The Rhythm Of The Night

— "Имя "Аима" имеет несколько значений: "любовь демона" и "скрытое пространство". Два имени пишутся разными иероглифами, но читаются одинаково. В прошлом её звали Тсукиё, как "лунная ночь"." Боже, ты так запарился над именем? — хихикает Хани и смотрит на чертовски молчаливого Чонгука, который закатил глаза. — "Больше 70 человеческих лет, но по мерам бакэнеко – около 14-16. Поскольку является получеловеком-полуёкаем, то раньше была озорной, непослушной, подлой, любила пугать людей, если встречала, знала, что они боятся её род. Держалась стаей, поэтому не была жадной и позволяла своим братьям и сестрам есть свою добычу. При этом, была кровожадной, могла убить врага, и глазом не моргнув."

Не выдерживает, откладывает телефон и начинает так громко смеяться, что чуть не падает с матраса. Задыхается и чувствует боль не только в легких, но и на щеках от того, что слишком широко открыла рот из-за смеха.

— Ты такая подлая, ты это знаешь? — устало вздыхает Чонгук и с осуждением смотрит на Хани.

— Прости! Я... я просто как представляю, что ты её отыгрывал! Ты всё сам придумал! Я сейчас просто сдохну!

— Да-да-да... Тэхен, между прочим, когда-то отыгрывал девочку-осьминога...

— Монстро-девочку?! Да Тэхен гений!

— Ты серьезно?! — Чонгук раздраженно привстает на локтях и смотрит, как Хани катается по матрасу.

— Как же жаль, что я не смогу увидеть вашу сессию. То еще удовольствие, я так понимаю, — она хихикает и затем заново ложиться головой на усыпанную царапинами и засосами грудь Чонгука. Но телефон не откладывает. — "Всё было хорошо, пока Тсукиё не заметила среди толпы людей, у которых разнюхавала информацию в виде кошки, мальчика, который очень приятно пах рисовым тестом и бобами адзуки. Тот, в отличие от остальных, не испугался кошки и покормил её рыбой. Спустя месяц слежки и обмана, стая вычислила, что Тсукиё проводит слишком много времени с человеческим ребенком", — чем больше Хани читала, тем меньше была улыбка. Каким-то образом, её даже заинтересовала история персонажа Чонгука. Она не обращает даже внимания на то, как старший Чон играет с её волосами. — "Дарит ему мурчание, кушает с его рук и спит на коленях. Несмотря на недовольство со стороны других полуёкаев, Тсукиё продолжает наблюдать за людьми и узнает их с совершенно другой стороны. Спустя еще один месяц, ровно в Полнолуние, главарь стаи на очередном собрании дал выбор: либо она убивает мальчика этой ночью и остается в стае, либо она может быть изгнана, при этом теряя магию и возможность превращаться и в кошку, и в человека по отдельности", — Хани театрально охает и прикладывает ладошку ко рту, слыша, как Чонгук в очередной раз тяжело вздыхает. — "Выбрав изгнание, она первым делом хочет подбежать к мальчику и предупредить о том, что их поселение сейчас растерзают в клочья, но их семья в этот момент исчезает из деревни. Желая стать полноценным человеком, Тсукиё бродит, обращается к луне, плачет и выпрашивает прощения. Не знает, к каким богам и звездам обращаться, ведь у полудемонов не может быть бога. Не услышав ответа, она злится, кричит, говорит, что божественные существа и правда обман. Боги самовлюбленны, как и демоны, и весь мир – это огромная доска для игры в Го", — она открывает рот, привстает и с восхищением смотрит на Чонгука, пребывая под невероятным впечатлением. — Ты знаешь, что тебе надо было стать писателем?

— Это всего лишь история моего персонажа из ДНД... одного из.

— У тебя были еще?!

— Ну уж нет. О них ты точно не узнаешь, — ухмыляется Чонгук и резко забирает у Хани телефон. — Всё. Хватит с тебя.

— Я хочу дочитать!

— Хва-тит, — он хмурится и не позволяет забрать телефон. — Остальное получишь, если... поцелуешь меня.

Хани зависает. Щурится и смотрит на Чонгука, как на дурачка, но он выглядит абсолютно серьезно, как будто заключает сделку века.

— Ты шутишь?

— А похоже, что я шучу? — он ухмыляется и дергает бровью. — Давай. Целуй меня.

Поразительно. Вампир, который только что буквально высасывал из неё душу и заставлял трястись от оргазма, закрывает глаза и подставляет лицо, требуя поцелуя взамен на телефон.

