The Rhythm Of The Night

— Ты завтра идешь на собеседование.

Что, простите?

Хани, с полным ртом сухих завтраков, смотрит на распечатанное объявление, и чудом не давится. Всё еще сонная, может с трудом разобрать, что там написано, но, всё же, решает ознакомиться более подробно.

Требуется няня!

Возраст: от 21 до 30 лет
Требования: Не курящая, не пьющая. Образование педагога или психолога.
Обязанности: сидеть с ребенком, человеком, мальчиком 10-ти лет, минимум трижды в неделю. Забирать со школы, помогать делать уроки, готовить и оставаться на ночь (если понадобится), водить на кружки (фехтование и шахматы), помогать социализироваться и развиваться.

Родители мальчика постоянно на работе. Нам очень нужна ответственная, общительная девушка, которая любит детей и может помочь взаимодействовать с другими детьми. Хорошим бонусом будет творческая личность. Вампир/оборотень/человек – не имеет значения, но, желательно, человек.

Все подробности обсудим во время собеседования.

З/п: 6300$ в месяц + 5$ в час, если девушка остается на ночную смену.

Звоните по указанному номеру и бронируйте встречу.

Так. Сколько? Сколько?!

— Мне надо будет сидеть с сыном императора Японии?

Тетя Сонми не оценивает шутки и всё так же безэмоционально смотрит на свою падчерицу. Могла бы хотя бы улыбнуться, вроде, отличная шутка.

— Ты слышала, что я сказала? Ты завтра идешь на собеседование.

Ясно. Кто-то сегодня не в настроении или встал не с той ноги. Впрочем, ничего нового.

— Ты сейчас прикалываешься, да? — Хани дергает бровью и скептически смотрит на тетю Сонми, которая всё еще стоит рядом, как бы говоря, что либо она соглашается, либо не встает со стола. — Где тут хотя бы один пункт, подходящий под меня? Не считая возраста и того, что я – человек. Нет, конечно, меня очень привлекает зарплата и график, но у меня и так две работы.

Тетя Сонми, кажется, никогда не смотрела на Хани с нежной улыбкой – всегда упреки и жгучая ненависть. Нет-нет, она вовсе не та злая мачеха из детских сказок, но неприязнь к своей недородственнице излучала, наверное, с момента их встречи, о которой они предпочитали не вспоминать при острой необходимости.

— Мне еще раз сказать или ты оглохла?

Глубокий вдох, медленный выдох, ложка сухих завтраков с молоком, сладость которых не помогает успокоиться.

— С чего ты вообще взяла, что я хочу стать няней для какого-то десятилетнего сопляка? Ты забыла моё отношение к детям?

— Я тебя не спрашиваю, — холодно отрезает тетя Сонми. — Либо ты устраиваешься на нормальную работу, либо ты можешь выметаться из моего дома.

Ага. Вот как мы играем.

Нет, правда, сегодня неудачный день для Раков? Хани не понимает, вчера всё было хорошо, она даже не услышала замечания, когда пришла домой в шесть утра.

— Ты так хочешь поссориться за завтраком... обедом? — выдыхает и встает, чтобы сложить посуду в раковину и с привычной усталостью посмотреть в глаза своей как бы маме. — Чем тебя не устраивает то, где я работаю сейчас? Я у тебя вообще денег не прошу последние года два.

— Да, только вот я не вижу, чтобы ты их нормально использовала, — она встает напротив, возвышается, пользуется тем, что выше на целую голову, чтобы еще больше запугать. — Где твои заработки с мастерской? Где? А? Смотри мне в глаза. Я знаю, что ты там лучший механик, и я лично спрашивала у Юнги, сколько ты зарабатываешь. Ты знаешь, что с такими деньгами, ты бы могла уже и машину свою купить, а не ездить на старой развалюхе своего начальника, а?

— Попрошу свою Мицуху Ланс так не называть. Особенно, в её присутствии.

Тетя Сонми тяжело вздыхает и трет глаза. Она очень редко срывалась первой. Обычно, Хани не выдерживает, но сейчас она могла прямо ощутить, что что-то не так, хоть и пытается скрасить всё своими неудачными шуточками.

Подобные конфликты возникали минимум дважды в неделю, и обычно кто-то из них просто покидал квартиру, чтобы не устроить тут апокалипсис. К тому же, соседи всё прекрасно слышат, а тете Сонми, которая работает в отделе продаж SSS, совсем не на руку такие крики со своей падчерицей.

— Ты можешь быть серьезной хоть раз?

— А ты можешь не распоряжаться моими деньгами?

— Нет. Потому что ты не умеешь. Где все твои заработки? Где? Тебе двадцать два года, а ты всё еще живешь со мной, несмотря на то, что пашешь на двух работах!

— И ты еще и хочешь приписать мне третью, да? — фыркает, чем выводит тетю Сонми еще больше.

— Я хочу, чтобы ты, наконец-то, ушла со своей гнойной группы, где из тебя доят деньги! — повышает голос и тыкает пальцем в грудь, пока Хани сглатывает и крепче сжимает края раковины. — Сколько мне тебе еще раз сказать, а? Твой хахаль ни на какой пиар деньги не забирает, он тратит их на себя! Ты не думала, почему это спустя целый год о вас так никто толком и не знает? Я не удивлюсь, если у него на стороне кто-то есть...

