The Rhythm Of The Night

Как же Хани нервничает.

Господи, да она на свидания не ходила... почти год?! Да и... те свидания, что устраивал ей Дохен, не сравнятся с Чонгуком. Это ведь Чонгук, в которого она так сильно влюблена, что вызвала чертово северное сияние в Сеуле и убила человека! И всё в один день!

Они ведь столько всего видели вместе, они ведь так много прошли, пережили, застали друг друга еле живыми или горящими от желания, страдающими или радостными, плачущими или злыми. Нет, правда, Хани не знает, кто может быть ей ближе, чем Чонгук, ведь даже Хёрим не в курсе многих вещей.

И несмотря на весь послужной список их, так сказать, "дружбы", Хани всё равно не может с уверенностью сказать, что морально готова к свиданию с Чонгуком. К официальному свиданию с Чонгуком, которое закончится... так, как и все хорошие свидания заканчиваются.

Нужно успокоиться. Нужно перекурить.

Чонгук приедет за ней через полчаса, а она уже готова. Не морально, но хотя бы внешне.

Хани давно так не ухаживала за собой, настолько... кропотливо.

Сходила на восковую, черт возьми, депиляцию, которую ей посоветовала Хёрим. Хани видела многое, но такой боли не испытывала, наверное, с самого рождения. Ноги, зона бикини, подмышки... всё гладкое, без единой волосинки, но какой ценой!

Маникюр, педикюр и легкая стрижка, чтобы подравнять кончики.

Хани долго стояла перед шкафом и рассматривала содержимое. Подобрать образ было практически невозможно, ведь ей, как бы банально не звучало, всё не нравилось. Брюки – слишком классические, платье – слишком официально, джинсы – слишком просто. Нужно было еще учитывать, что они, скорее всего, будут бухать, так что никаких белых блузок или сдавливающих живот поясов.

Хотелось выглядеть на все сто, чтобы Чонгук вспомнил, какой красивой она может быть, если постарается.

И Хани постаралась. Очень.

Практически всё черное. Осенние ботильоны на невысокой, толстой платформе. Капроновые, тонкие колготки. Джинсовая юбка с высокой посадкой, открывающая ноги, в том числе и татуировку. Тот самый кружевной топ, который Хани уже надевала в неоновый клуб. Единственное, что хоть немного отличалось в цветовой гамме – ореховая шелковая рубашка с длинными рукавами, края которой завязаны в узел прямо на пупке.

Волосы слегка закрученные, собранные в небрежный, но довольно милый пучок. Стрелки, тушь, теплые тени и губная помада цвета спелой клубники. Никаких украшений, вообще, даже сережек.

Хани курит на балконе и периодически проверяет, всё ли в порядке с макияжем через фронтальную камеру. Хмурится, щурится, пытается понять, точно ли она хорошо выглядит.

Со стороны смотрится, как идиотка.

Тяжело вздыхает, делает затяжку и тушит сигарету.

Может, зря она так? Чонгук ведь действительно видел её и рыгающей в унитаз, и испуганной, и ведьмой, и злой, и радостной, и пьяной... Может, она боится вовсе не его реакции, а, скорее, не совсем уверена, что у них будет та самая романтичная и цветочная атмосфера, как у обыкновенной парочки?

Мда уж. Всё это вранье. Хани боится, что облажается в постели, ведь у неё никого не было с тех самых пор, как она рассталась с Дохеном.

Но ведь у Чонгука тоже... да? Он ведь ни с кем не спал, когда они занимались расследованием?

Телефон вибрирует. Хани вздрагивает.

Тыковка
Я на месте.

Группы поддержки в виде Хёрим, к большому сожалению, сейчас нет, ведь у неё сегодня смена в мастерской. С утра она пожелала хорошо провести время, а еще всунула, Господи, смазку для более глубоко орального секса. Хани очень долго думала, брать её с собой или нет, и в тоге, в самый последний момент закинула в сумочку.

Только бы Чонгук не увидел.

Сердцебиение настолько громкое, что наверняка его слышно на другом конце Сеула. Хани не понимает, куда делась вся её уверенность. Испарилась! Может, это проклятие? Может, побочка от какого-то заклинания, что она недавно тренировала?

Да она совсем свихнулась.

Делает глубокий вдох, медленный выдох и выходит из дома.

Из её головы вылетают абсолютно все мысли, до последней, когда она видит Чонгука.

Такое ощущение, что он был создан для черного цвета. Туфли, облегающие джинсы, которые подчеркивали его бедра. Хани вообще никогда на них не засматривалась, но сейчас согрешила и лишь на секунду представила, как они напрягаются, когда он двигает тазом вперед и назад. Широкий пояс, подчеркивающий талию. Долбанная кожанка и одна единственная белая футболка с ненавязчивым принтом пальм. Волосы идеально уложены, стильно, дерзко. Дух перехватывает от одного взгляда на него.

Хани думала, что хуже быть не может, но потом он поднял на неё свои теплые, бордовые глаза с узким зрачком. То, как он рассматривал её ноги, открытую ключицу, выглядывающий топ, шею и, конечно же, губы – заставило вздрогнуть и почувствовать что-то странное во всем теле, на одну единственную секунду.

Они ведь всего лишь... увиделись.

— Привет, — она улыбается, подходит ближе, крепче сжимая лямки от сумочки.