Хани закатывает глаза, ухмыляется, но, всё же, не в силах отказать. Впервые в жизни она может свободно целовать его, когда хочет и как хочет, и она будет пользоваться возможностью сполна, начиная с сегодняшнего дня.

Касается губами его, воздушно и практически неощутимо, но Чонгук явно недоволен. Он кладет руку на затылок, прижимает ближе, и раскрывает её губы своим горячим языком, заставляя Хани мягко промычать и сразу же сдаться.

Всегда будет мало. Всегда будет не хватать поцелуев, всегда будет хотеться еще и еще.

Они забывают о телефоне, забывают о дурацкой сделке. Хани ложится на кровать, Чонгук нависает над ней, целует глубоко и горячо. Но затем, она слегка отталкивает его, и он удивленно смотрит в глаза.

— Ты... специально? Чтобы я больше не мучила тебя с историей Аимы?

— Как ты догадалась? — он ухмыляется и целует шею, место укуса и засосы. — Я могу остановиться если ты хо...

— Нет-нет.

Чонгук тихо смеется и смотрит в глаза. Бордовый красный стал больше схожим с багровым закатом – неописуемо красивым и чарующим. Хани всегда думала, что кровавый подходит ему больше, показывает страсть и желание, но то, что она видела сейчас, согревало уютом и настоящей любовью.

— Нам через час нужно выселяться с номера.

— Не хочу...

— Я знаю, — он вновь хихикает и целует щеки, нос, губы. — Я тоже. Но... ты всегда можешь переехать ко мне. Думаю, Минхо будет только рад.

— Как... как мы скажем ему?

Чонгук глубоко вздыхает, упирается локтем о кровать, а ладонью подпирает голову. Задумчиво осматривает лицо Хани, следы от укусов на шее, волосы и глаза. Медленно моргает, ничего не говорит очень долго, но затем мягко улыбается.

— Просто.

— Просто?

— Да. Он сегодня остался с бабушкой и дедушкой, поэтому... можем сразу поехать туда. Сказать им...

— Чонгук, перестань, — Хани хмурится и смотрит в сторону. — Я помню, что они не очень приняли тот факт, что я – ведьма.

— Да, но потом я объяснил им, что ты сделала со мной, — он вновь играет с волосами, говорит очень тихо. — Как ты связала меня с Лиа, что ты... вообще можешь делать, благодаря своим способностям.

Хани тяжело вздыхает. Почему всё так сложно? Вроде же всё решили, но осталось кое-что незаконченное, от чего не избавиться.

— Они никогда не примут меня.

Возможно, она звучала слишком расстроенно, и Чонгук заметил. Он очень долго смотрел на неё, затем просто лег рядом, на спину. От него не ощущалось чего-то негативного, он вообще не нервничал. Хани не помнит, когда он был настолько спокойным и удовлетворенным.

В принципе, после того, что у них было, сложно остаться... недовольным. Как хорошо, что они не обсуждают это. Она бы умерла со стыда.

— Примут, — шепчет Чонгук и затем вновь нависает. Выглядит очень взволнованно и, можно сказать, радостно. — Они обязаны, ведь... ты станешь моей женой, правильно?

У Хани что-то не так с сердцем. Остановилось? Сломалось? Разбилось? Нет, что-то другое... а как... что... а?

А?!

— Чонгук, ты поаккуратнее. Не торопись, пожалуйста, ведь... это... это очень... серьёзная вещь и..., — Хани чувствовала, как краснеют щеки, и как ей становится трудно дышать.

Чонгук смеется, умиляется, целует и садится сверху. Упирается руками о подушку, наблюдает за тем, как у Хани проскакивают миллион эмоций, как она толком и не знает, что ответить. Даже в глаза посмотреть не может.

Какого вообще черта?! Что он мелет вообще?!

— Ты не хочешь?

— Я... э... нет, я хочу конечно. Но... но мы...

— Мы знаем друг друга достаточно и то, что ты для меня сделала, что я для тебя сделал... что мы сделали... ты разве не считаешь, что мы обязаны вместе увидеть вечность? — практически заворожено и волшебно говорил Чонгук, улыбаясь и прижимаясь лбом ко лбу шокированной Хани. — Я не хочу тебя терять, я хочу всегда быть с тобой, и... я не хочу просто быть парнем и девушкой. Мы с тобой больше, чем просто парень и девушка...