— Да какого хрена?! Хватит говорить всякий бред! — не сдерживается, потому что... тетя Сонми переходит черту. У Хани тоже есть терпение. — Не смей оскорблять Дохёна! Ты ничего не знаешь!

Нет-нет-нет, надо держать себя в руках. Нельзя терять контроль, ведь от неё только этого и ждут.

— Что и требовалось доказать, — самодовольно ухмыляется, показывая клыки. — Скажи, с чего ты решила вообще, что он тебя любит?

— Заткнись.

Вырвалось неожиданно, совсем необдуманно, но забирать слова обратно не спешила.

— Не смей так со мной разговаривать, — рычит и приближается почти вплотную. — Ты забываешься каждый раз, когда дело касается этого сопляка Дохена. А я напомню, что все эти годы ты сидишь на моей шее, а не на его. И если бы твой папа не был... если бы я не пообещала ему быть рядом с тобой, то ты бы давно сгнила на улице, или... или вообще закончила бы, как твоя мать.

От возмущения, Хани открывает рот и втягивает в себя воздух, собираясь что-то сказать, но... что? Кроме злости, грусти, кроме сплошного негатива она ничего не чувствует. Словно превратившись в камень, не двигается и смотрит в глаза тети Сонми, которая ничуть не радуется, наоборот, ей будто тоже больно.

— Каждый раз ты так говоришь о моих родителях, будто я всё знаю, и каждый раз на мои просьбы рассказать, ты молчишь, — сжимает челюсти и тяжело дышит, чувствуя, как кровь всё быстрее и быстрее растекается по венам. Тут уже не до шуток – у Хани всё словно трескается.

— Я бы очень хотела тебе рассказать, но когда ты будешь готова, а не когда ты будешь зависеть от вампира-неудачника, который просто манипулирует тобой. Ты не можешь этого увидеть, значит, ты не поймешь и своих родителей, — говорит с такой уверенностью, не стесняется бить по больному, не стесняется буквально уничтожать.

— Дохен – единственный, кто дарит мне любовь, — голос дрожит, как бы она ни пыталась скрыть бушующие эмоции. — Единственный, кто верит в меня, кто готов выслушать меня, кто всегда поддержит, кто понимает меня!

Тетя Сонми мотает головой, поджимает губы и выглядит так... разочаровано. Как будто она только что увидела, как её собственная дочь вкалывает себе в вену самый качественные героин, сидя в какой-то кабинке грязного туалета.

— Ты точно вся в своего отца. Не видишь, что тобою пользуются, что тебя просто околдовали, что из тебя выжимают все соки, лишь бы ты была полезна своему Дохену.

— Мне надоело всё это слушать, — обходит тетю Сонми, желая как можно быстрее отсюда уйти. Ни к чему хорошему этот разговор не приведет.

Но ведь не она тут вампир, не она здесь самая сильная.

— Нет. Ты выслушаешь меня, — тетя Сонми хватает за руку и заставляет посмотреть на себя. — Ты выслушаешь, ты согласишься пойти на это собеседование, потому что я пообещала, что приведу воспитанную, милую, хорошую девочку, — щурится, хмурится, и опускает взгляд. — Ты скроешь все свои татуировки, скроешь этого дракона, — поднимает руку вверх, чтобы показать огромную татуировку, что обвивает от плеча и до кисти, как будто Хани не знает, что она набила два года назад. — Ты скроешь своего василиска, — кивает вниз, на толстую змею, что расползлась от бедра до колена, обвила, шипя, окутанная цветами. — Ты вытащишь все кольца со своих ушей, оденешься в приличный костюм, выглаженную блузку и будешь настоящей девушкой, а не тем, кем ты являешься сейчас. Хрен знает кем. Да если бы твой отец увидел...

— Отец-отец, мать-мать! Да у меня их нет! — вырывает руку с такой силой, что сама тетя Сонми удивляется, не замечает и смотрит на свою ладонь так, будто там только что была бабочка, которая резко упорхнула. — Я. Никуда. Не. Пойду. Меня всё устраивает, всё в моей жизни, и если ты собралась меня выгонять – пожалуйста.

— И где же ты собираешься жить? М? У своего Дохена? — в открытую насмехается, скрещивая руки на груди. Она делает это специально. — Ах да, точно, он же живет прямо в клубе.

— Иди ты нахер.

Может, ей и правда стоит следить за языком, но подобное происходило столько раз, что сама Хани не может пересчитать по пальцам. Тетя Сонми умеет вытягивать наизнанку всё то, что таится внутри, как будто дергает за ниточку.

В этот раз, её грубо хватают за щеки и сжимают с такой силой, что всё лицо начинает болеть. Тетя Сонми, какой бы суровой женщиной ни была, никогда не била, не кусала, не наказывала насилием, но очень любила хватать так, что потом приходилось объяснять, почему так челюсть ноет.

