III. Rules Of Nature.
Хани никогда в жизни не посещала нелегальные бои без правил, где оборотни и вампиры уничтожают друг друга без жалости и страха. Вроде бы, Дохен когда-то ходил, пытаясь ставками поднять бабки. В мастерской же ходила легенда, что Юнги брал непосредственное участие в боях, но никак подтверждений тому нет. Но единственный Чонгук мог похвастаться настоящим опытом, которым не сильно хотел делиться.
С трудом находят свободное место, чтобы припарковать машину за несколько кварталов от скрытого во дворах и подвалах ринга. Время позднее, около одиннадцати ночи. Чонгук сказал, что чаще всего первые бои проходят в десять и заканчиваются к трем или пяти утра, но, чтобы не привлекать лишнее внимание, они придут где-то посередине.
— Боишься? — спрашивает Чонгук и внимательно смотрит на Хани.
— Ничуть, — нервно хихикает и крепче сжимает руль.
— Не ври.
— Но я не вру! Я не боюсь, я... не знаю, чего ожидать.
— Просто следуй плану, — он ловит взгляд своего напарника, пытаясь успокоить. — Я уже бывал там, и не раз, и меня много, кто знает, а это значит, что тебя никто не тронет, пока ты будешь рядом со мной.
— Почему я не могу просто подождать в машине? — хныкает и лбом упирается о руль.
— Потому что ты сама захотела пойти со мной, — кривится Чонгук, с упреком смотря на Хани. — Как ты там сказала? "Та я с ума сойду, если буду ждать тебя в машине!" или "Я иду с тобой и точка!", — ухмыляется и скрещивает руки на груди.
— Я передумала. Я сделала ошибку. Давай отмотаем?
— Ну уж нет, — он фыркает и мотает головой. — Я тебя слишком долго уговаривал, а ты слишком долго сопротивлялась, чтобы взять и отменить всё вот прямо сейчас?
— Да? — поднимает неуверенный взгляд на Чонгука, который тяжело вздыхает.
— Нет. Идем вместе. Будет тебе уроком. Ты помнишь, что тебе надо делать?
— М-м... Ни с кем не разговаривать, держать лицо кирпичом, не отходить ни на шаг от тебя и... не вестись на любые провокации. Я знаю, что ничего сложного, и я пытаюсь воспринять это, как что-то новое для себя, ну... знаешь, как новые сигареты или вместо кофе по утрам попробовать пить чай.
Чонгук слабо хихикает, ведь наверняка помнит, что означает бесконечная и бесполезная болтовня со стороны Хани.
— Всё будет хорошо, не переживай. Ты правда преувеличиваешь, — ухмыляется и отстегивается. — Ах, и да. Еще один пункт. Не смей мне перечить, ясно?
— В каком смысле? — хмурится и с подозрением смотрит на Чонгука.
— Увидишь, — он подмигивает и выходит.
Это что сейчас было?!
— Нет, скажи прямо! — выскакивает следом и громко хлопает дверью. — Ты не в чертовом фильме или мюзикле – это реальная жизнь! Что за хренов пафос? Может, еще в камеру посмотришь и засверкаешь своими клыками?
— Я же сказал, ты сильно преувеличиваешь, — он вздыхает и натягивает маску на лицо, не останавливаясь. — Просто пообещай, что если я скажу ждать меня где-то или сидеть тихо – ты так и будешь делать.
— Да ты издеваешься?! Я ведь буквально только что не послушала тебя и вынудила разрешить пойти с тобой!
— И больше ты так делать не будешь, — Чонгук резко разворачивается к Хани лицом, угрожая указательным пальцем, но совершенно не злится. — Ты – обычный человек, а туда, куда мы идем, обычным людям лучше не соваться. С этого момента – ты полностью моя ответственность, и я не позволю твоему невыносимому характеру стать угрозой для твоей же жизни, поняла?
На несколько секунд, Хани застыла, смотря в бордовые глаза Чонгука.
Не теряйся.
Сложно. Сложно не теряться.
Не нужно было соглашаться, нужно было оставить всё на одного Чонгука, чтобы не раскрывать в нем новые грани и...
...не влюбляться еще больше.
Но они на задании, а не свидании. Чонгук заботится о ней так же, как если бы на её месте был Намджун или... даже тетя Сонми. Он будет оберегать и защищать, ведь он сильнее, ведь он не позволит близкому другу пострадать.
Ты не о том думаешь.
— Поняла.
— Хорошо, — он кивает и двигается дальше. — Пошли.
Только и остается, что послушно идти следом, натягивая маску по глаза. Как же сложно сосредоточиться.
Они шли молча до нужного поворота, а затем повернули гуськом в небольшой переулок, где с трудом поместятся двое. Летняя жара не позволяла даже ночью насладиться прохладным ветерком и свежим воздухом, поэтому любые специфические запахи становились намного заметнее.
— Как же тут воняет, — кривится Хани и несколько раз чихает.
— Кровь, смешанная с наркотой, — объясняет Чонгук. — Некоторые оборотни приходят сюда прямо в Полнолуние, а вампиры предпочитают накачиваться, чтобы стать сильнее, быстрее и... жестче, — выдыхает и останавливается у поворота, всматриваясь в темноту.
Старшего Чона что-то напрягло, и неизвестно что, ведь за поворотом было пусто.
Широкая, тусклая улица, где единственным источником света были неоновые вывески "OPEN", "BAR" и стрелка вниз. Мокрая дорога, пару мусорных баков, разрисованные баллончиками стены и... характерные звуки боя, что доносились откуда-то из-под земли. Для Хани было сложно хоть что-то уловить, но такие, как Чонгук, наверняка всё слышат четко и ясно.
— Итак, — он вздыхает и вновь разворачивается, чтобы внимательно посмотреть на спутницу. — Ты точно всё уяснила?
— А что такое? Ты же сказал, что я преувеличиваю, — цыкает, хмурится и скрещивает руки на груди. — Чего распереживался?
— Хани.
— Что? Ну что? Ты чего таким серьезным стал?
