XVI. Fading Lights.
— Что?
Чонгук не верит. Он смотрит на Хани, как будто ему физически больно, как будто она сказала очень неудачную, оскорбительную шутку.
— Я могу попытаться, — нервно трет пальцы, хмурится и опускает взгляд на руки. — Я читала о ритуалах, где можно связаться с умершей душой. Это сложно, конечно, невероятно сложно, но... я думаю, у меня получится.
Стоит попробовать. Хани не профессионал, она вообще сейчас не в лучшем состоянии, даже не из-за потерянной крови, а в целом эмоциональная стабильность подорвана.
Только вот у Хани так много желания, так много любви к Чонгуку, к Минхо, столько энергии и необузданной силы, что нет сомнений в удачном результате. Стоит только правильно вспомнить заклинание, подключиться к Чонгуку, к Лиа, и...
— Хорошо, — раздается тихий шепот, и Хани тут же поднимает взгляд на вампира. — Я... я доверяю тебе и... согласен, если ты обещаешь, что не навредишь себе.
Чонгук звучит очень грустно. После полученной дозы любые признаки плохого питания и недосыпа исчезли, но вот душа всё еще страдает. Хани видела это, чувствовала, как и тогда, когда он расплакался. Всё то же самое, такое же синее, плавающее, муторное и густое.
Он хочет встретиться с Лиа, очень хочет, но в то же время не собирается отказываться от чувств, которые испытывает к Хани. К тому же, она сама предложила, она должна сделать всё так, чтобы они встретились. Можно понять его скомканные мысли и разногласия с самим собой, но нельзя позволять им процветать дальше.
Хани берет Чонгука за ладонь, заставляет посмотреть в глаза. Показывает улыбкой, что всё хорошо, что она сделает так, что он заново почувствует то самое облегчение, душевное равновесие и безграничное спокойствие, которые разве что снились после смерти Лиа.
И Чонгук ощущает. Впервые он понимает, видит, пропускает через себя капельку силы Хани, которая пока что даже не старается, а всего лишь не сдерживает любовь.
— Мне нужна твоя помощь.
— Я сделаю всё, что надо, — кивает Чонгук.
— Мне нужны свечки, мокрая земля со двора, любые аромамасла, которые у тебя есть, засушенные травы или лепестки, минералы, какие найдешь и... что-то личное Лиа. Например, ручка, которой она чаще всего пользовалась, ожерелье, заколка или...
— ...ножницы, с которыми она работала в саду, — выдыхает Чонгук. — Нужно зайти в её кабинет. Я... очень давно там не был.
— Хочешь, я зайду?
— Нет. Я... обязан сам, — он решительно встает, сжимает ладони в кулаки и кивает сам себе. Неожиданно напоминает маленького Минхо, который очень боялся идти в школу, но переступил через себя. — Всё-таки, я не могу бегать всю жизнь.
— Ты и не бегаешь, — Хани тоже поднимается и поправляет юбку. — Ты просто не хочешь заново испытывать ту же боль, если не хуже.
Не отвечает. Не может научиться признавать, что вампиры тоже могут быть слабыми, что он – не машина, которой всё по боку. Они уже столько знакомы, видели друг друга в самых разных состояниях, но Чонгуку все равно сложно быть искренним перед Хани, особенно в такие сложные моменты, как воспоминания о Лиа.
— Я найду всё, что ты сказала.
— Спасибо. Принеси всё в свою комнату, я всё сделаю.
Через час всё было готово. Признаться, Хани очень сильно нервничает, ведь она впервые будет работать по-настоящему, как ведьма. Никогда прежде не связывалась с мертвыми, но надеется, что тогда, в комнате Лиа, она смогла словить нужные нити, которые помогут отыскать её.
Окна полностью зашторены, дверь плотно закрыта, кровать Чонгука перемещена на середину комнаты, прямо в центр печати, выложенной из мокрой земли. Единственные источники света – точечно расставленные свечки, высокие и низкие, с танцующим огнем. Сухие травы, которых у Хани дома в достатке, пришлось заменить чайными лепестками и недавно упавшими с елей шишками, что Чонгук отыскал у себя во дворе. Всё добытое раскидано у стульчика, где Хани будет сидеть. Также, старший Чон смог достать из чулана небольшую коробочку с камнями, которые когда-то собирал вместе с Минхо, когда они ездили в горы. Разложенные по пересекающимся линиям печати горные минералы хоть и не лучший вариант, но в них достаточно энергии, чтобы продлить время контакта.