— Чонгук, перестань, — стонет Хани и закрывает красное лицо ладонями, не в силах вынести распирающие изнутри чувства смущения и безграничной любви. — Что ты такое говоришь? Почему так внезапно? Что вообще на тебя нашло? — бурчит, но чувствует, как Чонгук убирает её руки, заставляя посмотреть в глаза. — Я... я не знаю, я...

— Хани. Ответь.

— Что тебе, блин, ответить?

— Ты хочешь? — он улыбается, практически смеется, ведь он и так знает ответ.

— Что... хочу?

— Быть моей... навсегда? — он не сдерживается и целует, как будто соблазняет еще больше, как будто он не может просто так выслушать, не коснувшись чужих губ.

— Ты звучишь так, будто ты мною одержим, — бурчит Хани, когда он отрывается.

— Хм... может, кровь ведьмы так влияет? — наигранно задумчиво интересуется Чонгук и хитро улыбается.

— Я не знаю...

— Нужно удостовериться, — шепчет и спускается к шее, даже открывает рот и кончиками клыков касается кожи, но не кусает, потому что Хани упирается руками о его плечи.

— Чонгук, я... ты и так много выпил, — вздыхает, понимая, что она чувствует себя очень ослаблено, и это ведь не только из-за тех бешеных развлечений, которые у них были.

Он ухмыляется, целует шею, за ухом, затем вновь смотрит в глаза и тяжело вздыхает.

— Мне нравится дразнить тебя, — он наклоняет голову и закрывает глаза, когда Хани проводит пальчиками по его щеке. — Я не одержим. Я влюблен, — выдыхает и трется лицом о чужую ладонь.

Какой же он прекрасный. Никогда бы не подумала, что Чонгук может быть таким нежным, таким чувственным, таким... тактильным и голодным. Страшно представить, чего ему стоило сдерживать себя, особенно в последние дни, особенно после поцелуев. Хани ведь тоже мучилась, но она не вампир, она не такая... жадная. Наверное.

— Я... тоже влюблена, — выдыхает, улыбается и большим пальцем проводит по скуле.

— Я знаю. Так... что? — он вопросительно смотрит в глаза. — Ты так и не ответила.

— Мне обязательно отвечать? — вздыхает и отводит взгляд.

— Конечно.

Черт.

Хани, оказывается, так быстро может смутиться перед тем, кого безумно любит. Чонгуку даже стараться не надо, особенно, сейчас. Сердце стучит уже в привычном, быстром ритме, а всё тело переполняют приятные волны, которые накрывают только из-за того, что он рядом.

— Да... да, я согласна.

— Согласна что?

— Да Чонгу-у-ук! — ноет и опять прячет лицо за ладонями.

— Что? — он смеется и целует костяшки.

— Согласна... быть с тобой навеки вечные, — бурчит, не убирая рук. — Согласна быть рядом с тобой и делать всё, лишь бы видеть улыбку на твоем лице.

Господи, она реально говорит это вслух?! Какой позор.

Но Чонгук такой счастливый, что Хани даже не нужно применять способности, чтобы почувствовать, как он сияет и цветет. Он убирает руки, заставляет открыть лицо, вновь опускается, чтобы поцеловать, и в этот раз вкладывает все-все, что только имеет, лишь бы показать, как же он рад, что Хани с ним.

Они еще немного нежатся, обнимаются, кувыркаются, смеются и целуются, пока не замечают, что им осталось всего полчаса. Они уже сходили в душ, поэтому всё, что им нужно было сделать – собрать одежду с пола, одеться и... надеяться, что они не нанесли слишком много ущерба. Несмотря на то, что номер специально для таких случаев, всё равно было немного не по себе. Хани еще никогда не бывала в таких.

Хочет курить. Начинает ковыряться в сумке и неожиданно кое-что выпадает. Катится прямо к ногам Чонгука, который надевал футболку и застыл, замечая маленькую бутылочку. Он не сразу понял, что это, и когда поднял, то очень красноречиво дернул бровями, а затем посмотрел на Хани с такой улыбочкой, что у той мурашки по коже пошли.

Не успела забрать. Не успела!

— Отдай!

— Хм... и что же это такое? — он одной рукой без особых усилий удерживает Хани, упираясь ладонью в плечо, пока сам внимательно читает и рассматривает чертову смазку для более удобного орального секса.

Твою ж мать. Черт дернул взять её с собой.

— Чонгук, отдай!