— Хани. Я не выкидываю тебя на улицу только из-за твоего отца. Ты всегда об этом забываешь и испытываешь моё терпение, — монотонно говорит тетя Сонми, внимательно смотря в глаза и не обращая никакого внимания на попытки Хани вырваться. — Я ничего тебе не говорила, когда ты окончила университет на одни тройки, и только из-за меня тебя не выгнали на последнем курсе, когда ты шлялась со своим Дохеном. Я ничего тебе не говорила, когда ты приходила под утро, обкуренная и искусанная, угадай кем? Правильно. Дохеном. Я ничего тебе не говорила, когда ты набила себе татуировки, когда ты начала курить, шляться, я позволяла тебе всё это, — тяжелое и в какой-то мере испуганное дыхание Хани ничуть не отвлекает тетю Сонми, которую явно довели до ручки.

— Мг. Только вот, у тебя просто времени на меня не было, и желания.

Тетя Сонми в очередной раз закрывает глаза, видимо, покрывая очень яркими и красочными матами свою падчерицу.

— Мне надоело, что ты меня не слушаешь. Поэтому, ты принимаешь эту работу. Ты будешь хорошей няней, уяснила? — отпускает и, словно, откидывает Хани, как мусор, подальше от себя. — Скажи спасибо, что я не навещала твоего Дохена всё это время и не снесла ему голову за то, что он с тобой творит.

...

Руки дрожат, она вся дрожит, ни то от злости, ни то от грусти, ни то от раздражения. От всего и сразу. Практически не соображает, что делает – она словно перешла на автопилот и просыпается только тогда, когда небо озаряет молния, а переднее стекло машины накрывает ливень.

Хани моргает несколько раз, смотрит на себя в зеркало заднего вида и вытирает слезы. Прекрасно. И как давно она рыдает? Как давно она вообще в машине? И, главный вопрос, почему по радио играет Джастин Бибер?!

Первым делом переключает станцию на что-то нейтральное. Как, например, новости.

— ...ведьма, которая стояла за убийством детей высокопоставленных чиновников, была найдена в самом центре Сеула. Очередную служительницу темных сил обнаружили прямо за ритуалом! Только вдумайся, Кёнду!

— Да-да! И кто бы мог подумать, что её обнаружит совсем обычная пара, которая просто решила проверить, откуда у них столько тараканов. Хорошо, что парень оказался работником департамента по ловле ведьм, и смог очень вовремя среагировать.

— Уж я-то бы вряд ли смог моментально закрыть дверь и нарисовать на ней целую печать. Парень молодчина.

— Знаешь, у меня тоже пару тараканов бегает. Может, мне тоже стоит всех своих соседей проверить?

— Ты живешь в загородном доме. Единственный твой сосед, от которого могут побежать тараканы – твой мусорник.

Нет, надо переключить. Шуточки ужасные, да и... опять про ведьм. Последнее время, о них что-то уж много говорят.

Но Хани не успевает переключить, так как в последний момент успевает повернуть руль, чтобы какой-то идиот не врезался в неё на повороте. Лучше следить за дорогой.

— ...стоит напомнить главные признаки ведьмы, чтобы люди могли сразу же сообщить в соответствующие органы. Вонхо, зачитаешь?

— Конечно! Хоть их и очень сложно обнаружить, так как они могут скрываться под обычной внешностью красивой, молодой девушки, то обязательно обращайте внимание на: руки, в особенности, ладони, которые чаще всего иссохшие, покрытые вздутыми венами или скрыты перчатками; характерный травяной запах, который можно почувствовать лишь с очень близкого расстояния; черные глаза, где не различить ни зрачка, ни радужки; к ним всегда тянутся кошки, бродячие и домашние; дети их обожают и чувствуют притяжение, которое, на самом деле, обманчиво. Также, не забывайте, что каждая её эмоция транслируется на вас, и не удивляйтесь, если заплачет она, то и заплачут все вокруг. Это признаки очень мощной ведьмы.

— Но самый большой признак – влияние на окружающую среду. Заметили, как вчера обещали яркое солнце, которое с самого утра светило яркими лучами? Гроза и ливень, откуда ни возьмись. А всё из-за чего, а, Вонхо?

— Прямо сейчас ту самую ведьму сжигают в департаменте по ловле ведьм на огромном кострище. Весь её гнев и печаль устремляются прямо в небо, награждая нас молниями и возможным вечерним потопом.

— Но не бойтесь! Город всегда готов к любым проблемам, будь то ведьма или бесконечный ливень.

— Что-то мы заболтались, да, Кёнду? Мы, всё-таки, станция, что вещает музыку, а не только лишь новости.

— Полностью с тобой согласен, Вонхо. Поэтому, ничего лучше "Sisters of the Moon" от Fleetwood Mac не подойдет.

Ну, хотя бы нормальную музыку ставят.

Ненавязчивая, роковая мелодия заполнила машину, тем самым помогая окончательно прийти в себя после сегодняшнего скандала.

Хани никогда не задумывалась над проблемами ведьм в их мире... черт возьми, да она обычный человек, которого окружают вампиры и оборотни, ей не хватало еще одной проблемы! Когда последняя новость, грандиозная и важная, касалась человека?! Не оборотня, не вампира, а человека?

Дождь и вправду был бешеным. Мало того, что уже стемнело, так еще и дворники на стекле не справлялись, поэтому приходилось ехать очень медленно, застревая в пробках. Телефон вибрировал, и Хани знала, что это Дохен. Она опаздывает уже на двадцать минут, а выступление через полчаса. Нужно еще одеться, разогреться...