— Привет, — Чонгук кивает, сглатывает и со всех сил пытается не глазеть на Хани. — Выглядишь... чудесно.

— Ты тоже. Не помню, говорила или нет, но тебе идут кожанки.

— А тебе очень идет... всё. Да. Всё, — он прочищает горло, отводит взгляд. Неожиданно смущается, царапает пальцем переносицу и глубоко вздыхает. — Ну, готова?

— Готова. Да.

— Прошу, — он открывает дверь переднего пассажирского сиденья, пропуская Хани.

Такое ощущение, что они идут по очень неудачному сценарию.

Чонгук садится за руль, пристегивается, выезжает на дорогу.

Хани уже не раз видела его в роли водителя, но сегодня всё словно впервые, как в сказке, где им предоставили чистую странницу, на которой они вдвоем рисуют и пишут. Ей стоит титанических усилий не пялиться на то, как Чонгук проверяет зеркала бокового вида, как он хмурится, следит за дорогой, как включает поворотники и крутит рулем.

— Слушай, — Чонгук прочищает горло, когда останавливается на светофоре. — Я не хочу, чтобы у нас были какие-то неловкости...

— Да! Я тоже! Да-да! — слишком активно кивает Хани.

— Вот. Так что... в общем, я хочу, чтобы, прежде всего, мы повеселились, отдохнули..., — рассуждает Чонгук, и при этом не смотрит на своего пассажира вообще.

— Мысли мои читаешь.

— У нас ведь просто свидание, да?

— Да. Именно. Просто свидание, — жестикулирует Хани.

— Мы и так друг друга хорошо знаем, да?

— Да-да.

— Первые свидания ведь для чего созданы? Для того, чтобы парень и девушка... ну, или девушка и девушка... или парень и парень... в общем, партнеры лучше узнали друг друга, — серьезно говорит Чонгук, крепко сжимая руль и поглядывая исключительно на светофор.

— Ну и, конечно, вместе повеселились и отдохнули, — повторяет Хани.

— Да. Именно, — он щелкает пальцами. — Так что мы с тобой с первым пунктом справились. И что же нам остается?

— Отдыхать и веселиться.

— Да. Отличненько, — улыбается Чонгук и газует на зеленый. — В общем... поэтому я подумал, что было бы неплохо поиграть в разные аркадные автоматы. Ты когда-нибудь ходила туда?

— Когда-то с труппой...

— А с Дохеном?

Хани хмурится и смотрит на старшего Чона с легким подозрением, но тот всё еще делает вид, что слишком внимательно следит за дорогой.

— Причем здесь вообще Дохен? Ты его не упоминал уже очень давно, так с чего вдруг? — скрещивает руки на груди и взгляда не отрывает от Чонгука, который мотает головой и проводит ладонью в воздухе, будто разрезая.

— Забудь. Ни при чем. Я просто так... спросил, — жмет плечами и пальцами тянется к радио. — Что-то так тихо, давай я что-то включу.

Хани щурится, наблюдает за Чонгуком, который без конца переключает радиостанции, не в силах выбрать что-то одно, периодически цыкая. Он чуть не врезался в машину напротив, которая выехала неожиданно и начала обгонять справа, что запрещено, и Чонгук практически начал материться, но когда случайно столкнулся со взглядом Хани, то выдохнул и вновь стал вести, как и прежде – плавно и спокойно.

— Ты, что, переживаешь, что наше свидание будет хуже, чем моё свидание с Дохеном?

— Нет... да.

— Чонгук?! Ты серьезно?!

— Да, я серьезно! Хани, я... я вообще не помню, как... какого это, — он сглатывает и говорит так смело, словно понимает, что от открытого разговора не уйти. К тому же, им ведь нечего скрывать друг от друга. Он делает глубокий вдох, собирается с мыслями и продолжает: — Я хочу, чтобы всё было... не банально. Я могу повести тебя в любой ресторан, но это ведь так...

— Скучно?

— Да! Нет, конечно, если ты хочешь в ресторан, мы поедем в один очень хоро...

— Чонгук, — Хани обрывает его и мягко улыбается. — Я ведь... тоже переживаю и... аркадные автоматы – отличное решение! Там весело. Я же говорю, мы с труппой как-то туда ходили, но нас оттуда выгнали. Мы были слишком шумные, а некоторые протащили алкоголь.

— Я уже понял, что с вами лучше не ходить в общественные места, — ухмыльнулся Чонгук и, кажется, немного расслабился.

— В каком это смысле? Мы – культурные ребята, просто слишком громкие... моментами. Но это ведь хорошо! Представь такого зануду, как ты, на сцене? Не думаю, что много было бы оваций.

Чонгук тяжело вздыхает и мотает головой.

— Я не зануда. Сколько раз тебе говорить? То, что я слежу за порядком и пытаюсь держать всё под контролем – это не занудство, а ответственность.

— Боже, да ты только что добавил себе сразу двести баллов в свою шкалу занудства!

— Ты вообще не обнаглела? Я тебя везу на свидание, а ты меня еще и оскорбляешь, — хмурится Чонгук, останавливается на красный и с возмущением смотрит на Хани, которая лишь закатывает глаза.

— "Зануда" – это не оскорбление. Это призвание.

— Ты просто невыносима, — медленно выдыхает Чонгук и ладонями трет лицо, пытаясь успокоиться, но тем самым вызывает у Хани легкий смешок.

— А чего ж тогда на свидания позвал?