— Потому что сегодня там намного больше посетителей, чем я думал, — он сжимает челюсти и явно прислушивается. — Я чувствую опасного оборотня, который пока что еще не выходил на ринг. Хани, ты всё помнишь?
Хотелось бы пошутить, хотелось бы быть всё такой же невыносимой, но серьезный тон Чонгука заставил поубавить обороты и осесть. Раньше он тоже таким был, но сейчас, кроме всего прочего, в его глазах проскакивает легкая нить страха.
И он боится вовсе не за себя.
Если Хани пообещала, что будет помогать, значит, она поможет. Меньше всего ей хочется быть ненужным балластом. Чудо, что Чонгук согласился взять её с собой, а значит, не нужно делать так, чтобы он жалел о своем решении.
— Да, я всё помню.
— Хорошо. Снимай маску и молчи. Даже если тебя спросят, как тебя зовут, мотай головой и молчи. Я буду говорить.
— Да.
— Идем.
Спускаются по лестнице к железной двери, на которой краской неаккуратно выведен красный крест с черепом, как на флаге у пиратов. Нигде никаких кнопочек или замков нет, даже ручки, но Чонгук уверено подходит ближе и стучит не два и не три раза. Он словно использует азбуку Морзе, чтобы составить определенное слово.
Три долгих, долгий, долгий, один короткий, короткий, долгий, короткий.
Единственное, что Хани узнала – первая буква "О".
Дверь сразу же отъезжает в сторону, и в проходе появляется вовсе не высокий и лысый охранник, а покрытая татуировками девушка, в грубых штанах и топе, с завязанными в хвост волосами и желтыми глазами. Она выгнула бровь, замечая новых посетителей, и надула пузырь из жвачки, оценивающе осматривая конкретно Хани.
— Хм... Джей-Кэй?
— Привет, Рубби. Выдра у себя?
— Мг. Давно тебя ждет, — ухмыляется, но всё еще смотрит на Хани, которая пытается скрыться за Чонгуком. — Ты с девочкой?
— Она со мной.
— Тц... ладно. Валяй, — машет, показывая, что можно идти дальше, а сама закрывает дверь и остается на посту.
Узкий коридор, по стенам которого протянулись толстые трубы, практически разваливался. Штукатурка отпадала, в углах свисала паутина, под ногами крошечные лужи из-за протекающего потолка. Через несколько метров он начал петлять, и как только они отошли на достаточное расстояние, чтобы оборотень их не услышала, Хани присвистнула.
— "Джей-Кэй". Это что, твоя кличка?
— Не прошло и пяти минут, а ты уже нарушила план, — раздраженно вздыхает Чонгук. — Рот на замке не умеешь держать, что ли?
— Но, блин, "Джей-Кэй"... ты же понимаешь, что тебе теперь не отделаться.
— Хани.
— Не мог придумать что-то лучше? Ты просто взял две буквы со своего имени и...
Хани замолкает, как только слышит протяжный вой, что доносился из дверей напротив. Не тот волчий или собачий, а скорее... дикий, кровожадный, ликующий, что кого-то убили, что где-то здесь уже блуждает смерть.
Завывание оборотня подхватывают крики, свист, смех и чей-то низкий голос, который объявляет через микрофон победителя.
Чонгук стоит рядом, ждет, смотрит, а затем сурово поглядывает на Хани, которая сглатывает.
— Я знаю, что ты часто пытаешься всё перевести в шутку, но... как ты и сказала, это, — он указывает ладонью на дверь, – не выход на сцену. Там бьют, убивают, едят и испивают. После того, как мы закончим, ты можешь шутить, сколько влезет, хоть на моей машине баллончиком выведи мои инициалы, но сейчас...
— Я поняла-поняла, — облизывает губы и закусывает щеку, чувствуя суровость от Чонгука. — Я буду следовать плану. Только... ты тоже должен мне пообещать, что с тобой всё будет в порядке.
Брови Чонгука дергаются, он слабо щурится и приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но ничего не отвечает. Он кивает, отводит взгляд, как будто что-то скрывает, хотя они ведь договорились, что никаких тайн... по крайней мере с его стороны.
— Держись рядом, — командует и подходит к последним дверям.
Дороги назад нет, поэтому единственное, что они сейчас могут сделать – довериться друг другу.
Двери отворяются и первое, что захватывает внимание – ринг. Конечно, не стоило ожидать стандартного поля боя, обтянутого канатами по периметру, со справедливым судьей, который расхаживал бы от угла в угол, ведь они не на обыкновенном соревновании. Здесь сражаются вампиры и оборотни, а не слабые и беспомощные люди.
Клетка под самый потолок, круглая, местами помятая, ржавая или дырявая. Внутри два... существа. Сложно сказать, кто из них кто: у одного вся одежда истерзанная, он лежит на полу и тяжело дышит, истекая кровью; второй – без клыков или хвоста, но он заново воет и тянет своего еле живого противника за руку, чтобы он встал.
На самодельных трибунах зрители сходят с ума. Требуют шоу, требуют зверства, крови. Практически ни одного человека – почти со всех сторон сверкают жгуче-красные и ядовито-желтые глаза.
Чонгук позаботился о том, чтобы они не выделялись из общей флоры и фауны. Он попросил надеть то же, что Хани носила в клуб, а сам натянул черную кожанку, в этот раз без надписи "Harley Davidson", белую, свободную майку, джинсы и тяжелые ботинки.
Но даже так, было странное ощущение, что за ними кто-то следит.
Чонгук не останавливался, он даже не взглянул на бьющихся. Интересно, он чувствует, как тут воняет кровью, алкоголем, сигаретами? Хани с трудом может сдержать себя, чтобы не зажать нос, а ведь она человек с менее чувствительным обонянием.
— Ну и чего же ты ждешь?! — раздался громогласный крик ведущего откуда-то сверху, смешиваясь с тяжелым металом.
Победитель всё еще не может поднять проигравшего, хотя тот, пока что, жив. Но когда его подначивают, словно подталкивают к преступлению, он улыбается типичной маньяческой улыбкой и начинает тянуть сильнее, и сильнее, и сильнее... пока не слышится характерный хруст и болезненный визг.