Скандал с тетей Сонми всё еще мелькает перед глазами, так назойливо, как муха. Но никак нельзя прихлопнуть – словно не уловима. Не хочется портить себе настроение еще больше, не хочется испортить выступление и подвести группу, поэтому, нужно забыть обо всем, а лучше всего поможет стакан ром-колы.

~~~

— Никакой ром-колы.

Блеск. Не хватало еще и запретов от Дохена, который забирает заслуженный Хани стакан алкоголя! Какого черта?! Они сегодня отыграли так хорошо, что все чаевые пойдут прямо в карман группы, так еще и требовали выйти на бис.

Несмотря на такой успех, Дохен всё равно выглядит недовольным. В мелькающем свете и под громкую электронику его бледная кожа и кучерявые, каштановые волосы будто теряются, но вот глаза, которые сверкают светло-голубым, напоминают ночную сову.

— Почему?

— Потому что ты должна завтра пойти на собеседование.

Тетя Сонми, всё-таки, навестила Дохена или что?

— И ты туда же...

— Милая, — рядом садится, как её любят все называть, Сесиль – клавишница с выкрашенными в ярко-зеленый волосами. Поскольку, она тоже была человеком, то чаще всего крутилась именно возле Хани. — Ты ведь не упустишь такую возможность? Такие бабки! Я бы точно не упустила.

— Вот-вот, — кивает Дохен и, как назло, опрокидывает в себя стакан ром-колы, который ведь не подействует на него. — Разве мы не обговорили всё до выступления?

— Я никуда не пойду. Если вы так хотите – сами устраивайтесь.

— Ну-ну, любимая, — Дохен смеется, сверкая клыками, которые ни раз впивались в Хани. — Лучше тебя никто не справится. Думаешь, Сесиль подойдет под роль умной, харизматичный, да еще и любвеобильной матушки?

Вся группа смеется, включая гитариста и барабанщика, близнецов Ли, Тэхо и Соджуна. Как всегда, они быстрее всех наклюкались – кровь оборотня позволяет с невероятной скоростью впитывать любые вредные вещества.

Иногда, Хани очень им завидует.

— Я не знаю. Я не уверена, что смогу найти общий язык с ребенком, — кривится и делает несколько глотков воды, которой ей принес бармен. Хоть что-то.

— Милая, ты же понимаешь, что ты будешь делать это для нас? Для всей нашей группы? — Дохен всё еще не убирает свою обворожительную улыбку с лица, приобнимает и целует в висок. — Ты у меня молодчинка, столько всего делаешь. Без тебя нашей группы бы и не существовало!

— Представляешь, сколько можно будет плакатов напечатать? В какие клубы пойти? Какого менеджера нанять! — с другой стороны мурлычет Сесиль, обдавая своими фруктовыми духами.

— Вы всё еще не можете найти менеджера?

— Последний нас очень сильно наебал, — хмурится Дохен и выпивает еще стакан, только в этот раз вампирского рома. — Я теперь более внимательней присматриваюсь, а это, соответственно, требует больше времени.

— Почему бы не спросить у других групп, которые тут выступают? — предлагает Хани, но её парень кладет на её губки свой указательный палец и мило шикает.

— Не думай за это. Всё на мне. Я обо всем позабочусь, — он гладит по слегка растрепанным, длинным черным волосам и приподнимает за подбородок, чтобы они столкнулись взглядами. — Ты сегодня прекрасно сыграла, любимая, — он целует, и все мысли моментально улетучиваются, когда Хани чувствует его язык.

Возможно, отдаленно, где-то на подкорке, она понимает, что здесь что-то не так, что-то явно не так, но Дохен так хорошо целуется. Он будто заставляет забыть обо всем, будто позволяет расслабиться, довериться, быть только с ним. Он же лучше всех понимает Хани, он дорожит Хани, они столько лет вместе.

Холодные губы могут успокоить, могут помочь сегодняшнему скандалу с тетей Сонми раствориться, как будто ничего и не было. Да, Дохен прекрасен, да, Дохен чудесен, он всегда всё сделает за Хани, всегда поможет, всегда будет любить её такой, какая она...

Всё это иллюзия.

Что за...?

Хани хмурится и с трудом разрывает поцелуй, облизывая губы и тяжело дыша. Дохен смотрит на неё с той же растерянностью, с какой она пытается понять, не показалось ли ей то, что она только что услышала.

Сглатывает, оглядывается по сторонам, надеясь, что ей показалось, что, на самом деле, всё это было не в её голове, что к ней действительно кто-то подошел. Хани была готова и к тете Сонми, которая, превратившись в летучую мышь, парила где-то и направляла электромагнитные волны, но... нет. Здесь так громко, что приходилось иногда повышать голос, чтобы слышать друг друга.

Значит, это то же, что было и раньше? То же, что и тогда?

— Всё хорошо, любимая?