— Не задавай глупых вопросов, — цыкает старший Чон и газует на зеленый.

— Я же такая невыносимая, — улыбается и поворачивается к водителю настолько, насколько позволяет ремень безопасности.

— Хани.

— Что?

— Не беси.

— Конечно! Конечно! Я его еще и бешу, — фыркает и начинает рассматривать свои ноготочки. — Так же сложно повторить, что ты меня любишь?

Чонгук аж челюстью скрипит. Закусывает щеку изнутри, в очередной раз закатывает глаза и заезжает на территорию подземного паркинга. Что-то бурчит себе под нос, будто бы проклинает, но всё равно выглядит забавно. Смущенный Чонгук – очень милый Чонгук.

Практически сразу находят пустое место и паркуются. Старший Чон выключает двигатель и вынимает ключи, пока Хани отстегивает ремень безопасности и уже хочет выйти, но вдруг чувствует на своей кисти чужую руку.

Поворачивается к Чонгуку, который смотрит в упор, сверкая ало-красным. Он был то ли раздраженным, то ли взволнованным – сложно сказать, но его явно беспокоило то, что что-то пошло не так.

— Мне не сложно повторить, что я тебя люблю, — шепчет, пока Хани сглатывает и чувствует что-то очень схожее с тем самым моментом на мосту. — Мне сложно сдерживаться, и ты прекрасно понимаешь это. Хватит дразнить, иначе...

— Иначе что?

Чонгук медленно выдыхает и щурится.

— Ты знаешь "что".

— Покусаешь? — ухмыляется и наклоняется чуть вперед.

— Хани.

— Поцелуешь?

— Хани...

— Что? Иначе что?

Чонгук сглатывает, фыркает и проводит языком по внутренней стороне щеки. Мотает головой, о чем-то думает, будто бы считает до десяти, но затем вновь опаляет кроваво-красным, заставляя покрыться мурашками.

— Иначе я живого места на тебе не оставлю, — хрипит и двигается еще ближе, всё еще не отпуская руки.

— Вау. Пугающе, — ухмыляется Хани, пытаясь не показывать, как же её саму кроет от такой близости и такого Чонгука.

— Ты только этого и добиваешься? — светит клыками и тянет на себя так, чтобы коснуться своим лбом её. — А ведь ты меня столько раз называла извращенцем...

— Не вижу ничего извращенного в том... чтобы немного подразнить тебя, — сглатывает и выдыхает, слыша собственное сердцебиение в ушах.

— А ты просто дразнишь? Да? — приглушенно хихикает, с издевкой.

— Да.

— А что, если я начну тебя дразнить, м? Ты думаешь, ты выдержишь? — ухмыляется и обдает горячим дыханием чужие губы, пока у Хани голова начинает кружиться от такой близости.

— У меня... было достаточно времени, чтобы обучиться контролю, — так же тихо шепчет, не веря в то, что говорит.

— Да? — он смеется, и Хани дергается. — Ты еще и хочешь увидеть меня пьяным? Да ты первая сорвешься...

— Нет. Ты первый, — выдыхает, сглатывает, чувствуя, как он ослабил хватку.

— Хочешь поспорить? — щурится и внимательно смотрит в глаза.

— Да. Хочу.

— И на что же ты хочешь поспорить? — он наклоняет голову вправо, как будто играет с ней, как будто у него самого контроль лучше.

Хани не знает. Ситуация слишком нестандартная, слишком непредсказуемая, она даже не думала, что у них когда-то будет подобный разговор. Всё, о чем она может думать – губы и клыки, мельтешащие перед ней. Чонгук жалуется, что она его дразнит, а ведь сам не понимает, как сильно влияет на душевное равновесие Хани, которое подрывается каждый раз, когда она просто слышит и видит его.

— Напишем друг у друга на лбу черным маркером "Я – Вонючка" и "Я – Тыковка".

Чонгук на секунду зависает, а затем не выдерживает и прыскает от смеха, ладонью прикрывая глаза. Плечи дрожат, мотает головой и отпускает Хани. Она как всегда нарушила идиллию, только вот в этот раз она говорила абсолютно серьезно. Никаких шуток.

— Хорошо. Я согласен.

Он пожалеет об этом.

— Отлично! Начинаем прямо сейчас, — невинно улыбается Хани и сразу же выходит из машины.

— Сейчас? — Чонгук закрывает дверь и ставит ауди на сигнализацию. — Мы идем на аркадные автоматы. Как же ты собираешься меня соблазнять?

— Соблазнять? Ха. Я тебя просто уничтожу, и ты не сможешь устоять перед моим величием, — скрестив руки на груди и подняв подбородок, практически с королевской уверенностью говорила Хани, заходя в лифт, который вел наверх.

— Мне кажется, это ты мне в ноги падала и просила прощения, — Чонгук задумчиво смотрит на закрывающиеся двери, но затем смеется, когда слышит, как Хани возмущенно втягивает воздух.

— То было другое!

— Но было?

— И это я невыносимая?

— Мы тут с тобой поспорили, так что, пожалуйста, будь серьезной, — Чонгук нахмурился и в открытую издевался над ней. Смотрел сурово, словно он действительно упрекает, но Хани видела, как он с трудом удерживается от того, чтобы заржать на всё здание.

— Ты у меня получишь, — щурится и направляет на него указательный палец.

— Только при одном условии – мы не применяем свои силы, — говорит Чонгук и не обращает никакого внимания на угрозу со стороны Хани. — Договорились?