— Охренеть! Он только что оторвал ему руку! — кричит Хани, хватаясь за рукав Чонгука, на что тот лишь вздыхает.
— Ну вот что я тебе говорил?
— Но ты видел?! Видел?!
— Видел.
— А ты тоже так можешь?
Чонгук разворачивается, упрекает без слов и смотрит так, словно его терпение уже на пределе.
— Хани, не заставляй меня выкинуть тебя отсюда.
— Но... но..., — она сглатывает, заново смотрит на ринг, где победитель поднимает оторванную руку так, чтобы ему в рот капала кровь, и от этого хочется вырвать в ближайший унитаз.
Чонгук, всё же, поднимает взгляд на зрелище, но никак не реагирует. Абсолютно спокойно наблюдает, засунув руки в карманы джинс, но затем вновь поглядывает на Хани, которая не могла отвернуться, как бы противно ей не было.
Да это же... просто извращение, это всё ненормально. Какого хрена все так радуются? Тот, кто валяется без руки, продолжает кричать, а ему никто не помогает. Такое ощущение, что они будут не против, если ему оторвут и левую.
Но всё моментально теряет какую-либо важность, когда Хани ощущает чужие пальцы на своей ладони. Напрягается, вздрагивает, смотрит вниз, затем на Чонгука, который понимающе вздыхает и закрывает глаза.
— Не нужно было тебя приводить...
— Нет-нет! Нет! Всё нормально! — спохватывается, но руку не отпускает. — Всё замечательно! Да это же... это же... да как "Дискавери" включить. Ничего нового, — жмет плечами, машет рукой и фыркает, пытаясь показать, что всё правда в порядке.
Чонгук хмурится, закатывает глаза и просто идет дальше. Ведет Хани за собой, петляя между посетителями.
Ты, как обычно, всё испортила.
Во-первых, не "как обычно". Во-вторых... во-вторых Чонгук держит её за ладонь, крепко-крепко сжимает, будто боится, что если он почувствует пустоту, то значит с Хани что-то случится. И, удивительно, но даже её бешеное сердцебиение не позволяет перейти границы. Каким-то чудом она держит всю силу под контролем.
Наверное, страх выше. Страх всегда выше, а то, что она увидела...
И ведь Чонгук в таком участвовал.
Тебе надо сосредоточиться.
Да, нужно внимательно следить за ситуацией и не отвлекаться на лишние раздражители. Им всего лишь нужно забрать информацию и всё. Что может пойти не так?
— А-а-а... Джей-Кэй.
Тот же голос, что и у ведущего.
Хани не заметила, как они подошли к бару, за которым сидел чернокожий мужчина. На нем белая, длинная шуба, брюки, туфли – стандартный набор обыкновенного криминального авторитета. Вся грудь и живот усыпаны татуировками. На лице, кроме солнечных очков, широкая, белозубая улыбка, а в движениях ни капли агрессии.
Он не выглядел, как тот, кто может прострелить грудь в мгновении ока, но и всецело доверять тоже не стоило торопиться.
— Выдра, — кивает Чонгук и отпускает Хани.
— Я так долго тебя ждал, а ты пришел вот именно тогда, когда у нас тут... ну вот такое, — он смеется, встает и обнимается с Чонгуком так, словно они старые добрые друзья. — Почти год, да?
— Я всегда непрошеный гость, — ухмыляется и жмет плечами.
— А это у нас..., — обращаясь к новой гостье, спрашивает Выдра, но Чонгук тут же прерывает.
— Мой водитель.
— Водитель? — улыбаясь, уточняет мужчина. — Просто водитель? Аж странно. Обычно, когда ты приходил с девочками, то...
— То было давно, — мотает головой Чонгук, несколько пошло смеется, как будто перед Хани совсем другой Чонгук. — Я ведь теперь прилежный отец, управляющий и тому подобное. Нет времени бездельничать.
Выдра смеется, прямо хохочет, хлопая вампира по плечу, а затем снимает очки. На удивление, он был самым обычным человеком. От него даже веяло приятным одеколоном, дорогим и тяжелым.
— Поверить не могу, что ты стал обыкновенным папашей, — фыркает, закатывает глаза и вздыхает. — Все уходят на пенсию, понимаю, но для вас, вампиров, это просто отговорка.
— Да-да, но... имею право, — ухмыляется, сверкая клыками, а затем садится за стойку. Пододвигает стульчик для Хани, чтобы она села рядом, но после переключает всё внимание на Выдру. — Ты же помнишь, зачем я здесь?
— Вот так сразу к делу? — ничуть не удивляется и спокойно закуривает сигару, пуская густой дым. — Может, выпьем?
— Я уже давно не пью, а мой водитель не может.
— На всё у тебя есть отворот-поворот, — расстроенно вздыхает, а затем начинает рыться в карманах. — Погоди-ка, погоди-ка. Эй, Крис, принеси мне с кабинета ту коробочку. Да, такую белую, маленькую, стерильную. Сейчас принесет. Но, я думаю, что ты здесь не только за товаром, — скалится, затягивается табаком и достает тонкую папку из-под шубы.
Чонгук даже не дернулся, хотя было прекрасно видно, как же ему хотелось открыть и прочесть то, что внутри. Первая возможная зацепка, за которой он охотится целый год, но, конечно же, ничего просто так не бывает.
Не тянется за трофеем, но смотрит на Выдру.
— Я сделал то, что ты просил.
— Чонгук, это было год назад, — вздыхает и прячет папку обратно. — Согласен, ты очень хорошо постарался. Тебя чуть не убили, а ты всё равно шел до конца, поддавался и принес мне горы прибыли. Но ведь тогда ты просил у меня только информацию, а не запрещенную во всех странах дурь, — хитро улыбается, смотря на вампира.
Чонгук напряженно сжал ладонь в кулак, но затем похрустел пальцами и тяжело вздохнул, смотря на пустой ринг. Хани проследовала за его взглядом, понимая, к чему всё идет, но прежде, чем подорваться и запротестовать, она подумала и закусила язык, не двигаясь с места.