Хани опять смотрит на Дохена, который вопросительно приподнимает бровь. Если бы всё было хорошо, то всё, что было бы в её голове – желание продлить поцелуй, а не прервать его.

— Дохен...

Иллюзия. Иллюзия. Иллюзия.

— Дохен, мне правда нужно выпить, — возможно, говорит слишком напуганно, непривычно напуганно, и все из группы это замечают.

— Нет, ты не должна завтра появляться с перегаром на собесе! — сурово говорит Сесиль, стукая кулаком по стойке. — Ты должна показать себя с лучшей стороны, чтобы тебя приняли!

— А тебя точно примут, я в тебе уверен, — Дохен шепчет и целует в шею, туда, где очень любит кусать. — Представь. Я буду забавляться с очень хорошей нянечкой, — грязно ухмыляется и сразу же целует, не позволяя Хани что-либо ответить.

Ты правда веришь ему?

Нет-нет-нет! Только не снова!

Дохен удивленно, но в то же время удовлетворенно мычит, когда Хани сама лезит к нему на коленки, когда она сама углубляет поцелуй, когда она гладит его шею и сжимает каштановые кудри. Не обращает внимание на то, что сейчас они действительно могут переходить границы на публике, но если ей не позволено пить, если ей не позволено заглушать этот отвратительный голос внутри, то она сама его заткнет с помощью чужого тела.

Какой раз они уже трахаются в этой кабинке? Все стены изрисованы, здесь максимально не стерильно, здесь люди с крышки унитаза втягивают в себя дорожки, а Хани долбят на этом самом толчке.

Ничтожество.

Ты позоришь сама себя.

Лучше бы послушала тетю Сонми.

— Выгнись так, чтобы я мог испить тебя, — хрипит Дохен и тянет за волосы, вызывая боль.

Но всё это цветочки, когда он впивается, когда он пронизывает своими длинными клыками и пьет, пьет, пьет. Стонет, мычит, наслаждается вкусом, при этом ни на секунду не останавливаясь долбиться в Хани.

Но даже подобные ощущения не заглушают то, что заново начало просыпаться.

Тебе ведь это не нравится.

— Дохен...

— Заткнись и дай мне еще.

Хани наклоняет голову влево, чтобы предоставить другую сторону, и... нет на её теле места, где бы Дохен её не кусал. Следы в виде маленьких точек буквально покрывают её шею и руки. Всегда замазывает, всегда скрывает, но Дохен оставляет новые и новые.

Почему у неё сейчас такое ощущение, что это не она им пользуется, а он ею?

— О, Боже, ты такая сладкая, когда твоя кровь не смешивается с алкоголем, — смеется и вновь тянет за волосы. — Стой вот так... я сейчас...

Тебе ведь противно.

Боже, как же жаль, что она не напилась. Сраное собеседование, сраная тетя Сонми, сраный голос в голове!!!

Свет замигал именно тогда, когда Дохен вышел и облил всю голую спину Хани. От лопаток и до самой поясницы, при этом не стесняясь стонать и кричать. Для клуба это вполне себе обыкновенные звуки из туалета, особенно, из мужского.

Ты жалкая.

— Я проведу тебя к машине, доедешь?

В ней вновь включается автопилот. Она кивает, вытирает туалетной бумагой спину, одевается и выходит следом за Дохеном, чтобы сполоснуть рот, умыться и оценить в зеркале, насколько раны глубокие. Большая потеря крови очень сказывается на общем состоянии, в теле ужасная слабость, сонливость практически сразу накрывает с головой, и отсутствие какого-либо оргазма или удовольствия не кажется такой уж и большой проблемой.

Девушки ведь не всегда могут прочувствовать момент.

Ты оправдываешь его, серьезно?

Дохен усаживает за водительское, целует и говорит, чтобы она позвонила завтра после собеседования, и что через три дня у них снова будет концерт в этом же клубе, так что ей лучше не опаздывать. Закрывает дверь и просто уходит обратно, что-то насвистывая и перекидываясь словами с некоторыми посетителями.

Иллюзия.

Если ей не позволено пить, если ей не помог спонтанный секс, то точно спасет сигарета.

Достает с рюкзака пачку вместе с зажигалкой и закуривает, выпуская дым в приоткрытое окно. Почему-то вспоминает, что требуется не курящая девушка. Возможно, по этому пункту она точно пролетит.

Да не только по этому, если так подумать.

Как она вообще туда устроится? И хочет ли она этого? Именно она. Не тетя Сонми, не Дохен, не Сесиль, а именно Хани. Хочет помочь мальчику обрести друга? Направить на верный путь?

Да, конечно. Девушка, которая большую часть своего времени проводит на двух работах, у которой нет никакого опыта в общении с детьми, которая, вообще-то, терпеть детей не может – точно станет примером. Курящая, пьющая, нюхающая, играющая тяжелый рок и зависимая от токсичных отношений со своим парнем-вампиром.