Всё было практически, как по учебнику. Хани благодарила себя в прошлом, когда решила отсканировать многие из книг, и теперь могла с легкостью отыскать в электронном варианте нужные страницы.
Заклинание невероятно сложное. Никогда не практиковала ничего настолько же мощного, не учитывая тот случай у Си-ван-му... но то вообще не то! Хани тогда была в опасности, тело само среагировало, а сейчас придется управлять силой и...
Ты справишься.
Да. Она справится. Она точно справится.
— Всё готово? — спрашивает Чонгук, осматривая собственную кровать. Выглядел он взволнованно, но, кажется, нервничал больше Хани.
— Да. Осталось только, чтобы ты лег, и я начну.
— Хорошо, — он вздыхает, ставит руки в боки, покусывает губы и топает ногой. — Я... я не знаю, почему мне так... не по себе.
— Ты никогда не участвовал в подобном? Я, в принципе, тоже, так что мне тоже немного ссыкотно, — жмет плечами Хани и явно помогает Чонгуку хоть чуть-чуть выпустить пар: не он один тут переживает.
— Никогда. Я видел, как ведьмы работают, но чтобы... такое. Да и... наверное, я... я просто не знаю, как... что... в общем..., — он фыркает, смеется, явно поражаясь собственной нервозности.
Хани ухмыляется, заново завязывает хвост и, скрестив руки на груди, смотрит на кровать.
— Ты просто давно с ней не виделся. Не знаешь, что говорить ей, да?
— Да, — облегченно вздыхает, радуясь, что Хани смогла подобрать правильные слова. — У меня будет много времени?
— Не знаю. Чонгук, я не уверена вообще, что мы что-то от неё узнаем, но... по крайней мере, ты сможешь с ней поздороваться. Да, кстати, — она поворачивается к старшему Чону, и тот вопросительно вскидывает бровь. — Я буду видеть всё твоими глазами. У меня еще недостаточно сил, чтобы бродить в твоих снах и видениях, так что... будешь моим носителем. Если ты не против? Я могу отключиться, если надо, и просто буду поддерживать...
— Нет. Нет-нет, я не против, — Чонгук улыбается, но затем с какой-то болью опускает взгляд на руки Хани и тянется пальцами, чтобы распутать и переплести. — Ты... столько для меня делаешь.
— Могу сделать еще больше, — уверенно кивает, не понимая, откуда такая стойкость, смелость, почему она не боится собственных чувств и готова душить ими, но... так хорошо быть открытой.
У Чонгука в глазах ярко-красный, переливающийся то в теплый оранжевый, то в густой бордовый. В нем столько эмоций, столько ожиданий, столько несказанного. Хочет встретиться с Лиа, хочет увидеть её впервые за целый год, хочет хоть что-то сказать, узнать, и понимает, что Хани может быть тяжело.
Поэтому ему так больно?
— Ты прекрасна.
Вздрагивает, чувствуя, как в очередной раз хочет поцеловать Чонгука, хочет прижаться к нему и разделить собственную любовь, но с трудом отговаривает себя и разъединяет их руки.
Нет. Не сейчас. Он должен думать о Лиа. Хани должна думать о Лиа. Если они хотят разобраться с Бонхваном, то это их единственный шанс.
— Ложись, — указывает на кровать и отходит, позволяя Чонгуку опуститься.
Ему пришлось немного поменять обыкновенную позицию для сна. Пятками он почти упирается в спинку кровати, а затылком откидывается на мягкую подушку у противоположного края, смотря на Хани, которая садится на стульчик у его головы. Чонгук сглатывает, складывает ладошки замком на груди и глубоко вздыхает.
Маленькая бутылочка эфирного масла лаванды хоть и старая, но всё еще в отличном состоянии и с крепким запахом. Хани капает несколько капель на кисти, растирает, чтобы усилить аромат, и медленно выдыхает. Кладет ножницы для садоводства себе на колени, надеясь, что в них достаточно энергии, чтобы подключиться к Лиа.
Всё будет хорошо. Всё получится. Хани ведь действительно способна на многое, так что ей стоит связаться с мертвой душой, с которой она отчасти знакома? Привязана к её ребенку, мужу, читала родителей и видела то, что вилось в личной комнате. Будто бы с самого начала готовилась к сегодняшнему дню.
Хани хочет помочь, очень. Не только Чонгуку, но и Лиа.