Что за дурь? Что за коробочка? Что за услуга из прошлого?
— И что же ты хочешь в этот раз?
У Выдры сразу же загораются глаза, как только он понимает, что взял Чонгука на крючок. Он мог попросить всё, что угодно, потому что и так ясно, что вампир готов на многое, ради папки.
— Скоро бой. Условие простое – победить.
Нет-нет-нет! Какого хрена?! Если Чонгука сейчас поставят вместе вот с таким же конченным вампиром, как тот, который наслаждался оторванной рукой – то всё может закончиться очень плачевно. Хани ведь не может сказать Минхо, что его отец погиб, как идиот.
— Хорошо, — абсолютно спокойно отвечает Чонгук и щелкает пальцами бармену, чтобы тот налил, как обычно. — И кого нужно уделать в этот раз?
Как хорошо, что он не смотрит на Хани – у неё на лице всё, начиная от возмущения и заканчивая осуждением.
— У меня новый боец, которого мало кто может "уделать", — фыркает и берет одну из двух стопок, что предоставил бармен. — Все всегда ставят на него – бои с ним не интересны. Но что... если я поставлю на тебя? М?
Чонгук залпом выпивает, кажется, вампирскую текилу и шипит, слабо кашляя. Вопросов со стороны Выдры, почему это он пьет, хотя сказал, что давно завязал – отсутствуют. Он явно думает только лишь о том, сколько же поднимет на Чонгуке.
— Только если ты обещаешь, что после победы ты отдашь мне всё, что обещал, — тон старшего Чона стал более угрожающим. Хани чувствует, что происходящее ему не нравится, но он понимает, что деваться некуда.
— Я всегда всё делаю по договоренности, ты же меня знаешь, — заново хлопает по плечу, тушит сигару и встает со стула. — Приготовься пока, хорошо? Твой водитель может вполне себе быть твоей группой поддержки, — он подмигивает, натягивает очки и, поправив шубу, уходит. По его походке можно понять, что он торопится, что у него уже руки чешутся от будущей горы бумажных купюр.
И когда Чонгук, наконец-то, поворачивается к Хани, то удивленно вскидывает бровь, замечая разъяренное лицо напротив.
— Ты совсем с головой не дружишь, что ли?! Что за бой?! Какой нахрен бой?! Ты, блять, видел, что там эти ненормальные творят?! — тыкает пальцем на ринг, но взгляда не отворачивает от Чонгука, который закатывает глаза и с некой обидой смотрит на своего водителя.
— Ты думаешь, что я настолько дохляк?
— Чего? Это тут причем? Я за жизнь твою переживаю! И за конечности!
— Мне кажется, ты иногда забываешь, что я могу и шею свернуть, — ухмыляется и щелкает пальцами бармену еще раз. — Или тебе напомнить эпизод с дверью?
— Ну ничего себе. Это тебе текила в голову дала, а? Ты вообще мне запрещал это вспоминать, а теперь хвастаешься?!
Он смеется. Что тут, блин, смешного вообще?!
Хани правда пыталась не сильно-то нервничать и переживать, как Чонгук и советовал. Она доверилась ему, она была на все двести процентов уверена, что никаких проблем не будет, но всё начало скатываться по наклонной, и дело ведь даже не в ней!
Вторая стопка опустошена, и Чонгук вообще не пьянеет. Он облизывает губы, кончиком языка проходится по клыку, о чем-то думая, а затем смотрит на Хани, так, что она в лице меняется и напрягается.
Теплый бордовый понемногу приобретает нечто намного опаснее, нечто, что действительно может сломать ей шею.
Возможно, она и вправду забыла, что Чонгук – вампир, с нечеловеческой силой и скоростью. Возможно, тот эпизод с дверью в машине приобрел слишком много шутливых красок, загораживая истинную тьму, которая копошится в Чонгуке с момента превращения.
— Ты представить не можешь, на что я способен, — тихо говорит старший Чон, слабо прищуриваясь. — Выдра сказал, что достанет информацию, но если я проиграю. Я поддавался всем бойцам, ведь зрители всегда ставили на меня. Так что хватит сходить с ума, ясно? Успокойся, Хани, мне всего лишь нужно победить очередного накаченного вампира или оборотня, — хмурится и расслабленно облокачивается локтями о стойку, чтобы оценить ринг.
Тело почему-то горит, а вместо страха нечто, схожее с возбуждением. Лучше бы это был просто страх, честно. Сердце попрежнему выскакивает, и как бы Хани не пыталась, но взять себя в руки не может.
Она действительно представить не может, на что Чонгук способен.
Не теряйся!
Да! Не теряться! Просто... она сейчас может увидеть нового Чонгука, неизвестного Чонгука, и она не знает, как будет реагировать, что будет чувствовать и чего желать.
От греха подальше, быстро закуривает. Нужно думать о другом.
Что делать, если он проиграет? Что делать, если он переоценивает свои силы? Сможет ли она применить свои? Незаметно и тихо, так, чтобы никто, даже сам Чонгук, не увидел?
— Джей-Кэй, — к ним подходит высокая брюнетка, в одном единственном купальнике, с обворожительной улыбкой и не маленькой грудью. — Тебя зовут на ринг, малыш.
У Хани почти сигарета со рта выпадает.
— Да-да, — вздыхает Чонгук, не обращая должного внимания на девушку, встает и поворачивается к Хани. — Тут посидишь или будешь ближе?
— Была бы возможность, я бы вышла с тобой на ринг, — скрестив руки на груди и сжимая зубами сигарету, бурчит и идет следом.
Брюнетка вышагивает перед ними, соблазнительно качая бедрами, а затем открывает вход на арену, как будто запускает в вольер. Встает рядом с калиткой и ждет, пока Чонгук зайдет.