— Договорились.

Двери лифта открываются, и их встречают сверкающие огоньки, разноцветные лампочки, крики детей, шум игровых автоматов и, конечно же, самые разные развлечения. Игривая, задорная и беспечная атмосфера тут же окутывает и притягивает.

Покупают карточки с токенами и, не теряя ни минуты, начинают разносить друг друга в пух и прах на каждой попавшейся игре.

Гонки, стрельба, баскетбол, настольный хоккей, файтинги и даже игра на гитаре. Они опробовали всё и, если честно, Хани вообще не помнит, когда последний раз ей было так весело; когда она слышала, чтобы Чонгук смеялся настолько громко и безудержно. Им даже стало всё равно, кто побеждает, а кто проигрывает.

Сколько они потратили времени и токенов – неизвестно, но известно, что от такого переизбытка эмоций Хани в какой раз не смогла сдержаться и впитала в себя немного больше энергии, чем стоило, а также позволила наполниться залу и посетителям вокруг тем, что подпитывает изнутри.

Периодически, она ловила себя на мысли, что веселый и радостный Чонгук – очень милый и красивый. Так приятно наблюдать за ним, когда его ничего не беспокоит, когда он свободен и спокоен. В его глазах просыпается тот самый ребенок, который очень редко позволяет себе выходить наружу.

Хани не нужно удостоверяться, что она любит его, просто с каждым днем она чувствует, как будто готова парить и взрываться от распирающего сердце тепла.

— Я устал, — выдыхает Чонгук, потягивая кровь через трубочку.

— Я тоже, — кивает Хани и делает несколько глотков освежающей водички.

На улице было хорошо. Прохладно, пасмурно, но очень хорошо после душного и людного помещения. Они сели за свободный столик у ближайшего, не очень дорогого и вычурного кафе, чтобы немного перевести дух.

— Так и кто победил? — ухмыляется старший Чон и поглядывает на своего главного соперника.

— Победила "дружба".

Он фыркает.

— "Дружба"? Кажется, так говорят проигравшие...

— Нет-нет. Так говорят выигравшие, чтобы не расстроить проигравших, — ухмыляется Хани и достает сигарету. — Ты всё еще не можешь обогнать меня ни в одной гонке.

— Мг. Мяч в корзину ты вообще закидывать не умеешь. Сколько раз ты промазала? — он хмыкает и смотрит на неё, но в его взгляде мало упреков или издевательств.

— Не важно, — хмурится, делает затяжку и закидывает ногу на ногу. — Как ты там говорил? У тебя нет доказательств, так что, как я и сказала, у нас ничья.

Чонгук закатывает глаза, мотает головой и допивает кровь. Он уж точно не готов смириться с поражением, и Хани знает, что он действительно победил, но так не хотелось быть проигравшей! К тому же Чонгуку!

Несмотря на то, что она безумно в него влюблена, то это не означает, что она просто так будет отдавать ему победу.

Но вот Чонгук может так поступить, потому что он тоже в неё влюблен.

— Ладно. Хорошо. Ничья, так ничья, — выдыхает и жмет плечами, а затем достает телефон, чтобы проверить время. — Дальше по расписанию у нас... кулинарный класс.

Хани давится дымом.

— Ты шутишь, да?

— Ты там жаловалась, что я нормально фритатту не могу приготовить, — хмурится Чонгук и скрещивает руки на груди.

— Кхм. Омлет.

— Не начинай, — шипит сквозь зубы и выглядит так, будто готов сигарету Хани в глотку запихнуть. — И мы не будем готовить омлет или фритатту, мы будем учиться выпекать булочки с корицей.

Выгибает бровь, внимательно смотрит на Чонгука, который сразу же отворачивает взгляд, как будто его пристыдили.

— Булочки? С корицей?

— Да.

— Хм..., — Хани облокачивается о стол, щурится и глаз не отворачивает от старшего Чона, который пальцами сжимает переносицу. — Ты хочешь научиться готовить булочки с корицей, чтобы Минхо не упрашивал тебя постоянно ездить к бабушке с дедушкой за ними?

Чонгук глубокого вздыхает и медленно кивает.

Если честно, она просто ткнула пальцем в небо. Отчасти, Хани помнила, что у Минхо есть два любимых лакомства: банановое молоко и булочки с корицей, и если первое можно спокойно купить в ближайшем магазине, то второе он готов есть только из духовки своей любимой бабушки.

Хани поджимает губы, чтобы не улыбаться во весь рот.

— Что ты уже там себе надумала?

— Ничего! Просто в очередной раз убеждаюсь, что ты – превосходный отец.

Чонгук смотрит нечитабельно, а затем цыкает. Достает с бумажника несколько купюр, кладет их на стол и прижимает пепельницей, о которую Хани только что потушила сигарету.

— Мы можем не ехать, если не...

— Поехали. Ты обязан уметь готовить хоть что-то для своего сына, — улыбается Хани и встает со столика.

— Вообще-то...

— Сколько тебе раз говорить: сухие завтраки с молоком – это не кулинарный шедевр.

Чонгук тяжело вздыхает, мотает головой и решает не спорить.

Доезжают до следующего этапа их свидания за двадцать минут, слушая радио и подпевая под современные хиты. Периодически, Хани ловит себя на мысли, что не может быть всё так хорошо. Разве они могут просто вот так кататься с игровых автоматов на кулинарные классы, ни о чем не думая и наслаждаясь общим времяпрепровождением? Так можно было? С самого начала?