Она сможет.
— Хани?
— Да? — хмурится и смотрит на Чонгука, который почему-то мягко улыбается.
— Спасибо тебе.
Не целовать. Не целовать. Нет-нет-нет. Думай о Лиа, Лиа, только о Лиа.
— На здоровье, — улыбается в ответ, опускает руки и ладонями касается головы Чонгука с двух сторон.
Он сразу же закрывает глаза. Хоть у вампиров и плохо с ощущением ароматов, такую сильную лаванду Чонгук должен почувствовать. Она необходима, чтобы войти в нужный транс, чтобы ничего не отвлекало.
Вдох. Выдох.
Тишина. Слышно, как у Хани стучит сердце, но с каждой секундой всё мягче, медленнее. Огонь на кончиках свечей нескончаемо колышется, ароматы природы создают ощущение леса, дикой поляны, где связь с потусторонним, невидимым человеческому глазу намного сильнее и свободнее.
Постепенно, руки чернеют, покрываются венами, глаза теряют человеческие контуры. Тело полностью привыкает, расслабляется, как и Чонгук, который поразительно быстро засыпает.
Хани закрывает глаза и начинает произносить заклинание, тихо-тихо. С легкостью цепляется за ауру вампира, за его энергию, пропуская через себя. Совсем другая, не та, что раньше, не такая пугающая и твердая, а более... прозрачная. Чонгук не закрывается, он полностью доверяет Хани, позволяя бродить, изучать и рассматривать.
Всё так удивительно, красочно, мелодично. Человеческая душа Чонгука давно утеряна, но то, что таится в нем – намного сильнее, намного могущественнее и крепче. Видны трещины, много трещин, но они затягиваются, и очень быстро.
Хани видит вспышки, где мелькает Минхо, Намджун и... сама Хани?
Ничего не стоит пойти дальше, узнать, что на самом деле Чонгук думает о ней, что чувствует и чего желает. Это же так просто. Он сейчас очень уязвим, открыт, даже не поймет, что в его большом королевстве бродил кто-то еще, скрываясь в тенях и проникая в самые дальние закоулки памяти.
Хани может узнать абсолютно всё.
Но... нет. Она здесь не для этого. Совершенно не для этого. К тому же... Хани никогда не будет пользоваться слабым состоянием Чонгука. Если он захочет что-то рассказать – он расскажет.
Нужно настроиться на Лиа. Нужно словить её энергию.
То, что исходит из ножниц, будто бы проникает в ноги, проходит сквозь кости, затем выше, к груди, к рукам. Хани вообще не уверена, что их души всё еще в комнате. Всё кажется размытым, сплошные силуэты и волны.
Сложно. Очень сложно. Чувствует, как тело напрягается, как брови хмурятся, как ладони начинают дрожать.
Требуется намного больше сил и концентрации, чем предполагалось. Несмотря на разные вспомогательные средства, правильную подготовку к ритуалу и чувства, что добавляют рывка, Хани всё равно трудно. Настолько, что по её лбу начинают стекать тоненькие капли пота, а тьма, которая может расползтись по всему дому и причинить немало вреда, аккуратно спускается по ножкам стула.
Торопиться нельзя, нужно вдумчиво ловить необходимые сигналы. Лиа должна быть где-то рядом, Хани чувствует, Хани знает, и то, что предоставляет ей Чонгук, служит прекрасным проводником, но...
Сила.
Больше.
Еще больше.
Не сдерживай себя.
Внезапно, Хани будто ослепляет, и рука сама подносится к лицу, чтобы скрыть яркий, белый свет, но она замечает, что ладонь вовсе не её. Мужская, знакомая, с маленькими татуировками. Затем, рука опускается, когда глаза привыкают, а после, Хани видит перед собой удивительно живописную картину.
Она... они в деревянном домике. Старом, но ухоженном, красивом. На краю, у широкого, большого входа, спиной к ним сидит девушка, с длинными, каштановыми волосами, в бежевой шляпке, белой, простой одежке, как у жителей маленького поселка, и просто смотрит на густые деревья, каменную дорожку, розовые цветы и солнечное небо. Рядом с ней небольшая сумка, маленький, круглый столик с солнечными очками, двумя чашками и еще одно пустое место.
Девушка что-то напевает, что-то чертовски знакомое. Хани сложно вспомнить, но затем она понимает, что происходит, когда тело, в котором она находится, начинает медленно двигаться.