— Может... может, всё-таки, ты передумаешь, — говорит Хани, вынимая сигарету, и практически с мольбой в глазах смотрит на улыбающегося вампира. — Как-нибудь по-другому достанем медикаменты, я не знаю... поговорю с Юнги или с Хосоком, у кого-то ведь должны быть доступы к ним, особенно у оборотней. А папку... папку я могу стырить, да. Смотри, я заманиваю его в туалет, под предлогом... ну... тем самым предлогом и ворую!
— Хани, — Чонгук смеется, а затем начинает снимать с себя кожанку. — Всё будет хорошо. Не надо ничего воровать, — фыркает и отдает курточку, чтобы стянуть с себя и майку.
В любой другой ситуации, Хани бы засмотрелась, она бы пялилась на тело Чонгука, которое видит впервые. Осмотрела бы каждый изгиб, прочла бы каждую татуировку, любовалась бы мышцами и выступающими венами, даже бы сделала комплимент и смущенно отвернулась, но...
— Будь осторожным, — прижимает к себе чужие, холодные и пахнущие одеколоном вещи, не смотря на владельца. — Пожалуйста, будь осторожным.
Чонгук вынимает с её рта сигарету, делает затяжку и топчет под ногами. Выпускает тонкую струйку дыма, смотря прямо в глаза Хани, и говорит:
— Я уничтожу его так, как Халк уничтожил Локи в Мстителях.
На одну секунду она становится очарованной, не только дерзостью старшего Чона, его видом и настроем, но и своей собственной фразой, которую она говорила Минхо прямо перед соревнованием.
Но Хани тут же просыпается, когда на весь клуб разносится голос Выдры, который требует поприветствовать давно забытого и весьма уважаемого бойца.
— Хватит плеваться пафосом, дубина! Тебя сейчас убить могут!
— Не убьют, — закатывает глаза и ухмыляется. — Смотри и наслаждайся.
Девушка закрывает калитку и удаляется, а Хани подходит максимально близко, напрочь забывая о правилах безопасности. Несмотря на то, что она единственная, кто прилипает к решетке, все зрители смотрят на ринг, где включились прожектора и освещали Чонгука, который поднял руки в качестве приветствия.
— Это что, Джей-Кэй?!
— Он же вроде уже завязал с этим, нет?
— Воу, Джей-Кэй!!!
— Как думаешь, победит?
— Смеешься? Он стал домашней летучей мышью. Ставлю на второго.
— А я на Джей-Кэя. Он ненормальный, вы что, забыли?
— А кто против него?
— Дамы и господа, добро пожаловать на наш не запланированный, но весьма любопытный бой! — говорит в микрофон Выдра, хотя его нигде не видно. — Один из самых известных вампиров решил вернуться, чтобы отыграться, и кого же мы поставим ему в противники? Как думаете? Нашу легенду "Железного Клыка"? Может, "Кровавую Вдову"? Или "Грозного Тигра"?
Зрители начали выкрикивать разные имена и клички. Толком разобрать ничего нельзя было, да и не нужно: Хани всё равно никого не знает. Единственное, что ей сейчас интересно – жизнь Чонгука, который всё еще прогуливался по рингу вразвалочку, посматривая на железные ворота, откуда должен был выйти его соперник.
Что-то у Хани ужасное предчувствие. Чонгук уверен в себе, уверен в своих силах, и она тоже должна быть уверена, но что-то ей не нравится. То количество смерти, что витает в воздухе, запах металической и пропитанной насквозь тяжелой наркотой крови не оставлял в покое, а больная на голову публика больше напоминала канализационных крыс.
— Я вас понял, — смеется Выдра. — Всех и сразу на Джей-Кэя, но у нас так не работает. Я приберегал своего бойца, конечно, на самый последний случай, на что-то сочное, что-то... необыкновенное. Как же хорошо, что к нам пожаловал Джей-Кэй. Итак, поприветствуйте! "Сеульский Цербер".
Трибуны на несколько секунд затихли, и те, кто ставил на Чонгука, начали резко менять решение.
— Эй-эй, — шептала Хани, пытаясь привлечь к себе старшего Чона, но он всё еще стоял к ней спиной. — Ты знаешь, кто это?
— Знаю, — выдыхает и хрустит шеей. — Помнишь, я говорил, что чувствую опасного оборотня?
— О, нет...
Ворота медленно поднимаются под всеобщее ликование. Все кричат, стучат, свистят. Кто-то орет, что сейчас будет мясо, кто-то говорит, что ему жаль Чонгука, а кто-то радуется, что решил сегодня прийти на бой.
Вот и плохое предчувствие оправдало себя.
Когда ворота поднимаются до упора, то на ринг медленными шагами выходит... неожиданно худенький и низкий парень. Кажется, он младше Хани на пару лет, если не на пять. Он вообще совершеннолетний? На нем сплошные царапины и порезы, правая нога перебинтована, он в одних боксерских шортах, тускло-синих и атласных. Волосы скомканные, глаза скрывает челка. Грудь часто вздымается, и он двигается, как будто в трансе.
Ворота опускаются, всё освещение направленно на двух бойцов. Трибуны не утихают, все, как с цепи сорвались.
— Советую отойти, — говорит высокая брюнетка, всё так же рекламно улыбаясь.
Хани хмурится, наблюдая, как та отходит аж до самых зрителей, сцепив руки позади себя.
— Да начнется бой!
Секунда, и тело Цербера почти что впечатывается в клетку совсем недалеко от Хани. Когда... когда Чонгук вообще успел добежать до него, схватить и кинуть?!
Делает несколько шагов назад, наблюдая, как завороженная, за тем, что происходит на ринге.
Парень рычит, кидается обратно на вампира, и успевает схватить Чонгука за шею до того, как тот сможет что-либо сделать. Оборотень сумел одной рукой прижать своего противника к полу, нависнуть над ним и зарычать так, что клетка завибрировала.
Чонгук откидывает его, толкая ногами в живот, и тот подлетает до самого потолка, где хватается за железные прутья. Он дрожит, трясет головой и смотрит на вампира с ненавистью и адской жестокостью. Впервые можно увидеть его глаза, настолько яркие, желтые, настолько... безжизненные, что дыхание сбивается.