Немыслимо.

Но Хани нравится. То, что Чонгук подготовил такой насыщенный день – восхищает и радует. Интересно, как долго он вообще всё планировал? Советовался ли с Намджуном? Тэхеном? Хоть с кем-то? Тоже так долго подбирал одежду или уже давно придумал, в чем пойдет?

Так интересно, на самом деле, но у Хани нет возможности спросить, ведь они уже заходят в небольшое помещение, где их встречает миловидная, высокая и худенькая женщина-оборотень, которая сразу же обрадовалась появлению вампира у неё на курсах. По её словам, такое редко встречается.

Конечно же, она узнала Чонгука, но не узнала Хани. Ничего не говорила, но по её взгляду всё было ясно – ближайшим подружкам будет рассказывать, как у неё на уроках был сам Чон Чонгук с незнакомой девушкой, и они были абсолютно одни.

Хани не знает, говорил ли старший Чон с ней до того, как забронировать урок. Личная жизнь у известных людей же должна быть... скрытой? Раньше они не хотели признавать, кто такая "Вонючка", потому что был большой риск, что на Хани начнут охоту, и ведь так оно почти и было, но сейчас...?

Объявит ли Чонгук официально, что они стали парой? Как на это отреагируют люди? Скажут, что он – бесчувственная скотина, раз так быстро перестал страдать по своей жене? Но прошло столько времени, и никто не знает, через что ему пришлось пройти. А что скажет Минхо?

— Мне кажется, ты насыпала слишком много сахара, — говорит Чонгук и лопаткой указывает на горку во взбитых яичных желтках.

Черт. Опять задумалась не о том, о чем надо.

— Сейчас исправим! — утешительно говорит женщина и подходит, чтобы помочь.

В принципе, сам урок был довольно познавательным. К тому же, Хани выпала удивительная возможность увидеть Чонгука за настоящей готовкой, в фартуке, без кожанки, с открытыми татуировками и уж очень забавным выражением лица. Он с такой концентрацией разбивал яйца и измерял, сколько нужно муки, словно он не тестом занимался, а разработкой нового лекарственного препарата.

Не хватает только защитных очков и халата ученного.

В конечном итоге, у них получились примерно одинаковые булочки. Одна единственная разница – у Хани, всё же, вышло слаще, а вот у Чонгука, блин, получились идеальные.

И теперь он будет припоминать это до конца жизни. В отместку за фритатту.

Забирают одну партию выпечки, вторую оставляют женщине, которая с благодарностью принимает и желает хорошего вечера. Как только они выходят, на лице Чонгука сразу же появляется хитрющая и довольная улыбка, чем вызывает у Хани, разве что, тяжелый вздох.

— Да-да-да...

— Теперь ты можешь подтвердить, что я, всё-таки, могу готовить?

— Только с чьей-то помощью, — хмурится и смотрит на Чонгука.

— Ну, вообще-то, теперь я могу сам выпекать булочки с корицей, — жмет плечами и выглядит, как тот самый раздражающий всех выпендрежник в старших классах. — Признай – мои вышли вкуснее.

— Вкуснее-вкуснее, — бурчит и закуривает, когда они подходят к машине.

— Да ладно тебе. Так сложно признать, что я, всё-таки, могу готовить лучше тебя? — он облокачивается рукой о крышу ауди.

С каких пор он вообще стал таким дерзким? Таким уверенным и настырным, будто не он смущался несколько часов назад, когда забрал Хани из дома.

Вот что с Чонгуком делает маленькая победа.

— Не сложно, — отвечает и смотрит прямо в глаза.

— Тогда признай.

— Ну ты издеваешься? — стонет и цыкает.

— Не-а. Давай. Скажи, что... как там? О, ВЕЛИКИЙ ЧОН ЧОНГУК, ВЫ НАСТОЛЬКО ВЕЛИКОЛЕПНЫ...

— Ты сдурел?! — Хани оглядывается, замечая, как на них поглядывают некоторые прохожие.

— ...Я ГОТОВА УПАСТЬ К ВАМ НА КОЛЕНИ ЗА ТО, ЧТО ВЫ ЛУЧШЕ МЕНЯ В...

— ЗАТКНИСЬ!

Хани затыкает рот Чонгука свободной ладонью, на что сам Чонгук лишь довольно хмыкает и дергает бровями. Он вообще не боялся, что их могут увидеть или узнать, и что он ведет себя до ужаса по-детски.

— Что? — ухмыляется и, нежно взяв Хани за кисть, опускает её. — Страшно?

— Не страшно, просто... ты можешь вести себя нормально?

— О, так я теперь еще и плохо себя веду?

— Чонгук! — Хани злится, краснеет и не понимает, что на него нашло!

А затем, он начинает смеяться, так мелодично, так красиво, и весь гнев моментально исчезает. Всё-таки, Хани совсем забыла, каким эмоциональным настоящий Чонгук может быть. Он совершенно другой, когда ни о чем не беспокоится и просто... живет.

Тем не менее, он совсем забыл, с кем общается и кого берет на "слабо".