— Так-так-так... а меня еще и обвиняла, что это я извращенец, — щурится и смотрит с осуждением. — И чего же ты не сказала?

— Перестань! — нервничала и требовала вернуть, как маленькая девочка, у которой самый популярный мальчик в классе забрал конфету. — Это не то, что ты думаешь! Мне Хёрим её дала!

Чонгук ухмыляется, затем резко притягивает к себе, обнимая за талию, но бутылочку всё еще не отдает. Он приближается к уху, и у Хани очень плохое предчувствие.

— Ты и так отлично справилась, — шепчет, ухмыляется, заставляет вздрогнуть. — Заглатывала так глубоко, что я мог почу...

— За что ты так со мной?! — хочет оттолкнуть, но Чонгук целует, и ей в очередной раз приходиться побеждено опустить руки.

Он отрывается, тяжело вздыхает, утыкается лбом в её. Выглядит немного виновато, но... если честно, Хани злится только из-за того, что она чертовски слабая и не может ничего придумать в ответ.

— Так хорошо, когда я... могу быть с тобой таким.

— Таким невыносимым?

— Это моя фразочка, — он ухмыляется и смотрит в глаза. — И кстати... у тебя на лбу чего-то не хватает, — он щурится и внимательно осматривает Хани.

До неё не сразу доходит, о чем он говорит, но потом она охает и закрывает половину лица рукой.

— Ты первый сдался!

— Вообще-то, ты, — ухмыляется Чонгук.

— Нет, ты!

— Ты, Хани, — улыбается и обнимает так крепко, что, кажется, кости хрустят. — Ты моя Вонючка, — шепчет на ухо и опять смеется.

— Я... очень злюсь на тебя, но... не могу. Не могу долго злиться, — устало вздыхает и обнимает в ответ. — Как это работает вообще?! Так несправедливо, так... нечестно.

— Да-да, — Чонгук гладит по спине, но затем немного отодвигается, чтобы посмотреть в глаза. Хани никогда еще не видела его настолько влюбленным.

— Ты... моя Тыковка.

Он радостно хихикает, но очень удивляется, когда Хани целует его первая. Приятно осознавать, что не нужно себя останавливать, что она может касаться его губ, когда захочет. Почти. Она даже не знает, какие поцелуи лучше: нынешние или первые? В первых было столько всего, столько чувств, столько... запрета.

Мозг совсем не соображает.

— Нам пора собираться, но этим..., — говорит Чонгук и трясет смазкой в руках, — мы когда-то точно воспользуемся.

Черт возьми. Хани совсем забыла, что, вообще-то, если был первый раз, то у них будет и второй... и третий... и четвертый!

Ох, нужно срочно закурить.

///

— Минхо! Подойдешь сюда?! У нас есть разговор! — кричит Чонгук, когда он с Хани заходят к нему в дом.

Время пришло. Как бы долго она не оттягивала, полностью сбежать все равно не могла. Невозможно. Если она хочет быть с Чонгуком, если она хочет... стать миссис Чон, то обязана узнать мнение Минхо. Он дорог не меньше самого Чонгука, поэтому ей так страшно.

Старший Чон касается плеча, пытается успокоить. Они репетировали всю последнюю неделю и так часто, что никакой мюзикл в её театре столько прогона не видел. Хани было сложно уснуть или вообще есть – вот настолько она нервничает.

— Привет, пап! Хани! — Минхо улыбается, вприпрыжку приближается к ним и с любопытством смотрит на отца и няню.

Ох... теперь еще сложнее. Когда она смотрит в его кристально чистые и такие невинные глаза, хочется развернуться и уйти.

Но... нет.

— В общем... мы с Хани решили, что... мы хотим быть вместе, — уверенно начинает Чонгук. — Я решил, что... я хочу, чтобы она стала полноправным членом нашей семьи.

— И я надеюсь, что ты примешь меня, — сглатывает и прижимает ладонь к груди. — Мне не нужно, чтобы ты называл меня мамой! Хани... просто Хани, как и всегда... эм... пойми, я... очень сильно люблю твоего папу и... твой папа очень сильно любит меня, и... мы долго думали, и...

Да что ж такое?! Соберись уже, наконец-то! Это всего лишь ребенок. Она ведь убивала и проклинала людей, отращивала себе рога и вызывала звездопад в центре Сеула, а поговорить с двенадцатилетним мальчиком не может?!

— Хорошо.

Хани меняется в лице и смотрит на Минхо. Чонгук тоже удивленно вскинул брови.