Он ведь не контролирует себя. Он ведь может... может в любой момент перейти в режим берсерка.
Чонгук подпрыгивает к нему, сбивает с клетки, но тот успевает ухватиться за руку вампира и утянуть за собой. В полете, Цербер кусает своего противника, царапает, и приземляется так, что вновь оказывается сверху.
В какой-то момент, они начинают драться. Просто драться. Бьют по челюсти, по животу, рычат, отпрыгивают друг от друга и заново сцепляются, как собаки.
Чонгук превышает размером, силой, и он всё больше и больше перестает сдерживать себя. Он источал непревзойденное могущество, он словно использовал только часть своих возможностей, потому что... если он будет сражаться на все сто, то просто убьет соперника.
Хани сглатывает, чувствуя, как сердце буквально останавливается на одну единственную секунду, когда она видит рубиново-красные глаза Чонугка, с узким зрачком и пламенной яростью; когда он прижимает свою жертву к полу, намертво вцепляясь в горло; когда он издает животный рев в лицо оборотня, демонстрируя длинные, острые клыки; когда единственное, что хочется сделать, при виде такого Чонгука – это бежать, далеко и очень быстро.
По телу мурашки, руки трясутся, дыхание учащается, а ноги... ноги будто стали ватными.
Чонгук – вампир. Чонгук может плакать, он может мило смеяться, может восхищаться игрушечной версией ДеЛориана и играть в ДНД за кошко-девочку, но он также вампир, который может убить, который может оторвать голову, для которого такие, как Хани – всего лишь пища.
Почему вдруг стало так страшно?
— И-и-и... Джей-Кэй побеждает!
Чонгук встает с оборотня, который остался жив, который просто лежал и смотрел на своего противника. Но после, первое, что он делает – поднимает взгляд на Хани и застывает, наверняка замечая ужас в её глазах.
Он подходит, довольно медленно, опирается рукой о клетку с другой стороны, чтобы слегка наклониться и внимательно осмотреть своего водителя, но она будто бы зависла.
Да, она всё еще с ума может сходить из-за Чонгука, она всё еще испытывает к нему что-то намного сильнее и мощнее, чем страх, но неожиданное осознание будто бы сковало, заставляя хорошенько задуматься над тем, кто же такой Чон Чонгук.
— Эй, — хрипит он и упирается лбом о свою руку, тяжело дыша. По телу видны слабые царапины, кое-где укусы и пятна от грязи. — Хани. Всё хорошо.
Не может ответить. Крепче сжимает кожанку и майку, смотрит исключительно в красные глаза, дышит ртом и часто моргает.
Отвечай!
— Да. Да, всё... всё...
— Ты, что, испугалась меня? — мягко улыбается и выглядит слегка виноватым.
— Нет.
— Не ври. Я слышу твоё сердце, — выдыхает и облизывает губы. — Хани, ты же понимаешь, что я тебя никогда не трону?
Понимает. Она понимает и верит, но... страх – очень сильная эмоция, и единственное, что может её перебороть, это...
— Хани, — неожиданно нежно обращается Чонгук, и второй рукой слабо сжимает прутья от клетки.
Он ничего не делает, просто смотрит и ждет. Ало-красный постепенно сменяется теплым бордовым, зрачок расширяется и клыки возвращаются к своему прежнему размеру. Чонгук выглядит немного уставшим и потрепанным, но он хочет, чтобы Хани перестала бояться, чтобы Хани пришла в себя, и чтобы она ощутила защиту, но не угрозу.
Она и боится, и восхищается Чонгуком, а это лишь усиливает всепожирающую влюбленность.
— Всё нормально, — прочищает горло и отводит взгляд. — Я немного ошалела.
— Теперь я знаю, как тебя можно напугать, — ухмыляется Чонгук и отталкивается от клетки.
— Ты меня не напугал, вообще нет.
— Уверена?
— Уверена.
Чонгук хотел что-то съязвить, но трибуны вновь загудели, а ведущий попросил направить прожектора на оборотня, который...
...начал превращение.
Хани никогда не видела, как оборотни превращаются, но что-то ей подсказывало, что совсем не так6 как сейчас.
Цербера выгибало, он кричал и рычал. Тело постепенно покрывалось шерстью, конечности увеличивались, сзади вырастал длинный хвост, а лицо приобретало волчьи черты. Он перевернулся, чтобы встать на четыре лапы, а затем и вовсе на задние две, возвышаясь и завершая превращение. Оборотень завыл, громко и протяжно, так, что заглушил всех в зале, включая музыку и ведущего, а затем уставился отравляюще желтым прямо на Чонгука.
— Какого хрена...? — спрашивает старший Чон и тут же становится спиной к Хани.
— Почему он такой огромный?!
— Потому что... потому что его чем-то накачали, — выдыхает вампир.
Цербер сжимает когтистые лапы в кулаки, нервно виляет хвостом и готовится к прыжку.
— Чонгук...
— Отойди.
— ЧОНГУК!
— ОТОЙДИ!
Он отпрыгивает и оборотень влетает в клетку. Встряхивает головой, встает на четыре лапы и поворачивается к Чонгуку, который уже был на другой стороне ринга.
Он не знал, что делать. Он явно устал, он явно был не на том же уровне, что полчаса назад. Чонгуку требовалось немного крови, чтобы возобновить силы, но у него нет возможности - ему нужно сражаться ни на жизнь, а на смерть.
И в этот раз по-серьезному.
Но Хани словно озарило. Не могла молчать, не могла просто смотреть за битвой, ей хотелось хоть как-то помочь!
— ЧОНГУК, ПРЫГАЙ! У НЕГО ОГРАНИЧЕННОЕ ПОЛЕ ЗРЕНИЯ! — кричала, как ни в себя, Хани и бегала вокруг ринга, пытаясь поспеть за старшим Чоном. — СЗАДИ! СПРАВА! НЕТ, НЕ НАДО! НЕ ТУДА!
— Я ЗНАЮ, ЗАКРОЙСЯ! — рычит на неё Чонгук, когда оказывается рядом.