Пока Чонгук хохотал, то совсем не уловил момента, когда Хани упала на колени, вдохнула поглубже воздуха и закричала:

— О, ВЕЛИКИЙ ЧОН ЧОНГУК, ВЫ НАСТОЛЬКО ВЕЛИКОЛЕПНЫ, ЧТО Я ПАДАЮ НА КОЛЕНИ ПЕРЕД ВАМИ!

— Ты с ума сошла?!

— ВЫ ЛУЧШЕ МЕНЯ, ЛУЧШЕ ЗВЕЗД И...

— ВСТАНЬ!

Хани заливается, аж задыхается, пока Чонгук поднимает её и заставляет сесть в машину, чтобы они не попали под нежелательные объективы. Залазит на водительское, громко хлопает дверью и с упреком смотрит на всё еще не в силах наржаться наглую ведьму.

— Совсем, что ли, ума нет?

— Ты, вообще-то, первый начал, — выдыхает и пальчиками вытирает выступившие слезы. — Видел бы ты своё лицо. Да и ты сам попросил!

— Ты ведь и так понимаешь, что я шутил.

— Не-а. Ты ведь был таким серьезным и убедительным, — улыбается Хани и пристегивается.

Чонгук вздыхает, но, всё же, сдается и позволяет себе легкую улыбку. Перекидывает ремень безопасности, заводит машину и включает фары – на улице достаточно быстро темнело.

— Перед тем, как падать на колени, лучше бы вспомнила, что ты в одних колготках, — совершенно спокойно говорит старший Чон и выезжает на дорогу, пока Хани замечает повреждения и охает.

— Вот черт. Порвались. Блин.

— Ты еще и поцарапалась, — хмурится Чонгук, явно не довольный легкими царапинами.

Но для Хани это не проблема.

Она гордо улыбается, кладет ладони на коленки и через несколько секунд кожа затягивается. Никакой крови или ран.

Чонгук явно впечатлен. Он дергает бровями, мотает головой, но всё равно вынужден следить за дорогой.

— И как давно ты умеешь самоисцеляться?

— Не больше недели. Янг Ён долго обучала. Излечить другого проще, чем саму себя, если честно, — Хани жмет плечами, но все равно расстроенно вздыхает. — Но дырки-то остались. Теперь выгляжу не так презентабельно.

— Мы можем заехать и купить новые, но у нас не так много времени.

— Господи, это не конец?

— Нет, конечно, — ухмыляется Чонгук и поворачивает. — Ты же голодная? Вряд ли одной булочки было достаточно.

— То есть, у нас всё-таки зарезервирован ресторан?

— М-м... нет.

— А что? — Хани вопросительно смотрит на старшего Чона, который до последнего держит интригу.

Виды за окном машины начинают что-то очень сильно напоминать. Хани хмурится, наблюдая за знакомыми магазинчиками, переулками и вывесками. Она ведь уже здесь была, да?

А затем, он тормозит у клуба, и в голове всплывают слишком яркие вспышки, вырисовывая старые картины, от которых веет чем-то не то ли относительно ностальгическим, не то ли чем-то противным.

— Чонгук. Почему мы здесь?

— Чимин выкупил этот клуб три месяца назад и немного его переделал, — отвечает старший Чон. — Здесь нет ни Дохена, ни остальных. Насколько я знаю, то их здесь уже не было, когда Чимин взял управление. Он не интересовался, я тоже, так что... я не знаю, где они, — выдыхает Чонгук. Видно, что ему особо-то по барабану, где они и что с ними случилось.

Но, кажется, Хани догадывается.

Слабо помнит, какими словами их прокляла, ведь тогда вообще не могла контролировать себя. Тогда она впервые поняла, что не обычный человек, что в ней куда больше неизвестной и очень страшной силы, чем она могла представить.

Возможно, у них случилось что-то, что заставило бросить клуб, группу. Дохен ведь там жил, но если Чимин никого там не застал, значит... он выехал?

Хани не уверена, что хочет возвращаться в прошлое, но почему-то хотелось удостовериться, что она случайно не отправила в могилу четырех... возможно, невинных жертв. Они правда были теми еще гнидами, но разве они заслужили на смерть так же, как и Бонхван?

— Если хочешь, Чимин может спросить у прошлого владельца, — выдыхает Чонгук, замечая некую тревогу у Хани.

— Да. Я... буду очень благодарна. Чонгук, мне всё равно на них, правда, но...

— Я понимаю, — он кивает и достает ключи с машины. — Если Чимин сегодня тут, то ты сможешь спросить, но... я хочу, чтобы ты знала, что мы здесь вовсе не с целью поговорить о твоем бывшем.

Хани смотрит на Чонгука и всеми фибрами души ощущает, как в нем просыпается легкая ревность. По сути, очень глупая и неоправданная, но вполне себе объяснимая. Сегодня у них свидание, и меньше всего ему хочется, чтобы его пара думала о том, кто обходился с ней, как с тряпичной куклой.

— Я знаю. Мы здесь, чтобы я увидела тебя пьяным.

Он дергает бровями.

— И чтобы я написал у тебя на лбу "Я – Вонючка".

— Только давай уточним правила. Ты пьешь вампирский алкоголь, а я – обычный, человеческий, — даже смешно, что Хани говорит столь серьезным тоном. — И пьем мы одинаковый напиток, так что предлагаю сейчас решить, какой.

Чонгук внимательно смотрит в глаза, стукает пальцами по рулю. Нельзя понять, чего ему хочется больше: победить или напиться. Хани вообще не могла мечтать о том, что когда-то увидит его опьяневшим, ведь он всегда такой правильный, внимательный, профессиональный, можно сказать.