Чонгук. Это Чонгук.
Верно. Верно! Значит, всё получилось?!
О, Боже, у неё получилось?!!!
— Лиа? — вибрирует в горле. Голос Чонгука немного охрипший, он боится, практически дрожит, и когда незнакомка поворачивается к нему лицом, сквозь Хани будто бы проходит ударная волна.
Белоснежная улыбка, несколько морщин, веснушки и... глаза, прямо как у Минхо.
— Привет, Чонгук. Давно не виделись, — совершенно спокойно говорит, не встает, и указывает ладонью на свободное место. — Присаживайся! Выпьем немного чаю. Сама выращивала, сушила, должно быть вкусно.
— Но... я... ты... погоди, что...
Чонгук в растерянности. Он не до конца осознает происходящее, не верит, что всё по-настоящему, что перед ним действительно Лиа. Та самая Лиа, которая умерла в страшной аварии больше года назад.
— Ты, наверное, напуган?
— Я... эм..., — он рассматривает свои руки, хмурится, затем заново смотрит на Лиа. — Ты правда... тут?
— Да. Правда. Хани большая молодец, что смогла привести тебя ко мне, — смотрит в глаза, подмигивает, знает, что Чонгук не один. — Я не ожидала, что она окажется настолько сильной, но... хорошо, что она использует силу во благо, как и ты.
У Чонгука наступает прозрение. Он резко подскакивает, оглядывается, ищет Хани, не понимая, где конкретно она находится, но затем сглатывает и прикладывает руку к груди. С каждой секундой его глаза всё больше и больше, а улыбка на лице у Лиа всё шире и шире.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Когда вообще Чонгук в последний раз слышал свое собственное сердцебиение? А его ли это сердцебиение вообще?
— Ты всё такой же эмоциональный и забавный, — улыбается Лиа. — Я прошу тебя, сделай хотя бы глоток. Разве ты не устал от постоянной крови? Здесь ты можешь ощутить все-все вкусы, благодаря...
— ...Хани.
Но Хани практически не слышит. Она видит, она понимает, но не может ответить. Всё, что может – наблюдать и пускать всю свою силу на то, чтобы удержать контакт.
Лиа тяжело вздыхает, берет чашки и встает. Подходит к Чонгуку, сует в руки и просто смотрит, строго и настойчиво.
— Пей! У тебя не так много времени, так что нужно всё успеть.
Желто-зеленый чай с крошечными лепестками. Приятно пахнет, почему-то отдает лавандой, теплый и освежающий, но Чонгуку совершенно не хочется пить.
Поднимает взгляд на руку Лиа, непривычно молодую, тонкую, затем выше, к плечам, к юному лицу. Сердце стучит всё быстрее и быстрее, дыхание учащается. Ему всё еще сложно до конца понять, каким образом он оказался в столь реальном сне, но понимает, что не может упустить возможности.
Роняет чашку, замечая, как Лиа расстроенно вздыхает, но после удивленно охает, когда Чонгук притягивает её к себе и заключает в крепкие-крепкие объятия.
Почему-то от неё не исходит тот же приятный запах, она словно пластмассовая, как манекен, искусственная кукла, которая всё равно обвивает в ответ и позволяет обниматься столько, сколько старшему Чону захочется.
Хани дергается. Тьма всё ниже и ниже. Чувства Чонгука проходят сквозь неё. Она была готова к сильному толчку, очень сильному, тому, который выбьет из неё любую надежду, но... нет. Почему-то, ничего нет.
Чонгук тоже это понимает. Он медленно отодвигается, хмурится, сглатывает, смотрит на Лиа, которая лишь понимающе улыбается, а затем мягко гладит своего бывшего мужа по щеке.
— Что? Ты думал, что почувствуешь то же, что и четырнадцать лет назад?
— Возможно. Возможно я... ожидал другого, — хмурится, закрывает глаза, не понимая, что переполняет.
— Не вини себя, — Лиа смеется, а затем смотрит вниз, на разбитую чашку. — Я всегда знала, что после моей смерти у тебя будут другие.
Чонгук все равно не может не ощущать сожаление. Он сжимает челюсти, хочет опуститься и помочь убрать, но Лиа останавливает его. Она просто щелкает пальцами и всё исчезает.
— И ты... знала про Хани?
— Нет, — мотает головой, улыбается, указывает на место у столика. — Давай спокойно сядем и поговорим.