— НЕТ! ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ ЕГО УДАРИТЬ, А НАДО ЗАПУТАТЬ!
— ОТКУДА ТЫ ВООБЩЕ, БЛЯТЬ, ЭТО ЗНАЕШЬ?!
— ЗНАЮ! СЕЙЧАС! НАПРАВЬ ЕГО НА КЛЕТКУ! ДАВАЙ! КАК БЫКА!
— ТЫ МЕШАЕШЬ, БЛЯТЬ!
— ЧЕГО РАЗЛЕГСЯ?! ПОДНИМАЙСЯ!!! ЭТО ОБЫЧНАЯ ЧИХУАХУА! ТЫ СПРАВИШЬСЯ!
— ДА ОТОЙДИ ТЫ ОТ КЛЕТКИ!!!
— ЧОНГУК, СЗАДИ!!!
Чонгук отпрыгивает именно в тот момент, как оборотень рванулся на него, и заново ударился о клетку. Да, вот эта тактика и нужна. Чонгук не сможет его убить, даже покалечить невозможно – он словно непробиваемый, а если еще и накаченный наркотиками, то обезоруженному вампиру остается только играть хитростью.
Старший Чон, на удивление, слушает советы Хани и делает так, чтобы не приближаться к оборотню, поэтому, когда он уже в пятый раз калечит свою голову о стальное препятствие, то смотрит не на Чонгука, а прямо на его болтливого советчика.
Твою ж мать. Всё-таки, тот Чонгук не такой страшный, как это существо.
Цербер рычит и делает еще рывок, только в этот раз пытается сломать клетку и добраться до Хани, но успевает разве что замахнуться. Чонгук хватает его за ногу, тянет назад и с легкостью откидывает в другой конец клетки, так, что она мнется и практически ломается.
— Ты всё еще хочешь здесь быть?! — кричит на Хани и сам подлетает к ней, яростно сжимая челюсть.
— Ты лучше за ним смотри!
— Ты, блять, невыносима!
— Потом обсудим!
Чонгук слышит, как оборотень встает, слабо скуля. Он не собирается сдаваться, в нем столько злости и желания убивать, что если он и закончит с Чонгуком, то не закончит с остальными.
— Заебал, — рычит старший Чон и вновь превращается в того вампира, который всё еще не отпускает сердце Хани.
Они дрались, казалось, бесконечно. То, что было до превращения Цербера, было обычным, любительским боем. Тогда они словно игрались, притворялись, а сейчас... уничтожали друг друга.
И в какой-то момент, Чонгук теряет превосходство, он осекается, потому что он был чист, потому что он не может сражаться бесконечно.
Он не поспевает за движениями и ему прокусывают плечо.
Чонгук кричит, с трудом отталкивает Цербера и хватается рукой за рану. Темная кровь стекает по его телу, он начинает хромать и не замечает, когда ему прокусывают ногу и откидывают к Хани так, словно он был обыкновенным куском мяса. Теперь он не может бегать, не может прыгать, он вообще испытывает дикую боль, невероятную и пылающую, пока Хани...
Пока Хани стоит и смотрит, смотрит и чувствует.
Силу. Силу, злость... чувствует ярость.
— Ты... ты не можешь сдаться, — говорит и садится рядом с Чонгуком, который еле-еле поднимается и облокачивается спиной о клетку. — Нет.
— Хани... заткнись. Мне херово, если ты не заметила, — хмурится и сплевывает кровь, тяжело дыша.
Чонгук в ранах, у него прокушены плечо и нога, он слаб и измотан. Неизвестно, сколько времени ему пришлось биться, сколько сил он потратил, но было ясно, что он не может даже встать на ноги.
— Ай-яй-яй, — раздался голос ведущего. — Вот и пришел конец Джей-Кэя, истинный конец, — противно смеется вместе со зрителями. — Ну, что, Цербер? Кушать подано.
Оборотень встает на четыре лапы и начинает чертовски медленно подходить к Чонгуку. Кое-где клочками вырвана шерсть, хвост слегка потрепало, даже с такого расстояния можно увидеть, что кусок уха оторван. Вся морда красная, исцарапанная, с пасти вытекают слюни, а в глазах голод и жажда.
Чонгук пытается подняться, но не может, он не знает, что делать. Он был не готов.
Как и Хани.
Она смотрит на оборотня, дрожит и часто дышит.
Кто-то посмел тронуть Чонгука.
Кто-то посмел угрожать Чонгуку.
Кто-то посмел поднять палец на Чонгука.
Не нужно даже стараться – она с легкостью проникает в душу Цербера, когда их взгляды сталкиваются. Никакого телесного контакта, никакой концентрации, никакого плана – она просто делает, просто берет то, что внутри, сжимает со всех сил, чувствует волны, энергию, чувствует... страх.
Ты – ничто. Ты умрешь, если сделаешь еще один шаг. Я убью тебя, заставлю сойти с ума, заставлю страдать. Я заберу твою душу и сожру её, если ты хотя бы еще раз посмотришь на Чонгука.
Я прокляну тебя.
Цербер давится страхом, он застывает, скулит, поджимает уши с хвостом и опускается, накрывая лапами голову. Оборотень воет, просит о помощи, мотает головой и плачет. Всё нутро выворачивается, душа мечется, тело трясется, сердце вот-вот остановится, если он не послушается.
Он больше не предоставляет никакой угрозы, но Хани не может остановиться.
Свет мигает, прожектора ломаются и сверкают, зрители попадают под влияние и резко начинают убегать. Цербер пытается спрятаться, он царапает ворота, просится обратно, но даже ведущий не может ничего сказать или сделать.
— Какого... что вообще происходит?
Только голос Чонгука позволяет прийти в себя и резко вцепиться в кулон почерневшей и покрытой вздутыми венами рукой.
Черт возьми... она... не смогла, не сдержалась.
Успокойся.
Вам больше ничего не угрожает.
Очнись.
Чонгуку нужна помощь.
Его нужно отвезти домой.
Ему нужен врач.
Кровь.
Хани!
Свет тухнет, зрители кричат, оборотень воет, а Чонгук вот-вот отключится.