— Шоты.

— Шоты?!

— Да, шоты, — ухмыляется и кивает. — Возьмем по два одинаковых сета из шести шотов, для вампира и для человека.

— По два?! Ты убить меня хочешь?! И я, вообще-то, не ела, — возмущается Хани. Она просто прекрасно помнит, как её унесло от парочки коктейлей, что ей намутил Хосок.

— Так мы покушаем, — говорит Чонгук и выходит из машины. — Чимин всегда из клубов делает приличное заведение.

— А это не у него целая сеть стрип-баров? — щурится Хани и выползает следом.

— У него. Не бойся. Здесь он не сделал ничего подобного, — ухмыляется Чонгук и подходит к охраннику, который без вопросов сразу же пропускает внутрь.

За несколько лет работы, Хани ни разу не видела, чтобы сюда была такая бешеная очередь. У них ажиотаж, конечно, бывал по выходным и пятницам, но тогда не было вообще такого понятия, как "толпа у дверей". У них всегда были свободные места.

Конечно же, в клубе изменилось вообще всё.

Из мрачных и, можно сказать, грубых вайбов всё стало намного веселее, роскошнее и громче. Чимин сделал определенную цветовую гамму, которая переливалась с синего в фиолетовый и с фиолетового в розовый. Мебель, сцена, прожектора, даже пол с потолком – всё другое. Зеркала на стенах, где Хани впервые увидела отблески злого и практически разъяренного Чонгука, заменились абстрактными картинами и неоновыми надписями: "THE WORLD IS YOURS", "everything is connected", "YOUR COMFORT ZONE WILL KILL YOU" и многое другое. Музыка в жанре электроники была достаточно громкой, чтобы подпевать без страха, что кто-то услышит, но достаточно тихая, чтобы говорить за столиками или у бара. Дым, запахи алкоголя, но, на удивление, никаких наркотиков, даже травы – только табак и кальяны.

Ладно. Здесь действительно стало намного лучше, чем раньше. Чимин знает толк в передаче правильной атмосферы, да? Хани помнит, что он вызывает не очень много доверия, да и одевается броско, а ведет себя слишком загадочно, но, судя по клубу, он знает привлечь достаточно внимания.

— Хани?!

Разворачивается и видит за барной стойкой знакомого мужчину, который широко улыбается и машет.

— Вик?!

— Жесть, не думал тебя тут вообще когда-то увидеть! — он неожиданно рад. Кивает Чонгуку, который кивает в ответ. — Садитесь, пока не заняли, — он указывает на два круглых стула прямо перед собой.

— Я думала, ты уволился.

— С чего вдруг?

— Так... поменялось же руководство, да? — хмурится и смотрит то на старшего Чона, то на бармена.

— И? Так наоборот лучше! Больше платят, больше клиентуры, больше номерков, — ухмыляется и подмигивает. — Но... всех твоих нет. Они уволились еще до того, как сюда пришел мистер Пак.

Хани сглатывает. Им даже не придется идти к Чимину, можно что-то узнать у Вика. Они раньше очень хорошо общались, он часто разрешал платить за алкоголь только половину, а еще оставался после закрытия, если у них были какие-то посиделки с сотрудниками.

Хани смотрит на Чонгука, тот взгляда от неё не отрывает. И так знает, что она хочет спросить, и не собирается мешать. Можно почувствовать, что в нем всё еще закипает ревность, которую он моментально тушит, но горящие угольки все равно подогревают и даже обжигают.

— Кхм... а ты не знаешь, что с ними? Где они?

— Ну... после того, как ты ушла... знаю, у вас там был определенный скандал, но я не хотел лезть, — он мотает головой и жмет плечами. — Как говорится, не моё дело. Ты ушла, даже не попрощавшись и, я не обижаюсь, ты не думай. Я знаю, что у тебя сейчас насыщенная жизнь и, вообще, я рад, что ты смогла уйти до того, как вашу группу будто прокляли...

Хани сжимает ладонь в кулак и пытается не показывать, что ей страшно знать правду, поэтому всего лишь удивленно поднимает брови.

— Прокляли? Ты не преувеличиваешь? — ухмыляется и подпирает голову рукой.

— Нет, — серьезно отвечает Вик, а он очень редко бывал серьезным. Он оглядывается по сторонам, а затем наклоняется ближе к Чонгуку и Хани, чтобы только они слышали. — У Дохена резко начали гнить нижние клыки, и, насколько я знаю, он так и не смог их спасти. У Сесиль выпали волосы, будто у неё рак, хотя она тоже пошла на обследование и ничего не обнаружили, но волосы так и не отрасли. У близнецов был передоз, конкретный. Они выжили, но сейчас проходят очень долгое восстановление, — Вик говорил напряженно, будто боялся, что проклятие настигнет и его. Он всегда казался обыкновенным мужиком, но, судя по всему, он довольно суеверный. — Я же говорю, тебе повезло. Если бы осталась, то...

Хани делает тяжелый вздох, мотает головой, как будто она в глубоком шоке. Смотрит на Чонгука, который выглядел менее испуганно: слабо ухмыльнулся, пожал плечами, как будто он знал, что так и будет.

— Да уж, — всё, что она смогла сказать. — Неприятно. Но они... больше сюда не возвращались?