Чонгук присаживается. Поднимает голову, замечая, как же тут ярко, светло и хорошо. Птичье пение, шум колыхающихся деревьев, запах сосны и свежей, мокрой земли... разве недавно был дождь?
В голове периодически шум. Сложно сосредоточиться, но он отвлекается на Лиа, которая вновь напевает себе под нос, наливает чай и делает несколько глотков.
Столько хочется спросить, и он не знает, с чего начать. Ощущения сна не покидает, но и чувство реальности будто бы мешает до конца расслабиться. Лиа выглядит слишком осязаемо, слишком... живо.
— Прости меня, — неожиданно говорит Чонгук, на что бывшая жена лишь мотает головой.
— Тебе не за что извиняться.
— Но ведь... это я убил тебя, я был за рулем, и...
— Чонгук, — Лиа облизывает губы, снимает шляпу и смотрит слишком серьезно. — Ты не виноват. Я сама виновата. Пожалуйста, выслушай меня, потому что у нас не так много времени. Хани сильная, но она – молодая ведьма, которая впервые решилась провести столь сложный ритуал, — своим привычным, преподавательским тоном говорит Лиа, и Чонгука вновь будто ударяет прямиком в сердце. — Она невероятно хорошая девушка, и безумно сильно любит тебя, раз решилась на такое.
— Я... я знаю, — выдыхает старший Чон, ощущая, как в груди сжимает.
— Ты не должен стыдиться своих чувств. Ты должен сказать ей.
— Как я могу не стыдиться, Лиа? Ты умерла и... каждый раз, когда я целую Хани, когда я... думаю о ней, когда смеюсь с ней, когда просто нахожусь рядом, я чувствую такую огромную вину, — выдыхает Чонгук, понимая, что из него будто само всё вылазит, будто уже нет места, будто он достиг предела. — Кажется, что я изменяю тебе, что я изменяю... нам. Разве я правильно поступаю? Мы так... любили друг друга, и я должен страдать намного дольше, но Хани... появилась так внезапно, — он облизывает губы, путается в мыслях, в себе, но Лиа терпеливо слушает. — Минхо очень нуждался в ком-то, как и... я. Я никогда бы подумать не мог, что после тебя вновь смогу ощущать то, что... никогда в жизни не ощущал.
Сквозь Чонгука проходят слишком резкие и яркие молнии, которые поражают саму Хани.
Руки дергаются, становится жарко, лоб горит. Тьма уже на полу, медленно расползается, словно вырисовывается толстой кистью. Хани не уверена, что сможет продержаться, что сможет прервать контакт так, как написано в книге, правильно и равномерно, но ей необходимо продолжать.
Она думала, что их связь с Чонгуком наоборот поможет, но... всё становится только хуже.
— Чонгук, — произносит Лиа и откидывается на руки. — Ты слишком сильно переживаешь. Я знаю... помню, каким ты был. Всё всегда принимал слишком близко к своему замерзшему сердцу, — ухмыляется и поднимает взгляд на застывшего вампира. — Я никогда не хотела становиться такой же, как ты, а значит... я бы когда-то точно умерла. Ты не можешь быть один всю свою жизнь.
— Не могу, но...
— Ты должен быть честным с собой. Ты не признаешь чувств к Хани только из-за меня? Или же... ты просто боишься, что её судьба будет такой же, как и у меня?
Чонгук сглатывает. Он не знает точного ответа, не уверен, но и быстро соображать не может.
— Подумай на досуге, — улыбается Лиа. — Но... ты ведь здесь не только за этим?
— Нет, — он вздрагивает, вспоминая, и резко поднимает суровый взгляд на свою бывшую жену. — Нет, я... я пришел узнать кое-что еще.
— И что же? — Лиа и так знает ответ, но позволяет Чонгуку взять контроль над ситуацией, дабы окончательно не сойти с ума.
— Мы... мы расследуем твоё убийство, — прочистив горло, медленно говорит старший Чон. — Мы... мы столько всего сделали, но... зашли в тупик. У нас нет доказательств, кто тебя убил на самом деле, но мы знаем, что это Бонхван.
Лиа ухмыляется. Долго смотрит на Чонгука, тяжело вздыхает и встает. Выходит под лучи солнца, подставляет лицо яркому свету, но после разворачивается с невероятно грустными и виноватыми глазами.
— Я же говорила, что твоей вины нет. Я виновата, Чонгук.
— Что ты имеешь ввиду? — хмурится, не понимая, к чему она клонит.