То есть, ты это признаешь?

— Заткнись, пожалуйста, — стонет и стряхивает пепел через дверь машины.

Почему ей не дали выпить? Почему? Почему сигарета не помогает? Нужно найти что-то крепче?

Уже почти четыре утра, осталось меньше двенадцати часов, чтобы выспаться, приодеться, привести себя в порядок и позвонить Юнги, чтобы сообщить, что завтра она не сможет появиться в мастерской. Интересно, как он отреагирует на то, что его лучшая работница решила записаться в няньки? Уволит, узнав о расписании?

Хани обдумывает уже, как будет справляться с тремя работами сразу, а ведь она даже еще не была на собеседовании.

Выкидывает окурок, заводит машину и переключает радио, чтобы держать себя бодрой – хочется спать, хочется есть, и если она не врежется в столб по дороге домой, уснув за рулем, то это будет чудо.

Ты сама позволила ему такое сделать с собой.

Ну это уже начинает конкретно надоедать.

Станция 90.3. "Ностальгия". Наверное, сойдет.

Kiss – I Was Made for Lovin' You, к большому удивлению, помогает отвлечься.

Прошло столько лет с первого раза, когда этот... противный голос, которому Хани даже не хотела давать имени, начал беспокоить её. Когда-то, она даже жила с ним, слушала его, но... тогда всё оборачивалось плачевно. В школе у неё было очень много друзей, как и в университете, но никто и никогда не знал, что на самом деле творится у неё в голове.

Но, наверное, если бы у неё и была какая-то серьезная болезнь, то присутствовали и другие симптомы. Кашель, например.

На удивление, пока она едет домой, то никакого голоса в голове нет. Всё, что звучит в машине – гитара, барабаны и чудесные голоса Пола Стэнли и Джина Симмонса, под которые Хани даже решает немного подпеть.

Музыка – лучшее, что с ней случалось. Музыка была первой, кто помог научиться понижать громкость внутреннего голоса до нуля, причем довольно быстро.

И всё благодаря кассетам и виниловым пластинкам, что остались после отца. Точнее, это всё, что он передал Хани, одну лишь музыку. Как будто он о чем-то знал...

Сколько музыки было прослушано! Сколько Хани играла на скрипке, пробовалась на флейте, тренировалась на пианино, но ничего так не покорило её, как грубый, резкий, звонкий звук гитары. Такой громкий, такой разрывающий, такой стремительный, как будто это сама Хани кричит, как будто она со всех сил пытается сделать так, чтобы её услышали все, абсолютно все.

Даже родители на том свете.

Но как только она познакомилась с Дохеном, то он показал ей новый способ. Алкоголь, сигареты, травка. Он знал, что у Хани что-то не так, что она не такая, как остальные, что у неё "не все дома", но Дохен всё равно не отвернулся, он остался, он протянул руку помощи и показал, что может помочь оставаться ей в тишине. Он дарил ту любовь, которой не было от тети Сонми.

До недавних пор. Пока голос не начал реагировать и на него.

Почему? Почему он был таким громким именно сегодня? Неужели из-за тети Сонми? Из-за того, что они заговорили о родителях? Из-за того, что они коснулись какой-то... точки?

Не замечает, как доезжает домой. Если бы в ней осталось немного больше крови, то она бы, наверное, смогла прокатиться по ночному Сеулу, но... Дохен сегодня был особенно ненасытным.

И ей это не нравилось.

Дома никого. Пусто. Тихо. Тетя Сонми, как обычно, работает сверхурочно. Хани не сильно интересуется, что происходит в мире, но слышала, что, вроде, их начальник не появлялся уже как полгода, и всё в компании идет, мягко говоря, по пизде.

Как бы Хани не хотела ненавидеть тетю Сонми за то, что она срывается, за то, что очень строга, сурова, что никогда не была ей ни матерью, ни отцом, ни сестрой – никем, она всё равно всегда работала ради того, чтобы обеспечить свою падчерицу. Нельзя отрицать её заботы, но также невозможно простить, что она молчит, что она не рассказывает о родителях ровным счетом ничего.

Нет, не нужно забивать себе голову ненужными вещами.

На кухонном столе всё еще лежит распечатанное объявление. Такое ощущение, что тетя Сонми специально оставила его, и, будем честны, она знает Хани, как облупленную, поэтому она подошла и взяла его в руки.

"Родители мальчика постоянно на работе". Почему такое ощущение, что она уже его понимает? Не видеть своих родителей это практически то же, что и не иметь их вообще. Разве не так?

Почему вообще она думает об этом? Не плевать, с кем она будет решать математику?

Не плевать.

Замечательно, черт возьми.