— Нет, конечно. Занимаются здоровьем до сих пор. Не знаю, что с ними, может, вообще уехали с Сеула, — машет рукой Вик, а затем слышит, как его подзывают две девушки, желающие сделать заказ. — Блин, работа кипит. Вы пока подумайте, что заказать, окей? Ах, и да! У нас сегодня акция для ведьм. Идея мистера Пака. Так что... даже если ты не ведьма, я закрою на это глаза, — он подмигивает, протягивает буклетик и в мгновение ока оказывается перед девушками, очаровательно улыбаясь и сходу делая им комплименты.

Фиолетовая бумажка со звездным небом, на которой написано: "Каждое воскресенье – День Ведьмы! Все коктейли бесплатны!". Краем глаза Хани замечает розовый буклет: "Каждый вторник – День Оборотня! Всё пиво бесплатно!" И синий для вампиров, с бесплатными тяжелыми напитками, на подобии виски и коньяка. "День Вампира" был в пятницу.

Значит, сегодня здесь действительно может быть много ведьм и колдунов. Но, вообще, Чимин молодец, хорошая идея, но плохая, что нет ни одного буклета для людей. Или так и было задумано?

— Всё в порядке? — внезапно спрашивает Чонгук, видимо, замечая, что Хани загрустила после услышанного.

— М-м... да, наверное, — вздыхает и кладет буклетик обратно на стойку. — Просто... не знаю, — она делает глубокий вдох. — Разве... это нормально? Я, конечно, не убила Дохена и остальных, но... я сломала им жизни, — хмурится и смотрит на свои ладони. — Я понимаю, что я тогда себя не контролировала, но... тот случай на ринге, в загородном клубе... с Бонхваном. Теперь еще и с ними. Разве я после такого не считаюсь... монстром?

Хани вскрикивает, когда чувствует, что Чонгук хватает её стул и с легкостью двигает как можно ближе к себе, вплотную. Заставляет посмотреть на себя, берет ладонь и крепко-крепко сжимает.

Брови сдвинуты, лицо напряженное, будто он готов её отчитать за такие слова. Но, Чонгук вздыхает, облизывает губы и опускает взгляд.

— Многие оборотни и вампиры, когда превращаются, в первые дни могут натворить очень много... плохого, — говорит старший Чон и рассматривает пальцы Хани. — Когда меня превратили, я... плохо себя контролировал. Жажда, желание крови... я вел себя, как животное. За мной следили, я никого не убил, но я знаю вампиров, которые... не сдерживались, — он поднимает взгляд, в его бордовых глазах переливаются холодные огни клуба. — Хани, ты – не монстр и никогда им не станешь.

— Откуда ты знаешь? Вдруг я, как и моя мать, сойду с ума?

— Я не позволю.

Хани сглатывает. Сердце пропускает удар. Слова Чонгука успокаивают и почему-то хочется ему верить. Он не врет, не говорит всё это лишь для утешения, но правда пытается достучаться и показать свои искренние чувства и мысли.

Хани вздыхает и переплетает их пальцы. Рассматривает его руку, холодную и нежную.

Приятно знать, что рядом есть тот, кто не просто поддержит или поможет, но и... просто будет рядом, несмотря ни на что.

— Ты... точно хочешь напиться? — спрашивает и смотрит на старшего Чона, который хмурится.

— Но ты ведь хотела...

— Я знаю, что я хотела. Но... разве тебе не хочется, чтобы мы были... трезвыми? — отводит взгляд, чувствуя, как краснеет.

Чонгук выглядит озадаченным, в его глазах проскакивает что-то трепетное, когда он прислушивается к чужому сердцебиению. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем, видимо, понимает, о чем Хани говорила, и тут же меняется в лице.

Она-то думала, что он тоже будет смущаться, тоже сейчас начнет давать заднюю и согласиться уйти отсюда, не взяв и капли в рот, но ей очень очень не нравится, как вместо невинной улыбки на его губах вырисовывается дерзкая, наглая и хитрая ухмылка, показывающая острые клыки.

Кажется, у Хани только что что-то отказало в организме.

— Ты... что, боишься, что не сможешь выдержать меня?

— Т-то есть?! — возмущенно спрашивает и отклоняется назад.

— Ты знаешь, о чем я, — щурится и отпускает руку, но кладет ладонь на открытую коленку Хани, заставляя ту покрыться мурашками. — Не строй из себя дурочку.

— Я не строю..., — хмурится, поджимает губы и пытается не смотреть в глаза Чонгука, которые начали переливаться кроваво-алым. — И я не боюсь ничего. Вдруг это ты меня не выдержишь? В отличие от тебя, у меня больше сил.

— Ты уверена? — он хрипло хихикает, а затем смотрит на сеты, которые им предоставил Вик, желая хорошо провести вечер. — У нас есть только один способ выяснить, кто из нас прав.

Господи, да что с ним?!

Сколько бы они не касались темы обыкновенного поцелуя, он всегда показывал, как же его смущают подобные разговоры, а сегодня он буквально превратился в другого Чонгука. В нем столько целеустремленности, столько желания и флирта, что можно задохнуться, если быть неподготовленной.

Хани сглатывает.

Ладно. Хорошо. Хорошо. Если он хочет поиграть, они поиграют.

— Смотри, не подавись.

Чонгук странно ухмыляется, берет стопку вместе с Хани, и они синхронно опрокидывают в себя алкоголь.

А она ведь так и не поела...