Первое, что нужно сделать – найти документ, иначе всё было зря. Нужно отыскать Выдру.
Хани с трудом вытаскивает Чонгука и усаживает с другой стороны клетки. У него уже закрыты глаза, но он еще дышит. Кровь не останавливается, и... если бы Хани сдержалась, то у неё бы осталось хоть чуть-чуть сил на попытку исцеления.
Нужна помощь. Ей очень нужна помощь.
Выдра наверху. Лестница за барной стойкой.
Спасибо.
Натягивает кожанку Чонгука, комкает майку и засовывает в карман. Нельзя оставлять никаких следов.
Прорывается сквозь толпу, идет наверх, понимая, что даже охранники сбежали. Добирается до небольшого кабинета и врывается в него, замечая Выдру, который просто сидел и смотрел перед собой. Он словно впал в транс, и когда Хани провела рукой перед его глазами, то он никак не среагировал.
Блин, неужели... она случайно его убила?
Нет, сердце стучит. Значит, жив. Плевать, он хотел убить Чонгука, он владелец нелегальных боев без правил, где оборотни и вампиры готовы сожрать друг друга лишь по щелчку пальца. Нельзя оставлять его безнаказанным.
Роется в шубе и находит документы, а затем видит коробку, которую должны были отдать Чонгуку. Хватает всё, что надо, запихивает в кожанку и мчится обратно. Старший Чон всё там же, всё еще живой, и, кажется, раны начинают заживать, но очень-очень медленно.
Так... как бы его поднять?
Надеясь на адреналин, Хани тянет Чонгука на себя и перекидывает руку через плечо. В темноте ужасно сложно передвигаться, особенно в клубе, где она впервые, но у неё всегда есть бестелесный помощник, который направлял.
Выходит на улицу, не замечая никого. Все будто испарились, даже девушка, что стояла на охране, ушла. Только вот...
— Мяу!
Штук десять котов, подняв хвосты, сразу подбегают к Хани, мурча и мяукая. Они буквально не дают пройти, но мешают не специально – всем хочется быть поглаженными и накормленными.
Плохо. Очень плохо. Хорошо, что Чонгук в отключке. Было бы здорово, если бы он ничего не помнил.
Кое-как разогнав котиков, Хани двинулась дальше, кряхтя и хрипя. Чонгук просто невероятно тяжелый, и как она его дотащит аж до машины – непонятно, но нужно постараться, нужно сделать всё, лишь бы доехать домой и обработать ему раны.
Некоторые коты сопровождали аж до авто и разбежались, когда Хани закинула Чонгука на задние сиденья. Сев за руль, пристегнулась, проверила коробку передач и зеркало заднего вида. Никто за ними не шел, значит, всё в порядке, насколько вообще это может быть.
Давит на газ и гонит по городу, нарушая и превышая, но приезжает к дому Чонов через десять минут. Очередные потуги перенести на себе Чонгука к дому заканчиваются успехом, но она оставляет его у дивана – тащить до комнаты, на второй, мать его, этаж она не собирается.
Набирает тазик воды, сгребает полотенца, бинты, спирт с перекисью и иголку с ниткой. Никогда бы не подумала, что будет благодарна Дохену за все его драки, после которых именно ей приходилось ухаживать за ним.
Чонгук без сознания, и как бы сильно она его не била по щекам, то он не реагирует.
Такое ощущение, что Хани делает всё на автомате, хотя руки дрожат, а на кончиках пальцев виднелись следы от черноты. Но это не главное. Главное – привести Чонгука в чувство.
Обработав самые глубокие укусы, зашивает и обматывает бинтом, подмечая, что регенерация всё еще не ускорилась. Влажными полотенцами вытирает тело, даже не думая об интимности момента. Хотелось бы, но не сейчас. Чувства, что бесконечно напоминают о себе, сейчас дают ей возможность полностью позаботиться о Чонгуке.
Но, когда она обмакивает его лицо, замечая несколько шрамов, то не может не застыть за одну единственную секунду.
Чонгук выглядел таким безобидным и таким... милым. Казалось, он вовсе не кидал оборотня, размером с быка, по всей клетке так, будто тот был обычным щеночком. Не этот Чонгук рычал, оголял клыки и был похож на всадника Аппокалипсиса.
Однако, то, что он творил на ринге – ничто, по сравнению с тем, что Хани сделала за одну минуту.
Может, это ему стоит бояться?
Она ведь... хуже вампира, хуже оборотня.
Тебе нужно отдохнуть.
Да... наверное.
Закончив с Чонгуком, тратит остатки усилий на то, чтобы уложить его на диван, а сама садится в соседнее кресло и закуривает. После того, что они пережили, ей можно курить хоть в комнате старшего Чона.
Стряхивая пепел в тазик с водой, Хани подпирает голову рукой и смотрит перед собой, расслабляясь. В голове столько мыслей, столько всего, такой хаос, который сложно привести в порядок. Потрясения, эмоции, новые открытия и...
Сила.
Оказывается, она готова на всё, лишь бы защитить не только Минхо, но и Чонгука?
Все еще в его кожанке, но так не хочется снимать. Вытаскивает документы, коробочку, кидает на стол и пытается лечь на кресле так, чтобы можно было уснуть. Всё еще курит, смотрит на Чонгука, который мирно спал и позволял своему телу лечиться.
Может, лечь рядом? Места достаточно.
И чего это голос молчит? Такое неожиданное предложение, мог бы что-то и сказать.
Плевать. Хани устала, она чертовски сильно устала. Как будто проработала три смены в мастерской, без перерыва. Всё тело ноет, требует отдыха и перезагрузки, и сигаретка не поможет.
Кидает бычок в тазик, выдыхает и свешивает ноги через быльце, пока сама кукожится в углу кресла, обнимая себя. Неожиданно холодно, тускло, мрачно. Остатки ведьмы копошатся, будто требуют продолжить, будто требуют сделать что-то еще, что-то... страшное и ужасное.
Сердце так стучит.
Хани засыпает, но только когда её пальцы касаются кулона.