— Хорошо? — спрашивает старший Чон.

— Да, — отвечает Минхо, но выглядит очень растерянным. Он запутался в мыслях, очень сильно. Он не мог сказать "нет", но и с легкостью согласиться – тоже. — А... эм... означает ли это, что у меня будет братик или сестричка?

Хани моментально краснеет, а Чонгук давится слюней.

Они об этом даже не думали...

— Ну... эм... возможно? — не своим голосом, отвечает Хани.

— Да, может быть... когда-то...

— Но точно не сейчас.

— Да. Точно не сейчас.

Но затем, у Хани всё внутри каменеет, когда она чувствует, как Минхо обнимает её. Она застывает, не зная, что делать, потому что... она вообще не думала, что у него будет такая реакция.

Детские чувства всегда намного плотнее и ярче. Они не пытаются их скрыть, а если и со всех сил постараются, то ведьмы всё равно ощутят. Детей невероятно легко считывать, но Хани и не надо. Она и так всё видит.

Минхо отходит, тяжело вздыхает, пытается подобрать слова. Он очень похож на Чонгука, когда пытается объяснить мысль, что копошится в голове.

— Я понимаю, почему тебе... не по себе. Я хоть и маленький, но... думаю, что понимаю. Я тебя не ненавижу, и... и я знаю, что папа не сможет найти кого-то лучше. Если бы он привел кого-то другого, а ты так бы и осталась моей няней, то я бы очень-очень расстроился, — кивает и хмурится. — Мне сложно, потому что я всё еще... скучаю по маме, но я буду рад, если рядом со мной будет такой... такая ведьма, как ты. В общем... я рад.

Он поправляет очки, выглядит немного смущенным, но относительно довольным, что смог столько всего выразить. Он еще слишком маленький, чтобы толкать вдохновляющие речи, но Хани хватило бы и одного "хорошо".

Первое, что она делает – садится на одно колено и обнимает Минхо, крепко-крепко прижимая к себе. Он всё еще человек, и он вряд ли станет вампиром. Поэтому она чувствует такую ответственность, поэтому она будет делать всё, лишь бы он оставался в безопасности.

— Спасибо, — улыбается Хани. — Огромное спасибо.

— Меня вы так не обнимаете, — обиженно говорит Чонгук и... он, что, пытался разбавить атмосферу шуткой?

Минхо смеется, подбегает к нему и крепко-крепко прижимается.

В итоге, они проводят целый день вместе, втроем. Собирают новый набор Лего, который Чонгук купил пару дней назад; любуются машинками из коробки, которую старший Чон давным-давно разобрал; обедают; смотрят мультики; кушают сладкое мороженное; выходят прогуляться и просто отдыхают.

Минхо был ужасно уставшим, когда они вернулись домой. Он с трудом вообще почистил зубы и уснул моментально, как только его голова коснулась подушки. Ребенок по-настоящему вымотался, и это не могло не радовать.

По вне гласной традиции, Хани вышла покурить с Чонгуком на задний двор. Они сели на пару нижних ступенек. Старший Чон все еще отказывался покупать вампирские сигареты, но пропускал по одной только с ней просто из-за привычки или желания составить компанию – так и не разгадала его тайны.

— Я, кстати, так и не понял, с чего вдруг у тебя выросли рога, — Хани давится дымом, но Чонгук продолжает: — Тебе настолько было хорошо, что ты не смогла сдержать своей древней силы? — он гордо ухмыляется, косится и выглядит чертовски самодовольно.

— Даже... если и так, то что? Тебе, кажется, очень даже понравилось хвататься за них.

— Ага, — он не смущается и честно отвечает. — Удобно.

— Заткнись.

Чонгук смеется.

— Судя по твоей реакции, то они еще и чувствительные?

— Ты меня в могилу сведешь, — вздыхает, заново краснеет и прячет лицо в коленях.

— Значит... чувствительные. Я понял.

— Не обольщайся, — хмурится и смотрит на старшего Чона. — Не будь так уверен, что у тебя получится еще раз довести меня до такого состояния...

— О. А ты хочешь? — мурлычет и пододвигается очень близко, так, что их носы практически соприкасаются.

Глубокий вдох. Медленный выдох.

— Да. Да, я хочу.

— Прекрасно, — шепчет Чонгук и растягивает губы в хитрой усмешке.

— Замечательно.