~~~

— Прошу, присаживайтесь.

Если это отец мальчика, то Хани резко передумала, и да простит её Дохен, но перед таким солидным мужчиной сложно устоять. В таком костюме, с такой укладкой, с такими очаровательными ямочками и острыми клыками!

Хани очень редко пускала слюни на кого-либо. В мастерской, у неё всегда было много мужчин на работе, будь то вампир, оборотень или просто человек. К ним приезжали и на Бентли, и на Хонде, и на мотоциклах, да и практически все её сотрудники – мужчины разной масти и вида. В клубе тоже своих красавчиков хватало.

Но этот мужчина, это... мужчина!

И почему внутренний голос так резко затих? Всю ночь спать не давал, а здесь перешел в режим мьюта?

— Спасибо, — отвечает Хани, улыбается обворожительной улыбкой и садится на указанный стульчик.

Хорошо, что она надела белую блузку с длинными рукавами, вязаную в черно-белый ромбик жилетку, черные, обтягивающие джинсы и низкие конверсы того же цвета. Не видно никаких татуировок, она правда выглядит, как очень приличная девушка, которая и не знает, что такое марихуана.

— Итак, Со Хани, верно? Меня зовут Ким Намджун, — где-то она это имя уже слышала. — Насколько я помню, то Вы – приемная дочь у... Пак Сонми, верно?

— Да.

— Мг, отлично. То есть, не отлично, что Вы – приёмная дочь... в общем, надеюсь, вы поняли, — он закатывает глаза и устало трет переносицу. Он довольно милый.

Почему-то захотелось сбавить напряжение, учитывая, что оно возникло из-за биографии Хани.

— Всё в порядке! Я понимаю, что такое заработаться и не разбирать, что написано перед глазами, — машет рукой, на что Намджун как-то удивленно улыбается.

— Не могли бы Вы немного рассказать о себе? — открывает папку, где были вложены все документы, принадлежавшие Хани.

— Что ж... Как Вы поняли, родителей у меня нет, да, — жмет плечами, и, видно, что Намджун пытается сдержать смешок. — Я живу с тетей Сонми. Работаю на двух работах: механик в мастерской и..., — Хани вспоминает, что тетя Сонми пригрозила ей не упоминать "нищебродный клуб", — гитаристом в разных заведениях. Приличных заведениях. Выучилась на учителя музыки, но, хочу отметить, что я практически вылетела на третьем и четвертом курсах, но смогла дожать до окончания и получить диплом. Думаю, по моим оценкам видно, — кивает и указывает пальчиком на документ, который держит слегка пораженный услышанным Намджун. — Вообще, моя мечта – продвинуться на серьезную сцену, как вокалист. Творческая ли я личность? Да. Умею ли я готовить? Верно. Ведь, как Вы знаете, моя тетя Сонми – вампир, а вы, вампиры, такие себе повара. Ладно, простите, я просто немного нервничаю, поэтому болтаю много лишнего и...

На удивление, Намджун засмеялся, прикладывая кулачок ко рту, после чего он прочистил горло и мотнул головой.

— Всё в порядке. Вы мне очень напоминаете кое-кого. Я всё понимаю. Вы сказали, что Вы работаете механиком?

— Да.

— Каким образом такую творческую и молодую девушку, с трудом получившую диплом учителя музыки, занесло в мастерскую? — Намджун выглядел очень заинтересованным, поэтому отложил документы и откинулся на спинку стула, внимательно смотря на Хани. Было такое ощущение, что он словно наслаждался беседой.

— Ну... я с детства интересовалась машинами. Только не смейтесь, но у меня есть небольшая коллекция, знаете, маленьких таких машинок. На первом курсе, я как-то шла с университета и увидела объявление, что требуется механик. Обещали обучить всему за небольшую плату, а мне было так скучно в университете, что я согласилась, — жмет плечами, но не хочет говорить, что на самом деле её подтолкнуло то, что иногда не затыкается в её голове. — Собственно, как я и пришла на это собеседование, я тогда пришла к моему начальнику, Мин Юнги. Я очень хотела, но, конечно же, была готова, что меня пошлют куда подальше... кхм, извините.

— Всё в порядке, — повторяет Намджун, всё так же с любопытством и легким удивлением смотря на Хани. — И он Вас, в итоге, взял?

— Да! Представляете? Я всё еще в шоке. Он всему меня обучил, а потом... всё так хорошо пошло, что я решила оставить это, как подработку. Но не думайте, что я какой-то Илон Маск, который может сделать свой Тесла-мобиль...

— Мне и не нужно, чтобы Вы были Илоном Маском, — смеется Намджун и, облизнув губы, возвращается к документам. — Признаться, я поражен, что такая, как Вы, пришли на такое собеседование, как это. Я... прошу прощения, если вопрос слишком личный, но... что случилось с Вашими родителями?

Хани пытается не показывать, что её задел вопрос. Не так задел, как мог бы, но всё равно ей не хотелось вспоминать. Они редко вспоминают маму и папу с тетей Сонми, а здесь её спрашивает незнакомый, хоть и симпатичный, Намджун.

— Вы можете не отвечать. Я понимаю, что для вас это может быть... болезненной темой, — он улыбнулся с сочувствием.

— Дело в том, что я не знаю, — совершенно спокойно жмет плечами. — Тетя Сонми занимается мной с самого детства. Всё, что она мне говорила – и мама, и папа погибли.

— Я действительно прошу прощения и очень Вам соболезную.

— Не переживайте, я понимаю, что всем интересно.

Намджун поджал губы и тяжело вздохнул. Он вернулся к документам, просматривая их словно сквозь пальцы. Он не читал, он явно думал о чем-то другом. Затем, сложил все бумаги обратно в папку закрыл её и снял очки.

— Раз уж Вы решили говорить на чистоту, что, между прочим, очень мне понравилось..., — кивнул Намджун. — До Вас у меня уже было десять девушек и женщин, даже пришел один парень, работающий в детском саду на неполную ставку. Все были лучше Вас по документам, — смотрит прямо в глаза, как будто пытается прочитать, что же сейчас за эмоция проскочит на лице у Хани. Но она совсем не удивлена. — У четверых было даже два образования, а одна женщина занимается детьми вот уже двадцать лет, и имеет очень высокий рейтинг.

— Вы мстите за то, что я несправедливо оценила Ваши кулинарные способности?