— Я пошла на встречу с ним, не сказав никому, даже тебе, — Лиа облизывает губы, обнимает себя и смотрит на каменную дорожку. — Я хотела разобраться с Бонхваном, ведь понимала, что если ты как-то будешь вовлечен, то пострадаешь, как и Минхо. Да и... у нас с тобой тогда было много ссор, — горько ухмыляется, но сразу же продолжает: — Бонхван владеет огромным количеством заводов и фабрик по производству опасных наркотиков для вампиров и оборотней. Он скрывает всё это под видом благородного дела своего департамента, — Лиа фыркает, мотает головой, хмурится и смотрит на онемевшего от шока Чонгука. — Я почти вышла на него, почти нашла нужные доказательства, и он... знал, что еще чуть-чуть, и я его прихлопну. Зря я решила с ним встретиться. Он... подлил мне зелье, в вино, и я выпила, ничего не подозревая. У него слишком много ведьм, которыми он управляет, которые страдают, и одна из них наблюдала, одна из них сделала зелье и занималась моим убийством. Да, та самая, о которой вы с Хани читали в одной из папок, — Лиа кивает, поправляет волосы и раздраженно цыкает. — Я допустила ошибку. Тогда, в ресторане, он спросил меня, когда у нас с тобой ближайшая конференция, и я не подумала... открыла ежедневник, а затем у меня почему-то упала вилка. Тогда-то он и увидел, когда мы с тобой будем ехать в музей, когда можно... убить нас всех. Просчитался немного, — скрещивает руки на груди, а затем резко поднимает ладонь, когда Чонгук хочет высказаться. — Мало времени. Хани на пределе, так что слушай внимательно.
Старший Чон хмурится. Он постоянно что-то теряет, и почему-то это касается Хани. На каком пределе? Где она? Разве она не внутри? Разве не её сердце так сильно и быстро бьется?
— Не о том думаешь, — говорит Лиа и садится на корточки напротив Чонгука, который вздрагивает. — У Хани три дня. Она должна узнать правду от своей тети, иначе вам никак не победить Бонхвана, а вы должны, — она берет старшего Чона за руку, и почему-то его пальцы становятся немного прозрачными. — Ты не должен позволить ему забрать у тебя еще и её, хорошо? Ты имеешь полное право влюбляться, Чонгук, ты должен жить дальше, ведь я хочу лишь счастья и тебе, и Минхо, — она улыбается, мягко и так по-матерински, и у старшего Чона почему-то текут слезы. Его ли слезы? — Сила Хани раскроется в полной мере совсем скоро, но ей необходимо узнать свое прошлое. Я знаю, что Хани меня слышит, и... спасибо тебе, — Лиа крепче сжимает чужую руку, гладит, растирает, как будто пытается сделать так, чтобы Чонгук остался на дольше. — Может, мы когда-нибудь вновь встретимся. Я хочу переродиться, но не сейчас. Вы должны закончить, вы должны оберегать друг друга, вы должны обеспечить Минхо максимальной защитой. Хорошо?
Чонгук почему-то вообще не может говорить. Голос словно исчез, а сам он по-немногу теряет связь с телом. Сердцебиение становится всё тише и тише, окружение теряет четкость, пение птиц удаляется, словно они все улетают.
— Передай Минхо, что я очень его люблю и скучаю, — улыбается Лиа, привстает и целует Чонгука в щечку. — Ты молодец, Чонгук. Береги Хани.
Чонгук втягивает в себя воздух. Он хочет еще что-то сказать! Хочет остаться! Хочет дольше поговорить, но... не может. Лиа будто сама его выталкивает, показывает, что ему тут делать нечего, что ему нужно возвращаться обратно, в дом, к своей жизни, к Хани, которая...
...из последних сил вытягивает Чонгука обратно и с трудом удерживает расползающуюся тьму, которая уже достигла двери.
Как только старший Чон просыпается, он подскакивает на кровати. Ладонью касается груди, тяжело дышит и трясется. Выглядит целым и невредимым, в то время как Хани дрожит и втягивает обратно то, что распустила по комнате.
Мда уж. Она совсем чуть-чуть не рассчитала сил.
Чонгук разворачивается как раз в тот момент, как Хани падает со стула, отключаясь из-за безумной слабости и усталости. Последнее, что она слышит – голос Лиа, который постоянно повторяет угасающие слова благодарности.
Хани смогла. Поразительно, но Хани действительно справилась.