Ёнджи не смущается ни капельки, зато наслаждается реакцией Намджуна.

— Спасибо, — улыбается, притягивает к себе и целует. — Мне нравится. Очень.

— Давай помогу надеть.

Они меняются подвесками, затем Ёнджи берет свою, притягивает тучку Намджуна, ставит рядом и кивает, радуясь собственному изделию.

Забавно. Они старые, зрелые вампиры, живут больше пятисот лет, но радуются таким вещам. Ёнджи показывает, что всегда можно остановиться и просто насладиться тем, что прямо перед тобой.

Намджун смотрит на неё, любуется и четко осознает, что хочет провести с ней остаток своих дней.

Так оно и будет. Он уверен. Он абсолютно уверен.