Намджун прыскает и наклоняет голову. Может, он не возьмет её на работу, но точно запомнит молодого стенд-ап комика. В любом случае, Хани легче, когда она слышит смех, ей правда будет не так сложно перенести отказ. Даже не пугает то, что тетя Сонми выгонит из дома.

Слишком она уж спокойная.

— Вы полностью правы. Вампиры готовят отвратительно, особенно человеческую еду. Но я не об этом, — он мотает головой и тяжело вздыхает. Пальцами теребит оправу от очков, думая, пока сама Хани пытается вспомнить, где же она его, всё-таки, видела. — Я никому еще не говорил, чей ребенок будет у Вас на попечении.

— Стоп. То есть, не Ваш?

Намджун хмурится, а затем продолговато мычит.

— Отчасти, я могу назвать его своим ребенком, но, разве что, душевно.

— Вы совсем меня запутали.

— Хани, Вы знаете, кто такой Чон Чонгук?

Чон Чонгук? Чон Чонгук. Тоже очень знакомое имя. Более знакомое, чем Ким Намджун.

Хани напрягает все свои извилины, кривится и пытается вспомнить, кто же такой Чон Чонгук, и когда перед глазами всплывают тонны заголовков статей, которые маячили полгода назад по всему интернету, она щелкает пальцами и кивает. Но прежде, чем ответить – она даже рот открыла и набрала воздуха – то зависает, понимая, к чему конкретно клонит Намджун.

Быть того не может.

— Вы же, — она хихикает, как будто бы ей только что рассказали уж очень смешной анекдот, — Вы же не хотите сказать, что тот десятилетний мальчик в объявлении – это сын Чон Чонгука?

— Ставлю Вам +1 за такую быструю догадку, — с совершенно невинной улыбкой отвечает Намджун и кивает.

Быть того не может!

Смех моментально исчезает, а сама Хани аж по-другому усаживается на стуле, выравниваясь. Отдаленно, она даже начинает вспоминать, кто перед ней сидит.

Как она вообще могла такое забыть?! Ким Намджун – главный помощник Чон Чонгука, владельца компании по спорткарам! Да она на эти машины молится вместе с Юнги!!!

Позор ей. Позор до конца жизни.

— Я действительно очень извиняюсь перед Вами за то, что не узнала Вас.

— Нет-нет, так даже лучше, — он по-доброму ухмыляется и заново надевает очки. — Я уверен, Вы теперь совсем по-другому смотрите на вакансию?

— Не то, чтобы... Ну... немного, в общем, да.

— Вас это отталкивает?

— Я... я просто... я не ожидала, что буду няней у Чон Минхо. То есть, я ведь не профессионал, — серьезно смотрит на Намджуна, который мягко улыбается. — Я ведь не работаю в садике, я, вообще-то, курю, и прямо сейчас я очень хочу пропустить сигаретку, — теперь же он заново смеется. Хоть кому-то здесь весело.

— Нам не нужен профессионал. Нам нужен тот, кто поймет Минхо.

— Я еще и пью.

— Вы вообще не похожи на алкоголика, — фыркает и как будто видит Хани насквозь.

— Я не хочу напортачить с Минхо, который потерял мать в очень страшной аварии, — сглатывает Хани, чувствуя столько ответственности, словно она уже в ответе за мальчика. — Я уверена, что, по-Вашему, я отличный вариант, потому что у меня тоже нет родителей, но... поймите, моя тетя Сонми не показала пример хорошей, настоящей семьи. Я не знаю, что это такое, — горько ухмыляется, на секунду забывая, что она на довольно серьезном собеседовании.

Намджун щурится, тяжело вздыхает и вновь выглядит очень виноватым, как будто это он пришел на рабочее интервью, а не наоборот. Если присмотреться, то как для вампира, к тому же, солидного вампира, он выглядел чертовски устало, как будто не пил кровь три дня подряд.

— Вы... как я и сказал, напоминаете мне кое-кого в молодости. И я это говорю не просто так. Поэтому я и считаю, что лучше кандидата не найду, — отвечает без капельки иронии, абсолютно искренне, и такое откровение и смущает, и радует, и шокирует Хани. — Хотел бы я сказать, что, возможно, делаю ошибку, но даже этого сказать не могу. Ошибкой будет не взять Вас.

Если даже вышесказанное не действует, то Хани уже готова признаться в том, что раз в полгода употребляет запрещенные вещества, но... не может.

Как только она узнала, что это Чон Минхо, то всё словно перевернулось вверх дном. Поэтому она не помнит Чон Чонгука, не помнит Ким Намджуна, и даже несчастную Чон Лиа. Она помнит Минхо, потому что, читая новости, первое, что она почувствовала, была ужасная грусть, сожаление и... понимание.

И если ему ищут няню, то Чон Чонгук не справляется с работой быть отцом.

— Тогда... моей ошибкой будет не согласиться.

На лице у Намджуна расцветает улыбка, полная облегчения, а в голове Хани слышит довольную ухмылку, и внезапно понимает, что совершенно забыла истинные намерения получить эту работу.

______________

Если вы хотите прочитать на главу раньше - подписывайтесь на мой патрон: https://www.patreon.com/teapurple

Весь визуал в тг-канале: https://t.me/+5yVVDxya0Pw4ZDAy