— Отлично, — он смеется, когда Хани не выдерживает и вновь опускает голову. — Знаешь, каждый раз, когда ты смущаешься, ты кажешься мне очень милой.

— А ты мне кажешься очень надоедливым, — бурчит и вновь слышит его мелодичный смех. Кидает на него взгляд, слегка поворачивая голову, и Чонгук мягко заводит локоны за ухо. — Мне... нравится твой смех. Я считаю его... очень красивым.

Он застывает. Неожиданно сильно смущается, убирает руку и делает затяжку. Но после, будто бы смиряется с чувствами, улыбается и вздыхает. Поднимает взгляд на ночное, затянутое облаками небо и молчит.

Они долго сидели в тишине, курили, но затем Чонгук резко достал телефон из кармана джинс. Вставил проводные наушники и заставил Хани взять левый, пока себе оставил правый. Действия старшего Чона интриговали и, если честно, было очень интересно, что же он включит.

Он долго лазил в телефоне, но затем включил очень знакомую мелодию. Что-то из 80-ых, как всегда, но что-то очень заводное и приятное.

— Помнишь, ты говорила, что моя... музыкальная тема – Boney M. "Daddy Cool"? — спрашивает и согревает бархатным, красным цветом.

— Да...

— Я... долго думал и решил, что твоя тема – вот эта песня.

Хани не знает, как реагировать. Она бы подумать не могла, что может ассоциироваться с "The Rhythm Of The Night" от Corona. Песня классная, ей правда нравится, но она всё еще смотрит на неожиданно очаровательного Чонгука с одним единственным вопросом.

— Почему?

— Всегда, когда я её слушаю, я почему-то думаю о тебе, — тихо шепчет и берет Хани за ладошку, аккуратно переплетая пальцы. — От тебя та же... атмосфера. Беззаботные вечеринки, чарующая энергия, ночные приключения. Заставляет забыть о проблемах хотя бы на пять минут, о повседневных заботах, — с улыбкой говорит Чонгук. — Хочется танцевать и наслаждаться жизнью, хочется... быть плененным магией... твоей магией.

Ничего романтичнее она в своей жизни не слышала.

Забывает о сигарете, забывает о ветре, который касается волос, даже о том, что она вообще сидит на холодной ступеньке. Сердце начинает стучать под ритм песни, под... ритм ночи. Хани краснеет, не сдерживается и целует, очень трепетно и мягко.

— Боже, Чонгук, — стонет и опускает голову на его колени. — Я сказала, что твоя тема "Daddy Cool", потому что ты, как дэдди... а ты... ты... та я вообще тогда в шутку сказала!

Чонгук прыскает со смеха. По его телу проходит вибрация, но Хани всё равно не хочет поднимать лицо.

— То есть, — задумчиво говорит старший Чон, — самая первая строчка... это то, что ты обо мне думала в начале нашего общения? "Она без ума от своего папочки"...

Хани тяжело вздыхает, хмурится, поднимает на него немного сердитый, но всё еще влюбленный взгляд, замечая, что ему, в принципе, нравится его предположение.

— Да. Да, меня... а-а-а, черт... меня очень заводил тот факт, что ты являешься отцом. Доволен, дэдди?

Чонгук резко меняется в лице, сглатывает, даже закрывает глаза и считает до десяти.

— Тебе нельзя ко мне переезжать...

Хани ухмыляется, понимая, что не только у неё есть странные и не самые здоровые кинки.

— А что? Трудно сдержаться? — специально приближается максимально близко к его лицу, трется носом о его нос и слышит, как он мучительно хрипит.

— Ты не представляешь как...

Она смеется, вновь целует его, только в этот раз глубже, слаще и так, что они оба улыбаются, не в силах оторваться друг от друга. Музыкальная тема Хани играет на повторе, но никто не хотел выключать – с музыкой намного лучше.

Казалось, что они сами излучают магию, любовь, излучали вечность, от которой никогда не откажутся. Счастье, окутывающее Чонгука и Хани, танцевало и согревало. Не хотелось уходить, хотелось остаться на всю ночь и... чувствовать.

Чувствовать их особый, собственный ритм ночи.

________

И на этом я завершаю данную работу.

Мой личный комментарий к данной работе ожидайте у меня в тг-канале: https://t.me/+5yVVDxya0Pw4ZDAy

Все новости там! Спасибо, что читали и оставляли отзывы! Я безумно рада, что написала такую работу, и это пока одна из немногих, которыми я искренне горжусь, и которую буду любить и лелеять еще очень долго!До встречи!